Послушник, который не был послушен своему старцу, но спасся, потому что уповал на Бога

 

Отец Мефодий из келлии святых Феодора Тирона и Феодора Стратилата, что в Карее, рассказывал, что его старец очень пекся о духовном преуспеянии своих послушников, потому что его собственная совесть укоряла его за то, что он в свое время не проявлял достаточного послушания по отношению к своему старцу. Он так и умер с печалью на сердце.

Через несколько лет отец Мефодий узрел своего старца в видении и спрашивает:

— Как ты, старче, где находишься? Тот в ответ:

— Мне хорошо, я спасся, — но как? С большим трудом, потому что не оказывал послушания своему старцу. Когда я умер, Ангел спросил меня со строгостью:"Есть ли у тебя какое‑либо доброе дело? Что ты сделал?"И я ответил:"У меня нет ни одного доброго дела, одни только грехи из‑за непослушания своему старцу. Единственное, что у меня есть, — это упование на Бога. Я готов принять все, что сотворит со мною милость Божия". Тогда Ангел отошел спросить насчет меня и вскоре вернулся и говорит:"Так как ты смиренно признал свое плачевное состояние и возложил все свое упование на Бога, Христос повелел мне пропустить тебя вместе со спасенными".

Отец Мефодий спросил и об одном их общем знакомом — умершем дровосеке:

— Старче, где находится этот дровосек? Тот ему ответил:

— Дровосек находится в еще лучшем месте, чем я, потому что много страдал в своей жизни, а также со смирением оказывал послушание всем своим хозяевам, у которых трудился без всякого ропота.

Затем он спросил его об одном бесноватом, где он находится. И старец ответил:

— Он пребывает в еще лучшем месте, потому что много претерпел и демон сильно смирил его перед людьми. Он и сам смирялся, ибо говорил:"Молитвы отцов спасут меня, несчастного".

После смерти отца Мефодия произошло нечто необычайное. После того как уже испустил дух, он на какое‑то время вновь вернулся к жизни. Тогда отцы, находившиеся рядом, спросили его:

— Расскажи, что с тобой было после смерти? И старец ответил:

— Вскоре после того, как моя душа вышла из тела, Ангел говорит мне:"Вернись и попрощайся сначала со своим братом". Я ему сказал:"У меня нет братьев ни в миру, ни в монашестве"(братьями в монашестве считаются монахи, постригающиеся вместе у одного старца; в Греции их называют παράδελφοι — перев.). Ангел ответил:"Я имею в виду твое тело — брата твоей души". И когда я вернулся в свое тело, узнал себя. Ангел опять говорит мне:"Попрощайся со своим телом, ибо ты вместе с ним терпел злострадания".

После этого его душа отошла на Небо.

 

Певчий встретился на празднике с братом, умершим шестью месяцами раньше

 

Однажды известный певчий диакон Иоанн из келлии Паличника, который недавно упокоился, пришел на престольный праздник в монастырь преподобного Григория, чтобы помочь петь. Пропев великую вечерню, перед началом литии он почувствовал, что ему нужно выпить кофе, чтобы немного взбодриться и продолжить пение.

В архондарике (монастырской гостинице) за чашкой кофе завязалась беседа о пении и монастырских певчих. Диакон Иоанн заметил:

— Я вижу, отец Давид еще хорошо держится. Отец Макарий (один из старых монахов) удивился и говорит отцу Иоанну:

— Ты ошибаешься, отец Давид вот уже шесть месяцев как умер.

Диакон Иоанн сначала растерялся, а потом с уверенностью сказал:

— Я, отче, не знаю, когда он умер и о чем ты мне говоришь. Я знаю только одно: я видел отца Давида во время литии несколько минут назад. Мы поздоровались друг с другом и даже обменялись несколькими словами о пении!

 

Старец Трифон

 

В 1978 году на горе Афон завершил свою духовную брань воин Христов старец Трифон. Он одержал победу над суетой, и его освященная душа отошла в вечность, на Небо.

