Лекция пятая. Поведение животного, как расширенный фенотип.

 

Долгое время считалось, что человек рождается лишенным всяческих знаний и умений - tabula rasa, чистая доска. На этой доске, в процессе воспитания, можно написать нечто, что и сформирует поведение будущего взрослого человека. Бесспорно, воспитание играет большую роль в формировании личности человека, но открытия, которые были сделаны во второй половине XX века, показывают, что родившийся ребенок обладает огромным запасом знаний и умений. Эти врожденные навыки сопровождают человека от рождения до смерти, в значительной степени формируя его поведение. Часто эти врожденные поведенческие механизмы доминируют над тем, что прививается входе воспитательного процесса.

Впервые о врожденных инстинктивных мотивах поведения человека заговорили не биологи, а психологи. Знаменитый Зигмунд Фрейд построил на этом свою теорию психоанализа. Биологи же, изучающие поведение животных, как это ни удивительно, значительно отстали от психологов. И вот почему...

Начиная со второй половины XIX столетия в физиологии активно развивалась теория рефлекторной деятельности. Все мы со школьной скамьи прекрасно знаем суть этой теории. В ответ на внешнее раздражение в нервных окончаниях-рецепторах возникает нервный импульс. Этот электрический сигнал передается по мембране отростков нейронов к их телу, далее происходит переключение от чувствительного нейрона на вставочный, а от вставочного к эффекторному нейрону. Возбужденный эффекторный нейрон посылает нервный импульс к тому или иному органу, который совершает определенное действие, являющееся ответом на раздражение. Это классическая рефлекторная дуга, структура которой может быть врожденной, а может возникнуть заново в течение жизни животного. В первом случае рефлекс называется безусловным, а во втором - условным. Долгое время считалось, что рефлекторная деятельность - это основа поведения животного, это написано и в школьных учебниках. То есть, все те поведенческие акты, которые мы наблюдаем суть хитросплетение безусловных и условных рефлексов. Во многом это так, но не во всем.

Эрихом фон Гольстом было сделано важное открытие - центральная нервная система может самостоятельно, без внешних раздражений вызывать скоординированные поведенческие акты у животного. Иными словами, поведенческие акты могут происходить как бы сами собой, без стимула извне. Рефлексы же лишь координируют эти внутренние позывы центральной нервной системы, приспосабливая их к конкретным условиям. Это открытие Конрад Лоренц считал моментом рождения новой науки - этологии, изучающей поведение животных.

Изложить всю теорию этологии в столь сжатом курсе нельзя, однако некоторые самые важные положения упомянуть надо. В основе этологии лежит признание того, что животные обладают врожденными схемами поведения, которые запускаются в виде некоторого относительно стандартного комплекса действий. Иногда эти врожденные поведенческие программы запускаются в ответ на определенный внешний стимул, который называется ключевым стимулом. Если же соответствующего стимула долгое время не наблюдается, то животное может “разрядить” накопившийся инстинкт на любой замещающий предмет совершенно спонтанно. Например, стимулом для запуска комплекса действий угрозы у самцов рыбы-колюшки является красное брюхо соперника. Если же содержать рыбок поодиночке, то они могут проявить эту форму поведения совершенно спонтанно в ответ на любое красное пятно, даже если это красный кузов грузовика, проезжающего за окном. Поведение, основанное на “накопившейся” нереализованной потребности совершения того или иного поведенческого акта Лоренц называет аппетентным поведением.

Обладает ли человек аппетентным поведением? Бесспорно обладает. Самые очевидные аппетенции возникают при чувстве голода, половом влечении и т.п. Есть масса и менее очевидных примеров. Как учитель, я постоянно наблюдаю такое поведение на уроках. Вот характерный пример. Человек, как и все приматы, нуждается в громких криках. Эта поведенческая программа важна для общения особей: громкий крик обезьян - это источник самой разнообразной информации. На уроке же дети лишены возможности реализовать такую программу. Все это приводит школьников в дискомфортное состояние и время от времени класс разражается громкими воплями или истеричным смехом, поводов для которых, с точки зрения разума, нет никаких. Когда буря уляжется, можно спросить у ребят, а в чем, собственно, дело. Будет придумана масса всяких объяснений, но ни одно не будет правдой. С этологической точки зрения искать эту причину бессмысленно - это типичное спонтанное разряжение аппетенции.

