Страна, где живут одни собаки

 

 

Была когда-то на свете очень маленькая и очень странная страна. Она вся

состояла из девяноста девяти домиков. У каждого домика был маленький

садик, окруженный забором, и за каждым забором жила собака. И каждая

лаяла.

Возьмем, к примеру, домик номер один. Здесь жил пес по кличке Верный.

Он ревниво охранял свой домик от соседей, и, чтоб никто не подумал, будто

он плохо несет свою службу, он долго и громко лаял всякий раз, когда мимо

проходили жители других девяноста восьми домиков, независимо от того, кто

шел: женщина, мужчина или ребенок. Точно так же поступали другие девяносто

восемь собак. Так что, сами понимаете, забот у них было много: лаять

приходилось с утра до вечера и даже ночью, потому что всегда ведь

кто-нибудь шел по улице.

А вот другой пример. Синьор, который жил в домике номер девяносто

девять, возвращаясь с работы, должен был пройти мимо всех девяноста восьми

домиков, а следовательно, и мимо девяноста восьми собак, которые лаяли ему

вслед, показывая клыки и давая понять, что охотно вцепились бы в его

брюки. То же самое происходило с жителями других домиков, так что на улице

всегда кто-нибудь дрожал от страха.

Ну а теперь представьте себе, что творилось, когда в эту страну попадал

какой-нибудь чужеземец. Тогда лаяли сразу все девяносто девять собак, все

девяносто девять хозяев выходили на крыльцо посмотреть, что случилось, а

потом торопливо возвращались в дом, запирали дверь, спешно опускали ставни

и сидели тихо-тихо, подглядывая в щелочку за незнакомцем, пока он проходил

мимо.

От непрестанного собачьего лая жители этой страны постепенно оглохли и

почти перестали разговаривать друг с другом. Впрочем, им и не о чем было

говорить между собой. Мало-помалу, сидя так все время молча, насупившись,

они вообще разучились говорить. Ну, и в конце концов случилось так, что

хозяева домиков сами тоже стали лаять, как собаки. Возможно, они думали

при этом, что разговаривают по-человечески, но на самом деле, когда они

открывали рот, слышалось только что-то вроде "гав-гав!" - и от этого

мурашки пробегали по коже. Так и повелось в той стране: лаяли собаки,

лаяли мужчины и женщины, лаяли дети, когда играли во дворе. И девяносто

девять домиков превратились в девяносто девять собачьих конур.

Однако с виду домики были аккуратными, на окнах висели чистые

занавесочки, за стеклами виднелась герань и были даже другие цветы - на

балконах.

Однажды в этой стране оказался Джованнино-Бездельник. Он забрел туда,

совершая одно из своих знаменитых путешествий. Девяносто девять собак

встретили его концертом, от которого даже каменная тумба могла бы

превратиться в неврастеника! Джованнино что-то спросил у одной женщины, и

та ответила ему лаем. Он сказал что-то ласковое какому-то малышу и услышал

в ответ глухое рычание.

- Я понял! - сказал Джованнино-Бездельник. - Это эпидемия!

Тогда он пришел к самому главному городскому начальнику и сказал:

- Я знаю хорошее средство от вашей болезни. Прежде всего прикажите

уничтожить все заборы - сады отлично будут цвести и без них. Во-вторых,

отправьте всех собак на охоту - они развлекутся немного и станут добрее.

В-третьих, устройте большой бал, и после первого же вальса все жители

снова научатся говорить по-человечески.

- Гав-гав! - ответил ему начальник.

- Я понял! - сказал Джованнино. - Самый тяжелый больной тот, который

думает, что он здоров, - и отправился путешествовать дальше.

Если вы услышите ночью, что где-то лает несколько собак, может статься,

это и настоящие собаки, но может оказаться, что это лают жители той самой

маленькой страны.

 

БЕГСТВО ПУЛЬЧИНЕЛЛЫ

 

 

Во всем старом кукольном театре не было куклы беспокойнее Пульчинеллы.

Всегда-то он был чем-то недоволен и вечно с кем-нибудь спорил. То в самый

разгар репетиции ему вдруг хотелось пойти погулять, то он сердился на

хозяина-кукольника за то, что ему дали комическую роль, а не трагическую,

которая ему была больше по душе.

- Знаешь, - признавался он Арлекину, - в один прекрасный день я возьму

и убегу!

