РАЗДЕЛ 2. Развитие концепции защитных механизмов в эго-психологии.

 

Классификация защитных механизмов А.Фрейд в зависимости от источника неудовольствия (опасности).

Классическая работа Анны Фрейд "Я и механизмы защиты" (Das Ich und die Abwehrmechanismen, 1936) является первым детальным изложением психоаналитических взглядов по этой проблеме. Сам З.Фрейд оценил ее достаточно высоко в работах 1938 года. В полном соответствии с принятой фрейдовской концепцией о трехстороннем взаимодействии Эго (с реальностью, Супер-Эго и Ид) А. Фрейд аргументирует выделение трех источников опасности, по поводу которых возможно возникновение сигнала тревоги и ввод в действие механизмов защиты.

В связи с этим она выделяет:

а ) моральную тревогу ( тревожность Супер-эго, тревогу сознания) в неврозах взрослых;

б) реалистическую тревогу (объективную тревогу) в детском неврозе;

в) невротическую тревогу (инстинктивную тревогу) перед силой и натиском влечений. [7].

Опасности, от которых защищается Эго, всегда одни и те же, всегда - внутренние, но могут изменяться причины, по которым Эго ощущает притязания конкретного импульса опасным.

Механизмы защиты от опасности, связанной с «внешним источником»:

Помимо десяти защитных механизмов, выделенных А.Фрейд в работах З.Фрейда, она дифференцировала и описала еще несколько защитных механизмов, связанных, в основном, с внешним источником опасности (неудовольствия).

 

Отрицание в фантазии.

Психоаналитическое исследование проблем защиты развивалось следующим образом: начавшись с конфликтов между Бессознательным и образованиями Я (как это показано в истерии, неврозах навязчивости и т.д.), оно перешло затем к взаимоотношениям между Я и Идеал-Я (в меланхолии), после чего обратилось к изучению конфликтов между Я и внешним миром (например, в детской фобии животных (и неврозах навязчивости), обсуждавшихся в работе “Торможение, симптом и тревога”). Во всех этих конфликтах Я индивида стремится отвергнуть часть своего собственного Оно. Таким образом, инстанция, воздвигающая защиту, и притязающая сила, которой препятствуют, всегда остаются теми же самыми; изменяются лишь мотивы, побуждающие Я предпринимать защитные меры. В конечном счете все эти меры направлены на то, чтобы обеспечить безопасность Я и уберечь индивида от переживания неудовольствия (сохраняя при этом необходимый уровень удовлетворения тех или иных влечений). В качестве иллюстрации Анна Фрейд приводит историю маленького Ганса.

После излечения фобии лошадей маленький Ганс "примирился" с реальностью посредством своей фантазии; он трансформировал реальность в соответствии со своими собственными целями и желаниями. И этот механизм защиты обеспечил ему вполне нормальное для его возраста психическое самочувствие.

"…сказки, как и фантазии о животных доставляют удовольствие за счет полного обращения реальной ситуации... Так «злой» отец становится в фантазии защищающим животным, в то время как беспомощный ребенок становится обладателем могущественных замещений отца. Если трансформация успешна и благодаря фантазии ребенок становится нечувствительным к данной реальности, эго спасено от тревоги и у него нет необходимости прибегать к защитным мерам против инстинктивных импульсов и к формированию невроза". [7, с.112-113].

Такой способ защиты имеет ограничение во времени. По-видимому, исходная значимость фантазии как способа защиты от объективной тревоги утрачивается с окончанием раннего периода детства.

Когда этот механизм проявляется в последующей жизни, то указывает на развитие психического заболевания (см. - отказ от реальности). Способность Эго отрицать реальность совершенно несовместима с другой функцией, высоко им ценимой – его способностью опознавать объекты и критически проверять их реальность. Трудно сказать, в какой момент Эго утрачивает способность преодолевать значительные количества объективного неудовольствия при помощи фантазии. Однако, впоследствии фантазия позволяет овладеть лишь некоторой частью дискомфорта или достичь иллюзорного облегчения от незначительного неудовольствия. [7]

 

Отрицание в слове и действии.

