Первый нравственный выбор Элиота Поста

 

Настроение у Элиота было ужасное. Они с Фионой провалили третье испытание. Его сестра скоро умрет. И сам он, скорее всего, тоже – после того, как Сенат решит с ним покончить. Худшего он просто не мог себе представить.

Он сидел в маленькой комнате с зелеными стенами. Его правая рука была прикована наручником к столу из нержавеющей стали. На стене напротив висело большое зеркало.

Рядом с ним сидел военный врач по фамилии Миллер. Волосы у него были песочного цвета, в уголках глаз залегли смешливые морщинки.

– Тебе повезло, что ты попал ко мне, – проговорил Миллер, не глядя на Элиота. – Видишь эту красную полоску, тянущуюся вверх от кончика пальца? Начала распространяться инфекция.

Но это не могло быть инфекцией. По крайней мере, Элиот не знал об инфекции, которая так быстро распространялась бы.

– Да, мне повезло, – ответил Элиот, не пытаясь скрыть сарказма.

Его задержала армейская полиция, его сковали наручниками, набросили на голову капюшон, а потом их с Фионой разделили. Сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и привели сюда.

Пока Элиот сидел в камере и ждал, что за ним кто‑нибудь явится, палец и вся рука у него распухли. Затем появилась красная полоска и начала быстро подниматься к сонной артерии на предплечье.

Палец он поранил оборвавшейся струной Леди Зари. Ранка была крошечная. Элиот ругал себя за то, что сунул палец в рот. Наверное, с этого все и началось.

Его сразу перевели в эту комнату, и явился доктор Миллер. Он обработал ранку, взял кровь на анализ и сделал Элиоту уколы – ввел антибиотики и противостолбнячную сыворотку.

Но похоже, лекарства не действовали. Красная полоса продолжала подниматься все выше и уже почти подобралась к локтевому сгибу.

Элиот прочел «Руководство по оказанию первой помощи и первичной хирургии» Марцеллюса Мастерса от корки до корки, поэтому знал, что подобные инфекции могут быть смертельными. Но у тяжелых инфекций симптомы были другие.

– Вы считаете, это сепсис? – спросил Элиот у доктора Миллера.

Миллер взглянул на него, удивленно вздернув брови.

– Нет. – Он улыбнулся. – У тебя нет лихорадки.

Он перевел взгляд на руку Элиота и перестал улыбаться.

– Значит, тогда бактериальная инфекция? Или инфекционный целлюлит?

Миллер покачал головой, часто заморгал и устремил на Элиота изумленный взгляд. Мальчик не впервые поражал взрослого человека своими познаниями.

– Мы переведем тебя в наш госпиталь. Отправишься туда со своей юной спутницей.

Фиону тоже собирались отправить в госпиталь? Ей опять стало плохо?

Щелкнул замок. Дверь открылась. Вошел мужчина с беджиком, на котором было написано «ФРИМЕН».

Вид у него был сердитый и хмурый. Его взгляд мог бы посоревноваться с бабушкиным по пронзительности. Судя по знакам отличия, он носил звание капитана.

Фримен положил на стол большой полиэтиленовый пакет с наклейкой «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА». Внутри в отдельных пакетах лежали рюкзак Элиота и фонарик, а также скрипка и смычок в пластиковом цилиндре.

Элиоту хотелось протянуть руку и прикоснуться к Леди Заре, но он сдержался.

– Ну, как он? – спросил Фримен у доктора Миллера.

– С ним все будет в порядке. Мне бы хотелось обследовать их обоих в госпитале… на всякий случай.

Миллер едва заметно покачал головой, глядя на Фримена.

– А девочка как?

– Токсикологический анализ отрицательный. Но давление поднять не удалось. «Неотложка» в пути. Запаздывают. Тяжелая выдалась ночь.

Фримен что‑то неразборчиво проворчал и начал разглядывать Элиота, словно увидел его впервые.

– Вы таращитесь на меня, молодой человек. Я вам кажусь смешным?

