Интуиция и творчество. Стадии творческого процесса

Многие люди, включая и самих психологов, воспринимают интуицию и научное творчество как синонимы[1]'. Своим происхождением это представление в значительной мере обязано самоотчетам ученых, в которых зафиксированы их собственные переживания творческого акта. Вот как передает свои впечатления К. Гаусс: "Решение одной арифметической задачи, над которой я бился несколько лет, пришло, наконец, два дня назад не благодаря моим мучительным усилиям, а благодаря благоволению Бога. Решение пришло как неожиданный проблеск молнии. Я не могу сказать, какова та ведущая ступенька, которая соединила мои прежние знания с тем, что сделало возможным этот мой успех" (цит. по: Родный, 1975). Сходные наблюдения описаны А. Пуанкаре, Ж. Адамаром, М. Планком и многими другими учеными, удивленными и заинтригованными внезапными и, казалось бы, не зависящими от сознательной работы решениями занимавших их проблем.

Основываясь на этих, а также многих других "свидетельских показаниях", Г. Уоллас в 1926 г. предложил свою теорию творческого решения научных и изобретательских задач, в котором он выделил 4 стадии: подготовка, инкубация (или созревание), озарение, верификация (проверка полученного решения) (Wallas, 1926). Аналогичные стадии были описаны и другими исследователями творческого мышления в науке.

На стадии подготовки происходит сознательное изучение условий решаемой задачи, выдвигаются и проверяются различные версии относительно стратегии и тактики ее решения. Все это, по мысли Уолласа, проделывается на основе уже имеющихся знаний и с использованием знакомых приемов, успешно применявшихся ранее в похожих ситуациях. Если в результате этого находится требуемое решение, то такая задача, равно как и процесс ее решения, не считаются, по мнению Уолласа, творческими, так как представляют собой модификацию уже известного материала и способов оперирования с ним. Если же желаемый результат не достигается, то процесс переходит на следующую стадию - инкубации, на которой происходит не контролируемое сознанием вызревание нужного решения. Внешне это выглядит так, что ученый откладывает в сторону неподдающуюся проблему и переключается на другие дела, в то время как в его бессознательном продолжается дальнейшее соединение и перегруппировка идей, т. е. неосознаваемый мыслительный процесс, приводящий в конце концов к озарению - допуску в сознание той комбинации, которая может оказаться полезной для решения задачи. И, наконец, сущность последней стадии - верификации - состоит в проверке соответствия найденного решения критериям логики и рациональности, а также в восстановлении (или конструировании) цепи возможных рассуждений, которые должны убедить других ученых в правомерности полученных выводов.

Вот это озарение, наступающее вслед за инкубацией, и есть интуиция - непосредственное усмотрение истины, казалось бы, без всяких логических обоснований. Именно таким, непонятно откуда взявшимся, решение выступает для самого ученого. Ведь его сознанию дан лишь результат, тогда как пути его получения скрыты где-то в глубинах психики. Многие исследователи ставят знак равенства между интуицией и творчеством в науке. При этом интуитивный творческий акт рассматривается как бессознательный, иррациональный (не подчиняющийся обычной логике и рациональности), спонтанный и не обусловленный прошлым опытом.

Представление об интуитивном решении как ключевом звене творческого процесса дало толчок огромному количеству экспериментальных исследований. Классическая процедура эксперимента по изучению мышления, до сих пор применяемая в подобных ситуациях, была разработана школой гештальтпсихологии [2]. Особый тип задач, при действии с которыми можно наблюдать эффект внезапного решения - озарения, инсайта, стал называться Дункеровскими задачами, по имени одного из представителей этой школы, занимавшегося проблемой мышления.

С легкой руки гештальтистов лабораторный (т. е. проводившийся в искусственно созданных условиях на особом предметном материале) эксперимент по решению проблемных задач стал на долгие годы основной моделью для изучения творческого, в том числе и научного, мышления. Испытуемому предлагалось разрешить некоторую проблемную ситуацию. Свои рассуждения он должен был проводить вслух, чтобы экспериментатор мог фиксировать ход решения, при необходимости задавать наводящие вопросы или давать подсказку, следя за тем, как она используется в дальнейшем. Считалось, что подобная организация эксперимента позволяет выделить и проанализировать в "чистом" виде процесс разрешения проблемных ситуаций, аналогичный таковому в научной деятельности.

