Негосударственные участники международных отношений

Среди негосударственных участников международных отношений выделяют межправительственные организации (МПО), неправительственные организации (НПО), транснациональные корпорации (ТНК) и другие общественные силы и движения, действующие на мировой арене. Возрастание их роли и влияния — относительно новое явление в международных отношениях, характерное для послевоенного времени. Данное обстоятельство в сочетании с длительным и практически безраздельным господством реалистической парадигмы объясняет то, что они все еще сравнительно слабо изучены политической наукой (см.: 14, р. 129). Отчасти это связано и с неочевидностью их подлинного значения, отражаемой в таких терминах как «невидимый континент» (Й. Галтунг) или «второй мир» (Ц. Розенау). Сказанное касается не только участников, которых Д. Розенау называет «подсистемами», но и международных организаций, которые, казалось бы, у всех «на слуху».

Французский специалист Ш. Зоргбиб выделяет три основных черты, определяющие международные организации: это, во-первых, политическая воля к сотрудничеству, зафиксированная в учредительных документах; во-вторых, наличие постоянного аппарата, обеспечивающего преемственность в развитии организации; в-третьих, автономность компетенции и решений (20).

Указанные черты в полной мере относятся к международным межправительственным организациям (МПО), которые являются стабильными объединениями государств, основанными на международных договорах, обладающими определенной согласованной компетенцией и постоянными органами (21). Остановимся на их рассмотрении более подробно.

Венский Конгресс 1815 г., возвестив об окончании наполеоновских войн и рождении новой эпохи в международных отношениях, одновременно возвестил и о появлении в них нового участника: Заключительным актом Конгресса было провозглашено создание первой МПО — Постоянной комиссии по судоходству по Рейну. К концу XIX века в мире существовало уже более десятка подобных организаций, появившихся как следствие ин

 

дустриальной революции, породившей потребность в функциональном сотрудничестве государств в области промышленности, техники и коммуникаций и т.п.: Международная Санитарная Конвенция (1853), Международный Телеграфный Союз (1865), Международное Бюро Мер и Весов (1875), Всемирный Почтовый Союз (1978), Союз Защиты Промышленной Собственности (1883), Международная Организация Уголовной Полиции (Интерпол, 1923), Международный Сельскохозяйственный Институт и др.

МПО непосредственно политического характера возникают после Первой мировой войны (Лига Наций, Международная Организация Труда), а также в ходе и особенно после Второй мировой войны, когда в 1945 г. в Сан-Франциско была образована Организация Объединенных Наций, призванная служить гарантом коллективной безопасности и сотрудничества стран-членов в политической, экономической и социальной областях. Параллельно с развитием ее специализированных органов и институтов создаются межправительственные организации межрегионального и регионального характера, направленные на расширение сотрудничества государств в различных областях: Организация Экономического Сотрудничества и Развитая, объединяющая 24 наиболее развитые страны мира (1960), Совет Европы (1949), Европейское Объединение Угля и Стали (1951), Европейское Экономическое Сообщество (Общий Рынок, 1957), Европейское Сообщество по Атомной Энергии (Евратом, 1957), Европейская Ассоциация Свободной Торговли (ЕАСТ, 1960), Лига Арабских Государств (1945), Организация Американских Государств (1948), Организация Африканского Единства (1963) и др. С 1945 года число МПО удвоилось, составив к началу 70-х гг. 220 организаций. В середине 70 годов их было уже 260, а в настоящее время — более 400 (см.: 1, р. 73).

Потребности функционирования этих организаций вызывают необходимость созыва периодических конференций представителей входящих в них стран, а подготовка таких конференций и выполнение их решений, в свою очередь, ведет к созданию постоянных административных структур — «аппарата». При этом, если администрация и аппарат первых МПО были достаточно скромными (так, например, Всемирный Почтовый Союз был представлен его руководителем и шестью постоянными функционерами), то в ООН в настоящее время занято более пятидесяти тысяч человек (см.: 20, р. 5; 14, р. 128).

