Эра Николаевна зевает, Лев Толстой скрипит раскладушкой.

ЭРА. Писатель…

ТОЛСТОЙ. Чего?

ЭРА. Ты скажи: писатели все с бородами ходят?

ТОЛСТОЙ. Все.

ЭРА. Как интересно... А зачем?

ТОЛСТОЙ. Мода такая.

Пауза. Толстой ворочается на раскладушке, горько вздыхает. Эра села на кровати, глядит, жмурится в темноту.

ЭРА. Слышь, а...

ТОЛСТОЙ. А? Чо?

ЭРА. А если у тебя бороду отрезать, что будет?

ТОЛСТОЙ. Ничего не будет.

ЭРА. А если у писателя борода маленькая?... Это плохо?

ТОЛСТОЙ. Это ужасно.

Пауза. Эра Николаевна мечтательно смотрит в темноту. Раскладушка замолчала.

ЭРА. Секс, и книги – друзья человека... И какую же надо бошку иметь, чтоб напридумывать столько... Антон Петрович и Тигр Николаевич – бессмертные, да... Интересно... И зачем они все писали, писали, писали прямо как я… (глядит в свою тетрадку, улыбается, глядит в потолок, закрывает глаза.)

Тишина. Слышен громкий храп. Эра открыла глаза, слушает.

ЭРА. Храпит?!... (Испуганно смотрит на раскладушку.) Как человек - храпит!

Храп усиливается. Эра восхищенно:

О-о-о! О-о... Еще громче!

Храп усиливается, задребезжала ложечка в стакане.

ЭРА (изумленно). Еще... (Закрывает голову подушкой, честно пытается заснуть, не получается, Эра Николаевна возмущена и подавлена.) Писатели... Писатели... писатели не могу спать! (Встает, берет ножницы, подходит, отстригает Льву Толстому бороду.)

Дикий вопль.

 

Картина четвертая

Утро следующего дня. Эра Николаевна просыпается, вдруг вспомнила, подпрыгнула, смотрит на раскладушку. Раскладушка пуста. Толстого нет. Но теперь к собранию сочинений Чехова добавилось огромное количество книг Толстого. Изумленно оглядывается, видит - за столом сидит надорванный человек с длинным носом, брезгливо ест суп из кастрюли Эра Николаевны.

ЭРА. Ты кто?

ЧЕЛОВЕК. Классик.

ЭРА. Фамилия?

ЧЕЛОВЕК. Гоголь. Можно просто - Николай.

ЭРА. А где этот?..

ГОГОЛЬ. Лев Николаевич-то?

ЭРА. Он.

ГОГОЛЬ. Лев Николаевич спереди совершенно немец. Он страшно обиделся на вас. Хотел пожаловаться самому... (Поднимает палец вверх.) Но мы его отговорили. (Ест.) И какой же русский не любит быстрой еды?

 

Эра Николаевна приходит в себя, умывается, Гоголь ест.

ЭРА. Я вам что - дойная корова? Ходят туда и сюда, топтуны.

ГОГОЛЬ. Полюби нас голодными, а сытыми нас всякий полюбит. (Морщится, но ест.) Суп жидковат...

ЭРА. Жидковат???

ГОГОЛЬ. Я бессмертный русский писатель и драматург.

ЭРА (вырывает из его рук кастрюлю). Кончай вылавливать мясо!

ГОГОЛЬ. Вы должны и обязаны содержать Родную Литературу. Беречь нас и охранять.

ЭРА. Щас...

ГОГОЛЬ. Иначе быть не возможно. Без нас вы - не пришей кобыле хвост. Вот возьмут когда-нибудь у вас паспорт и впишут: “ Эра Николаевна русская тире обезьяна”. А в нашей компании - вы почтенная дама. С корнями...

ЭРА. С корнями???

ГОГОЛЬ. …Как дуб. (Забирает кастрюлю). Так что терпите, Русь-матушка... Все. (Съел, отдает кастрюлю, достает из-под стола собрание сочинений.) Вы самый умный человек в районе. Грамотный.

ЭРА. Куда этот ум-то девать? На кусок не намажешь, сама экономлю.

ГОГОЛЬ (оглядывается). Хорошо... Тепло, чисто... А где муж? Вы одинока?

ЭРА. Зачем же… Квартира есть, с ней и живем.

Пауза.

ГОГОЛЬ. Спокойно как, тихо.

ЭРА. Привычка.

ГОГОЛЬ (соблазняя). Страшно жить одному. Нет близкого друга. Льву, вот, Николаевичу хорошо да и Пушкину ладно… большая семья, жены какие-то, дети. Я тоже бобыль. Умер один в холодной постели.

ЭРА. Дети…. Какие дети, сам посуди - я мечтала рожать раза два. А что толку мечтать, если возможности нету. Надо кушать и мужика рядом нет. Вот, думала, выжду, время полегче настанет, зарплату повысят, молоко станет свободно, и мужа пойду по свету искать. И что? Шиш.

ГОГОЛЬ. Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого, он был бы исполином. Враг этот — колбаса. Много великих мыслей погибло от колбасы. Раньше в России ее было видимо-невидимо. Но однажды она исчезла. Сбежала в Америку по поддельному паспорту. (Пауза.) Теперь она вернулась. Тоска по Родине. Родные желудки... И теперь колбасы так много, что нет ничего, кроме нее.

Пауза.

ЭРА. Гоголь...

ГОГОЛЬ. Ну да.

ЭРА. А работал кем?

ГОГОЛЬ. Гоголем и работал.

ЭРА. А я в БСУ. Цемент в циклотроне месила. (Изображает, как месят цемент в огромной машине.)