Гештальтпсихология пыталась объяснить решение творческой задачи внезапной перестройкой восприятия проблемной ситуации, ее "переструктурированием", выделением в ней новых связей, сменой акцентов, однако все это не снимало главного вопроса - почему происходит такое переструктурирование и как оно осуществляется.

Для объяснения феномена озарения А. Кёстлером была выдвинута теория бисоциации (Koestler, 1964). Он полагал, что механизмом продуктивного мышления является соединение двух далеких, разнородных идей, относящихся к разным областям знания или опыта. Этим оно отличается от репродуктивного мышления, в основе которого лежит ассоциация или объединение сходных, близких элементов опыта. Работа бессознательного как раз и заключается в бисоциации, т. е. образовании новых комбинаций идей, которые затем проверяются бессознательным. Потенциально полезные комбинации допускаются в сознание в форме озарения.

Точка зрения, согласно которой творческое научное мышление приравнивается к интуиции, а последняя противопоставляется "обычному" мышлению, вызывает у многих оправданный скептицизм. Существует множество фактов, заставляющих сомневаться в абсолютном характере признаков, приписываемых интуиции, и их принципиальном отличии от характеристик рационального, рассудочного мышления.

Во-первых, решение, пришедшее как интуитивная догадка, впоследствии подвергается проверке и доказывается (или опровергается) с помощью традиционных логических или опытных средств. Это означает, что оно в принципе могло быть получено путем традиционных рассуждений или, во всяком случае, не находится с ними в непримиримом антагонизме. Кстати, история науки содержит немало легенд об озарениях, приведших к гениальным научным открытиям, но она умалчивает о тех эпизодах (которых куда больше), когда та же интуиция заводила исследователей в тупик, приводила к ложному результату.

Вынося свое научное достижение на суд коллег, любой современный здравомыслящий ученый не оставит его без доказательств, ссылаясь на то, что получено оно было бессознательно, посредством озарения. Интуитивное прозрение является фактом его личного опыта и переживания, но для того, чтобы войти в сокровищницу научного знания, ученый должен снабдить свой результат хотя бы минимальной аргументацией или опытной проверкой.

Во-вторых, представление о спонтанности интуитивных решений явно преувеличено. Н. Майер продемонстрировал роль скрытой подсказки: около половины испытуемых, решивших задачу вскоре после такой подсказки, не могли потом объяснить, что подтолкнуло их к этому решению. Однако эффективность подсказки - и это убедительно показано в многочисленных экспериментах - напрямую зависит от того, на какой стадии взаимодействия с проблемой находится испытуемый. На начальных этапах обдумывания задачи подсказка редко помогает в ее решении. Наибольшим эффектом обладает подсказка, полученная в тот момент, когда испытуемый перебрал основные варианты решения и находится в затруднении относительно дальнейшего пути. Именно ощущение "тупика" либо заставляет человека совсем отказаться от этих попыток, либо активизирует все более далекие от решаемой проблемы слои опыта, по мере того как использование близких смысловых содержаний (понятий, образов, аналогий) не приводит к желаемому эффекту. Так что интуитивное решение, так же как и рациональное, широко использует поступающую извне информацию или извлекает ее из тайников памяти, хотя и не осознает источника этой информации.

В-третьих, по мнению некоторых "интуитивистов", систематические знания и навыки, богатый опыт решения типовых задач, имеющиеся у человека, мешают, а не помогают в поиске решения, так как не дают возможности взглянуть на проблему свежим, непредвзятым взглядом. Однако это справедливо лишь для очень узкого круга ситуаций, когда, например, внешнее сходство задач лишь маскирует их различие. Доводя же этот вывод до логического конца, следовало бы признать, что в таком случае наибольший вклад в науку должны вносить ученые, не являющиеся специалистами в данной области знания: философы в математику, физики в биологию и т. п. Между тем известно, что человеку, не имеющему детального предметно-специфического знания, например биологу, вздумавшему "смаху" решить одну из проблем современной физики, не удастся это сделать. В лучшем случае он додумается до тех идей, которые уже давно существуют в данной дисциплине, в худшем - до тех, которые были давным-давно отвергнуты ею как несостоятельные. Потребуются годы кропотливого труда и постижения азов и премудростей физического знания, прежде чем такой биолог имеет шанс превратиться в специалиста, действительно сочетающего в себе преимущества полидисциплинарного взгляда на мир и научные проблемы.