Отмеченное увеличение количества МПО и численности их постоянных работников есть одно из свидетельств роста взаимозависимости государств и их многостороннего сотрудничества на постоянной основе. Более того, будучи созданы, подобные организации приобретают определенную автономию по отношению

 

к государствам-учредителям и становятся отчасти неподконтрольными им. Это дает им возможность оказывать постоянное влияние на поведение государств в различных сферах их взаимодействия и, в этом смысле, играть роль наднационального института.

Однако здесь необходимо сделать одно важное уточнение. Наднациональные институты в подлинном значении этого термина, — т.е. такие, чьи решения являются обязательными для всех государств-членов, даже если они с ними не согласны, — в международных отношениях являются редким исключением. Подобные институты существуют сегодня только в рамках Европейского Сообщества. Комиссия, Совет министров и Суд этой организации обладают правом принимать обязательные для исполнения всеми государствами-членами решения в экономической, социальной и даже политической областях на основе принципа квалифицированного большинства. Тем самым происходит изменение взглядов на священный для международного права принцип государственного суверенитета, а органы ЕС все больше напоминают органы конфедерации, являясь выражением растущей интеграции современного мира.

Существуют различные типологии МПО. И хотя, по признанию многих ученых, ни одна из них не может считаться безупречной, они все же помогают систематизировать знание об этом относительно новом влиятельном международном акторе. Наиболее распространенной является классификация МПО по «геополитическому» критерию и в соответствии со сферой и направленностью их деятельности. В первом случае выделяют такие типы межправительственных организаций как: универсальный (например, ООН или ЛигаНаций); межрегиональный (например, Организация Исламская Конференция); региональный (например, Латиноамериканская Экономическая Система); субрегиональный (например, Бенилюкс). В соответствии со вторым критерием, различают: общецелевые (ООН); экономические (ЕАСТ); военно-политические (НАТО); финансовые (МВФ, Всемирный Банк); научные («Эврика»); технические (Международный Союз Телекоммуникаций); или еще более узко специализированные МПО (Международное Бюро Мер и Весов).

В то же время указанные критерии носят достаточно условный характер. Во-первых, их нельзя противопоставлять, так как многие организации могут отвечать одновременно обоим критериям: например, являться и узкоспециализированными и субрегиональными (Организация Стран Восточной Африки по контролю за пустынной саранчой). Во-вторых, проводимая на их основе классификация достаточно относительна: так, даже технические МПО могут брать на себя и экономические, и даже политические функции; тем более это относится к таким органи

 

зациям, как, скажем, Всемирный Банк или ГАТТ, которые ставят своей задачей создание условий для функционирования в государствах — членах либеральных рыночных отношений, что, конечно, является политической целью. В-третьих, не следует преувеличивать не только функциональную, но и, тем более, политическую автономию МПО.

Так, например, в статье 100 Устава ООН говорится: «1. При исполнении своих обязанностей Генеральный Секретарь и персонал Секретариата не должны запрашивать или получать указания от какого бы то ни было правительства или власти, посторонней для Организации. Они должны воздерживаться от любых действий, которые могли бы отразиться на их положении как международных должностных лиц, ответственных только перед Организацией.

2. Каждый Член Организации обязуется уважать строго международный характер обязанностей Генерального Секретаря и персонала Секретариата и не пытаться оказывать на них влияние при исполнении ими своих обязанностей» (22).

Однако на деле господствующее влияние на ориентацию деятельности ООН и ее институтов имеют США и их союзники. Этому способствует действующий в указанных институтах принцип уравновешивающего голосования при принятии решений, в соответствии с которым наибольшими возможностями располагают государства, оказывающие этим институтам наибольшую финансовую поддержку. Благодаря этому США располагают около 20% голосов в МВФ и Всемирном Банке (см.: 14, р. 136). Все это ставит проблему эффективности МПО и особенно такой, наиболее крупной и универсальной из них по своим задачам, как ООН.

Созданная в целях поддержания международного мира и безопасности, развития дружественных отношений и сотрудничества между государствами, способствуя обмену мнениями и улучшению взаимопонимания между ними, ООН в условиях холодной войны нередко служила местом ожесточенных пропагандистских схваток, выступала как сугубо политизированное учреждение, демонстрировала несоответствие конкретных результатов требованиям современности, неспособность обеспечить решение возложенных на нее задач (23).