Откуда взялись врожденные поведенческие программы? Эти особенности появились, как и все остальные признаки нашего фенотипа, в ходе эволюции. То есть, они являются результатом естественного отбора, а, стало быть, они для чего-то нужны. Эти поведенческие программы призваны обслуживать ту или иную сторону жизнедеятельности организма. При этом сходные задачи разные животные могут решать сходными методами. Поэтому поведенческие программы, предназначенные для одной и той же функции, могут быть конвергентно сходными у форм, которые не являются родственными. А у родственных видов сходство программ поведения может быть обусловлено общностью генома. Все это позволяет широко применять сравнительный метод и делать типологические экстраполяции. Формы поведения, найденные у других животных мы, пользуясь определенными принципами, можем экстраполировать и на человека. И наоборот.

Этологами было показано, что запуск тех или иных врожденных программ поведения у животных осуществляется при воздействии стимулов лишь схематично напоминающих объект, на который направлен тот или иной поведенческий акт. Так, например, хищная рыба может хватать любой подвижный, продолговатый, серебристый предмет (на этом основан способ ловли на блесну). Рыба воспринимает такой предмет как пищевой объект и нервная система запускает программу захвата жертвы. Другой пример - молодые гусята демонстрируют комплекс действий, направленный на затаивание, если над ними появляется черное крестообразное тело, схема которого отдаленно напоминает парящую хищную птицу. Ни гусят, ни рыб этим действиям никто не обучал. Можно ли наблюдать подобные запуски врожденных поведенческих программ в ответ на схематичные стимулы у человека? Да, и очень часто. Вот некоторые примеры.

У новорожденного ребенка в определенный момент его развития начинает запускаться программа приветствия особей своего вида. Она выражается в улыбке. Любой человек однозначно воспринимает улыбку, как умиротворяющий символ. Задача ребенка умиротворить окружающих взрослых. Однако младенец еще не научился отличать своих от чужих (это свойство у него появится позднее). Поэтому он улыбается всем взрослым. Более того, он улыбается воздушному шарику, на котором нарисовано грубое подобие рта и носа. Если на белый бумажный овал нанести черный Т-образный рисунок (эта схема напоминает расположение глаз и носа) и показать эту конструкцию ребенку, то реакция малыша будет той же. Это лишь один пример врожденного знания, которое есть у человека, на самом деле, количество таких программ огромно.

У взрослых, фиксированных действий в ответ на схематические символы, ни чуть не меньше, чем у младенца. Прекрасным примером может служить так называемая арахнофобия. Подавляющее большинство людей очень боится пауков. Вместе с тем, количество членистоногих, которые могут причинить вред столь крупному животному, как человек, очень невелико. Но программа записана в генах. Этот признак нашего фенотипа появилась очень давно, еще на уровне мелких обезьян - наших предков, для которых ядовитые пауки действительно представляли серьезную угрозу. Те обезьяны, которые не обладали боязнью, с высокой вероятностью умерли не оставив потомства, а осторожные - распространили свои гены, которые дошли и до нас. У человека панический ужас вызывает не только сам паук, но любое тело с отходящими от него членистыми конечностями (даже совершенно безобидные насекомые). Эту особенность используют в различных детских страшилках, особенно в мультфильмах, где образ чего-то страшного часто выражен в виде обобщенной схемы членистоногого. Или змеи... Змей мы тоже панически боимся. Еще Дарвин описывал, как у обезьяны, родившейся в зоопарке и никогда не видевшей змей, случился приступ панического ужаса, когда она увидела безобидного ужа. Образ змеи тоже достаточно схематичен - нечто длинное и извивающееся. Под эту схему подходят и черви, которых большинство людей не любит брать в руки.

Врожденные поведенческие программы не обязательно являются ответом на некоторый стимул. Многие из них направлены на обслуживание повседневной жизни животного и работают в автономном режиме. Самый яркий пример такого рода программы - это рутинерство. Животные большую часть своей жизни проводят в выполнении одних и тех же стандартных рутинных действий: ходят по одному и тому же маршруту, едят в одном и том же месте и т.п. Если вдруг что-то в их привычном образе жизни меняется, то это приводит к дискомфорту. Например, некоторые птицы, содержащиеся в неволе, напрочь отказываются клевать зерна если они положены не на то блюдце, к которому они привыкли. Они могут даже умереть с голоду.