Отрицание реальности в слове и действии является одним из многих мотивов, лежащих в основе детской игры в целом и исполнения роли в частности. "Маленькая сумочка или крошечный зонтик должны помочь изобразить маленькой девочке "взрослую леди"; тросточка, игрушечное оружие позволяют маленькому мальчику подражать мужчине. Даже куклы, помимо того, что они используются во всяких других играх, создают иллюзию материнства, а железные дороги, машинки и кубики не только служат для выполнения различных желаний и обеспечивают возможность сублимации, но и создают в умах детей приятную фантазию о том, что они могут контролировать мир". [7, с.120].

Излюбленной игрой одного из маленьких пациентов А.Фрейд было надевание отцовской шляпы и разгуливание в ней. Пока ему никто в этом не мешал, "он был спокоен и счастлив". Но если его заставляли ее снять, и тем более пытались вообще отобрать, - во время еды или сна - он реагировал тревогой и плохим настроением. Пока его навязчивость хождения в отцовской шляпе (или просто в шапке) бросалась взрослым в глаза, его считали "странным мальчиком". Поэтому была постоянная угроза, что у него отберут вещь, которая защищала его от тревоги. Затем он "догадался" скрыть от взрослых свой "симптом" и ограничился тем, что носил в кармане карандаш. И с этих пор он стал считаться нормальным.

Использование такого способа защиты имеет несколько ограничений:

- во времени (как и отрицание в фантазии);

- внешние ограничения (в какой мере окружающие соглашаются с действиями ребенка);

- внутренние ограничения (степень совместимости с функцией проверки реальности).

Таким образом успешность таких защитных мер определяется терпимостью других людей по отношению к ним. Но было бы опасно пытаться предотвратить детский невроз, полностью соглашаясь с отрицанием реальности ребенком. При чрезмерном использовании оно представляет собой механизм, который провоцирует в эго искажения, эксцентричность и идиосинкразии, от которых трудно избавиться после окончания периода возможности примитивного отрицания. [7]

По ритуальности действий можно сопоставить этот механизм с механизмом отмены некогда бывшего, характерным для невроза навязчивых состояний

 

А.Фрейд уделяет внимание сравнению механизмов отрицания и вытеснения.

"Теоретически вытеснение может быть подведено под общее понятие защиты и рядоположено другим конкретным способам. Однако с точки зрения эффективности по сравнению со всеми остальными оно занимает уникальную позицию. С помощью вытеснения Я достигает большего в количественном отношении, т.е оно способно справиться с мощными инстинктивными импульсами, перед лицом которых остальные защитные механизмы оказываются неэффективными." [7, с.72].

 

ОГРАНИЧЕНИЕ ЭГО.

Применяется как эффективное средство избегания неудовольствия.

Из-за сильного сходства между проявлениями торможения (которое З.Фрейд называет ограничением функций Я) и ограничением Эго возникают сложности с их дифференциацией.

"Человек, страдающий от невротического торможения, защищает себя от перехода в действие некоторого запретного инстинктивного импульса, т.е. от высвобождения неудовольствия через некоторую внутреннюю опасность. Даже когда как при фобиях, тревога и защита кажутся связанными с внешним миром, он на самом деле боится своих собственных внутренних процессов. К примеру, он избегает вызывающего у него тревогу животного, чтобы защитить себя не от самого животного, а от тех агрессивных тенденций внутри себя, которые эта встреча может возбудить, и от их последствий. При этом в ограничении эго неприятные внешние впечатления в настоящем отвергаются, потому что они могут оживить сходные впечатления, бывшие в прошлом. Итак, различие между торможением и ограничением эго заключается в следующем: в первом случае эго защищается от своих собственных внутренних процессов, во втором – от внешних стимулов, осложняющих внутренний конфликт." [7, с.145-146].

Другими словами различия между торможением и ограничением Эго можно выразить следующим образом:

- торможение возникает вне зависимости от условий внешней ситуации, ограничение всегда связано либо с актуальной ситуацией (ситуация соревнования, конкуренции), либо с возможностью ее возникновения (зависти или осуждения). Можно сказать, что в первом случае эго тормозит сам по себе нежелательный импульс, а во втором - импульс становится нежелательным и тормозится только в связи с определенно складывающимися условиями;

- торможение определяется фиксацией на прерываемой деятельности, при ограничении Эго "забрасывается вся область интересов, и, если опыт эго был неудачным, оно направляет всю энергию на достижение чего-либо прямо противоположного (маленький футболист, обратившийся к литературе; маленькая танцовщица, чье разочарование в ожиданиях привело к тому, что она стала отличницей)" [7, с.147].

