Россия в начале XX в.: революция или реформы.

В изучении данной проблемы отечественными и зарубежными историками можно выделить три подхода. Один из них был представлен в работах советских авторов, которые рассматривали, в частности, столыпинские реформы как "побочный продукт" революции 1905-1907 г. При этом на уровне теоретических разработок исследователи, как правило, пытались подчеркнуть противоположность таких понятий, как "революция" и "реформы". "Революция" в трактовках советских авторов предстает как "ликвидация данного общественно-экономического строя" и "переход к иному качеству", тогда как "реформа" означает "преобразование в рамках данного строя, в границах его основного качества" [1]. В данном случае исследователи исходили из трактовки революции "в широком смысле слова", рассматривая революции начала XX века в России как революции "межформационные".

Сторонники другого подхода рассматривают "революцию" и "реформы" как альтернативные способы разрешения назревших социально-экономических и политических проблем. Именно в рамках такого подхода реформы следует трактовать как "средство отвести угрозу революции" [2], а их конечную цель усматривать в "упрочении или спасении существующего строя, его приспособлении к меняющимся условиям" [3]. И только в рамках такого подхода, на наш взгляд, правомерно рассматривать столыпинские реформы как "попытки царизма предупредить революционный взрыв с помощью таких реформ" [4]. Однако под революцией в данном случае следует понимать "насильственный политический переворот", что подходит под определение революции "в узком смысле слова". Представляется, что такая трактовка соотношения понятий "реформы" и "революция" приближает исследователей к раскрытию механизма вызревания революций и, в частности, к объяснению причин революций начала XX века в России.

Альтернативная ситуация, обозначенная как "реформы" или "революция", неизбежно возникает в условиях, когда "верхи" не могут, а "низы" не хотят жить по-старому. При этом соотношение реформ и революции можно выразить ленинской формулой:"Эпоха реформ, о т с у т с т в и е революционной ситуации" [5]. Другими словами, выход из кризиса становится возможным либо путем "революции "сверху", либо путем "революции "снизу". Поскольку выбор между "реформами" и "революции" в условиях социальной нестабильности зависит в основном от способности "верхов" к реформированию общества, то в качестве причины революции следует рассматривать так называемый "кризис верхов", т.е. неспособность "верхов" к проведению радикальных реформ. Из этого следует, что понять причины революций начала XX века в России невозможно без анализа политики царских властей в рассматриваемый период. Этим, в частности, объясняется и научная значимость разработки "столыпинской" темы в рамках изучения причин революции 1917 г. в России.

В исторической литературе предметом научных дискуссий стали различные аспекты изучения столыпинских реформ, начиная с неоднозначных трактовок характера и направленности реформаторской деятельности П.А.Столыпина и кончая взаимоисключающими оценками ее итогов и значения. На данном этапе, по сути дела, никто из историков не отрицает тот факт, что в качестве своей основной цели П.А.Столыпин провозгласил создание "Великой России". Однако в рамках изучения проблемы "реформы и революция" интерес к столыпинским реформам должен быть обусловлен в первую очередь тем, что направлены они были прежде всего на предотвращение новой революции "снизу".

Если рассматривать реформы Столыпина как попытку правящих "верхов" предотвратить новый социальный взрыв в России, то к оценке столыпинского курса следует подходить с учетом того, в какой степени предложенные меры снимали основные источники социальной напряженности в обществе. Именно под таким углом зрения характеризуют столыпинскую Россию те зарубежные историки и отечественные авторы, которые отрицают "неизбежность" революционных потрясений в России в 1917 г. По их мнению, реформы Столыпина создавали все необходимые условия для социальной и политической стабильности в стране. В рамках такого подхода в качестве причин, породивших революцию 1917 г., выделяются, как правило, два фактора: война и бездарность последнего русского царя и его министров.

В зарубежной историографии утверждение об успешной реализации столыпинских реформ был поставлен под сомнение в работах историков-"ревизионистов", которые в результате своих исследований пришли к выводу о том, что столыпинские реформы не устранили основных противоречий социально-экономического и политического развития страны, которые порождали социальную нестабильность в обществе и привели к революционным потрясениям в 1905 г. По сути дела, их вывод не расходился с оценками советской историографии 20-80-х гг., в рамках которой был выдвинут тезис о "провале столыпинской аграрной реформы" и "кризисе третьеиюньской монархии". Более того, отечественные историки (в том числе и авторы современных публикаций) нередко приходят к заключению, что "столыпинский курс на реформы не состоялся" [6]. Если принять во внимание всестороннюю аргументированность данного вывода, то в качестве основной причины революций начала XX века в России следует рассматривать о т с у т с т в и е реформ в стране. В рамках такого подхода предметом изучения должен стать вопрос о том, почему царизм не шел на реформы, которых требовала жизнь?

Третий подход к изучению данной темы лишь обозначился в исторической литературе. Связан он с представлением о том, что реформы "могут не только отвлекать массы от революционных акций, но иногда и расчищать почву для революции" [7]. В таком случае реформы выступают уже не как альтернатива революции, а скорее как причина революции. Именно этот момент учитывал, в частности, А.Я. Аврех, аргументируя свою точку зрения по вопросу о том, можно ли было спасти царизм реформами? В отличие от традиционного для советской историографии утверждения о нежелании правительства идти по пути последовательного реформаторства, историк высказал мнение, что царь хотел, но не мог проводить реформы, опасаясь, что они дадут толчок революции [8]. Если подойти к оценке столыпинской реформы с учетом обозначенных выше точек зрения, то следует прежде всего подчеркнуть, что несмотря на различную трактовку соотношения таких понятий как "реформа" и "революция" все исследователи рассматривают столыпинские реформы, по сути дела, как реформы "модернизации". Однако акцент на такой трактовке столыпинской реформы вполне правомерен, на наш взгляд, лишь в рамках пер-
вого и третьего из выделенных в данной статье подходов к изучению проблемы "революции и реформы в России в начале XX в."