Адаптивный смысл рутинерства понятен. Долгий рассудочный анализ причинно-следственных связей, к которому птицы и млекопитающие способны, - это недопустимая роскошь в мире, где события могут происходить очень быстро. Поэтому какая-то схема поведения, которая однажды позволила животному удачно осуществить некоторую функцию (съесть пищу или пройти по определенному маршруту) принимается им, как единственное руководство к действию. Все это есть и у человека. Мы ходим на работу или в школу по одним и тем же маршрутам. Эти маршруты не всегда оптимальны, но позывы разума к выбору нового маршрута остаются не услышанными. Многие люди просто не способны сосредоточиться и работать, если на их рабочем столе кто-нибудь из родственников наведет порядок. Самые большие рутинеры - это дети. Для них существование по заранее определенной схеме - жизненная необходимость. Когда ведешь группу ребят по маршруту им неизвестному, то чаще всего слышишь два вопроса: “Куда мы идем?” и “Долго ли еще идти?”. Когда же они проходят по этому маршруту вторично, такие вопросы уже не задаются, хотя дорогу едва ли кто-нибудь из них запомнил.

Вместе с тем, что ни говори, человек обладает гипертрофированно выраженной рассудочной деятельностью. Это отличает его от других видов животных, у которых она тоже есть, но не доминирует в формировании того или иного поведенческого акта. У человека врожденные поведенческие программы могут маскироваться разумной составляющей. Степень доминирования врожденного поведения над рассудочным и, наоборот, у разных людей разная. Поэтому А. Протопопов предлагает очень полезный термин - примативность. Высокопримативные люди больше полагаются на врожденные программы и на связанную с ними интуицию. Низкопримативные - напротив, в том или ином поведенческом акте больше основываются на результатах рассудочной деятельности. Следует особо подчеркнуть, что высокопримативные люди отнюдь не глупее низкопримативных. Просто они больше ориентируются на зов чувств (читай врожденных программ), чем на долгие и не всегда правильные рассуждения. Так, например, женщины, в среднем, более примативны, чем мужчины. Именно поэтому женщины чаще находят правильное решение в стандартных ситуациях. Естественный отбор выработал для этого стандартные схемы поведения, которые не могут ошибаться иначе они были бы элиминированы. Низкопримативные мужчины в той ситуации, которую женщина разрешит, основываясь на интуиции, легко и быстро, зачастую будут барахтаться со своей логикой как щенки в воде. Впрочем, не следует забывать, что среди мужчин бывают высокопримативные, а среди женщин - низкопримативные. Все распределяется по гауссиане.

Уровень примативности у человека - это врожденная черта, определяемая генами. Однако есть ряд способов искусственно повысить примативность. Один из таких способов - это принятие алкогольных напитков. Эти вещества понижают роль рассудочной деятельности в поведении - пьяный человек живет чувствами и врожденными поведенческими программами. Именно поэтому люди, хватившие лишнего, опасны - агрессия, как одна из самых ключевых врожденных программ поведения, у них не сдерживается сознанием. Поэтому договориться (с использованием речи) с выпившим человеком обычно трудно или невозможно. Пьяный воспринимает лишь древний язык жестов и мимики. Но понимает его хорошо.

Хотя уровень примативности взрослого человека генетически детерминирован, наблюдается определенная возрастная динамика этого признака. Так как рассудочная деятельность требует длительного обучения и внедрения в сознание человека многочисленных схем построения умозаключений, то уровень примативности новорожденных детей не может быть низким. Их поведение базируется только на врожденных программах. С возрастом степень примативности уменьшается, но, в целом, дети оказываются несколько более примативными, нежели взрослые. Взрослые же не могут быть на 100% примативными или непримативными. Более того, в одних поведенческих актах один и тот же человек может демонстрировать низкую примативность, а в других - высокую. В последнем случае возникает характерное состояние “отключенности мозгов”. Высокопримативное поведение “включается”, например, когда мы стоим в очереди и какой-нибудь нахал влезает вперед нас. Если поразмышлять, то ничего страшного в этом нет, ну попадете вы к желанной цели несколькими секундами позднее. Ан нет! Сидящая в наших генах программа говорит: “Это твой конкурент, он отбирает у тебя ресурс, ату его!” вот и разгорается классический скандал “вас здесь не стояло”.