Он так и сделал. Только случилось это не днем, а ночью. Как только все

уснули, он взял ножницы, которые хозяин забыл спрятать в шкаф, перерезал

одну за другой все нитки, привязанные к его голове, к рукам и ногам, и

предложил Арлекину:

- Бежим вместе!

Но Арлекин не мог расстаться с Коломбиной. Он и слышать не хотел об

этом! А Пульчинелла не хотел брать с собой эту кривляку, которая в каждой

пьесе только и делала, что насмехалась над ним.

- Ладно, пойду один, - решил Пульчинелла.

Он храбро спрыгнул на пол и пустился наутек, да так, что только пятки

засверкали.

"Какая прелесть, - думал он, - какое удовольствие не чувствовать на

руках и на ногах этих проклятых ниток! Как приятно ступать туда, куда

самому хочется, а не куда велит хозяин!"

Для одинокой деревянной куклы мир огромен и страшен. В нем так много,

особенно по ночам, свирепых кошек, которые запросто могут принять любое

существо, бегущее в темноте, за мышь и сцапать своими страшными когтями.

Правда, Пульчинелле удалось убедить кошек и котов, что они имеют дело с

истинным артистом, но потом он на всякий случай все-таки спрятался в

каком-то садике, прислонился к забору и заснул.

На рассвете он проснулся и понял, что очень голоден. Он огляделся по

сторонам, но вокруг, насколько хватало глаз, не было ничего, кроме

гвоздик, тюльпанов, цинний и гортензий.

- Ну что же, ничего не поделаешь, - решил Пульчинелла и, сорвав

гвоздику, стал нерешительно обкусывать с нее лепестки.

Конечно, эта еда не шла ни в какое сравнение с бифштексом или хорошим

куском филе из окуня. Цветы очень ароматны, но почти не имеют вкуса. И все

же травянистый вкус гвоздики показался Пульчинелле восхитительным вкусом

свободы, а после второго лепестка он готов был поклясться, что никогда еще

не ел более замечательного блюда. И он решил навсегда остаться в этом

саду.

Спал он под защитой большой магнолии, жесткие листья которой укрывали

его от дождя и града, а питался цветами: сегодня - гвоздикой, а завтра -

розой... И во сне и наяву ему мерещились горы спагетти и равнины свежего

ароматного сыра, но он крепился и не сдавался.

Солнце и ветер вскоре иссушили дерево, из которого он был сделан.

Пульчинелла стал сухим-сухим, но зато таким ароматным, что пчелы, летевшие

за нектаром, иногда принимали его за цветок. Они опускались на его

деревянную головку и старались добраться своим жалом до желанного

лакомства. Но ничего не выходило, и они улетали разочарованные.

Между тем наступила зима. Опустевший сад ожидал первого снега. Бедный

Пульчинелла стал голодать. И если вы думаете, что он мог бы отправиться

куда-нибудь в другое место, то ошибаетесь - на маленьких деревянных ножках

далеко не уйдешь!

"Ну что же, - сказал про себя Пульчинелла, - раз так, умру здесь. Не

такое уж это плохое место, чтобы умереть. Но если я и умру, то умру

свободным. Никто больше не сможет привязать нитки к моей голове и дергать

ее, никто не заставит меня кивать в знак согласия, когда я совсем не

согласен".

А потом пошел первый снег и прикрыл Пульчинеллу мягким белым одеялом.

Весной на том месте, где лежал Пульчинелла, выросла гвоздика. А

Пульчинелла, укрытый землей, спокойный и счастливый, думал: "Ну вот, над

моей головой выросла гвоздика. Может ли кто-нибудь быть счастливее меня?"

Пульчинелла не умер, потому что деревянные куклы не умирают. Он лежит в

том саду, и никто об этом не знает. И если вы случайно найдете его, то не

привязывайте нитку к его голове. Королям и королевам из кукольных театров

такие нитки не мешают, а вот он, Пульчинелла, их просто терпеть не может.

 

СОЛДАТСКОЕ ОДЕЯЛО

 

 

Когда кончились все войны, солдат Винченцо ди Джакомо вернулся домой.

Вернулся он в рваной армейской форме, с сильным кашлем и с солдатским

одеялом на плече. Кашель и одеяло - вот и все, что он заработал за долгие

годы войны.

Но кашель не давал ему ни минуты покоя и очень скоро свел в могилу.

Жене и детям осталось от солдата только старое одеяло. Ребят было трое.

