Особенности критического метода Вл. Соловьева

 

Многие из тех, кто преклонялся перед Соловьевым-философом, не считали его серьезным критиком. Для критической деятельности у него, как им казалось, не было данных, не было таланта. «Как писатель Вл. Соловьев не художник, как человек не эстет», - отмечал Н. Бердяев.

«Соловьев не столько занимался художественной критикой, сколько стремился подтвердить свои философские идеи, используя литературный материал», - утверждал К. Мочульский, писавший о нем с большой симпатией. Эти утверждения, казалось бы, можно подкрепить общей характеристикой критических статей философа, в которых эстетический анализ произведений фактически отсутствует, зато есть масса сопутствующих замечаний и обобщений: о творческой личности, о творческом процессе, о свободе творца, о судьбе художника, о роли религиозной веры как импульса творчества. При этом очевидна узость критических интересов Соловьева: писал он в основном о поэзии, и в первую очередь о лирике, о нескольких близких ему поэтах, о прозаиках же - Достоевском и Л. Толстом - только как о философах. Критика его далеко не столь значительна, как философские произведения, а в контексте русской критической мысли, богатой и многообразной, выглядит действительно ограниченной по проблемам и по приемам. Мочульский писал: «Соловьев-критик не интуитивен: ему не хватает способности изнутри понимать чужую личность».

Известны, правда, оценки и диаметрально противоположные. Биограф Соловьева В.Л. Величко считал, что Соловьев должен занять «выдающееся место среди первоклассных русских критиков», хотя и занимался он критикой «не специально, а случайно, мимоходом». По свидетельству Величко, философ «собирался издать отдельный томик своих критических статей». Э.Л. Радлов вспоминал: «Он любил говорить, что и в литературной критике он занимает особое положение, ибо возвел ее на новую ступень». Представляется, что истина лежит посередине, и Соловьев-критик заслуживает серьезного внимания. Оценки его отдельных писателей весьма субъективны и спорны. Приемы, которыми он постоянно пользуется, основаны на чистой дедукции; как критику, ему действительно «недоставало интуиции» (или он не пользовался ею). Он и в самом деле рассматривал творчество писателя не «изнутри», а как бы с большой высоты, доступной только ему, философу, обладающему высшим знанием. Но очевидны также цельность и стройность его критических взглядов, сразу бросается в глаза их «системность» и «универсальность», они применимы не только к конкретному случаю, к произведениям оцениваемого поэта, но и к литературе вообще.

Критическая деятельность Соловьева в основном протекала в последнее десятилетие его жизни, сконцентрировавшись буквально в нескольких годах: 1894-1896 и 1897-1899 годы. Причем нетрудно отличить первый период от второго: в первом периоде Соловьев выступает больше именно как критик, представитель «эстетического» направления, во второй - как теоретик «судьбы» поэта.

Главным полем критической деятельности Соловьева была русская поэзия, а в ней - творчество Пушкина, Тютчева, Фета, Алексея Толстого, Полонского, оказавших глубокое воздействие на поэтические опыты самого Соловьева. Известно, что Вл. Соловьев скромно оценивал свою поэзию, не претендовал на звание большого поэта, его стихи писались в основном «для домашнего употребления».

Цикл философско-критических статей о русской поэзии имел свое введение: в 1889-1890 годах Соловьев написал две важные работы по эстетике – «Красота в природе» и «Общий смысл искусства». В первой статье он предпринял попытку целостной оценки поэтических произведений и рассматривал принципы подхода к художественной критике. В письме к Фету Соловьев раскрывал смысл статьи, излагавшей основные положения его эстетики: «Определяю красоту с отрицательного конца как чистую бесполезность, а с положительного - как духовную телесность». В самой статье красота раскрывалась как «преображение материи через воплощение в ней другого, сверхматериального начала». Принципиально важна для соловьевской эстетики мысль о том, что «красота в природе не есть выражение всякого содержания, а лишь содержания идеального, что она есть воплощение идеи».

В статье «Общий смысл искусства» Соловьев рассматривал цели и задачи искусства, давал определение художественного произведения, которое есть «ощутительное изображение какого бы то ни было предмета и явления с точки зрения его окончательного состояния или в свете будущего мира». Художник, таким образом, является пророком. Несомненно, что здесь Соловьев предвосхитил взгляды на искусство, характерные для его младших современников - символистов. Вместе с тем его эстетика связана и с предшествующим опытом русской критической мысли, и не случайна поэтому неожиданно высокая (если помнить о негативном отношении философа к материализму и позитивизму) оценка Соловьевым той стороны воззрений Чернышевского, которую он определил как «первый шаг к положительной эстетике».

Поразительна особенность сочинений Соловьева: у него почти нигде нет цитат из работ других авторов для доказательства своих мыслей. Цитаты, примеры являются только материалом для рассмотрения. У него нет также поправок, уточнений своих прежних мыслей; создается впечатление, что он не эволюционирует. Радлов неоднократно подчеркивал, что Соловьев в основном не менялся, что он не принадлежал к «ищущим». Это, конечно, неточно. Взгляды Соловьева менялись, но методология, научные принципы изменялись действительно мало. Соловьев не показывал процесс установления идеи, а формулировал только результаты. Он «вещал», а не просто излагал мысли, словно заранее знал истину в последней инстанции.