Многие программы остались у нас в виде рудимента. И лучше всего проявление таких программ наблюдается в играх детей, да и взрослых тоже. В играх дети отрабатывают врожденные программы. Такая отработка нужна в связи с тем, что изначально заложенная схема поведения лишь в общем виде адаптирована к решению той или иной задачи. Так, например, новорожденный цыпленок при клевании очень часто промахивается мимо семян. Только после некоторого периода упражнений он оттачивает свои навыки до совершенства. Животному необходим некоторый период “обкатки” поведенческих программ. Эту функцию и выполняет игра. Если приглядеться к играющей детворе, то станет ясно, что в основе большинства игр лежит всего три мотива: ребенок-родитель, ребенок-хищник, ребенок-жертва. В упражнениях на эти три темы и происходит “обкатка” трех важнейших для жизни человека функций: забота о потомстве, поиск добычи, спасение от угрозы. Если забота о потомстве - задача вполне насущная в современном мире, то возможность нападения на современного человека хищника практически отсутствует. Ан нет, дети продолжают играть в пятнашки и т. п.

Мальчишки безумно любят футбол. В последнее время эта любовь приобрела черты мирового бедствия. Очевидно, что эта игра доставляет неимоверное удовольствие представителям сильного пола. Почему? Здесь, вроде, нет хищников и жертв, да и родительским программам делать нечего. Бесспорно, за этой страстью также стоят врожденные поведенческие программы, которые действуют по принципу кнута и пряника. Если какая-то врожденная схема поведения выполнена правильно, в центр удовольствия головного мозга подается сигнал. Получай пряник. Если же нет - организм ощущает дискомфорт и чувствует себя неуютно. Поэтому многие поведенческие механизмы, которые возникли в эволюции, но не имеют выхода в современной жизни человека, формируют аппетенции, разрядка которых доставляет человеку истинное наслаждение. В полной мере это относится и к футболу. Дело в том, что долгое время наш вид занимал экологическую нишу коллективного охотника. Наши пращуры охотились загонным методом. Группа мужчин окружала стадо копытных животных и загоняла их в специальные устройства, где большая часть жертв погибала. Остатки этих приспособлений до сих пор видны на Ближнем Востоке. Коллективные действия самцов нашего вида не могли быть обусловлены только разумной составляющей. События при охоте разворачиваются столь быстро, что долгий логический анализ, которым занимается наш разум, здесь не уместен. Поэтому взаимодействия мужчин на охоте могут быть только генетически обусловлены. А, стало быть, они являются следствием естественного отбора, который формирует программы поведения безошибочно действующие в стандартной ситуации. Поэтому, когда группа мужчин встает перед необходимостью загнать некоторый предмет в ловушку, пусть даже это не жертва, а всего лишь мячик, то разрядка этого древнего инстинкта доставляет несказанное наслаждение игрокам. Зрители же, приходят на стадион не только ради того, чтобы посмотреть на игру и виртуально разрядить аппетентнцию. Они приходят покричать. Громкие звуки нужны голой обезьяне, так же как еда. Если же болельщики еще и повысят свою примативность соответствующими напитками, то сторонний наблюдатель может зарегистрировать целую гамму древних врожденных программ поведения.

Врожденные, генетически обусловленные, формы поведения пронизывают всю нашу жизнь. Однако, как уже говорилось выше, все гены, построившие наш организм и во многом руководящие его поведением, исходно возникли в эволюции, как эгоистичные репликаторы. Ричард Докинз в своей замечательной книге “Эгоистичный ген” убедительно доказывает, что в основе всех врожденных поведенческих программ лежит эгоистичное “стремление” генов сохранить свое существование. Эта цель может быть достигнута только путем выработки такой стратегии поведения, которая давала бы машине “выживания генов”, то есть организму, большие шансы на передачу генов в новую “машину выживания”. Эгоизм - это ни что иное, как повышение вероятности собственного выживания. Как же быть в такой ситуации с альтруистическим поведением, которое пронизывает всю жизнь человека и многих других видов животных? Мать, рискуя своей жизнью, защищает ребенка. Мужчина спасает женщину. Солдаты прикрывают друга в бою. Все эти действия понижают вероятность выживания генов, сидящих в носителе, проявляющем альтруизм.