Специалисты отмечают и такое противоречие, явившееся обратной стороной принципа равноправия всех членов ООН, как ситуация, когда значительная часть членов ООН — малых или даже микрогосударств — обладает равными голосами с крупными странами. Тем самым решающее большинство может быть составлено теми, кто представляет менее десяти процентов мирового населения, что так же недопустимо, как и доминирование

 

в этой организации небольшой группы великих держав (24). Генеральный Секретарь ООН отмечает, что «двусторонние программы помощи зарубежным странам нередко были инструментом «холодной войны» и до сих пор остаются под сильнейшим воздействием соображений, продиктованных интересами политического влияния и национальной политики» (25).

В конце 80-х — начале 90-х годов окончание «холодной войны» принесло новые возможности укрепления этой всемирной организации, увеличения ее потенциала и эффективности, решения ею проблем, связанных с выполнением своего мандата. Многие из этих проблем объясняются ограниченностью всякой межправительственной организации рамками государственно-центричной модели поведения. Государство — действительно универсальная модель политической организации людей, о чем свидетельствует ее распространение на все новые нации и народы. Однако уже приведенные факты противоречий между формально-юридическим равенством и фактическим неравенством государств доказывают, что ее роль нельзя абсолютизировать. Исследования в области социологии международных отношений показывают, что во многих к тому же становящихся все более частыми ситуациях интересы людей и их «патриотизм» связаны не с государством, а с другими общностями, политическими или культурными ценностями, которые воспринимаются ими как более высокие: это могут быть ценности панисламизма, связанные с чувством принадлежности к более широкой общности, чем нация-государство, но это могут быть и ценности, связанные с этнической идентификацией субгосударственного характера — как это имеет место у курдов или берберов. В этой связи сегодня все более ощутимо возрастает роль международных неправительственных организаций (НПО).

В отличие от межправительственных организаций, НПО — это, как правило, нетерриториальные образования, ибо их члены не являются суверенными государствами. Они отвечают трем критериям: международный характер состава и целей; частный характер учредительства; добровольный характер деятельности (см.: 3, р. 47). Вот почему их причисляют к «новым акторам» (М.-К. Смуц), «акторам вне суверенитета» (Ц. Розенау), «транснациональным силам» (М. Мерль), «транснациональным организациям» (Ш. Зоргбиб) и т.п.

Существует как узкое, так и расширительное понимание НПО. В соответствии с первым, к ним не относятся общественно-политические движения, транснациональные корпорации (ТНК), а тем более — организации, созданные и существующие под эгидой государств. Так, Ф. Брайар и М.-Р. Джалили под НПО понимают структуры сотрудничества в специфических областях, объ

 

единяющие негосударственные институты и индивидов нескольких стран: религиозные организации (например, Экуменический Совет Церквей), организации ученых (например, Пагоушское Движение); спортивные (ФИФА), профсоюзные (МФП), правовые (Международная Амнистия) и т.п. организации, объединения, учреждения и ассоциации (см.: 3, р. 47—50).

Напротив, Ш. Зоргбиб считает, что термин «НПО» включает три вида организаций или институтов. Во-первых, это «силы общественного мнения». Они не могут составить реальную конкуренцию государствам как международным акторам, с точки зрения влияния на мировую политику, но оказывают существенное воздействие на международное общественное мнение. Сюда относятся различного рода «интернационалы»: политические (например, Социнтерн); религиозные (например, Экуменический Совет Церквей); гуманитарные (Международный Красный Крест). Во-вторых, это «частные транснациональные власти», т.е. организации и институты, символизирующие появление на мировой арене новых «экономических, оккультных и неконтролируемых» сил. Они выражают расхождение между политической и экономической властью в международных отношениях и серьезно сотрясают организацию «мирового общества». Сюда относятся транснациональные предприятия (ТНП), с одной стороны, и транснациональный синдикализм, с другой. Наконец, в-третьих, это «ассоциации государств-производителей». Речь идет об организациях, которые являются межправительственными по своей структуре и составу, но транснациональными по характеру деятельности и которые «стремятся утвердить свое экономическое влияние в международном обществе, воспроизводимом как единое пространство, как общепланетарная общность». Сюда относятся: Межправительственный Совет Стран Экспортеров Меди, Организация Стран Экспортеров Железа, Международная Ассоциация Боксита и, конечно, Организация Стран Экспортеров Нефти (ОПЕП) (см.: 20, р. 91—118).