– Нет, сэр.

Элиот был готов отвести глаза, но догадался, что Фримен именно этого добивается. Так повел бы себя «хороший мальчик». Это было состязание. Его воля против воли Фримена. Если бы он отвел взгляд, то признал бы, что капитан имеет над ним власть.

Поэтому Элиот продолжал смотреть Фримену в глаза, всеми силами стараясь подражать манерам Роберта Фармингтона. Он удобнее устроился на стуле.

– Ну‑ну. Давай, разыгрывай передо мной крутого парня, – поджал губы Фримен. – Ты нам не больно‑то нужен. Девчонка нам все рассказала.

Всю заносчивость с Элиота как рукой сняло. Он сел прямо.

– После того, как вас осмотрят в больнице, – сообщил ему Фримен, – вам предстоит долгая прогулка до федеральной тюрьмы «Неллис».

Элиот растерялся. Он уже раскрыл было рот, чтобы сказать Фримену, что они с Фионой не хотели сделать ничего плохого, что им просто была нужна одна вещь и что они…

Но вовремя осекся и сжал губы.

Фримен просто пытался заставить его проговориться.

– Моя сестра вам бы ни за что ничего не сказала, – заявил Элиот. – И в федеральную тюрьму пятнадцатилетних не сажают.

Фримен записал в маленький блокнот: «Сестра. Пятнадцать».

– Можешь думать, что я шучу, – проворчал он, – но вам сильно повезло, что вас сегодня не убили. Мало того что вас чуть не пристрелили во время проникновения на сверхсекретную территорию, так вдобавок вы с сестрицей забрели на ракетный полигон во время сброса топливных отходов и угодили прямехонько в облако токсичных газов.

Ложь. Элиот это знал – сам не понимая откуда, но знал. Нет, то, что их чуть не подстрелили, – скорее всего, это правда. А вот насчет сброса топливных отходов… тут что‑то явно не сходилось.

Во‑первых, туман он вызвал своей музыкой.

Во‑вторых, Фримен сообщил об этом как‑то не слишком уверенно.

Зачем он лжет? Потому, что не может объяснить неожиданное появление облака тумана в пустыне в летнюю ночь?[91]

Что же в этом тумане было такого, из‑за чего стоило лгать?

Элиот вспомнил о криках людей в тумане, о своих странных видениях – скелетах, черепах и гигантских тенях.

– Кто‑нибудь пострадал?

– Да, – кивнул Фримен, еще пристальнее глядя в глаза Элиота. – У меня выведены из строя два человека. А они не оказались бы там, если бы им не пришлось гоняться за вами.

Выведены из строя? Значит, мертвы?

Это был несчастный случай. Как он мог предполагать, что произойдет из‑за его музыки?

А должен бы. Он ведь знал, что делал. Но заботился только о том, чтобы отвести опасность от себя и Фионы. И не задумывался, что музыка может сделать с людьми, находившимися поблизости.

– Транспортируйте их, – приказал Фримен врачу. – Я хочу, чтобы его состояние стабилизировалось, и тогда мы продолжим допрос. Хочешь позвонить родителям? – спросил он у Элиота.

Элиот покачал головой.

– Я так и думал, – пробормотал Фримен. – Но мы их скоро разыщем.

Элиот и Фиона два года назад сфотографировались в супермаркете и сняли отпечатки пальцев на тот случай, если их вдруг похитят. В конце концов Фримен узнает, кто они такие, и свяжется с бабушкой.

Он чуть не рассмеялся. Какое это теперь имело значение? Он размышлял, как прежний Элиот Пост: боялся неприятностей, в то время как Фиона могла вот‑вот умереть.

Теперь им ни за что не добраться до этих Золотых яблок…

Взгляд Элиота упал на Леди Зарю.

Или все‑таки что‑то можно сделать?

Даже сквозь слои полиэтилена он хорошо видел лакированную поверхность скрипки. Она сверкала огнем. Он видел скрученные спиралью концы оборванной струны. Но сможет ли он вообще сыграть на трех струнах?