Конрад Лоренц считал, что альтруистичное поведение - это результат так называемого группового отбора. Группа, в которой есть особи с альтруистичными формами поведения, имеет больше шансов на выживание. Иными словам, отбор поддерживает те признаки, которые благоприятны для вида в целом. Р. Докинз же убедительно показал, что для объяснения явления альтруизма нет необходимости привлекать гипотезу группового отбора. Альтруистические формы поведения прекрасно выводятся из эгоистичной природы генов. Согласно взглядам сторонников теории эгоистичного гена, отбор поддерживает те признаки, которые благоприятны для особи, носительницы генов, определяющих эти признаки, а процветание вида - это лишь суперпозиция процветания особей.

Гены “заботятся” только о том, чтобы выживать и реплицироваться им самим. Однако выживание гена только в одной особи - это ничто. Поэтому стратегия поведения, определяемого генами, должна быть направлена на то, чтобы выживали и потомки данной особи, в которой сидит половина генов родительской особи. Стало быть, гены определяют такое поведение родителей, которое направлено на повышение вероятности выживания детей. Это, в частности, может выражаться в заботе родителей о потомстве. Забота родителей о детях понижает вероятность их собственного выживания, но повышает вероятность выживания генов в потомках, а значит и в остальных поколениях. Общие гены есть и у братьев и сестер, поэтому они также проявляют альтруистическое поведение друг по отношению к другу. Таким образом, изначально альтруизм направлен на ближайших родственников.

А теперь представим себе стадо обезьян, где все самки формируют гарем и являются собственностью нескольких самцов-доминантов (более подробно о формах брачных отношений у человека и его предков будет разговор позднее). В такой ситуации именно самцы-доминанты распространяют свои гены в стаде. Значит все дети - это с высокой вероятностью их потомки, причем самцы зачастую не знают, кто именно является их ребенком. Стало быть, выживание генов, сидящих в молодых обезьянках, требует такой стратегии поведения самцов, которая была бы направлена на повышение выживаемости всех детей. Вот и бросаются самцы-доминанты защищать всех детей своего стада без разбора. Если бы происходили долгие рассуждения о том мой это ребенок или нет, то можно было бы и опоздать. Поэтому надо защищать всех детей, но только из своего стада. Гаремная форма брачных отношений, вероятно, была и у предков человека. Поэтому любой взрослый обладает врожденной программой защиты ребенка, но, в большинстве случаев, страдания детей из соседних популяций остаются без внимания.

Если развить приведенные выше рассуждения, то можно придти к выводу, что взрослая особь из той же социальной группы, с некоторой вероятностью, может оказаться твоим братом или сестрой, в которой сидят те же гены. Значит надо защищать и их. Возлюби ближнего своего, но только если он из твоего стада!

Если мужчина видит, что женщина в опасности, то он помогает ей. При этом обычно мужчина не обращает внимание на то из какой она популяции. То есть, наличие родства здесь не играет важной роли. Альтруизм в этой ситуации базируется на том, что самки - самое ценное в видовых группировках, каждая из них - это потенциально мать детей, на которую самец возлагает заботу о своих собственных генах. Поэтому самки незаменимы. Здесь эгоистичные гены вырабатывают альтруистичное поведение, природа которого - эгоистичное “желание” самцов найти “няньку” для своих генов.

Итак, человек, хоть и обладает разумом, тем не менее, в значительном количестве случаев, его поведение базируется на врожденных поведенческих программах, в основе которых лежат стратегии, выработанные эгоистичными генами. При этом, целый ряд программ направлен на обслуживание жизни человека, как социального животного. Мы живем в окружении других особей нашего вида и не можем обходиться без взаимодействия с ними. Один человек - вообще не человек. Однако, как это ни удивительно, подавляющее большинство контактов между собратьями, не могущими жить друг без друга, основано на злобе и агрессии. Обсуждению этого феномена будет посвящена следующая лекция.

 

Лекция шестая. Агрессия.