Как метод избегания неудовольствия, ограничение Эго, подобно различным формам отрицания, не относится исключительно к психологии неврозов, а представляет нормальную стадию в развитии Эго (когда оно молодо и пластично). Но когда оно стало ригидным, такой уход карается нарушенным развитием.

"В теории воспитания важность решимости детского эго избежать неудовольствия оценена недостаточно, и это привело к провалу ряда воспитательных экспериментов в недавнем прошлом" К удивлению воспитателя, результатом предоставления ребенку свободы выбора в условиях ситуации конкуренции (или даже просто напоминающей конкурентную возможностью "проигрыша" т.е. неудовольствия) может оказаться "не расцвет личности, а обеднение Эго." [7, с.148-149].

Решение этой, достаточно сложной проблемы, по А.Фрейд, состоит в том, чтобы, с одной стороны, ребенок находился в условиях достаточной безопасности для развертывания деятельности Эго, а с другой - при возникновении некоторого неудовольствия (риска неудовольствия) он не мог бы его избежать, и был бы вынужден искать новые способы овладения этим чувством (неудовольствия). "Ребенок должен научиться выдерживать все большее и большее количество неудовольствия, не прибегая к защитным механизмам" [7, с.94]. "Объективная опасность и депривация побуждают человека к интеллектуальным подвигам и изобретательным попыткам разрешить свои трудности, тогда как объективная безопасность и изобилие делают его довольно глупым". [7, с.234].

(САМО)ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ С АГРЕССОРОМ

При столкновении с внешней опасностью (как правило, критикой или возможностью ее со стороны авторитета) субъект самоотождествляется с агрессором – приписывая себе саму силу агрессии, подражая физическому или моральному облику агрессора или заимствуя некоторые символы его власти. Этот механизм преобладает на стадии, предшествующей образованию Сверх-Я, когда агрессия направлена вовне и пока еще не может обращаться в виде самокритики – на самого субъекта.

В качестве одного из примеров А.Фрейд описывает мальчика, "имевшего привычку яростно трезвонить входным звонком детского дома, в котором он жил. Как только открывалась дверь, он начинал громко бранить горничную за то, что она так долго не открывала и не слышала звонка. В промежутке между звонком и приступом ярости он испытывал тревогу, как бы его не отругали за его невоспитанность - за то, что он звонит слишком громко. Он набрасывался на служанку, прежде чем она успевала пожаловаться на его поведение. Горячность, с которой он бранил ее - профилактическая мера - указывала на интенсивность его тревоги. Принятая им агрессивность была направлена на конкретного человека, от которого он ожидал агрессии, а не на какое-либо замещение. Обращение ролей нападающего и подвергающегося нападению было в данном случае доведено до своего логического завершения". [7, с.159-160].

По схеме действия данный механизм может быть сопоставлен с интроекцией и проекцией.

 

Процессы замещения объекта влечения и отождествления с объектом влечения как защитные.

 

ФОРМЫ АЛЬТРУИЗМА.

Как механизм трансформации запретных импульсов с целью их удовлетворения, А.Фрейд рассматривает несколько форм альтруизма, которые также могут быть соотнесены с проявлениями проекции и интроекции.

«Наиболее тонкое и детальное исследование альтруистического отречения мы можем найти в пьесе Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Герой этой пьесы – историческая фигура, французский дворянин ХVII в., поэт, гвардейский офицер, известный своим умом и храбростью, но не имевший успеха у женщин из-за огромного носа. Он пылко влюбился в свою прекрасную кузину Роксану, но, зная о своем уродстве, отказался от всякой надежды завоевать ее сердце.

Вместо того, чтобы, используя свое замечательное искусство фехтовальщика, держать на расстоянии всех соперников, он отказывается от своих надежд на ее любовь в пользу человека, более красивого, чем он сам.