Что касается решения задачи, то вполне естественно, что человек начинает его с апелляции к уже имеющемуся опыту: во многих ситуациях он достигает успеха таким путем и экономит время.

Творческому мышлению мешает не прошлый опыт как таковой, а ограниченное число выдвигаемых стратегий решения, фиксация на неперспективных стратегиях, жесткость стереотипов, зажатость в оковах привычных схем и способов мышления, неспособность или нежелание выйти за их пределы. Но для того, чтобы испытуемый сразу отказался от выдвижения наиболее очевидных гипотез и начал с более смелых и продуктивных, иногда достаточно простого указания на то, что задача "творческая" или что она "с подвохом".

В-четвертых, справедливо отмечается, что в реальной деятельности ученого выдвижение и формулировка проблемы является не менее, если не более важным элементом творческого процесса. Хорошо сформулированный, корректно поставленный вопрос в самом себе содержит определенную подсказку для поиска ответа. Между тем мыслительные механизмы, ответственные за этот процесс, почти не исследовались, и до недавнего времени этап постановки проблемы даже не рассматривался в качестве одной из стадий творческого процесса.

Наконец, последнее, но главное соображение состоит в том, что, объясняя один феномен - творческое мышление - через другой, столь же мало изученный - интуицию, и вдобавок провозглашая его бессознательный характер, исследователи не сильно продвигаются в их понимании.

Сейчас, пожалуй, никто не станет оспаривать тот факт, что в ряде случаев решение проблемы может приходить к человеку как мгновенное "схватывание" ситуации без осознания путей его получения. Однако заявления типа "в научном мышлении главная роль принадлежит интуиции" на самом деле являются квазиобъяснениями, так как ничего не проясняют по существу, а лишь подменяют одно неопределенное понятие другим. Можно вводить какие угодно новые термины - интуиция, озарение, непосредственное усмотрение и др., но до тех пор пока не будет раскрыто, что за ними скрывается, какие психологические процессы лежат в их основании, все они так и останутся описательными, а не объяснительными категориями.

Одно из толкований механизма интуиции сводится к тому, что операции, посредством которых осуществляется интуитивное решение, тождественны операциям сознательного мышления. Иными словами, и озарение, и рациональное мышление - суть умозаключения, но в первом случае они протекают как бы за ширмой" бессознательного, тогда как во втором случае они доступны контролю. Но тогда надо ответить на вопрос: почему скрытые от сознания процессы являются более продуктивными и что делает их таковыми?

Есть и иное мнение, что в интуитивном решении принимают участие другие механизмы, нежели те, на которых строится формально-логический поиск решения. Уже встречаются попытки экспериментального изучения и научного объяснения природы творческого мышления, которые должны ответить на вопросы, что происходит в психике человека, решающего творческую задачу, откуда берется материал для ее решения, почему оно не осознается.

Пожалуй, один из наиболее плодотворных подходов к изучению творчества и интуиции разрабатывается отечественным психологом Я. А. Пономаревым (Пономарев, 1987). В его основании лежат следующие положения.Как известно, у взрослого человека разные уровни мышления (наглядно-действенное, наглядно-образное и словесно-логическое), соответствующие стадиям развития в онтогенезе, сосуществуют, однако господствующим типом мышления является словесно-логическое. Его отличительной характеристикой является замена действий с реальными объектами действиями с моделями, знаками, символами, понятиями. На этом уровне мышления человек четко осознает свои действия и отделяет их от объекта, т. е. превращает в сознательно контролируемые операции.

Использование знаков, символов, понятий дает человеку колоссальные преимущества как в познании мира, так и в овладении новыми формами поведения. Однако за эти преимущества приходится расплачиваться подавлением способности к наглядно-действенному и образному мышлению, "потерей" конкретного объекта, "забвением" тех его свойств, которые кажутся несущественными для нас, привыкших использовать его определенным образом.