Он решил, что сможет… Нужно будет только немного поменять позиции пальцев и импровизировать на ходу, исполняя «Симфонию бытия».

Фримен и доктор Миллер говорили о раненых военнослужащих, а Элиот не сводил глаз со своей скрипки.

Да, пожалуй, он сможет сыграть на трех струнах.

Проблема была не в этом. Проблема была в нем.

На этот раз, если он начнет играть и призовет туман, это станет его решением, а не чем‑то неожиданным, появившимся в последний момент. Сейчас он полностью осознавал последствия своих действий.

Ему нужен более густой туман, чтобы спрятаться не только от двоих людей, находившихся с ним в комнате, но и от множества других, служивших на базе.

А для этого придется сыграть последнюю часть симфонии, которая его так напугала, сыграть и вызвать к жизни нечто ужасное.

В опасности окажутся люди, которые просто честно выполняют свою работу. Они столкнутся с созданиями, обитающими в тумане, они заблудятся в бесконечных проходах. Многие даже могут погибнуть.

И он будет в ответе за это.

Но на карту поставлена жизнь Фионы. Можно ли рисковать жизнью многих, чтобы спасти одного?

Выбор был именно таков. И это был его выбор.

С таким же успехом можно палить из ружья в комнате, битком набитой народом. Стрелять, не прицеливаясь, демонстрируя равнодушие к человеческой жизни.

Но Элиот не мог позволить, чтобы его сестра умерла.

Может быть, именно для этого и было предназначено третье испытание. Во время второго испытания Фионе пришлось убить Миллхауса. Возможно, теперь настала очередь Элиота сделать что‑то подобное.

Он обязан принять решение.

Убить – или быть убитым. Жить – или погибнуть. Добро или зло.

Фримен наклонился и расстегнул наручник на запястье Элиота.

– Если тебе больше нечего сказать, молодой человек, пора трогаться.

Элиот в последний раз взвесил все «за» и «против» и принял решение.

– Я знаю, что вы солгали насчет тумана, – прошептал он. – Никакого сброса топлива не производилось. Вы сами не знаете, что это было такое. А я знаю.

– Вот как? – Фримен уставился на него, как на нечто застрявшее между зубами и вынутое.

– И я могу показать вам, как я это сделал.

Фримен и доктор Миллер нервно переглянулись.

– Это помогло бы мне в диагностике, – шепнул доктор Фримену, – если бы я понял, с чем мы тут, черт побери, имеем дело.

– Ладно, – медленно выговорил Фримен. – Говори.

– Я должен показать.

Элиот потянулся к пакету с вещественными доказательствами.

Стоило ему прикоснуться к Леди Заре, как пульсирующая боль в руке ослабела. Они со скрипкой были словно созданы друг для друга. И боль как будто возникла из‑за краткой разлуки.

– Я должен сыграть на своей скрипке.

 

Золотое яблоко

 

Когда все началось, Фиона находилась в салоне «неотложки». Она лежала на каталке, и обе ее руки были крепко‑накрепко пристегнуты.

Туман окутал машину, он накатывал волнами, словно прибой. Фиону обдавало леденящим холодом.

– Странно! – крикнул водитель санитару, обернувшись. Он включил фары, но от этого туман, густой, как гороховый суп, стал совсем непрозрачным.

– А что там с мальчишкой, которого мы ждем? – спросил санитар.

– Элиот? – прошептала Фиона. – Он поедет со мной? Он ранен?

Санитар не стал ей отвечать.

Что они с ним сделали? Фиона попыталась пошевелиться, но не смогла высвободить руки.

Что‑то ударило в бок машины. В желтоватой пелене тумана проступило нечто, напоминающее щупальца осьминога.

На душе у Фионы было тяжело. Она чувствовала: с Элиотом что‑то случилось, его не просто задержали офицеры ВВС.

Вдалеке послышались крики, раздалось эхо выстрелов.