Совершив эту жертву, он обращает свою силу, храбрость и ум на службу этому более удачливому любовнику и делает все, что в его силах, чтобы помочь ему добиться цели. … Сирано становится все более и более преданным своему сопернику и в бою больше старается спасти его жизнь, чем свою. … То, что поэт описывает в «альтруизме» Сирано нечто большее, чем странную любовную историю, ясно из параллели, которую он проводит между любовной жизнью Сирано и его судьбой как поэта. Точно так же, как Кристиан ухаживает за Роксаной при помощи писем Сирано, такие писатели, как Корнель, Мольер, Свифт, заимствуют целые сцены из его неизвестных произведений, укрепляя тем самым свою славу. … Сирано… в равной мере готов уступить свои слова как Кристиану, который красивее его, так и Мольеру, который гениальнее его. … эти объекты суть замещающие фигуры, на которые он сместил свои инстинктивные желания. … человек считает свою собственную жизнь достойной сохранения лишь при наличии возможности удовлетворения собственных инстинктов. Когда он отрекается от своих импульсов в пользу других людей, их жизни становятся для него дороже, чем своя собственная." [7, с.188-190].

«Существует явное сходство между ситуацией альтруистического отречения и условиями, определяющими мужскую гомосексуальность. Гомосексуалист отрекается от своих притязаний на любовь матери к младшему брату, которому он ранее завидовал. Правда, он сам удовлетворяет это притязание, принимая материнскую позицию, то есть наслаждаясь как активной, так и пассивной стороной отношений между матерью и сыном. Трудно определить, в какой мере этот процесс включен в описанные мною различные формы альтруистического поведения. И Сирано, и альтруистичная молодая гувернантка должны были получать удовольствие от этого механизма еще даже до того, как они косвенным образом получили удовольствие от успехов своих замещающих фигур. Восторг, испытываемый ими, когда они дают и помогают, показывает, что отречение само по себе является [источником удовольствия т.е. связано с] удовлетворением инстинкта. Как и в процессе идентификации с агрессором, пассивность трансформируется в активность, нарциссическое унижение компенсируется чувством силы, связанным с ролью благодетеля, а пассивное переживание фрустрации компенсируется активным дарованием счастья другим.

Открытым остается вопрос о том, существует ли истинно альтруистическое отношение к своему ближнему, в котором удовлетворение своего собственного инстинкта вообще не имеет места даже в замещенной и сублимированной форме. Во всяком случае, проекция и идентификация не являются единственными способами обретения позиции, имеющей все признаки альтруизма; например, другой – и более легкий – путь к той же самой цели заключается в различных формах мазохизма». [7, с.191]

 

Аскетизм.

Рассматривая аскетизм пубертатного периода, А.Фрейд дает ряд описаний, очень хорошо иллюстрирующих особенности психоаналитического подхода того времени к взаимосвязи отвергаемых бессознательных содержаний и видов психических расстройств: «При неврозе всегда существует связь между результатом защитных действий и природой (качеством) отвергаемого содержания. Так, истерики вытесняют импульсы, связанные с желаниями Эдипова комплекса, но более или менее толерантны в своей установке по отношению к другим желаниям, например, анальным или агрессивным. Навязчивые невротики отвергают анально-садистские желания, … но терпимо относятся к оральному удовлетворению и к эксгибиционистским импульсам, которые у них могут возникнуть… При меланхолии отвергаются, в основном, оральные тенденции, а пациенты с фобией защищаются от импульсов, связанных с комплексом кастрации». [7, с.227]. Аскетизм подросткового возраста не приходится рассматривать как ряд качественно обусловленных деятельностей защиты, он больше похож на аскетизм религиозного фанатика, что может быть объяснено невротической тревогой Эго перед количеством и силой импульсов влечений.

Интеллектуализация.

Процесс, посредством которого субъект стремится выразить в дискурсивном виде свои конфликты и эмоции, чтобы овладеть ими. [1].

Это второй механизм, рассматриваемый А.Фрейд как средство защиты в подростковом возрасте. Он направлен на овладение влечениями и подчинение их контролю Эго. «Если верно, что неизменным следствием возрастания либидозной заряженности является удвоение усилий Эго по интеллектуальной проработке инстинктивных процессов, то это объясняет тот факт, что инстинктивная опасность делает человека умнее. … Интеллектуальная работа, совершаемая Эго в латентном периоде … серьезна, надежна и … связана с действием». [7, с.235-236.].