Психологическим механизмом творческого мышления, по мысли Пономарева, является переход от действий с моделями, знаками к действиям с образами объектов, т. е. спуск на более низкие ступени мышления, где осознается результат, но не средства его достижения. "Фаза интуитивного решения Наступает в случае, если на предшествующей фазе обнаруживается неадекватность готовых логических программ, недостаточность произвольно привлекаемых в качестве средств и способов решения всякого рода знаний, умений, навыков, создающих неверный исходный замысел. Когда исчерпаны все произвольно доступные знания, но задача еще не решена, "подсказать" ее решение может только "объективная логика", в простейшем случае сами вещи" (Пономарев, 1987, с. 10).

"Подключение" к процессу решения задачи других уровней действия не отменяет логического, рационального мышления, но дополняет его воображением, образным мышлением и, следовательно, новым содержанием. Иными словами, человек в поисках решения проблемы должен "спуститься" с вершин абстрактно-логических рассуждений и хоть немного приблизиться к образной, натуралистической картине мира. Он должен допустить в свое мышление наряду с общими категориями, формулами и т. п. более конкретные понятия, представления, образы, имеющиеся в его опыте. В ряде случаев этот опыт может быть неосознаваемым - и тогда мы говорим об интуитивном решении, интуитивном лишь в том смысле, что человек не осознает, откуда у него взялись средства для отыскания ответа на задачу. Как говорил Эркюль Пуаро, герой романов Агаты Кристи, "за интуицией всегда стоит какой-то факт, все дело в том, чтобы суметь его обнаружить".

Каждый индивид имеет в своем багаже огромные запасы неосознаваемого опыта. Его еще называют латентным, т. е. неявным, скрытым опытом. Из внешнего мира постоянно поступает поток впечатлений, одни из них ясно осознаются, другие воспринимаются менее четко, третьи, видимо, вообще не доходят до сознания, хотя и фиксируются на каких-то уровнях психики и сохраняются в памяти. Человек, поглощенный каким-либо делом, часто впоследствии не может вспомнить, что происходило вокруг него в это время. Что же, он ничего не видел и не слышал? И видел, и слышал, и одновременно не воспринимал доходившие до его органов чувств сигналы, так как не направлял на них фокус своего сознания.

В некоторых случаях эта "слепота" и "глухота" бывает еще более полной, так что требуются специальные приемы (например, гипноз), чтобы обнаружить, что следы события на самом деле хранятся где-то в глубинах памяти. Вот из этих-то глубин и черпает ученый те знания, образы, средства, которые, актуализируясь в определенных условиях, помогают ему решить задачу.

Из этого следует по крайней мере один важный вывод: тот, кто хочет развивать в себе интуицию, творческие способности, не должен бояться выходить за пределы своей области деятельности; ему следует умножать свой жизненный опыт в разных сферах жизни, впитывать разнообразные впечатления, искать новые формы отношений с миром и поведения в нем. Вот почему говорят, что случай в науке благоволит подготовленному, т. е. тому, кто держит глаза и ум постоянно открытыми, ибо никогда не известно, откуда может прийти нужная подсказка.

Иногда необходимый эффект может принести и переключение с одной деятельности или с одной проблемы на другую. Именно делая что-то малопривычное, человек имеет больше шансов натолкнуться на интуитивное решение.

Таким образом, и Дункер, и Кёстлер, и Пономарев, да и другие исследователи творческой интуиции сходятся в том, что в основе ее лежит когда-то пережитый опыт индивида: новая комбинация или необычное использование воспоминаний, впечатлений, идей, вычитанных фактов, по каким-либо причинам недоступных сознанию индивида, но хранящихся в тайниках психики, образующих область подсознательного[3].

Свое объяснение роли неосознаваемых компонентов творческой мысли предлагает М. Г. Ярошевский. По его мнению, одного только прошлого опыта для получения нового научного результата недостаточно. Впечатления прошлого - это лишь кирпичи, из которых можно выстроить и светлую башню, и темный подвал. Для того чтобы объединить эти элементы прошлого опыта в нечто целостное, продуктивное, отвечающее поставленной проблеме, необходим замысел и план "строительства". Таким планом является также не осознаваемая ученым модель будущего, образ желаемого результата, который был назван "над-сознательным" (Ярошевский, 1978).

