Глава 12 Соревнование: банальный

Сценарий неравенства

 

Игра в спасение всегда подразумевает одного человека, который чувствует себя на высоте и «в порядке» (Спаси­тель или Преследователь), и другого, который чувствует себя не на высоте или «не в порядке» (Жертва). Нерав­ные отношения в корне отличаются от отношений меж­ду равными, которые характеризуются взаимно поддер­живаемой позицией «Я в порядке, Ты в порядке».

Типичная семья кроме игры в спасение преподает сво­им отпрыскам еще один урок, такой же американский, как яблочный пирог: урок конкуренции.

«Все люди от рождения равны» — это другой способ сказать «Я в порядке, Ты в порядке». Никто не лучше другого; каждый человек сложен, интересен, ценен и в большом временном масштабе так же значим, как любой другой. Каждый из нас — эксперт в одной области и не­вежда в другой.

Вот что нам говорят христианская этика и американ­ская конституция, учителя и политики. Но мы в это не верим, потому что в семье нас учат сравнивать себя с дру­гими. Нам трудно поверить в то, что все люди равны, и еще труднее поддерживать в себе эту веру.

Эта трудность является результатом того, что в дет­стве нас учат быть индивидуалистами и соперничать друг с другом.

Белые североамериканцы живут в обществе, пропи­танном индиви-дуализмом и конкуренцией — качества­ми, необходимость которых нам внушали с ранних лет. Нам говорили, что если мы будем активно конкуриро­вать и вести себя по-индивидуалистски, то достигнем успеха и счастья в жизни, поэтому оба названных каче­ства стали неотъемлемой частью наших сценариев.

Эти две черты внушаются детям, чтобы сформировать из них послушных работников, которых было бы удобно эксплуатировать правящему классу, который с выгодой для себя превратит их конкурентность в продуктивность. Конкурентность и индивидуализм разрушают способ­ность человека к достижению гармонии с собой, други­ми и природой. Карабкаясь на вершину с безумным рве­нием, мы забываем, как любить, как думать, и теряем да­же след того, кем мы являемся на самом деле и чего мы на самом деле хотим.

Мы как будто живем на лестнице, где одни люди идут вверх по нашим головам, а мы сами карабкаемся вверх еще по чьим-нибудь головам. Мы можем назвать равны­ми максимум двух-трех человек, принадлежащих к тому же рангу, что и мы. Время от времени кто-то из нас под­нимается на самый верх и торжествующе смотрит вниз, а иногда нас сбрасывают в самый низ. Большую часть вре­мени мы находимся где-то посредине между тем и этим, непрерывно борясь за то, чтобы подняться наверх, к да­лекой вершине, на одну ступеньку за один раз, и просто за то, чтобы удержаться на месте.

Привычка к тому, что один из партнеров всегда выше другого по положению, так сильно укоренена в нас, что такое состояние дел кажется нам естественным. Таким же естественным, как наше стремление сделать все, что от нас зависит, чтобы «продвинуться вперед». На деле же большинство людей ненавидят конкурентную борьбу. На деле мы боремся не за то, чтобы влезть наверх, а за то, чтобы удержаться на месте, потому что по нашим голо­вам все время кто-то карабкается. Поэтому мы постоян­но находимся в ловушке конкуренции и силовых игр.

Конкурентная борьба и индивидуализм — два каче­ства, которые сильнее всего вбиваются в голову «хороше­му» американцу. Люди, запрограмми-рованные на конкуренцию, оказываются не способны к сотрудничеству и равным отношениям.

 

Индивидуализм

Индивидуализм создает у человека ощущение, что его достижения — результат исключительно его личных уси­лий, а неудачи — исключительно его вина. Преувеличен­ная значимость индивидуального вклада заставляет лю­дей забыть о том, что они влияют друг на друга посто­янно — принося как пользу, так и вред. Индивидуализм изолирует людей друг от друга, и они лишаются возмож­ности восстать против сил, которые их подавляют. На человека, который изолирован от себе подобных, легко повлиять, а когда он «высовывается», его легко наказать. Несчастливому человеку индивидуализм не позволяет искать помощи в решении его проблем у себе подобных. Индивидуализм, который начиная с раннего детства, преподается нам с таким рвением, разрушительно дей­ствует на психику.

Однако я хочу подчеркнуть различие между поняти­ями «индивидуальность» (оно говорит об уникально­сти, идентичности) и «индивидуализм» (оно говорит об эгоизме, неуважении к другим людям, своекорыстии и карьеризме). Наличие у человека индивидуальности при условии уважения к мнению других людей не означает индивидуализма. Можно быть собой, не используя дру­гих и не пренебрегая ими. Индивидуальное или самоцен­трированное поведение — это благо для человека и его близких. В главе 23 я подробнее объясню, почему уверен­ность в себе является необходимым требованием в отно­шениях сотрудничества. А что касается такой черты ха­рактера, как индивидуализм, я считаю, что ее нельзя вну­шать детям.