В практике психоанализа этот термин чаще всего употребляется в отрицательном смысле и обозначает преобладание в психоаналитическом курсе абстрактного умствования над переживанием и признанием аффектов и фантазий. С этой точки зрения интеллектуализация может быть рассмотрена как форма изоляции.

Интеллектуализация и рационализация.

Интеллектуализацию, как способ изоляции аффекта, отделения аффекта от представления, следует отличать от рационализации, как способа "прояснения" причинно-следственных связей в той или иной области субъективной картине мира индивида: "я сделал это потому, что..." или "это произошло в связи с тем, что..". (например: "...у меня болит голова, так как за окном пасмурная погода"). Понятие рационализации введено в психоанализ Э.Джонсом в 1908 г.

РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ (англ. - rationalization) - процедура, посредством которой субъект стремится дать логически связное и морально приемлемое объяснение той или иной установки, поступка, идеи, чувства и пр., подлинные мотивы которых остаются в тени. Так, может идти речь о рационализации симптома, навязчивой защиты, той или иной реакции. Состояние бреда тоже характеризуется рационализацией, приводящей к более или менее отчетливо выраженному системостроительству. [1]

А.Фрейд, как и отец, не относила рационализацию к защитным механизмам, несмотря на ее неявную защитную функцию. З.Фрейд считал возможным применение данного понятия для объяснения бреда по аналогии с механизмом "вторичной обработки", посредством которого конструируется связный сценарий сновидения.

Согласно современным воззрениям рационализацию рассматривают в аспекте защиты широкого спектра действия. [3]. Можно с этим согласиться, например, с точки зрения здравого смысла: когда представление о значимой ситуации проясняется, мы успокаиваемся, так как восстанавливается необходимый уровень иллюзии контроля над окружающей средой.

 

Теория М.Кляйн.

Большой вклад в развитие концепции защитных механизмов психики внесла и Мелани Кляйн — одна из наиболее влиятельных фигур в мировом психоанализе.

Мелани Райцес, младшая из четырех детей, родилась в 1882 году в Вене. В 21 год вышла замуж за Артура Кляйна, родила троих детей.

В пятилетнем возрасте Мелани Кляйн потеряла сестру, а вскоре и брата. Эти утраты, усиленные гибелью ее старшего сына в катастрофе, по-видимому, определили тот депрессивный фон, который просматривался и способствовал ее чувствительности к депрессивной позиции. Она проходила анализ у Ш. Ференци, затем в Берлине у К. Абрахама, помогавшего ей впоследствии в аналитической работе с детьми. Он умер в 1925 году, а в 1926-м М. Кляйн по приглашению Эрнеста Джонса приехала в Лондон и здесь до своей кончины в 1960 году в возрасте 78 лет продолжала клинические и теоретические исследования.

М. Кляйн привлекали идеи Фрейда об объектах, чувстве вины, тревоге, фантазии и влечении к смерти Направление, которое она приняла, делало акцент на исследовании развития в раннем возрасте.

Игровая техника, разработанная ею для детей, позволила наблюдать богатство внутреннего мира ребенка, населенного как фантастическими частичными и целостными объектами, так и образами реальных людей. Она предположила и аргументировала существование первичных бессознательных фантазий, тревог и способов защиты. Достигнутое ею понимание ранних примитивных механизмов открыло путь к анализу пограничных больных и психотиков, успешно разрабатываемому ее сотрудниками и учениками. [4]

М.Кляйн сделала акцент на значении ранних объектных отношений как для нормального, так и для патологического развития детей и взрослых. Она полагала, что формирование Сверх-Я начинается значительно раньше, нежели обычно считалось. При этом образующиеся агрессивные побуждения обусловливают формирование комплексов переживаний, описанных ей под названиями параноидно-шизоидной и депрессивной позиций (установок). Постулированные ею позиции подразумевали объяснения определенных закономерностей в феноменах специфических сочетаний влечений, защитных механизмов и объектных отношений, проявляющихся в аффективно окрашенных сновидениях пациентов на протяжении всей жизни.

Однако ее теории о ранней организации психических процессов стали вызывать много споров, особенно после того, как в Лондоне обосновалась Анна Фрейд, взгляды которой существенно отличались. В результате бурных научных дискуссий Британское психоаналитическое сообщество разделилось на последователей М.Кляйн, А.Фрейд и промежуточную, назвавшую себя “независимой”, хотя формального раскола удалось избежать.