Санитар схватил чемоданчик, открыл задние двери и спрыгнул, не закрыв за собой двери.

Туман словно немного растерялся у дверей, а потом начал медленно проникать в кабину. Длинные щупальца поползли по полу.

Фиона снова попыталась выдернуть руки из мягких наручников. Наручники были тугими, но ей надо было освободиться. Девочка прижала большие пальцы к ладоням, стараясь сделать кисти рук как можно уже. Упершись ступнями в края каталки, она дернула руки вверх.

Она оцарапала кожу, но ей удалось только еще туже зажать руки наручниками.

– Эй! – крикнул водитель. – А ну прекрати!

Фиона услышала, как щелкнула пряжка его ремня безопасности.

Но прежде чем водитель успел встать с сиденья, треснуло ветровое стекло.

Машина начала раскачиваться вперед и назад. Водитель вскрикнул. Что‑то вытащило его из кабины.

Послышалось чавканье и хруст костей.

Фиона не могла обернуться и посмотреть, что происходит.

Все связные мысли словно ветром сдуло. Она принялась судорожно дергать руками и наконец сумела освободить правую.

Рука была окровавлена, но Фиона не думала об этом.

Щупальца тумана царапали и скребли каталку.

Фиона расстегнула наручник на левом запястье.

У нее осталась одна мысль: «Нить. Нужна нить».

Девочка быстро ощупала одеяло, которым ее накрыли. Синтетический флис. Из такой ткани нитку не выдернешь.

Она стала дергать нижний край рубашки, надорвала его и выдернула кусочек хлопковой нитки. Затем туго натянула нитку.

Водянистая лапа с кривыми шипами извивалась, касалась поручня каталки и словно искала, за что бы ухватиться.

Прежняя Фиона вскрикнула бы, окаменела от страха или зажмурилась бы, надеясь, что страшный сон пройдет.

Но эта Фиона давно позабыла детские страхи. Тянущееся к ней чудовище вызвало у нее только одно чувство: злобу.

Фиона резко прижала натянутую нитку к щупальцу – раз, другой, третий, – и страшная лапа развалилась на куски, а потом они задымились и исчезли.

Фиона отдышалась и вдруг услышала музыку.

Казалось, играют одновременно десяток скрипок, и звук их эхом разлетается по морю тумана, музыка звучала то тут, то там, она окружала машину, но при этом как бы не звучала нигде. Это была музыка Элиота, но прежде Фиона ни разу не слышала такой мелодии. Прекрасные мелодичные ноты сопровождались визгливыми криками. Казалось, кто‑то сыплет из жестяного ведра гвозди и вколачивает их в разбитую доску.

Туман зашевелился, стал плотнее, а потом в одном месте рассеялся, образовав туннель.

В глубине туннеля возник темный силуэт. Музыкант шел к ней, водя смычком по струнам скрипки, с его руки свисал развязавшийся бинт.

Он увидел сестру и побежал к ней.

А Фиона сделала то, чего не делала очень давно, с раннего детства: она крепко обняла брата.

Он прижал ее к себе одной рукой.

Фиона поспешно отстранилась. Радость видеть Элиота живым и невредимым – это одно дело, но слишком долго обниматься с ним – нестерпимо.

Кроме того, с ним что‑то было не так. Конечно, он всегда был не от мира сего, а сейчас их окружал странный туман, наполненный чудовищами. Красная воспаленная полоса поднялась вверх по его руке, а по обе стороны от этой полосы темнели синяки.

Гнев охватил Фиону.

– Они тебя пытали!

Элиот прижал руку к груди.

– Ничего страшного.

Фиона была уверена, что брат просто не хочет сгущать краски, но промолчала. У них были дела поважнее.

– Что это значит? Ты снова вызвал туман? Ты знаешь, что он убивает людей?

Элиот одарил ее таким свирепым взглядом, на какой даже бабушка вряд ли была способна.

– Да, знаю. А ты хочешь найти Золотое яблоко или нет?