Самому младшему, тому, что родился между двумя войнами, только-только

исполнилось пять лет. Солдатское одеяло досталось ему.

Каждый день, ложась спать, мальчик укрывался отцовским одеялом, а мама

принималась рассказывать ему одну и ту же бесконечную сказку. В сказке

говорилось про фею, которая ткала большое одеяло, такое большое, что им

могли укрыться все дети, что дрожат от холода на нашей земле. Но всегда

получалось так, что какому-нибудь мальчику его не хватало, и он плакал и

тщетно просил хоть самый краешек одеяла, чтобы согреться.

И тогда фея распускала старое одеяло и принималась ткать новое,

побольше, потому что оно обязательно должно быть целым. Добрая фея

работала день и ночь, она ткала и ткала, не зная усталости, и малыш

засыпал, так и не услышав, чем кончалась сказка. Он так ни разу и не

узнал, удалось ли фее соткать такое одеяло, чтобы его хватило на всех.

Малыша звали Дженнаро, и жил он вместе с семьей неподалеку от Кассино.

Зимы там холодные, а эта выдалась еще и голодная. Вдобавок ко всему

заболела мама. Что делать? И тогда отдали Дженнаро знакомым, которые

прежде были их соседями, а теперь стали просто бродягами. У этих людей был

старый фургон, и они ездили в нем по всей округе - где милостыню попросят,

где поиграют на шарманке, а где продадут ивовые корзинки, которые плели во

время своих долгих странствий.

Дженнаро дали клетку с попугаем. Он клювом вытаскивал из ящика билетики

с числами, которые вроде бы могли выиграть в лотерее. Дженнаро должен был

показывать попугая людям, и те могли за несколько грошей получать от

попугая такой билетик.

Дни тянулись долгие и скучные. Случалось, они попадали в села, где люди

были такие бедные, что и милостыню подать не могли, и тогда Дженнаро

доставался совсем маленький кусочек хлеба и совсем немного пустого супа в

миске. Зато ночью, когда мальчик укладывался спать и закутывался в старое

отцовское одеяло - оно было самым главным его богатством, - он сразу же

сладко засыпал, и ему снился попугай, который рассказывал сказки.

Один из тех бродяг, что приютили Дженнаро, когда-то воевал вместе с его

отцом. Он полюбил мальчика, как родного, рассказывал ему разные истории и

между делом учил его читать всякие надписи, что встречались по пути -

названия городов и деревень.

- Смотри! Это буква "А". А вот эта буква, похожая на калитку с

покосившейся перекладиной, - "И". Эта палка с кривой ручкой - "Р".

Дженнаро все схватывал на лету. Бродяга купил ему тетрадь и карандаш и

научил списывать надписи. Дженнаро целые страницы исписывал ими. Писал,

например, Анкона или Пезаро. И наконец настал день, когда он сам без

всякой помощи смог написать свое собственное имя - букву за буквой, без

единой ошибки. Какие же прекрасные сны снились ему в ту ночь, когда он

уснул, завернувшись в старое солдатское одеяло своего отца!

И как хороша эта история, хотя она и не закончилась, а так и обрывается

на полуслове, словно в конце предложения вместо точки поставлен

восклицательный знак.

 

КОЛОДЕЦ В КАШИНА ПИАНА

 

 

На полпути от Саронно к Леньяно на опушке огромного леса находится

совсем маленькая деревушка Кашина Пиана. В ней всего три домика, и живет в

них одиннадцать семей. В Кашина Пиана был колодец, только не совсем

обычный, даже странный колодец, потому что вОрот, чтобы наматывать веревку

или цепь, у него был, а вот ни веревки, ни цепи, чтобы поднимать ведро с

водой, не было.

Каждая из одиннадцати семей держала дома рядом с ведром свою

собственную веревку. И если кто-нибудь шел за водой, то брал не только

ведро, но и веревку. Набрав воды, он отвязывал ее и обязательно уносил

домой. Один колодец и одиннадцать веревок. А не верите, так пойдите туда,

и вам расскажут про это точно так же, как рассказали мне.

Дело в том, что одиннадцать семей жили недружно, все время ссорились. И

вместо того чтобы купить всем вместе хорошую крепкую цепь для колодца,

готовы были вообще засыпать его землей.

Но вот началась война, и все мужчины из Кашина Пиана ушли воевать,

оставив женам много разных советов, в том числе наказ беречь веревку и

следить, чтобы ее не стащили.