Дальнейшее развитие и утверждение идей М.Кляйн осуществлялось ее талантливыми учениками и сотрудниками. [4], [17].

 

Основные понятия:

ВНУТРЕННИЕ ОБЪЕКТЫ (internal objects)

В теории М.Кляйн понятие внутреннего объекта используется для обозначения интернализации объектов, следующей за их первоначальным “открытием” (оказывается, есть кормящая грудь) или “созданием” посредством проективной идентификации отдельных аспектов младенческой инстинктивной жизни (мое агрессивное "нечто" может разрушить кормящую грудь). Например, жадность соотносится с внутренним объектом, выражающим требовательность ребенка.

Согласно М.Кляйн, тревога, возникающая как переживание конфликта между влечением к жизни и влечением к смерти, существует с момента рождения. Оба влечения проецируются на материнскую грудь: влечение к смерти является причиной того, что грудь воспринимается в фантазии как преследующий объект, грозящий голодом, а влечение к жизни в свою очередь реализуется в форме удовлетворяющего потребности в пище и безопасности идеального объекта. Изначальная активность психики направлена на интроекцию "хорошего" и проекцию "плохого" объектов. Однако, в другом контексте "хороший" объект может быть спроецирован, чтобы уберечь его от внутренней агрессии, тогда как преследующий объект интроецируется, становясь внутренним "плохим" объектом.

Называемые также интроектами, внутренние объекты могут пониматься как относительно автономные или находящиеся в тесной связи с опытом индивида установки, определяющие его поведение в реальном мире; как преследователи или как источники без­опасности, к которым он обращается при возникновении тревоги. Они представляют собой мнесические следы эмоционально значимых ситуаций.

Внутренние объекты подразделяют на «хорошие» и «плохие», частичные и цельные, ассимилированные и неассимилированные (осознаваемо присущие/не присущие мне). [1], [3], [4].

 

ВОЗМЕЩЕНИЕ (ВОССТАНОВЛЕНИЕ, БЛАГОДАРНОСТЬ) (reparation)

Одно из основных проявлений психической активности в депрессивной позиции. Репарация включает в себя все усилия ребенка уберечь объект от причинения ему зла, прежде всего от повреждения, угроза которого исходит из собственных деструктивных фантазмов ребенка, обусловленных его завистью и жадностью. Репарация проистекает из первых детских переживаний удовлетворения, за которыми следует принятие реальной зависимости от материнского объекта. Эти “восстанавливающие” усилия тесно связаны с креативными способностями, усиливающими репарацию и удовлетворение. [1], [4].

 

ДЕПРЕССИВНАЯ ПОЗИЦИЯ (depressive position)

Понятие было введено М.Кляйн в 1934 г. в работе "К вопросу о психогенезе маниакально-депрессивных состояний" ("A contribution to psychogenesis of manic-depressive states") и означает модус функционирования психики, этап развития объектных отношений, сменяющий параноидно-шизоидную позицию. В рамках депрессивной позиции происходит интеграция амбивалентности чувств любви и ненависти к объекту, объединение его “хороших” и “плохих” аспектов, других частичных репрезентаций (например, “оральная” и “генитальная” мать) в целостный объект. Также "сокращается разрыв между внутренним, фантазматическим и внешним объектом". [1, с.544].

Подобно параноидно-шизоидной позиции, депрессивная позиция отображает определенную конфигурацию объектных отношений, влечений и защит, и она не эквивалентна ни одной из постулированных Фрейдом фаз психосексуального развития. Обе позиции возникают под приматом оральности. М.Кляйн считала, что депрессивная позиция начинает развиваться примерно на третьем-четвертом месяцах жизни и может сохраняться на протяжении всей жизни индивида. Поскольку материнский объект осознается теперь как целостный объект, М.Кляйн постулирует, что эдипов конфликт начинает действовать в раннем возрасте. Мать является источником добра и зла, и младенец испытывает чувство беспомощности, зависимости и ревности к ней. Хотя ребенок способен отчасти сдерживать подобные чувства, амбивалентность сохраняется, а тревога смещается в сторону страхов, что агрессивные импульсы в нем самом могут разрушить объект, воспринимаемый теперь как нужный, важный и любимый. Возможность утратить хороший объект посредством такой агрессии вызывает чувство вины. И если основным аффектом параноидно-шизоидной позиции является страх преследования, то при депрессивной позиции развивается беспокойство за объект и его благополучие. Интроекция превалирует теперь над проекцией. Поскольку у ребенка развивается способность устранять вред, наносимый в фантазии любимым объектам, он убеждается, что любовь может преобладать над ненавистью к объекту. Фантазии о всемогуществе связаны не только со страхами разрушить объект, но и с попытками справиться с тревогой депрессивной позиции посредством возмещения (репарации). Эта концепция предполагает ретроспективное переживание чувства вины в связи с агрессивными импульсами по отношению к объекту.