Конрад Лоренц наблюдая за рыбами, обитающими на коралловых рифах, обратил внимание на то, что эти животные значительную часть жизни проводят в стычках с другими рыбами. При этом подавляющее большинство агрессивных актов было направлено против особей своего вида. То же самое можно отметить и для всех остальных видов животных, включая человека. Мы ежедневно конфликтуем с окружающими людьми, в то время как на представителей другого вида наша злоба изливается крайне редко.

В чем адаптивный смысл такой внутривидовой агрессии? Дело в том, что количество ресурсов, которые необходимы для жизни животного (пища, пространство, половые партнеры и т.п.) ограничено. Каждый организм может получить необходимое для жизни только тогда, когда он сможет удержать это в борьбе с другими особями того же вида, которые обладают сходными потребностями. В этом суть внутривидовой конкуренции, открытой Мальтусом и Дарвином. За счет агрессивных взаимодействий особи одного вида формируют некоторые системы внутривидовых отношений, разнообразие которых очень велико. Назначение этих отношений - снижение конкуренции за ресурсы. Это может достигаться путем равномерного распределения особей в пространстве, когда животные стараются, как можно реже встречаться друг с другом, может быть и, напротив, строго коллективное существование, но с ярко выраженной иерархической структурой. Есть и другие формы внутривидовых отношений.

Мощь внутривидовой агрессии у разных видов - разная. Одни виды более агрессивны, другие - менее. Это связано, во многом, с характером врожденной морали. Явление врожденной морали было открыто этологами при наблюдении за видами, обладающими смертоносным оружием (ядовитыми зубами, мощными клыками, когтями и т.п.). Особи сильно вооруженных видов при агрессивных контактах практически никогда не пускают в ход свое оружие. Два волка, сражаясь друг с другом, обычно не наносят ударов в самые незащищенные места соперника. Ядовитые змеи - никогда не кусают своего партнера по стычке. У всех таких животных существуют врожденные программы поведения, запрещающие убийство собрата. В то же время, особи слабо вооруженных видов имеют слабую врожденную мораль. Так, например, голуби, не обладая мощным клювом или когтями, в стычках друг с другом способны заклевать соперника насмерть (хорошенький символ мира).

Человеку в наследство от других приматов досталась высочайшая агрессивность. Без агрессии социальная жизнь приматов невозможна. При этом человек - животное слабо вооруженное от природы. Поэтому у нас в эволюции не выработались сильные моральные ограничения агрессивных контактов. Убийство человека человеком - явление распространенное.

Поведенческие программы, связанные с агрессией, как и любые другие программы, имеют аппетентную фазу. Агрессия может накапливаться. Человеку, как и другим животным, долгое время не входившим в агрессивные взаимодействия необходимо время от времени разряжать аппетенцию. Если человек живет в комфортных условиях и ресурсов у него в избытке, то он, тем не менее, может время от времени выплескивать агрессию в самых неожиданных случаях. После агрессивной стычки человек чувствует неимоверное облегчение. При этом поводы для скандала могут быть самые разные, зачастую попросту вымышленные.

Подобные разрядки аппетенции хорошо известны людям, выезжающим в длительные экспедиции. Если все течет по плану, все работы проходят успешно, нет внешнего врага, то время от времени между членами экспедиции буквально на пустом месте разгорается война. Я неоднократно наблюдал это, да и сам, временами, попадал в такие же ситуации. Когда ссора закончится и разум вновь заработает, становится понятно, что повод был пустячным, но... Природа берет свое.

Однако в связи с этим, встает вопрос, а почему до сих пор люди не передавили друг друга? Этого не произошло потому, что в эволюции у всех животных выработались механизмы торможения агрессии. Конрад Лоренц, внесший основной вклад в создание теории внутривидовой агрессии, выделяет несколько механизмов погашения.

Первый механизм - это переадресация агрессии. Если силы соперников в стычке неравны, то более слабая особь подчиняется. Однако при этом, она не разрядила своей агрессии и программа все еще находится в аппетентной фазе. Поэтому слабая особь находит еще более слабую и разряжает агрессию на нее. И так далее. Однако разрядку агрессии можно направить и в более безобидное русло. Можно переадресовать злобу на замещающий предмет. Разбить что-нибудь ли тому подобное. В одной из школ я наблюдал очень правильное решение. Там был создан стрелковый кружок. Дети, накопившие за время общения с учителями огромный запас агрессии, на перемене стреляли из винтовок, и было видно насколько спокойнее они после этого становятся.

