Седьмое осмистишие (ст. 49-56).

Помяни словеса Твоя рабу Твоему, ихже упование дал ми еси. 50. То мя утеши во смирении моем, яко слово Твое живи мя. 51. Гордии законопреступоваху до зела: от закона же Твоего не уклонихся. 52. Помянух судбы Твоя от века, Господи, и утешихся. 53. Печаль прият мя от грешник, оставляющих закон Твой. 54. Пета бяху мне оправдания Твоя на месте пришелствия моего. 55. Помянух в нощи имя Твое, Господи, и сохраних закон Твои. 56. Сей бысть мне, яко оправдании Твоих взысках.

Это осмистишие идет под буквою заит, что значит; маслина. Маслиной называется дерево, из которого выделывается елей, а елей служит символом милости Божией и всего утешительного и целительного. Ни один предмет из мира вещественного, быть может, не прилагается в слове Божием так часто и разнообразно к предметам мира духовного, как елей. Он употребляется как "елей радости" (Пс. 44:8; Евр. 1:9), как символ посвящения на служение Богу (Исх 30:30) и на царское служение (1 Цар. 15:1) в других случаях он служит одним из предметов жертвоприношения (Лев. 7:10; 6:15) или выражением благочестия (Еккл. 7:2) и мира молитвенного или богослужебного (в литургии: "милость мира"), а также признаком целительности (Ис. 1:6) и света (Исх. 27:20), самый обряд помазания елем служит символом духовного научения и внутреннего просвещения (1 Ин. 2:27), и проч.

Ст. 49 и 50. В сем осмистишии пророк излагает изречения, выражающие то, о чем скорбела душа его и в чем находил он утешения для нее. Его беспокоят - то медленность исполнения обетовании Божиих, и он взывает к Богу: Помяни словеса Твоя рабу Твоему, ихже упование дал ми еси, - то разные смиряющие обстоятельства жизни его тревожат, и он более спокойно говорит: То мя утеши во смирении моем, яко слово Твое живи мя. Словеса Господни, на которые пророк возлагал утешительные надежды и упования, - это были те обетования, о которых он просит теперь помянуть, не вспомнить, потому, конечно, что в текущих обстоятельствах жизни его было что-то не соответствовавшее ожиданиям, возбужденным словами Господа, или потому, что чувствовал в ту пору нужду в утешении и милости Божией. Обетования обещали всякую милость, а потому пророк и говорит: помяни, что сказал, и даруй хоть малую часть из обещанного, потому что, в особенности теперь, я чувствую в том нужду. Словом помяни выражается лишь желание молящегося получить обещанное, а не то, чтобы что-либо предлагалось Богу, как будто выпавшее у Него из памяти. По переводу с еврейского: "Вспомни слово к рабу Твоему, на которое Ты повелел мне уповать". И это упование, которое Ты дал мне, доставило мне великое утешение. Я хотя и получил от Тебя, Господи, великие и важные обетования и хранил в себе упование на них, но в жизни своей встречал такие смиряющие, уничижающие и убивающие дух обстоятельства, которые поражали горем душу мою, и только в слове Твоем я находил утешение и оживление: яко слово Твое живи мя. Это самое упование, порожденное во мне словом Твоим, утешало и успокаивало меня столько, что если постигало меня какое-либо бедствие или опасность, чаяние смерти, тяжкая болезнь, или потеря имущества, или гонение, или что-либо другое, по мнению людей тяжкое, - то утешением для меня было упование. Под смиряющим св. Амвросий разумеет и другое, именно - внутренние искушения от греха и диавола, с которыми надо вступать в борьбу, в надежде победы силою благодати Господней. "Во время смирения нашего утешительница наша - надежда. Временем же смирения души нашей я полагаю время искушения. В этих-то искушениях и живится душа словом Божиим. Оно есть жизненная эссенция души нашей, которою она питается, возращается и управляется".

Ст. 51 и 52. Из обстоятельств жизни, наводящих скорби и особенно смиряющим образом и убийственно действующих на наше духовное состояние, пророк выделяет такие, которые исходят от гордых презрителей закона, хулящих закон, насмехающихся над исполнителями его и сбивающих всех с должного пути, и в то же время он выделяет себя из среды этих гордых законопреступников. Он так говорит. Гордии законопреступоваху до зела: от закона же Твоего неуклонихся. В этом стихе пророк, с одной стороны, указал на гордых законопреступников, не только преступающих закон до зела, но и восстающих на него, презирающих, ненавидящих и вооружающихся против него злым словом своим, а с другой - на твердость и постоянство своего характера, с которыми он вооружался против хулителей закона. Но эта твердость не исключала и сердечного болезнования. Где же находил он целительный елей на такую рану сердца? В воспоминании о судах Божиих. Вот и урок нам, как надо действовать, когда вокруг нас распространяются не преступники только закона, но и презрители и поносители его. Пусть их! Ты пребудь тверд, - всех не переговоришь и не переуверишь. Есть на небе Судия всех, Который видит, как восстают на Его повеления, и сумеет воздать всем должное. Помянух судьбы Твоя от века, Господи, и утешихся. Этот стих служит дополнением предыдущего. Помянул я, Господи, как бы так говорит он, праведные суды Твои, от начала мира Тобою явленные, как Ты страждущих за добродетель чтишь и прославляешь, как тех, которые полны счастья со грехом, бесчестишь и посрамляешь, и воспоминанием этим утешился в скорбях и злостраданиях моих, пред лицем гордых порицателей закона Твоего. "Приведя себе на мыль, - поясняет блж. Феодорит, - что было с Авелем, Авраамом, Исааком, Иаковом, Иосифом, Иовом, Моисеем, как попущено было впадать им в различные искушения, и как соделал Ты их впоследствии славными и знаменитыми, я почерпнул в этом для себя достаточное утешение" [6, с. 583]. "Гордые, - пишет св. Амвросий, - своими нападками на закон колебали мою преданность закону, но я помянул суды Твои и, утешась ими, возвратился к прежним убеждениям и решениям".