Фиона никогда не видела брата в такой ярости. Он всегда был безобиден – если только не загонять его в угол. И даже тогда… Словом, она никогда не чувствовала, что от Элиота может исходить угроза.

До этого момента – не чувствовала.

Что‑то в нем изменилось. А может быть, изменился весь мир и Элиот просто стал его частью?

– Да, – покорно проговорила Фиона. – Давай найдем это дурацкое яблоко.

Элиот кивнул, повернулся к ней спиной и поднял руку со смычком. Фиона была ошеломлена: синяки и красная полоса на его руке в одно мгновение исчезли.

Элиот заиграл другую мелодию – негромкую и неторопливую.

В сознании Фионы возник образ крошечного ростка, тянущегося к солнцу. Потом на стебельке появились цветы, вокруг которых начали виться пчелы, а потом на месте цветов возникли плоды. Запахло медом, и Фиона ощутила сладкий вкус…

– Яблоки… – прошептала она.

Но мысль о еде, даже о такой легкой, как яблоко, вызвала у нее отвращение и тошноту. Она овладела собой, сглотнула подступивший к горлу ком.

Как бы отвечая музыке, туман зашевелился. Образовался новый проход.

Элиот, продолжая играть, зашагал вперед. Фиона пошла за ним.

Она была потрясена растущим талантом брата. Но ее восторг растаял, когда она увидела во мраке всадника без головы, державшего в поднятой руке меч. А по другую сторону от тропы появился силуэт, похожий на акулу размером с буксир.

Вдалеке глухо гремели взрывы и слышались выстрелы, похожие на треск жарящегося попкорна.

Фиона догнала Элиота и увидела, что по его щекам текут слезы.

Ей хотелось положить руку ему на плечо, утешить его, но она побоялась, что отвлечет, помешает играть. Да и что она могла сказать ему? Убив Миллхауса, она тоже ранила свою душу и знала, что эту боль прогнать невозможно.

Тропа привела их к асфальтированной дорожке и вскоре уперлась в двустворчатую стальную дверь.

На двери был номер. 221.

– Нам сюда, – сказал Элиот.

Фиона шагнула вперед, сжимая в руке нитку. Дверь на вид была толстая и прочная. Кодовый замок окружали стальные пластины. Рядом с замком располагалось устройство для ввода карточки.

Как она могла разрезать плоскую дверь ниткой, растянутой между руками?

Но почему ей надо действовать именно так? Обеими руками? Дядя Аарон сказал, что она способна разрезать все, что угодно, стоит лишь только захотеть. Он ни слова не говорил о том, что ей требуется держать свой режущий инструмент обеими руками.

Фиона сделала глубокий вдох и сжала часть нитки большим и указательным пальцами. Она так сильно сконцентрировала внимание на этом маленьком отрезке нитки, что весь мир для нее исчез.

Затем отпустила один конец нитки.

Нитка замерла в воздухе и нацелилась на ближайшую невидимую силовую линию.

Не сводя глаз с нитки, Фиона приблизила ее к стальной двери и ввела в сталь, как раскаленную иглу в кусок масла. Она провела нитью из стороны в сторону, вверх и вниз и сделала шаг назад.

Дверь с грохотом рухнула внутрь.

За ней начинался заполненный туманом коридор.

Элиот, открыв рот от изумления, уставился на упавшую дверь и ниточку в руке сестры.

Несмотря на все, что творилось вокруг, работа успокоила Фиону. Ей так нравилось что‑нибудь резать, что она могла бы заниматься этим весь день.

Внезапно взвыла сигнализация. В помещении здания номер двести двадцать один замигали красные огоньки.

– Куда? – прокричала Фиона.

Элиот взял несколько нот из «яблочной» песни. Дымка немного рассеялась, и стал виден коридор, поворачивающий влево.

Фиона пошла первой, растянув нитку между рук. Она замечала светящиеся глаза, отражавшие вспышки красных лампочек. Глаза злобно смотрели на нее из тумана.