В 1910 году в возрасте двадцати лет будущий старец Трифон оставил свою родину, Румынию, и переселился в сад Божией Матери, на вершину Капсалы, где жил старец Михаил. Его старец, отец Михаил, был благочестивейшим монахом, ревнителем монашеских традиций. Можно смело сказать, что он был похож на одного из древних отцов. Он жил подвижнически, и то немногое, что ему было необходимо для жизни, приобретал в обмен на свое простое рукоделие: он изготовлял ложки. Когда ему давали что‑либо на благословение, он все принимал, однако и сам не оставался в долгу, расплачиваясь тем, что у него было, помимо молитвы, которую он непрестанно совершал за этого человека.

Однажды он отправил своего, тогда еще новоначального, послушника отца Трифона в один монастырь продать рукоделие и велел ему также зайти к монастырскому садовнику и в обмен на ложку попросить у него кочан капусты. В это время садовник был чем‑то сильно рассержен. Он бросил ему кочан, на котором было всего два негодных листа, и продолжал заниматься своим делом.

Отец Трифон взял кочан и, не сказав ни слова, отправился назад в Капсалу. Всю дорогу он думал о своем старце, который был уже старенький: что он будет есть?

В свою очередь, старец, увидев, что на кочане только два листика, задумался, что будет есть его послушник. Он велел ему развести огонь и налить в кастрюлю воды. Затем взял кочан, бросил его в воду и осенил крестным знамением. Через некоторое время он послал отца Трифона снять кастрюлю с огня. — И что я вижу, — рассказывал он мне, — в кастрюле плавает целая белая головка капусты!

Кажется, его старец был святой — иначе невозможно объяснить происшедшего.

В 1917 году, когда начался сильный голод, отец Трифон по благословению старца покинул Святую Гору и поехал в Халкидики. Там на монастырских полях он жал пшеницу для себя и для своих соседей–отшельников. После 1917 года он уже не выезжал в мир и только в 1978 году оставил Святую Гору, когда перешел в небесный, истинный мир.

Все эти годы он прожил высоко в Капсале, подобно птице небесной. Его лицо стало в какой‑то степени невещественным и сияющим, и от одного взгляда на него можно было обрести духовную силу. В пустынном месте, в котором он жил, его трудно было отыскать. Поэтому у него не было совершенно никакого человеческого утешения. Однако, когда нет человеческого утешения, тогда является Божественное утешение. Тогда Сам Бог посылает через Ангелов и святых небесную радость. Райские люди, беседующие с Ангелами и святыми, дружат даже с дикими зверями и птицами небесными. Так было и с отцом Трифоном.

Однажды благочестивейший старец Иоасаф из иконописного дома Иоасафеев — "Дедушка" — со свойственным ему Авраамовым гостеприимством принимал некоторых мирян. Однако те, к сожалению, весело проведя время, соблазнились, посчитав, что монахи весело живут, хотя старец в действительности жил по–монашески. Но, так как мирянам было тяжело это понять, старец Иоасаф решил, что для них будет полезным пройтись по каливам в Капсале, чтобы таким образом получить пользу и избавиться от недобрых помыслов.

После того, как эти миряне посетили некоторых подвижников, что произвело на них неизгладимое впечатление, он повел их в келлию старца Трифона. Когда они увидели старца в такой глуши, то были потрясены. Смиренномудрый старец Иоасаф говорит посетителям:

— У меня много знакомых людей, но нет ни той радости, какую имеет отец Трифон, ни знакомых диких зверей и птиц небесных, с которыми он дружит. Чтобы вы сами смогли в этом убедиться, я первый попробую их позвать.

Он позвал птиц, но ни одна не прилетела. Через некоторое время появился и старец Трифон с кувшином, чтобы предложить им немного воды. Старец Иоасаф говорит ему:

— Что тут за место, отец Трифон? Нет ни одной птицы!

Старец со всей своей простотой отвечает:

— Да как же нет?!

Он позвал их, и все это место наполнилось птицами, окружившими старца со всех сторон. Одни садились ему на плечи, другие — на скуфью! Посетители были поражены и ушли, получив духовную пользу и славя Бога.

Однажды я потерял дорогу в Капсалу и по одной глухой тропинке вышел прямо к каливе старца Трифона, которая представляла собой сарайчик, обитый вокруг листами старого железа. Крыша тоже была покрыта кусками старого железа, прижатыми одним–двумя кирпичами, чтобы их не срывало ветром.