Я против того, чтобы индивидуализм считался сверх­чертой, обязательным условием успеха, я против восхищения им. Безусловно, индивидуальные действия неко­торых людей приносят большую пользу им самим и дру. гим людям, но в нашем обществе принято использовать индивидуальные действия политиков и ученых для дока­зательства полезности и выигрышное™ индивидуализ­ма. При этом никто не говорит о том, как вредна на самом деле конкуренция и как ценно сотрудничество.

 

Соперничество

Индивидуализм идет рука об руку с соревновательнос­тью. Так как считается, что наши победы, так же как и наши достижения, есть результат исключительно ин­дивидуальных усилий, значит, следует думать, что все вокруг стремятся к индивидуальному успеху, то есть к победе над нами. Быть ниже кого-то невыносимо; един­ственная возможная альтернатива в западном обще­стве — пытаться удержаться наверху. Мы не только не понимаем, что такое равные отношения, мы даже не до­пускаем, что они возможны, потому что конкуренция у нас в крови.

Данные психологических экспериментов показали, что белые американские дети-горожане даже в ситуации, когда сотрудничество могло бы принести им пользу, вы­бирают соперничество, хотя конкурентное поведение ли­шает их вознаграждения. У старших детей эта тенденция сильнее, чем у младших, что говорит о том, что этот вид., поведения является приобретенным.

Однако не все люди разделяют конкурентный стиль жизни. То же исследование показало, что американские дети мексиканского происхождения не так склонны к со­перничеству, как их ровесники-англоамериканцы. В ин­дивидуалистическом, конкурентном обществе человек, который не склонен к конкурентной борьбе, не поднима­ется по общественной лестнице. Он навсегда остается внизу, страдая от отчужденности. Именно поэтому, на поверхностный взгляд, соревновательность кажется по­лезной чертой характера: когда все люди вовлечены в соперничество друг с другом, невозможно достигнуть благополучия, не располагая сильными навыками конку­рентной борьбы. Единственная альтернатива конкурен­ции, которая обеспечивает благополучие человека, — это коллективизм и сотрудничество между равными. Мне довелось видеть много попыток (как в коммунах, так и в личных отношениях) построить отношения сотрудниче­ства на равных. Большинство этих попыток провалились, уступили место привычному конкурентному поведению и реализации индивидуалистического банального сце­нария.

 

Дефицит

Конкурентное поведение основано на предположении, что для удовлетворения потребностей индивида в окру­жающем мире не имеется достаточно ресурсов. Когда не хватает ресурсов для того, чтобы удовлетворить мате­риальные, жизненно важные потребности живого суще­ства, конкурентное поведение действительно является условием физического выживания. Когда на двадцать семей в день есть только одна буханка хлеба, ясно, что все двадцать семей обречены голодать. В случае, если член одной из семей, обладающий конкурентными навы­ками, сумеет заполучить всю буханку для своего семей­ства, его семья, естественно, выживет, а остальные умрут от голода. Плюсы соперничества в условиях дефицита ресурсов очевидны тому, кто победил в конкурентной борьбе. Кроме того, оно приводит к тому, что выживают сильнейшие, следовательно, вид становится более при­способленным.

Однако, когда дефицит остается в прошлом, как, на­пример, сейчас в Соединенных Штатах, конкурентная борьба сама порождает дефицит и голод различного рода. Феномен «припрятывания» ресурса, который, как прави­ло, сопровождает конкуренцию, заставляет одних людей брать больше, чем им нужно, в то время как многие другие, которые могли бы воспользоваться излишками, не получают вообще ничего. Конкурентное поведение, жад­ность и потребность создавать запасы объяснимы стра­хом дефицита. Но в ситуации изобилия соперничество причиняет вред как другим людям, так и самому «побе­дителю». Пример искусственного дефицита, связанного с базовой человеческой потребностью, — экономия по­глаживаний. Чувство собственной значимости в боль­шом дефиците, поэтому людям трудно почувствовать се­бя умными, красивыми или здоровыми, как если бы были только одна красота, один ум и одно здоровье на всех. За «о'кейность» можно соперничать, ее можно прятать и со­здавать ее дефицит точно так же, как создается искусст­венный дефицит пищи или поглаживаний.

Я впервые пережил на собственном опыте отличие конкуренции от сотрудничества осенью 1969 года в горах Санта-Крус в лагере Сопротивления войне. Однажды вечером мы сели ужинать. В центр круга мы перед этим сложили и составили все продукты, заготовленные для ужина. На мой привычный к дефициту взгляд, еды было явно недостаточно, чтобы насытить всех. Я был напуган перспективой остаться голодным и был в сильном конф­ликте с обстоятельствами. Затем порции начали переда­вать по кругу, и каждый съедал столько, сколько хотел, после чего передавал блюдо дальше. Еда циркулировала снова и снова, и, к моему удивлению, я скоро почувство­вал, что насытился. Но в то же время из-за того, что я был приучен к дефициту и занимал индивидуалистическую, соревновательную позицию, мне казалось, что я поел не­достаточно. Когда мне передавали блюдо, я брал больше, чем мне было надо, и чувствовал вину за это; я представ­лял себе, как некоторые блюда возвращаются ко мне; когда блюдо шло по кругу, я беспокоился, что оно уже ни­когда ко мне не вернется. Одним словом, я был не спосо­бен получать наслаждение от пищи, потому что меня _мучили страх дефицита и ощущение конкуренции.