«Только троньте меня. Только попробуйте», – думала она.

Откуда у нее взялась такая мысль? Меньше всего ей хотелось с кем‑нибудь сражаться. Она ведь мечтала только об одном: чтобы ее не трогали.

Или какая‑то ее часть опять хотела что‑нибудь разрезать?

Они шли и шли, поворачивая то направо, то налево. Наконец один из коридоров вывел их в подземную часть здания. Они миновали несколько стальных дверей. На некоторых висели таблички с номерами, другие были снабжены устройствами, к которым следовало прикладывать ладонь, третьи были толстыми, как дверцы сейфов.

Элиот остановился перед небольшой овальной дверью. Рядом с ней находился оптический сканер и инструкция по идентификации сетчатки глаз.

– Это здесь, – сказал Элиот, прищурившись и читая инструкцию.

Может быть, ему пора носить очки?

Фиона тоже начала было читать инструкцию, но передумала. Это было ни к чему. Сегодня ее не могли остановить никакие замки и сканеры.

Она отмотала нитку на длину руки до локтя, сосредоточилась и просунула ее в микроскопически тонкую щелочку между дверью и бетонной стеной. Сталь, титан, высокоуглеродистые сплавы – все это могло оказать Фионе лишь самое слабое сопротивление.

Она провела ниткой по щели вниз и вверх, и они вместе с Элиотом толкнули двери.

За ней находилось помещение размером с зал пиццерии, в которой они работали. Здесь стояли ряды стеллажей, возвышавшихся до самого потолка. На полках громоздились ящики, закрытые металлические коробки, а также стальные цилиндрические контейнеры, каждый из которых был Снабжен штрих‑кодом и серийным номером. На большинстве ящиков виднелись наклейки, предупреждавшие о биологической угрозе, о радиации или о том и другом одновременно.

Элиот без раздумий подошел к круглому контейнеру, стоявшему на нижней полке.

– Здесь, – коротко сообщил он.

Фиона выглянула в коридор. Ни чудища, обитавшие в тумане, ни военные за ними не гнались. Это было хорошо.

А может быть, плохо, в зависимости от того, почему никто не реагировал на то, что в здании сработала сигнализация.

Возможно, на базе все погибли.

Что они наделали? Во время первого испытания Фиона чуть не погибла сама, боясь поранить Соухка. А потом убила Перри Миллхауса. А теперь? Сотворенный Элиотом туман был способен убивать людей. И Фионе больше всего хотелось, чтобы убийства прекратились.

Силы покидали Фиону. Она схватилась за края дверного проема. Время ее жизни истекало.

Девочка, пошатываясь, добрела до контейнера и быстро срезала крышку.

Внутри, обложенное шариками пеностирола, лежало большое металлическое яйцо. Фиона и Элиот поставили контейнер на пол, чтобы лучше рассмотреть яйцеобразный предмет.

Яйцо было тускло‑серебристое, его покрывал толстый слой лака. Приглядевшись повнимательнее, Фиона увидела выгравированные на металле тонкие линии. Они струились по всей поверхности яйца, словно паутина. Кое‑где эти линии формировали рисунок вроде сплетающихся между собой лиан, покрытых бутонами орхидей. В других местах орнамент напоминал микросхемы или повторяющиеся изображения кристаллических структур. Затем эти структуры плавно переходили в подобие делящихся клеток, хромосомы внутри которых напоминали скрещенные пальцы рук.

Это было так красиво, что у Фионы захватило дух.

– Чего ты ждешь? – спросил Элиот. – Открывай.

– Так жаль его портить.

Фиона вздохнула и обхватила ниткой верхушку яйца. Может быть, ей удастся срезать совсем немного, чтобы чудесное яйцо осталось почти нетронутым.[92]

Фиона натянула нитку.

Нитка немного углубилась в металл… и застряла.

Странно. Ведь она смогла разрезать сталь, которая устояла бы перед взрывом бомбы, но этот металл был еще прочнее. И сопротивлялся ей, словно живой.