Ст. 53 и 54. Размножение нечестия и повсеместного развращения вот новый источник скорби для пророка! Впереди указал он на выдающиеся из этого круга личности, на гордых презрителей закона, насмехающихся и нападающих, а теперь обозначает всю сплошную массу грешащих без страха Божия и страха суда Его, хоть и не нападающих, но видом своим и бесстыдством смущающих благочестивое сердце. Печаль прият мя от грешник, оставляющих закон Твой. В этом стихе он говорит только о скорби из-за грешников, а в следующем указывает, откуда приходило ему утешение в такой скорби. Пета бяху мне оправдания Твоя на месте пришелствия моего, т.е. (пер. с евр.) "уставы Твои были песнями моими на месте странствований моих". Поставляя эти слова в соотношение с предыдущим, мы видим, что там высказывалась печаль, а тут указывается источник утешения. Он как бы так говорит: грех и нечестие, размножившиеся вокруг меня, повергали в печаль душу мою; а я, углубляясь в оправдания Твои, согревал любовию к ним сердце мое, и тем прогонял мрачное настроение в себе и то пагубное влияние, которое обыкновенно оставляет в душе окружающая нас греховность. Место пришельствия - это настоящая жизнь. Чувство, "яко сгранни и пришелцы есмы на земли" (Евр. 11:13), обще всем искренно богобоязненным людям. У пророка оно возвышалось тем, что в окружающих он не видел никакого согласия с настроением своего сердца. Они замышляли и делали одно, а он - совсем другое, и потому был чужой между ними. В нем действовал иной дух жизни, не от мира сего. И как весною, когда пробудившаяся новая жизнь охватывает вышедшего на простор поля из душного жилья, невольно исторгается песнь для выражения радости жизни, так пел и пророк, когда в оправданиях охватили его родные духу небесные стихии. Этим он и себя утешал, и отгонял навевавшийся на него дурной дух из грешного мира. "Но оправдания Божии, - по объяснению св. Илария, - не могут быть певаемы тем, кто не отрешился от всех забот земных. Посему пророк и прибавил: на месте пришелствия моего. Здесь мы пришельцы, а у Бога свои. Потому-то апостол говорит, что в доме Божием, по призвании к вере, мы уже не страннии и пришельцы, но сограждане святых и домашние Божий (Ефес. 2:19), а кто домашний Божий, тот уже выходит из мира, кто вращается в небесных вещах, тот странник на земле, кто поет, у того отложены все тяготящие заботы или расчеты, сжимающие сердце" [7, с. 218].

Ст. 55 и 56. У ветхозаветного проповедника сущность всего закона Божия выражена в таких кратких словах: "бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека" (Еккл. 12:13). Вспоминая тот же закон Божий и храня достодолжное внимание к святейшему имени Господа, и пророк-составитель сего псалма говорит: Помянух в нощи имя Твое, Господи, и сохраних закон Твой. И не ночью только, но и во всякое время пророк, конечно, воспоминал и славил имя Господне, но в нощи, как бы так говорит он, когда все вокруг меня погружалось в глубокое молчание, когда и душа моя была свободна от гнета внешних впечатлений, я вспоминал имя Твое, живее сознавал, что Ты и Творец, и Промыслитель, и Воздаятель милостивый и праведный, в руке Которого все, следовательно, и я с душою моей. Помянув это, я воодушевлялся большею решимостию хранить закон Твой. Случалось нередко, что неприятности, бедствия, напасти и всякого рода неудачи наводили мрак на душу мою и колебали верность закону Твоему, но, помянув тогда же в ночи имя Твое и сознав, что все от Тебя и все строится ко благу моему, - я успокаивался и оставался верным закону Твоему. Таким образом, словами сего стиха пророк внушает, что всегдашнее памятование о Боге, не только днем, но и ночью, есть источник всякого утешения и полной крепости нравственного характера, всегда верного Богу. Всегдашняя память о Боге и хранении закона Его была для пророка причиною того, что он взыскал оправданий, или законоположений Господних, что он и выразил в следующем стихе: Сей бысть мне, яко оправданий Твоих взысках; т.е. "Он (закон) стал моим, ибо повеления Твои храню" (пер. с евр.). Очевидно, не иное что, а памятование о Боге заставило его взыскать оправданий Божиих. Взыскавший жизнь по оправданиям Божиим не может обойтись без того, чтобы не памятовать о Боге, ибо всякая заповедь, какую предлежит ему исполнять, есть Божия заповедь, а ему предлежит исполнять их непрестанно, так как все дела и отношения наши обложены заповедями.