Таким образом, речь идет, по существу, о всех негосударственных участниках международных отношений, о том, что Д. Розенау назвал, в противовес традиционному миру государственных международных акторов, «вторым миром», или «полицентричным миром», состоящим из огромного, почта бесконечного числа участников, о которых можно с уверенностью сказать только то, что они способны на международную деятельность, более или менее независимую от государства (см.: 7). Подобное понимание свойственно и теоретикам взаимозависимости, или транснационализма (см.: 8; 9).

Однако и в «узком» (и, по-видимому, более точном) понимании данного термина, НПО прошли впечатляющую эволюцию с

 

XIX в., когда появились первые международные неправительственные организации, до наших дней. Так, Британское и Международное Общество Борьбы против Рабства было образовано еще в 1823 году. В начале XX века создается целый рад добровольных обществ, в частности ведущих свою деятельность в рамках конфессиональных институций. В 1905 году насчитывается 134 НПО, в 1958 г. — их уже около тысячи, в 1972 г. — от 2190 до 2470, а конце восьмидесятых годов — 4000 (см. 1, р. 76; 3, р. 48; 14, р. 154; 15, р. 209). Особенно интенсивным процесс создания НПО стал с появлением на международной арене Организации Объединенных Наций. Многие НПО получают консультативный статус при Экономическом и Социальном Совете ООН и ее специализированных институтах и учреждениях, что находит свое отражение в статьях 71 и 58 Устава ООН.

НПО различаются по своим размерам, структуре, направленности деятельности и ее задачам. Однако все они имеют те общие черты, которые отличают их как от государств, так и от межправительственных организаций. В отличие от первых, они не могут быть представлены как акторы, действующие, говоря словами Г. Моргентау, во имя «интереса, выраженного в терминах власти». В отличие от вторых, их учредителями являются не государства, а профессиональные, религиозные или частные организации, учреждения, институты и, кроме того, принимаемые ими решения, как правило, не имеют для государств юридической силы. И все же, им все чаще удается добиваться выполнения тех задач, которые они ставят перед собой, — и не только в профессиональной, но и в политической области. Это касается и таких задач, которые требуют серьезных уступок со стороны государств, вынужденных в раде случаев поступаться «священным принципом» национального суверенитета. Так, в последние годы некоторым НПО, — в частности тем, сферой деятельности которых являются защита прав человека, экологические проблемы, или гуманитарная помощь, — удалось добиться «права на вмешательство во внутренние дела суверенных государств» (этот вопрос будет рассмотрен подробнее в главе XI).

Основным «оружием» НПО в сфере международной политики является мобилизация международного общественного мнения, а методом достижения целей — оказание давления на межправительственные организации (прежде всего на ООН) и непосредственно на те или иные государства. Именно так действуют, например, Гринпис, Международная Амнистия, Международная Федерация по Правам Человека или Всемирная Организация Борьбы против Пыток (последняя показательна и в том отношении, что объединяет усилия более 150 национальных организаций, целью которых является борьба против применения

 

пыток). Поэтому НПО подобного рода нередко называют «международными группами давления». Как известно, в политической социологии термин «группы давления» фиксирует отличие общественных организаций от политических партий: если партии стремятся к достижению и исполнению властных функций в обществе, то группы давления ограничиваются стремлением, с целью защиты своих интересов, оказывать влияние на власть, оставаясь вне властных структур и институтов (например, профсоюзы, предпринимательские объединения, женские организации и т.п.). Аналогичный характер имеют и международные НПО — как с точки зрения отношения к «власти» и методов действия, так и эффективности в достижении выдвигаемых целей.

Возможно, что не все НПО играют роль международных групп давления (определенные сомнения в этой связи могут иметься относительно организаций, обладающих консультативным статусом при ЭКОСОС ООН и ее институтах). Однако их совокупное воздействие зримо меняет сам характер международных отношений, делает их существенно отличными от характера традиционных межгосударственных отношений, эпоха которых уходит в прошлое.