Вдруг я увидел старца, сидящего на пеньке и творящего молитву Иисусову. Его лицо излучало свет и радость. Глаза были закрыты. Он молился, сидя неподвижно. Приблизившись, я заговорил с ним:

— Благослови, старче. Как ты здесь поживаешь? Чем питаешься?

Он, улыбаясь, тоже поприветствовал меня и ответил:

— Я стал овцой и питаюсь травой.

— Сколько тебе лет, старче?

— Девяносто три, — отвечает он.

Я остолбенел! А он между тем поднялся на ноги, чтобы принести мне немного воды. Я заметил, что он волочит немного левую ногу, которая была замотана какой‑то тряпкой.

— Что у тебя с ногой, старче? — спросил я.

— Камень упал с крыши и ударил, — ответил он.

Я подумал:"Дай‑ка спрошу, есть ли у него лишняя комната, может, появится нужда приглядеть за ним".

— Старче, у тебя есть какая‑нибудь лишняя комната?

Тот заулыбался и говорит:

— Какая там комната! Келлия вся завалена барахлом!

Когда я вошел внутрь, моим глазам предстала такая картина: стены разваливались, так что в дождь отовсюду должна была течь вода. Только с одной стороны было более или менее сухо. Там лежали какие‑то потрепанные одеяла. В этом углу он и жил. Его обиталище напоминало больше не келлию подвижника, а орлиное гнездо.

Я спросил старца:

— Как ты здесь живешь? Вся калива открыта для всех дождей и ветров. Он мне говорит:

— Ничего, я живу в другом углу, вон там, — и указывает мне на свое гнездо.

Бедный старец питался одной травой, которую собирал вокруг своей каливы. Из‑за этого, а также из‑за высокой влажности в келлии и старости у него были трудности со здоровьем. Однако воин Христов Трифон все принимал с благодарением и испытывал радость, какую ощущали святые мученики. Его желудок и все внутренности были в негодном состоянии, зато душа была совершенно здорова и чиста.

У него была развешена для просушки какая‑то рвань, которую он сушил и опять надевал, потому что из его кишечника постоянно шла пена. Он не мог стирать свою одежду, потому что руки у него дрожали и до воды было далеко — приблизительно триста метров. Однако и та вода едва–едва капала в старый бочонок, чего как раз хватало для питья ему и диким животным — его послушным соседям.

Несмотря на то, что такая его подвижническая жизнь была сплошным мученичеством, он ничуть из‑за этого не превозносился. Напротив, он непрестанно укорял себя за то, что не делает ничего в сравнении с тем, что делали святые отцы. Когда он говорил об этом, из его глаз текли слезы смирения.

Времени было уже много, и мне нужно было уходить. Я спросил старца:

— Хочешь, я попрошу, чтобы тебя взяли в какой‑нибудь монастырь и позаботились о тебе на старости лет?

Когда он услышал слово"позаботились", улыбнулся и говорит мне:

— Да что ты,"позаботились"! Бог заботится и о червях в земле, питает их и согревает. Неужто и обо мне, большом черве, не может позаботиться? Мне и отец Ксенофонт говорил:"Давай я о тебе позабочусь", — а я ему ответил:"Что я, кирпич, чтобы меня вытащить отсюда и положить в твою каливу?"(он имел в виду, что не является бесчувственным — прим. автора.) Здесь у меня лежит мой старец Михаил, который своей молитвой превратил кочерыжку в целый кочан! А отец Ксенофонт хочет обо мне позаботиться!

Поистине я еще не встречал подвижника, который бы в возрасте девяноста трех лет имел такое самоотречение и жил бы с такой духовной бодростью в полном одиночестве.

Вскоре после этого я узнал, что старец Трифон упокоился. Немедленно пошел я в его каливу и обнаружил его в углу, в его"гнезде", покрытым теперь уже не рваными одеялами, но двумя–тремя ведрами земли, которая в конце концов покрывает и властителей мира, привыкших укрываться шелками и бархатными одеялами.

Старец Трифон отошел в мир иной на Преображение Господне в 1978 году в возрасте девяноста четырех лет. Отдав ревностному подвигу немногие годы, он обрел вечный покой. Да будут с нами его молитвы. Аминь.