Будучи погруженным в жизнь науки и научного сообщества, ученый, сам того не осознавая, улавливает едва только намечающиеся в них тенденции движения знания, назревшие противоречия, изменения категориальных структур научной дисциплины, которые влияют на ход его собственных мыслей. Это как слабый сигнал извне - "решение надо искать в таком-то направлении". Поиск ученого всегда направляется этими надсознательными импульсами, т. е. подчиняется воспринимаемой субъектом логике развития научного знания. Эта логика может быть воспринята им неадекватно, и тогда она приведет его в тупик, но если он верно почувствует назревающие в ней перемены, то сможет получить действительно выдающийся результат.

Ученому, чутко воспринимающему и реагирующему на изменения в предметном содержании своей дисциплины, может казаться, что направления и способы продвижения в разработке проблемы "навязываются" ему самим объектом и всем предшествующим ходом его анализа, аналогично тому, как характер литературного героя, созданный писателем, в какой-то момент начинает "вести его за собой", т. е. диктовать логику поведения в тех или иных ситуациях. Поэтому у людей науки порой возникает ощущение того, что их идеи и интуитивные прозрения приходят извне, вкладываются в них "свыше", а они сами являются лишь их рупором.

Контурный, смутный образ будущего результата[4] (фактически - образ цели) выполняет огромную мотивационную функцию, актуализируя прошлый опыт, соответствующий этому замыслу, регулируя отбор элементов подсознательного, которые могут внести свой вклад в его реализацию. Не случайно надсознательное определяется как особая форма творческой интеллектуально-мотивационной активности.

Представленное изложение проблемы творческого мышления не претендует на полный и всеобъемлющий ее охват, и тем не менее можно подвести некоторые итоги.

Подавляющее большинство исследований научного творчества изучает творческое мышление в ситуациях лабораторного эксперимента. Экспериментальные исследования творческого мышления связаны в первую очередь с изучением феномена интуиции, т. е. внезапной догадки, предвосхищения результата, средства и способы достижения которого остаются закрытыми для самонаблюдения.

Понятием "интуиция", широко использующимся для описания и объяснения процесса творческого мышления, обозначается целый ряд внешне сходных феноменов, которые могут иметь (и, скорее всего, действительно имеют) совершенно разную природу и механизмы осуществления. Все они требуют своего изучения и осмысления.

Можно с уверенностью утверждать, что наряду с сознанием в творческом мышлении активное участие принимают бессознательные слои психики - как в форме латентного опыта, относящегося к прошлому и образующего область подсознательного, так и в виде чувствительности к приметам логики движения научного знания, образа будущего, образующим область надсознательного.

Несмотря на то, что механизмы творческого мышления пока не изучены полностью, уже накопленные знания о влияющих на него факторах позволяют разрабатывать специальные методы его стимулирования, которые будут рассмотрены в одном из следующих разделов.

Так все-таки, что же такое творческое мышление - логика или интуиция? Думается, что противопоставление логики и интуиции, рассудка и "предчувствия" в творчестве является сильно преувеличенной, а может быть, и вовсе надуманной проблемой. Не случайно интуитивное озарение возникает только после длительного периода вполне сознательных, рациональных рассуждений, в то же время само русло, по которому течет логически стройное размышление индивида, часто выбирается им интуитивно. Сила человеческой психики как раз заключена в том, что все формы отражения человеком действительности - воображение, память, разные уровни мышления и т. п. - сосуществуют в тесном единстве и взаимодополняют друг друга.

Очевидно, что анализ научного творчества только со стороны его продукта (как это принято в логике и истории науки)или только со стороны процесса (как это делает традиционная психология) не может дать объемной, реальной картины/появления научных идей и открытий. Научный результат и процесс, приведший к его получению, неразрывно связаны, и дальнейшее продвижение в понимании творчества может происходить только при условии объединения обоих этих аспектов его рассмотрения.

 

Глава 3. МЕТОДЫ СТИМУЛЯЦИИ

ТВОРЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

"Научить" человека мыслить творчески, делать открытия, конечно, невозможно. Но можно ли хоть как-то влиять на ход мыслительного процесса, делая его более продуктивным и увеличивая вероятность получения нужного результата? Этот вопрос не давал и не дает покоя нескольким поколениям исследователей научного творчества.

Отсутствие надежной методологии и теории творчества не мешает им, как это часто бывает, разрабатывать различные конкретные приемы повышения эффективности творческого процесса, опираясь на эмпирические данные и результаты наблюдений. В основе всех методов развития способности к продуктивному мышлению лежит мысль о том, что любой ученый (да и вообще любой человек) реализует в жизни и деятельности лишь ничтожную часть своего творческого потенциала. Значит, нужно найти способы активизации этой нереализованной части своего "Я".