Немалое влияние на существо и направленность изменений в характере международных взаимодействий оказывают такие специфические неправительственные организации, как транснациональные корпорации (ТНК), которые «подтачивают» национальный суверенитет государств в такой важной сфере общественных отношений, как экономика. Речь вдет о предприятиях, учреждениях и организациях, целью которых (в отличие от НПО, охарактеризованных выше) является получение прибыли, и которые действуют через свои филиалы одновременно в нескольких государствах, в то время как центр управления и решений той или иной ТНК находится в одном из них.

Действительно, крупнейшие ТНК обладают огромными экономическими ресурсами, дающими им преимущества в этом отношении не только перед малыми государствами, но нередко и перед средними и даже великими державами. Так, например, объем зарубежных продаж фирмы «Эксон» к середине семидесятых годов достиг свыше 30 миллиардов долларов, что превысило объем внутреннего национального продукта (ВНП) такой экономически развитой страны, как Швейцария (см.: 2, р. 77), и лишь немногим уступало ВНП Мексики. Это дает ТНК возможность оказывать существенное воздействие в своих интересах и на политическую сферу — как в странах базирования, так и в мире в целом. Характерный пример в данном отношении дает роль американской компании ИТТ в свержении правительства С. Альенде в Чили в начале семидесятых годов.

 

 

ТНК — явление достаточно противоречивое. Они, несомненно, способствуют модернизации стран базирования, развитию их народного хозяйства, распространению ценностей и традиций экономической свободы и политического либерализма. Одновременно они несут с собой и социальные потрясения, связанные со структурной перестройкой, интенсификацией труда и производства; новые формы господства и зависимости — экономической, технологической, а нередко и политической. В ряде случаев последствия их деятельности ведут к дальнейшему обострению ухе имеющихся и возникновению новых экологических проблем, к разрушению национальных традиций, конфликту культур. Так же бесспорно и то, что ТНК усиливают экономическую взаимозависимость и единство мира в хозяйственном отношении, способствуют созданию предпосылок для становления единой глобальной культуры как планетарного, общецивилизационного явления. И это тоже приносит неоднозначные результаты, что и вызывает критику ТНК со стороны различных идейно-теоретических течений — как марксистского и неомарксистского, так и либеральнодемократического характера. В определенной мере результатом подобной критики явились попытки международного сообщества ввести некоторые ограничения для деятельности транснациональных корпораций, подчинив ее определенным правилам, некоему «кодексу поведения». Однако усилия, предпринятые с этой целью в рамках ОЭСР и ООН, не увенчались успехом, что неудивительно, если учитывать заинтересованность наиболее развитых в экономическом и наиболее влиятельных в политическом отношении стран в беспрепятственном функционировании рыночной экономики.

В современном мире насчитывается не менее семи тысяч ТНК, имеющих около 26 тысяч филиалов в различных странах на всех континентах (см.: 1, р. 78). Однако их непосредственная экспортно-импортная и инвестиционная деятельность затрагивает, главным образом, три экономические зоны, представленные США, ЕЭС и Японией, и вне этих зон касается еще около десятка развивающихся государств. Относительная защищенность рынков, развитость инфраструктур образовательной, исследовательской и информационной сфер, обеспечивающих гарантии в необходимой высококвалифицированной рабочей силе, влекут за собой распространение передовых технологий, сходство в образе и уровне жизни и потребления во всех трех экономических зонах. Экономические процессы, контролируемые ТНК, охватывают большую часть мировой торговли, финансовых обменов и передач передовых технологий. Так, торговые связи между США и остальным миром на 80 % находятся в руках ТНК. В 1988 г. экспорт товаров и услуг из американских филиалов ТНК в Соединенные Штаты

 

составил 87 миллиардов долларов, или 19 % всего импорта США (см.: 14, р. 89).

Указанные процессы способствовали ускоренной экономической интеграции в Европе, Америке и Азии, усилению конкуренции и в то же время взаимозависимости между плавными экономическими регионами современного мира. Вместе с тем они имели не менее серьезные последствия и политического характера.