Идеальным исходом депрессивной позиции, которого полностью достичь никогда не возможно, является отказ от всемогущего контроля над объектом и признание реальной зависимости. Как только достигается этот момент, появляется благодарность объекту за его роль в сотворении и поддержании жизни ребенка.

Если депрессивные тревоги настолько велики, что не поддаются преодолению посредством защит, депрессивная позиция может сохраниться на всю жизнь. В таком случае у человека по жизни преобладают маниакальные защиты, основанные на фантазиях о контроле над объектом с чувством превосходства и презрения к объекту, которые предохраняет от зависимости депрессивной позиции. Индивид может также регрессировать к параноидно-шизоидной позиции.

Существует два основных типа защит от депрессивной тревоги (или чувства вины): параноидные и маниакальные защиты. Параноидные защиты фактически являются возвратом к параноидно-шизоидной позиции. Чтобы избежать ситуации переживания амбивалентности, когда любовь и ненависть направлены на один и тот же объект, субъект расщепляет его на частичные объекты - только хорошие и только плохие. Параноидные страхи и подозрения усиливаются как защита против депрессивной позиции. С другой стороны, когда агрессия к объекту слишком сильна, чтобы субъект мог выдержать чувство вины, может возникнуть такое расщепление, когда субъект воспринимает себя как только плохого, а свой объект - как только хороший. Тогда в самообвинениях аккумулируется вся ненависть, направленная на объект. В физически зрелом возрасте это чревато депрессией. Понятие механизмов депрессивной позиции помогает лучше понять явления самоубийства: согласно К.Абрахаму и Д. Гловеру, самоубийство направлено против интроецированного объекта. (ср. З.Фрейд. Скорбь и меланхолия). Но, когда при совершении самоубийства Эго стремится убить свои плохие объекты, на взгляд М.Кляйн, в то же самое время оно нацелено на сохранение своих любимых объектов.

Центральным для маниакальных защит является всемогущественное представление о том, что объектные отношения не имеют большого значения. Эго как бы говорит себе, что любимый объект, который был убит или испорчен, не имеет никакого значения, и субъект вполне может обойтись без него. Первая и главная характеристика мании - чувство всемогущества, а другая - отрицание реальности. Результатом является всемогущее, магическое отрицание. Другие типичные маниакальные защиты - умаление («не важно, что этот конкретный объект разрушен. есть еще много других»), контроль (чтобы уменьшить страх перед объектом и иметь возможность восстановить его по своему желанию), а также идеализация. Фактически маниакальные защиты являются смягченным вариантом параноидных, но есть принципиальное отличие в переживаниях, лежащих в их основе: последние больше пропитаны агрессивностью и тенденцией к деструкции, в то время как первые - либидо и объединением. Всемогущество, отрицание и идеализация позволяют раннему Эго частично устоять против внутренних преследователей, смириться с зависимостью от его любимых объектов, и таким образом достичь новых успехов в развитии. Однако, полностью преодолеть депрессивную тревогу, выйти из нее можно лишь путем торможения агрессивности в пользу созидания Эроса и возмещения объекта. По М.Кляйн, депрессивная позиция - это стадия развития, на которой человек учится сдерживать свою агрессию, хотя бы частично.

 

ЗАВИСТЬ (envy) [4].