Второй механизм - это умиротворение. У всех животных есть хорошо развитый язык жестов, поз и мимики, который позволяет сообщить другой особи того же вида о своем состоянии. Люди в этом отношении не исключение. Особенно хорошо понимают этот язык высокопримативные особи и в первую очередь женщины.

В агрессивной стычке, до непосредственного физического контакта особей, происходит довольно долгий обмен сигналами, из которого соперники кое-что узнают друг о друге. Каждая особь стремиться при конфликте показаться крупнее. Животные раздуваются, топорщат шерсть, поднимают хвосты или встают боком к сопернику, демонстрируя наиболее крупный профиль. Человек тоже пытается увеличить свои размеры: например, встав в позу “руки в боки” или выпятив грудь. Как и другие приматы, человек при конфликте (еще до физической стычки) начинает повышать голос и скалить зубы. Очень часто такой демонстрации силы достаточно для того, чтобы конфликт не развивался далее. Особь, чувствующая превосходство соперника, старается его угомонить. Такой человек сразу меняет тон взаимодействия и начинает использовать умиротворяющие сигналы. Он уменьшает свои размеры (наклоняет голову, встает на колени), старается не смотреть в глаза, поскольку у приматов - это признак агрессии, говорит тихим голосом.

Один из врожденных моральных запретов, который существует у человека, - это запрет на нанесение вреда ребенку. Поэтому многие стимулы, характерные для облика ребенка, очень ловко используют женщины для умиротворения разбушевавшегося мужчины. Это, так называемое инфантильное умиротворение. Представительницы слабого пола изображают из себя ребеночка. Они говорят тоненьким голосочком, открывают как можно шире глаза (собственно для увеличения размеров глаз они и используют разнообразную косметику) и говорят какую-нибудь чушь, как это обычно делают дети. Действует железно. Любой нормальный мужчина моментально попадается на эту удочку.

Другой способ умиротворения, который тоже весьма эффективен - это умиротворение через признание низкого иерархического статуса. В социальных группах приматов низший уровень иерархии занимают самки. Поэтому у обезьян, когда более слабый самец понимает, что он проиграл, он начинает умиротворять соперника, изображая из себя самку готовую для спаривания. У этологов есть даже такой термин - поза подставки. Так уж получилось, что у обезьян эта поза связана с демонстрированием зада. Когда более сильный соперник видит зад противника он успокаивается. Раз враг демонстрирует поведение самки, значит - это уже не противник. У человека положение самки, готовой к спариванию, выглядит совершенно иначе, чем у обезьян (почему - это особый разговор, который будет позднее), однако роль зада в умиротворении противника осталась. Когда два мальчишки сорятся и силы их неравны, то более слабый совершает очень характерный поворот и уходит. При этом он не просто демонстрирует зад, но еще и подставляет слабо защищенную спину, что также действует умиротворяюще. Когда взрослые стараются утихомирить разбушевавшегося ребенка, требующего что-то от родителей, ему очень быстро указывают на его иерархический статус путем легкого шлепка по попе. Падение ниц перед сильными мира сего - тоже подразумевает позу, при которой ягодичные бугры находятся выше головы.

Третий метод - это ритуализация агрессии. Если понаблюдать за двумя друзьями, которые не ссорятся друг с другом, а изображают взаиморасположение, то бросится в глаза то, что они постоянно демонстрируют формы поведения, которые очень похожи на агрессивные. Они скалят зубы, издают громкие крики, бьют друг друга. То есть делают все то, что они делали бы, если бы вступили в конфликт. Только это уже дружеское поведение, которое называется смехом и приятельским похлопыванием.