Пожалуй, наиболее значимыми среди этих последствий, вызвавшими эпохальные изменения в облике современного мира и характере международных отношений, явились кризис в СССР, распад «мировой социалистической системы», а затем и разрушение Советского Союза со всеми его драматическими результатами для России и других бывших союзных республик. Конечно, указанные события имели и глубокие внутренние причины — неэффективность установленной в результате революции 1917 года социально-экономической и политической системы, преступные режимы, некомпетентные и коррумпированные руководители и т.п. Но особенно важную роль эти внутренние причины приобрели именно в свете той постиндустриальной революции конца 60-х — начала 70-х годов, которая так нелегко далась Западу и которая, фактически, прошла мимо нашей страны. По вине своих бездарных руководителей, увлеченных сиюминутными выгодами от «нефтедолларов», а по сути, от хищнической эксплуатации природных богатств в сложившейся в те годы мировой экономической конъюнктуре, СССР оказался в ситуации прогрессирующего отставания от века микроэлектронных технологий. Попытки же «подтянуть» систему до уровня экономически развитого мира путем «ускорения» и «перестройки» оказались роковыми для страны, политическая система которой обнаружила свою полную неспособность к какому-либо реформированию. Во всяком случае, сегодня становится все более очевидной бесплодность и разрушительный характер попыток подобного «реформирования», если они не предваряются продуманными, учитывающими социокультурные реальности и традиции народа экономическими преобразованиями.

Таким образом, ТНК обладают определенной автономией в своих решениях и деятельности, способны вносить изменения в международные отношения, учитываются государствами в их внешней политике, — то есть отвечают всем признакам влиятельного международного актора.

В меньшей степени этим признакам отвечают другие участники международных отношений — такие, как, например, национально-освободительные, сепаратистские и ирредентистские движения, мафиозные группировки, террористические организации, региональные и местные администрации, отдельные лица. Часть

 

из них, например, национально-освободительные и сепаратистские движения, являются, скорее, международными субъектами в вышеприведенном социологическом (а не юридическом) значении этого термина, — то есть они стремятся стать акторами (в данном случае, суверенными государствами). С этой целью они добиваются членства или хотя бы статуса наблюдателя в авторитетных межправительственных организациях, считая участие в них важным звеном в обретении статуса международного актора. Так, ООП является членом Лиги Арабских Государств, Организации Исламская Конференция, Движения Неприсоединения и обладает статусом наблюдателя в ООН. Это, однако, не давало ей вплоть до последнего времени полной легитимности в глазах некоторых международных акторов (прежде всего Израиля, но также, в известной степени, и таких арабских государств, как Аммана и Иордании). Несмотря на провозглашение председателем ООП Я. Арафатом на сессии Национального Совета Палестины 15 декабря 1988 г. создания Палестинского государства и признание его большинством арабских государств, фактического образования (а соответственно, и международно-правового признания) такого государства не произошло.

Растущая взаимозависимость приводит к развитию функционального и институционального международного сотрудничества, участниками которого выступают различные предприятия, фирмы, административные структуры и граждане приграничных зон соседних государств, а также регионы и отдельные города различных стран (см.: 3, р. 53—55). В первом случае (функциональное трансграничное взаимодействие) речь идет об установлении контактов и обменов между представителями сопредельных государств, в основе которого лежит общность интересов и потребностей, и которое нередко устанавливается как бы стихийно, то есть помимо официальных договоренностей между государствами (а иногда и вопреки им). Таковы, например, отношения между жителями приграничных районов России и Китая или отношения между сопредельными районами стран СНГ, жители которых фактически игнорируют запреты и ограничения властей на взаимную торговлю. Примером второго (институционального сотрудничества локального характера) выступают достаточно представительные международные организации, формирующиеся вне национально-государственных рамок (Ассоциация породненных городов; Совет коммун Европы и т.п.). Кроме того, в федеративных государствах наблюдается феномен своего рода фрагментации внешней политики, когда руководство субъектов федерации в стремлении более полно отстоять свои интересы устанавливает прямые связи на международной арене и тем самым как бы нарушает прерогативы суверенного государства, частью которого дан

 

ный субъект является. Иногда развитие такой, по выражению канадского исследователя П. Сольдатоса, «субнациональной дипломатии» происходит с согласия соответствующих государств и осуществляется в рамках международного права: так, Квебек уже с 1882 г. имеет своего генерального представителя во Фракции (см.: там же, р. 54). В других случаях наблюдается конфликт центральных и местных властей. В настоящее время это характерно для Российской Федерации.