Одно из наиболее примитивных и фундаментальных переживаний младенца, обусловленное агрессивными импульсами влечения к смерти. Впервые она возникает по отношению к «хорошей» груди — источнику пищи, теплому и комфортному, в то время как младенец страдает из-за болезненных чувств беспомощности и зависимости и желает сам быть тем, кто обеспечивает благополучие. Поэтому он испытывает агрессивное стремление устранить объект зависти посредством фантазмов об орально-садистских нападениях на объект, чтобы “испортить” его или “похитить” его лучшие качества. Завистливые “атаки” ребенка на грудь трансформируют ее в опороченный и обесцененный объект, который сам уже нуждается в заботе.

Выраженное чувство зависти препятствует появлению внутренних репрезентантов "хороших" внешних объектов, поскольку они обесценены; подобная зависть может препятствовать процессу преодоления параноидно-шизоидной позиции. В таких случаях образ груди, трансформируясь под влиянием процессов расщепления и проективной идентификации в преследующий внутренний объект, может сформировать ядро “завистливого Сверх-Я”, нарушающего или устраняющего любые попытки возмещения и созидания.

Другим способом защиты от зависти являются фантазии об обладании всеми ценными качествами объекта. Поскольку такая защита предполагает идентификацию с идеализированным объектом, она впоследствии может вести к нарциссической переоценке себя.

Зависть следует отличать от жадности, нацеленной на обладание всеми ценными свойствами объекта, сопровождаемой сомнениями о том, что объект утаил часть ценностей для себя. Жадность по своей природе является более либидинозной, чем зависть, окрашенная влечением к смерти.

Чувство ревности, предполагающее наличие отношений по типу “треугольника”, появляется лишь после формирования образов целостных объектов. Это чувство, в отличие от предыдущих, нацелено на полное обладание любимым объектом (как источником жизненных благ) и устранение соперника.

 

ИДЕАЛИЗАЦИЯ (Idealization)

Cогласно З. Фрейду - психический процесс, посредством которого положительные качества и достоинства объекта преувеличиваются, а сам он трактуется как нечто совершенное. Самоотождествление с идеализированным объектом способствует образованию и развитию в личности так называемых "идеальных" инстанций (Я идеальное, Идеал-Я). Она не тождественна процессу формирования идеалов личности; она фактически может относиться и к внешнему объекту, как в случае идеализации объекта любви. "Идеализация - это процесс, при котором объект, не меняя своей природы, превозносится и возвеличивается в сознании субъекта." (З.Фрейд. К введению в нарциссизм. цит. по Ж.Лапланш, Ж.-Б, Понталис, с.154)

Избранный объект не подвергается критике, и все его качества оцениваются выше, чем качества нелюбимых людей, или же чем качества того же самого объекта, пока он еще не был любим. Идеализация возможна как в отношении Я -либидо, так и объект-либидо.

Защитная роль идеализации, по М.Кляйн, заключается в защите от деструктивных влечений. Она возникает одновременно с окончательным расщеплением на "хороший" объект, который идеализируется и наделяется всеми положительными качествами (материнская грудь как неисчерпаемый источник пищи, т.е. источник удовольствия), и "плохой" объект, чьи отрицательные качества (как источника неудовольствия) также доведены до крайности. Ее цель - достижение такого ощущение всевластия (в том числе всевластия мыслей), которое присуще первичному нарциссизму, слитности Я и Оно; его прообразом служит внутриутробное состояние. [1, с. 245, 610].

Если я идеален (соответствую чертам всемогущего авторитета), то я - также всемогущ. Противоположным полюсом идеализации является обесценивание "плохого" объекта.

 

ИДЕНТИФИКАЦИЯ (identification).

Бессознательный психический процесс уподобления другим людям в одном или нескольких аспектах. Как правило, идентификация сопровождает всякий процесс созревания и психического развития, равно как и формирование интересов, идеалов, внешних проявлений и т.д. Идентификация с любимым и уважаемым либо вызывающим страх и ненависть объектом лежит в основе адаптивных и защитных реакций.

Описана З.Фрейдом, для которого это понятие являлось одним из ключевых в разработке метапсихологических конструкций, в нескольких работах, в частности, "Massenpsichologie und Ich-Analyse", 1921г. ("Психология масс и анализ Я"): "...идентификация является самой ранней и самой первоначальной формой эмоциональной связи.." [12, с.104].

В теории М.Кляйн особый акцент делается на проективной идентификации.

При проективной идентификации части Самости и внутренних объектов расщепляются и проецируются на внешний объект, который в таком сл