Когда настало время следующего приема пищи, я раз­решил себе поверить, что еды хватит на всех, и испытал чистейшее ощущение удовлетворенности, потому что по­лучил столько, сколько мне было нужно, в результате равных отношений и сотрудничества, а не потому, что я хватал самые большие куски.

Эта история показывает, как мы становимся индиви­дуалистами и вступаем в соревнование друг с другом, по­тому что верим, что соревнование поможет нам добиться желаемого, хотя на деле оно вредит нам.

Нас учат конкурентному поведению с ранних лет, в семье и особенно в школе. Спортивные соревнования, оценки, тестирование — все это упражнения, развиваю­щие навыки соперничества, — ситуации искусственного дефицита, которые готовят нас к миру бизнеса и к рынку труда. Мальчиков учат соперничать прямо, девочек — в более тонкой, косвенной форме. Для программирова­ния конкурентного поведения особенно значимо отно­шение родителей к проблеме соперничества братьев и сестер. Конкуренция между сиблингами, поощряемая родителями, часто становится первым опытом сорев­нования и индивидуалистического поведения, который позже будет повторяться и усиливаться в различных жизненных ситуациях.

 

Силовые игры

Основная межличностная операция, которая вводит в обиход соревнова-тельность и индивидуализм, — это си­говая игра. Силовая игра — это транзакция, в результате которой один человек получает от другого то, что он

хочет, против воли последнего (см. гл. 17).

Силовые игры приобретают грубую форму, включаю­щую физическое насилие, или утонченную форму, гд_е желаемое получают с помощью слов или иных манипу­ляций.

Самый жестокий вариант силовой игры — когда один человек силой отнимает хлеб у другого и причиняет ему физический ущерб, если тот пытается вернуть свою соб­ственность. Тот же эффект может быть достигнут и пси­хологическими средствами, которые тоже являются раз­новидностью силовых игр и приводят к аналогичному исходу. В любом случае суть силовой игры в том, что не­что, принадлежащее по справедливости одному челове­ку, изымается у него и переходит в руки агрессора. От­ношения, основанные на силовых играх, превращают жизнь человека в вечную войну, в которой не бывает по­бедителей.

Силовые игры — постоянная составляющая жизни детей и интегральная часть программирования неравных отношений.

Экономия поглаживаний, игнорирование, отчужден­ность от ощущений собственного тела, игра в спасение, силовые игры и половые роли (о которых пойдет речь в следующей главе) — это базовый курс, предназначенный для подавления автономного развития детей. Как с этим бороться, я расскажу в части 5 настоящей книги.

 

 

Часть 3

 

Отношения

 

 

Глава 13 Полоролевое

Программирование мужчин и

женщин (Ходжи Викофф)

 

Следующие две главы были написаны Ходжи Викофф, Я включил их в свою книгу, так как мне кажется, что они содержат важное дополнение к теории банальных сцена­риев.

Как мужчины, так и женщины в процессе социализа­ции приучаются развивать одни части своей личности и подавлять другие. Полоролевое программирование вно­сит свой вклад в создание жесткого стереотипа поведе­ния человека, который реализуется на протяжении всей жизни, или банального сценария (см. гл. 7). Банальные полоролевые сценарии присутствуют в каждом мгнове­нии нашей повседневной жизни.

С самого первого дня в детей начинают вкладывать понятие о женской и мужской половой роли, а соответ­ствующее роли поведение поощряется в течение всей жиз­ни. Классически мужчина должен быть рациональным, продуктивным и трудолюбивым и не должен быть эмо­циональным, любящим и чувствующим, что он чувству­ет. С другой стороны, у женщин не одобряется логиче­ское мышление, умение организовать финансовую жизнь семьи и самостоятельность. Женщина должна дополнить мужчину недостающими ему эмоциональными функци­ями, а мужчина берет на себя заботу о деловой стороне жизни. Естественно, я описала крайние проявления муж­ской и женской половых ролей. В реальности никто из: людей не соответствует этим ролям в точности (и многие из-за этого страдают!). Тем не менее у каждого есть тен­денция определять себя в терминах мужественности или женственности (в соответствии с тем, как она определя­ется в данном обществе).

Одно из нездоровых следствий полоролевой социа­лизации — то, что она создает «пробелы» в личности, которые ограничивают ее потенциал, не давая человеку возможность стать целостным. По указанной причине многие мужчины и женщины чувствуют себя неполно­ценными, когда у них нет партнера противоположного пола, поэтому стремятся дополнить себя до целого с по­мощью другого человека. Кроме чувства неполноценно­сти они также ощущают, что они «не в порядке», потому что ни с кем не состоят в близких отношениях. Как два фрагмента паззла или две половинки целого, мужчины и женщины часто стремятся найти кого-то, чтобы за­полнить внутреннюю пустоту и компенсировать свои недостатки. Поэтому как только они находят кого-то мало-мальски подходящего на роль «компенсатора», то стремглав несутся навстречу заранее определенным от­ношениям зависимости.