ГОГОЛЬ. Какая разница... Циклотрон или письменный стол... Тут кирпичи - и там кирпичи, тут материала нет - и там не хватает. Тут денег нет - и там фиг. Разве что в тепле оно в радость. Когда Англия нюхает табак, то Франция чихает, когда писатель пишет – читатель возбуждается. А если писатель есть, а читателя нет, то и ничего нет, жизни нет. Парадокс! Сейчас самое время писать и писать! Вокруг целые кучи идей, россыпи слов, а какое раздолье чиновников! Я бы сейчас так и строчил, так и строчил!!! Да я бы сейчас каждый день выдавал по десятку «шинелей»! Но как всегда равновесия нет. При живой-то воде вдруг читатель усохся куда-то…

 

Пауза.

Раньше было легко, раньше был черт. А теперь, говорят, интернет. Кто он такой? Где он живет? Он есть, но никто его сроду не видел. Если в сетях, то где ж его рыба? И потом как заключить сделку с тем, кого нет? И как расплатиться? Он как призрак, которого нет, и притом он существует! (Пауза.) Ад - это смерть без огня, ад – это холодные цифры. Страшнее всего, когда приходят они, и сжимают твой мир необъятный в молекулу. А затем бросают тебя в темноту и несут, и несут, и несут… Чтобы ты появился на стеклянной плоской картине цвета скисшего молока, где плавают дохлые буквы… Нет, буква должна пахнуть, книжка дышать, а читатель - держать твое слово в теплых руках!

Пьют чай с вареньем.

ЭРА. Значит, ты в космосе был?

ГОГОЛЬ. Был.

ЭРА. А я не была.

ГОГОЛЬ. Космос везде: и в тебе, и во мне, и в этой банке варенья… (Ест.)

Пауза.

ЭРА. Напиши про меня...

ГОГОЛЬ. Не могу. Я не в праве больше писать. Да к тому же чернила все кончились.

ЭРА. Я дам карандашик.

ГОГОЛЬ. Карандашик? Не то… Он – вещество. Надо наитьем писать. А ОНО только раз на всю жизнь полагается! (Грустно улыбнулся, опустил голову, идет на выход.)

ЭРА (достает безразмерные валенки и шапку). На, парень, твое!

ГОГОЛЬ (надел шапку). Спасибо, сударыня… (Исчезает.)

ЭРА (изумленно смотрит, ощупывает воздух). Ловко! (Видит под столом забытое Гоголем собрание сочинений.) Вот жулики, а!

 

Картина пятая

Книг стало еще больше. Эра Николаевна сидит на стопке книг, ест. Теперь ее жизнь стала разнообразнее: она не только ест, но и научилась читать во время приема пищи.

За окном хлопок. Выстрел. В дверь вваливаются Лев Толстой, Гоголь и Чехов, за спинами пачки книг, вносят раненного Пушкина. Пушкин одной рукой закрывает кровавую рану, в другой руке держит пистолет.

ЭРА (преграждает путь). Куда?! Зачем?! Сюда не надо!!!

ТОЛСТОЙ. Опять дуэль с Дантесом…

ЭРА. Кто он такой?!

ЧЕХОВ. Да Пушкин это…

Чехов и Толстой ищут место, куда положить умирающего Пушкина.

ЭРА (не понимая). Пушкин??? (Вспоминая.) Пушкин?! (Вспомнив). Пушкин!!! (С любовью.) Пушкин…

У Пушкина начинается предсмертная агония, Эра Николаевна отчаянно пытается ему помочь.

Конец первого действия

 

Действие второе

 

Картина шестая

Спустя месяц.

Кажется, воскресла Александрийская библиотека, и уместилась в этой квартире. Со всего города собраны страницы, странички, картон книжных корочек. Дом, в котором месяц назад была одна захудалая брошюра, теперь в угрожающем избытке заполнен шедеврами литературы. Старые книги и выдранные страницы на окне, на полу, под кроватью, на кровати, в прихожей, на кухне на столе, в кастрюле, на плите. Стопки книг, связки, пачки, колонны. Книг нет только на потолке.

На кухне сидит Эра Николаевна, завалена книжными страничками, одна голова торчит. Макает кисточку в таз с клейстером, старательно чинит книги.

Вход комнату затруднителен. Книжные завалы. Душно и жарко. Кружится пыль. В комнате, среди книг, четверо. Все одеты в одежду Эры Николаевны, даже Пушкин, который лежит с градусником во рту.

Толстой с большим носом, Гоголь с длинной густой бородой и в чеховском пенсне. Чехов близоруко ищет очки.

ЧЕХОВ (Гоголю). Вы зачем Каштанку кинули под поезд?

ГОГОЛЬ (изумленно). Я?! Клевета!

ТОЛСТОЙ. А кто превратил мою Анну в крыжовник?!

ЧЕХОВ (на Гоголя). Он.

ТОЛСТОЙ (на Чехова). Он.

ГОГОЛЬ. А кто Тряпичкина сделал Наташей Ростовой?!

ТОЛСТОЙ. Сам виноват! У вас ревизор стал княгиней Курагиной!

ГОГОЛЬ (хочет чихнуть, находит, что пропал нос). Где мой нос?!

ТОЛСТОЙ (хватает себя за подбородок). Моя борода…

ГОГОЛЬ. Отдайте! (Хватает Толстого за нос).

ТОЛСТОЙ. Верните сюда! (Хватает Гоголя за бороду).

ГОГОЛЬ. Да даром она не нужна! Растет как ботва на дрожжах!

ЧЕХОВ. Пенсне, господа!