В рамках первого подхода учреждение Государственной думы, равно как и "землеустроительные мероприятия" Столыпина могут рассматриваться как попытки царизма реформировать (т.е. модернизировать) существующий строй. Однако на такой шаг правительство вынуждено было пойти под давлением революционных событий 1905 г. Поэтому неслучайно сторонники данного подхода, как правило, подчеркивают, что "как только революционная волна начала спадать, царизм стал сводить на нет сделанные ранее уступки" [9]. В данном случае, столыпинская реформа "модернизации" действительно выступает как "побочный продукт" первой российской революции.

Вместе с тем столыпинская аграрная реформа как реформа "модернизации" может рассматриваться и в качестве одной из причин, породивших революционный взрыв в 1917 г. в России. Такое утверждение правомерно, если принять во внимание, что, во-первых, любая реформа "модернизации" будет иметь не только своих сторонников, но и противников. В частности, против столыпинской аграрной реформы выступили крестьяне-общинники, позиция которых получила различное объяснение в работах историков. Однако сам факт противодействия со стороны крестьян проведению столыпинской реформы, по сути дела, никем не оспаривается. Во-вторых, важно учитывать также социальные издержки или последствия реформ "модернизации" и в первую очередь то обстоятельство, что осуществление подобных реформ нередко становится возможным за счет ухудшения положения определенных социальных слоев (как правило - "низов"). В частности, многие исследователи сходятся во мнении, что быстрые темпы промышленного роста в России были достигнуты за счет разорения деревни и усиления эксплуатации рабочих. Что касается столыпинской аграрной реформы, то разрушение общины способствовало не только появлению "сильных" хозяев, но вместе с тем означало и быстрое массовое обезземеливание крестьянства. В результате, рос слой маргиналов, вытесненных за пределы крестьянского мира и не нашедших себе места в городе. Эти и другие факты говорят о том, что проведение реформы "модернизации" чревато появлением новых источников социальных конфликтов. Из этого следует, что позволить себе проведение такой реформы могла лишь сильная власть, обладающая не только авторитетом, но и способная прибегнуть в случае необходимости к насилию ради осуществления поставленной цели. Кроме того, следует иметь в виду, что реформа "модернизации" может оказаться "непоследовательной", "незавершенной", "непродуманной" и т.п., что неизбежно приведет к усилению социальной напряженности. Для нас в данном случае важно подчеркнуть, что вряд ли стоит отрицать необходимость модернизации общественного уклада в России, однако вопрос заключается в том: насколько своевременным было проведение подобной реформы в условиях России начала ХХ в.? Другими словами, речь идет о том, что не только "отсутствие реформ", но и "несвоевременная" (а тем более "неудачная" или "непродуманная", "непоследовательная") реформа "модернизации" может привести к возникновению революционной ситуации в стране. С учетом этого реформа "модернизации" не может рассматриваться как альтернатива революции, что характерно для сторонников альтернативного подхода.

И тем не менее спасти царизм могли только реформы. Однако под реформами в данном случае следует понимать шаги правительства, направленные на уступки массам. Другими словами, в качестве альтернативы политической революции выступает не реформа "модернизации" (цель которой обновление или модификация общественного строя), а реформа, направленная на предотвращение политического насилия, т.е. реформа "успокоения". Необходимость в такой реформе возникает тогда, когда налицо явные сбои в механизме государственной власти, т.е. когда "верхи" не в состоянии управлять по-старому, опираясь на насилие. При этом суть реформы "успокоения" следует усматривать в удовлетворении - в той или иной степени - требований масс, которые начинают проявлять "экстраординарную активность".

Если рассматривать реформы Столыпина как "средство отвести угрозу революции", то при их оценке необходимо принимать во внимание не только причины социального недовольства в деревне (т.е. "малоземелье крестьян"), но и основную направленность крестьянских выступлений, которая была обусловлена сохранением в России как помещичьего, так и общинного землевладения. Вполне объяснимо поэтому, что крестьяне-общинники (которые составляли большинство сельского населения в России) усматривали решение аграрного вопроса в ликвидации помещичьего землевладения и в передаче помещичьих земель общине. Из этого следует, что при осуществлении любой реформы "сверху", направленной на решение аграрного вопроса в России, было просто необходимо учитывать антипомещичьи настроения крестьян и их приверженность к общине. Столыпин же, напротив, попытался разрушить общину и сохранить помещичье землевладение. В результате, его аграрная реформа не смогла устранить основной источник социальной нестабильности в деревне, и более того, она создавала условия не только для роста антипомещичьих, но и антиправительственных настроений среди крестьян. Поэтому не случайно все последующие шаги правительства, которое столкнулось с продовольственной проблемой в годы войны, воспринимались крестьянами враждебно.

Таким образом, столыпинские реформы как реформы "модернизации" были "несвоевременны", поскольку в начале XX века в условиях сохранявшейся социальной напряженности в обществе необходимость радикальных преобразований диктовалась не столько задачей ликвидации отсталости России (или создания "великой России"), сколько реальной угрозой нового социального взрыва. Вместе с тем, как реформы "успокоения" столыпинские реформы оказались несостоятельными, а следовательно, революционный взрыв становился неизбежным.