Почему же столь приятные нам жесты так напоминают агрессивные сигналы? Если посмотреть шире, то мы увидим, что большинство поведенческих форм, связанных с радостью, у человека очень напоминает агрессию. Когда легионеры встречали императора, вверх поднимались копья. Когда советские солдаты взяли рейхстаг они свою радость выражали смертоносными выстрелами. Лоренц дал этому великолепное объяснение. Животным слабо вооруженным, которым постоянно грозит опасность, нельзя расслабляться. В любой момент надо суметь включить агрессивные формы поведения. Поэтому именно они и ложатся в основу совершенно других сигналов, имеющих прямо противоположные задачи. Чуть-чуть видоизмененный оскал становится улыбкой, слегка модифицированные вопли - хохотом, а демонстрация оружия - приветствием. Появляется ритуал взаимного умиротворения. Такие ритуалы есть у многих животных. У гусей - это вытягивание шеи и крик, а у человека - смех. Эти ритуалы пронизывают всю нашу жизнь и ритуалы эти - врожденные. Нас никто не учит улыбаться человеку, с которым мы не хотим поссориться.

Баланс агрессии и ее торможения делает группу социальных животных стабильной. Однако ресурсов на всех в равном количестве не хватит. Поэтому агрессивные контакты между особями одной группы выполняют еще одну важную функцию - они приводят к построению иерархической пирамиды.

Если подсчитать количество взаимных нападений, которые совершают петухи, живущие в одном загоне, то станет очевидным, что есть особи, которые часто клюют других петухов, а на них покушаются редко. И, напротив, - есть птицы, которых все клюют, а они практически не отвечают. Всех птиц этой группы можно упорядочить по этому признаку. Положение в этом упорядоченном ряду называют порядком клевания. Первое место занимает особь, легко входящая в агрессивные стычки и легко их выдерживающая, ее называют альфой. Альфа имеет самый высокий в группе врожденный ранговый потенциал. Следующая за ней бета имеет чуть более низкий ранговый потенциал. И так далее.

Порядок клевания очень хорошо выражен и у приматов, особенно у павианов. Вот как у них организовано стадо. За счет того, что разные особи обладают разными ранговыми потенциалами возникает иерархическая пирамида, на вершине которой находятся самые высокоранговые обезьяны. У приматов это всегда самцы. Количество самцов-доминантов невелико - это те особи, которые имеют практически равные ранговые потенциалы и не уступят друг другу. Они постоянно демонстрируют друг другу ритуализованные формы погашения агрессии, но время от времени у них вспыхивают стычки, после которых самцы-доминанты чувствуют себя очень растерянно. Этот конфликт им не нужен, так как они точно знают, что друг другу не уступят, но аппетенция требует разрядки. Самцы-доминанты подчиняют себе остальных особей стада, обладающих меньшим ранговым потенциалом. Самую низкую ступень в иерархии занимают самки и детеныши.

Общество людей построено по тем же принципам. Во главе всегда стоят мужчины. Как бы ни хотелось женщинам верить в красивые сказки о матриархате, этого периода в истории человечества не было и не могло быть, поскольку у людей нет поведенческих программ, обслуживающих такую форму организации общества. Те примеры матриархата, которые мы видим у некоторых отсталых от мирового прогресса племен - это социальные уродства, благодаря которым эти племена и стали отсталыми. Да, конечно, можно встретить у людей и высокопоставленных особ женского пола. Однако в большинстве случаев они лишь являются символами власти, а реально управляют мужчины. Впрочем, бывают и редкие исключения. Но стать это нормой не может, по крайней мере, в течение ближайших геологических периодов.

Иерархическое сложение человеческого общество формируется спонтанно. Это можно наблюдать и в детских группах и в армейских подразделениях. Везде. Всегда находится один или несколько мужчин-доминантов, окруженных толпой мужчин бета (субдоминантов). Всегда находятся в обществе и подонки - изгои, особи, занимающие самое дно пирамиды (даже ниже женщин и детей).

Адаптивный смысл иерархии имеет массу аспектов. Два из них - самые главные. Во-первых, иерархически устроенное общество легко управляемое. В таком обществе проще организовать оборону и нападение. Во-вторых, в таком обществе можно осуществить систему распределения ресурсов. В результате этого ограниченные блага достаются всем, но, разумеется, в разном количестве. Мужчины рвутся во власть именно за этим. Контроль за распределением ресурсов - это залог того, что тебе самому (твоим генам) кое-что перепадет. Это врожденная форма поведения и ничего с этим не поделаешь. Чиновник-хапуга - это не исключение, а обезьянья норма.

Сплоченная, иерархически организованная группа (у людей это, в частном случае, называется государством) очень бережно охраняет свои ресурсы, сосредоточенные на территории, контролируемой этой группой. Любое покушение н<