 

§ 1. "Мозговой штурм"

 

Известный буквально каждому хотя бы понаслышке метод "мозгового штурма " (брейнсторминга) был разработан А. Осборном еще в 1938 г. и сразу же стал широко применяться на промышленных предприятиях для решения сложных технических изобретательских задач. Оценить практическую действенность модифицированного варианта этого метода может любой, кто хоть раз смотрел телевизионную передачу "Что? Где? Когда?".

В основу данного метода положен принцип разведения во времени двух фаз творческого акта: генерирования идей и их критической оценки. Обычно в мыслительном процессе они настолько слиты, что большая часть возникающих идей отметается индивидом сразу, еще до того, как он успевает обнаружить заложенное в них рациональное зерно.

В классическом "мозговом штурме" принимает участие группа специалистов, которая делится на две команды. Одной из них ставится задача "набросать" как можно больше идей по поводу решения поставленной проблемы, какими бы безумными, нереальными или глупыми они ни казались. На этом этапе запрещается давать какую-либо оценку или критику выдвигаемым гипотезам, которые тщательно фиксируются. А вот на втором этапе другая группа - эксперты - должна развить, обсудить и критически оценить каждое предложение, рассмотреть возможность реализации заложенного в нем подхода и в конечном итоге, остановившись на одном из них, предложить конкретное решение поставленной проблемы.

Участники "мозгового штурма" должны придерживаться следующих правил: 1) строго соблюдать двухфазность процесса; 2) предлагать как можно больше идей; 3) настраиваться на генерирование самых "диких" предложений; 4) не претендовать на "авторство" какого-либо решения, считать все высказанные гипотезы достоянием команды.

Введением этих достаточно жестких правил, за соблюдением которых следит специально обученный ведущий, достигается несколько эффектов. Во-первых, акцент переносится с поиска одного-единственного правильного решения на сам процесс выдвижения гипотез, на их количество. Во-вторых, отсроченность критики дает возможность оценить продуктивность идеи в сравнении с другими, определить наиболее перспективные направления поиска, объединить принципы, заложенные в разных предложениях, в одном итоговом решении. Это требование наряду с запретом на указание конкретного автора идеи значительно снижает боязнь оказаться несостоятельным, сказать "не то", услышать от партнеров: "Ну и глупость же ты придумал!", т. е. помогает снять внутренние психологические барьеры. В-третьих, поощрение "дикости" выдвигаемых идей изначально мотивирует участников на отказ от стереотипных, банальных, лежащих на поверхности решений, заставляя их сразу идти нестандартными путями, активизирует имеющийся у них опыт, и не только узкопрофессиональный.

Горячие дискуссии развернулись вокруг вопроса об эффективности "мозгового штурма". Полученные в экспериментах данные то подтверждают большую эффективность метода по сравнению с индивидуальным решением задачи, то нет. Психологи справедливо полагают, что "мозговой штурм" не является универсальным методом, а имеет четко очерченную область своего применения, в которой его грамотное использование действительно приводит к более высокому по сравнению с индивидуальным результату. При этом под высоким результатом понимается оптимальность и быстрота получения решения.

Было установлено, что эффективность "мозгового штурма" определяется 1) особенностями задачи, которая в нем решается; 2) особенностями группы, в которой он проводится. Наилучшие результаты получаются при решении изобретательских задач[5]', а также всех тех, которые имеют одно правильное решение (как, например, в криминалистике, где надо вычислить преступника на основе найденных улик).

Экспериментальные исследования, проведенные Г. Н. Королевой и В. П. Карцевым, показали, что данный метод лучше всего применять в научных коллективах, в составе которых есть носители всех основных научных ролей - эрудит, критик, генератор идей. И наоборот, эффективность метода снижается, когда ролевой состав группы более однороден, например, явно преобладают генераторы идей или эрудиты и т. д. Эффективность "мозгового штурма" также возрастает в группах, состоящих из специалистов, работающих в смежных областях, дополняющих друг друга по своим знаниям и профессиональному опыту.

Кроме того, как и любой другой метод, "мозговой штурм" хорош в опытных, умелых руках, т. е. требует для своего проведения высокой квалификации ведущего.