Для искусства он отвел такую же роль конечной истины: «Художество вообще есть область воплощения идей, а не их первоначального зарождения и роста». Эта мысль находится в явном противоречии со всей практикой мирового искусства, но зато в полном соответствии с логикой Соловьева, с его концепцией «общего смысла искусства». «Идеи» уже есть, они не зарождаются и не растут, их только надо уловить, понять и объяснить.

Сказанное в значительной степени объясняет сдержанное отношение критика к символизму, в частности его язвительнейшие рецензии на сборники «Русские символисты» (1895). Соловьев не увидел расцвета поэзии символистов, он рецензировал их первые стихи, и его суд был строгим. Игра в поэзию, сочинение «безделушек», эпатирование читателей остроумными приемами – все это было ему глубоко чуждо. Страх перед «дьявольской» пустотой и бессодержательностью, которые он обнаружил в современной литературе, был неподдельным. Отношение его к «новому» искусству выражено в необыкновенно резкой (даже для Соловьева) статье «Против исполнительного листа», которая была ответом критика на нападки журнала «Мир искусства». Статья свидетельствует как о негативном отношении Соловьева к первым шагам русского авангарда, так и о продолжении им поисков истины до конца дней. «Никакого вопроса для них нет, все уже решено и подписано, и требуется только пропаганда» - это сказано о Розанове, Мережковском, Философове. Дальше Соловьев написал резкие, но очень важные слова, не утратившие своей актуальности и по сей день: «Есть в человеке и мире нечто кажущееся таинственным, но все более и более раскрывающее свою тайну. Это нечто, под разными именами - оргиазма, пифизма, демонизма и т. д., ужасно как нравится этим людям, они делают из него свое божество, свою религию и за свое посильное служение этому «нечто» считают себя избранниками и сверхчеловеками, хотя служение этому божеству прямо ведет к немощи и безобразию, хотя его реальный символ есть разлагающийся труп, они сговорились назвать это «новой красотой, которая должна заменить устарелые идеи истины и добра».

В начале 1890-х годов Соловьев прежде всего писал о красоте в природе и в поэзии, о смысле искусства и смысле любви. Во всех статьях, написанных о поэзии, мысли, изложенные в общефилософских работах, являются основополагающими. Неизменными остаются понятия «истинная поэзия» и «настоящий поэт». Предмет поэзии - красота (в соловьевском смысле), а назначение поэта - ее воплощение в совершенных формах.

Настоящий поэт - посредник между «идеей» и человеком. Его способности (его «Гений») даны изначально, хотя он может не исполнить своего долга. Интересно, что в статьях начала 1890-х годов Соловьев почти не задумывается о поэте как о человеке, о его «судьбе». Поэт для него только «поэт», но не человек. Однако, исходя из его эстетики, поэт, конечно, должен принадлежать двум «мирам», и в последних статьях душа поэта представляется как арена борьбы двух сил - светлых и темных. Исход этой борьбы определяет судьбу поэта.

Значение деятельности Соловьева-критика можно рассматривать в двух аспектах - в широком, общелитературном и общекультурном и в узком, конкретно-историческом. Чаще всего его критическая деятельность сводится к узкому пониманию ее значения - к объяснению роли Соловьева как предтечи русского символизма. Символизм в России, как известно, имел несколько разветвлений: линию самоценного эстетизма, ярче всего представленного в творчестве В.Брюсова и К.Бальмонта, линию религиозно-обновленческую (Д. Мережковский) и линию младших символистов (А. Блок, А. Белый, С. Соловьев).

Именно эта группа символистов заявляла о себе как о духовных наследниках Вл. Соловьева. Действительно, его влияние на младших символистов, на создание и реализацию ими историко-литературной концепции поэта-пророка, является неоспоримым. Он указал своим младшим современникам на тех поэтов, которые должны служить образцами: Пушкин, Тютчев, Фет. Огромным оказалось воздействие личности Соловьева, его жизни, его устремленности к высшим ценностям и идеалам, к «мирам иным», к «небесной лазури», волновали его предсказания грядущих бед и «нового царства». Символисты создали своеобразный культ Соловьева, провозгласив его не только великим философом, но и великим пророком.

Вместе с тем нельзя не отметить и более широкий аспект литературно-критической деятельности Соловьева. Его представление о целостности творческого пути писателя, о «святости» художественной деятельности, о высочайшей ответственности художника перед человечеством, о великом долге гения глубочайшим образом повлияли на этику и эстетику XX века, на русскую культуру в целом. Соловьев-критик искал у писателей или поэтов главное и существенное, он любил истолковывать целостные «художественные миры» и считал целью искусства реальное изменение действительности, ее преображение по законам красоты, истины и добра. Разумеется, роль, которую Соловьев сыграл как литературный критик, была менее значительной, чем его роль философа и публициста. Но если пристальнее вглядеться в литературный процесс начала XX века, то влияние его представится достаточно глубоким, и обнаружится оно не только в творчестве Блока, Белого, Анненского, Волошина, Б. Садовского и других близких к символизму поэтов и критиков, но и в работах Луначарского, Богданова, ибо все они считали задачей искусства преобразование мира.