Но Фиона понимала, что речь идет о ее жизни. Она должна вскрыть яйцо.

Девочка так туго натянула нитку, что побелели костяшки пальцев. Потом начала водить ниткой взад‑вперед, как пилой. Сосредоточившись, она не чувствовала, что на лбу проступил пот и начал заливать ей глаза.

Выгравированные на поверхности яйца линии разъединились. Нитка рассекла металл.

Воздух с шипением устремился внутрь герметически запаянного яйца.

Лианы и цветы, нарисованные на яйце, задымились, словно горящая бумага, и растаяли. Металл побелел. Похоже, он быстро окислялся.

Элиот присел на корточки рядом с сестрой, и они вместе заглянули внутрь яйца.

На черном бархате лежало одно‑единственное желтое яблоко. Небольшое, размером с дикое, с тонким стебельком и одним листочком. В некоторых местах яблоко было немного надкусано, но его мякоть не потемнела.

– И все? – немного разочарованно проговорил Элиот.

– А ты чего ждал? Сказали же: будет яблоко. И надо же – действительно яблоко.

Но когда Фиона вытащила яблоко, оказалось, что его кожица украшена золотыми и серебряными полосками, а также ярко‑алыми и изумрудно‑зелеными пятнышками. Оно больше напоминало произведение ювелира, чем плод, выросший на ветке дерева. Яблоко было тяжелым и холодным. Оно пахло медом и цитрусом.

У Фионы побежали слюнки. Впервые за несколько дней ей захотелось съесть что‑то кроме шоколадных конфет.

– В чем дело? – поторопил ее Элиот. – Давай, ешь скорее.

– Я хочу его съесть, но понимаешь, в этом‑то все и дело. Ведь мне так хотелось есть те конфеты, больше всего на свете. И посмотри, что получилось. А когда я что‑то от себя отсекла, я больше всего на свете хотела освободиться от конфет. Выходит, стоит мне чего‑то захотеть больше всего на свете, это заканчивается плохо.

Элиот озадаченно посмотрел на сестру.

– Мной как будто управляют, – сказала Фиона. – Словно силой превращают во что‑то такое, чем я быть не хочу.

– Но это же лучше, чем умереть? – возразил Элиот.

Фиона сдвинула брови. Вопрос был риторический.

– Даже не знаю… – прошептала она. – Речь ведь не только о жизни и смерти. Речь о том, чтобы жить так, как я хочу, чтобы не стать еще одной Лючией, или Генри, или Аароном.

– Или бабушкой, – добавил Элиот, понимающе кивнув.

– Или бабушкой, – согласилась Фиона.

Элиот погладил ее по голове, растрепав волосы.

– Я больше не в состоянии думать, – признался он, вздохнул и уселся на пол. Несколько раз сжав и разжав пальцы, он положил скрипку на пол и оттолкнул ее от себя. – Знаешь, мне кажется, что сегодня ночью погибли люди – то есть я их убил, чтобы ты могла получить это яблоко. – Его голос слегка дрожал. – Поэтому, если ты не собираешься его есть… Надо было принять решение до того, как мы сюда отправились.

Элиот прав: им пришлось добыть яблоко. Выбора не было. Но Фиона все еще стояла на перепутье. Добыть яблоко означало завершить третье испытание. Если, конечно, им удастся выбраться с базы и вернуться к Сенату. С Элиотом все будет в порядке… даже если она умрет.

Если она съест яблоко, то с одной только целью: остаться в живых. И тогда ей придется смириться с последствиями.

Не было ли это предрешено? Тетя Даллас показала ей нить судьбы. Ее жизнь должна оборваться. Сейчас.

Или она могла избрать иной путь? Выбрать жизнь вместо смерти? Стать не такой, как ее родственники? Кем‑то новым. Возродиться.

Фиона вдохнула поглубже и решилась.

Она поднесла яблоко к губам и откусила крошечный кусочек.