Указанные примеры вновь возвращают нас к центральному для проблемы участников международных отношений вопросу: какой из типов этих участников — государство, международные организации или же «параллельные участники» («акторы вне суверенитета») — будет определять содержание и характер международных отношений в обозримом и более отдаленном будущем? Как мы могли убедиться, по данному вопросу существует множество точек зрения, крайние из которых отдают предпочтение либо традиционным (прежде всего государству), либо нетрадиционным участникам. Важно, однако, подчеркнуть, что сторонники как одного, так и другого из этих полюсов избегают детерминистских подходов. Поэтому существо полемики перемещается в методологическую плоскость: что считать основой для выводов? Поиск специфических факторов, оказывающих влияние на поведение акторов и изучение той роли, которую играют те или иные из этих факторов в эволюции международных отношений? Или же анализ традиционных и нетрадиционных акторов, с целью определения главных и второстепенных из них с точки зрения как состояния, так и тенденций указанной эволюции? Споры продолжаются, и острота их усиливается по мере нарастания признаков изменения привычного международного порядка, исключающих однозначные ответы на вышеприведенные вопросы. Вместе с тем не вызывает сомнений то обстоятельство, что указанные изменения во многом зависят от целей, которые ставят перед собой международные акторы, и от избираемых ими средств их достижения.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Rassett В., Starr H. World politics. Menu for Choice. — San Francisco, 1981, p. 71.

2. Бурлацкий Ф. М., Галкин А. А. Социология. Политика Международные отношения. — М., 1974.

3. Braillard Ph., Djalili M.-R. Les relations internationales. - Paris, 1988, p. 31.

4. Kaplan A. The Language of Inquiry. — N.Y., 1964.

 

 

5. Kaplan M. System and Process in International Politics. — N.Y., 1957.

6. Merle M. Sociologie des relations internationales. — Paris, 1974.

7. Rosenau J. Turbulence in World Politics: A Theory of Change and Continuity. — Princeton, New Jersey, 1990.

8. Най Дж. С. (младший). Взаимозависимость и изменяющаяся международная политика // Мировая экономика и международные отношения. 1989, № 12; Keohane R. & Nye J. Power and Interdependence: World Politics in Transition. — Boston, 1977.

9. Burton J. W. World Society. - Cambridge, 1972.

10. Rioux J. - F., Keenes E, Legare G. Le néo-réalisme ou la réformulation du paradigme hégémonique en relations internationales // Etudes internationales, XIX, 1982.

11. Maghroori R., Ramberg B. Globalism Versus Realism — International Relations Third Debate. Boulder. 1982.

12. Wallerstein I. The Politics of the World Economy. — Cambridge, 1984.

13. Frankel J. International Relations in the Changing World. — Oxford, New York, 1979, p. 10.

14. Senarclens P. de. La politique internationale. — Paris, 1992, p. 116.

15. Huntzinger J. Introduction aux relations internationales. — Paris, 1988, p. 115—117; Чешков М. А. Государственность как атрибут цивилизации: кризис, угасание или возрождение? // Мировая экономика и международные отношения. 1993, № 1.

16. Smith A. State and Nation and the Third World. — Brighton, 1983.

17. Walfers A. Discord and Colloboration. — Baltimore, 1962; Korany B. et coll. Analyse des relations internationales. Approches, concepts et données. — Montréal, 1987, p. 136.

18. Luard E. Types of the International Society. — N.Y., 1976.

19. Little R. International Stratification. — in: International Relations Theory. - N.Y., 1978.

20. Zorgbibe Ch. Les organisations internationales, — Paris, 1991, p. 3.

21. Зайцева О. О методологии изучения международных организаций // Мировая экономика и международные отношения. 1992, № 6.

22. Устав Организации Объединенных Наций и Статут Международного Суда. — М., 1989.

23. Козырев А. В. ООН — демократия против тоталитаризма // Мировая экономика и международные отношения. 1990, № 12.

24. Нестеренко А. Е. Потенциал ООН // Международная жизнь. 1990, № 5.

25. Бутрос-Гали Б. Укрепление потенциала Организации Объединенных Наций // Мировая экономика и международные отношения. 1993, № 4, с. 11.