А потом страну заняли враги. Мужчины все еще воевали и партизанили.

Тяжело было женщинам, но каждая по-прежнему ревниво оберегала свою

веревку.

Как-то раз один мальчик пошел в лес за хворостом и вдруг услышал, что в

кустах кто-то стонет. Это оказался партизан, раненный в ногу. Мальчик

побежал за матерью.

Женщина сначала испугалась, а потом сказала:

- Принесем его домой, спрячем. Будем надеяться, что кто-нибудь так же

поможет в беде и твоему отцу. Ведь мы даже не знаем, где он сейчас и жив

ли еще!

Они спрятали партизана в сарае и послали за врачом, сказав, что

заболела бабушка. Но соседки еще утром видели эту старую бабушку - она

была здоровехонька, сновала по двору, как курочка! - и догадались, что тут

что-то не так.

Не прошло и дня, как вся деревня уже знала о раненом партизане, который

прячется в амбаре у Катерины. Один старик струсил.

- Если враги узнают про это, - сказал он, - они всех нас убьют!

Но женщины не испугались. Они только тяжело вздыхали, думая о своих

мужьях, о том, что те, может быть, тоже ранены и так же скрываются

где-нибудь. На третий день одна женщина взяла кружок свиной колбасы,

пришла к Катерине и сказала:

- Бедняге надо поправиться. Дай ему эту колбасу.

А потом заглянула еще одна женщина, принесла бутылку вина. За ней

пришла третья - с мешочком муки, затем четвертая - с куском сала. До

вечера все женщины деревни побывали в доме Катерины, и каждая что-нибудь

приносила для партизана. А уходя, все они утирали глаза платками.

Вскоре партизан поправился, вышел на улицу погреться на солнышке,

увидел колодец без веревки и очень удивился: почему так? Женщины

покраснели от стыда. Они хотели объяснить, что у каждой семьи своя

веревка. А что тут еще скажешь? Можно было, наверное, объяснить, что все

они в ссоре, но теперь-то это было уже не так, потому что все они, вместе

заботясь о партизане, вместе помогая ему, сами того не замечая, стали

друзьями. Разумеется, теперь не было никакой нужды держать одиннадцать

веревок.

Женщины собрали деньги, купили цепь и привязали ее к вороту. Партизан

достал из колодца ведро воды, и это было похоже на открытие памятника.

В тот же вечер партизан, совсем уже выздоровевший, ушел в горы добивать

врага.

 

ПРО СТАРОГО КАМЕНЩИКА

 

 

Пришел я однажды в приют для престарелых, чтобы повидать одного

знакомого - старого каменщика. Мы не виделись уже много лет.

- Где же ты был так долго? - спросил он меня. - Может, путешествовал?

- Путешествовал, - ответил я. - Был в Париже.

- О, Париж! Я тоже там был много лет назад. Мы строили тогда

великолепное здание на берегу Сены. Интересно, кто сейчас там живет? А где

ты еще был?

- В Америке.

- В Америке? Я тоже там был много лет назад. Даже не вспомнить теперь

когда. Я был в Нью-Йорке, в Буэнос-Айресе, в Сан-Паоло, в Монтевидео. Мы

строили там высокие здания... А в Австралии ты не был?

- Нет еще.

- А я был. Я был тогда совсем молодым и еще не работал каменщиком. Я

только подносил ведра с раствором и просеивал песок. Мы строили дачу

одному синьору. Это был хороший синьор. Помню, однажды он спросил меня,

как готовят спагетти, и все, что я сказал ему, записал себе в книжечку. А

в Берлине ты бывал?

- Нет еще.

- А я там был, когда тебя еще на свете не было! Прекрасные здания мы

там строили, хорошие, крепкие дома. Интересно, целы ли они еще? А в Алжире

бывал? В Египте? В Каире?

- Как раз этим летом хочу поехать туда.

- Ну, там ты повсюду увидишь прекрасные дома. Я не хочу хвастаться, но

мои стены всегда были очень хорошо сложены, и крыши мои никогда не

протекали.

- Много же вы построили домов!

- Да, порядком. По всему свету пришлось поездить...

- А себе построили?

- Ну, где там! Сапожник, как известно, всегда без сапог! Видишь, живу в

приюте. Вот как бывает на свете!

Да, так еще бывает на свете, но это очень несправедливо.

 

ПЛАНЕТА ПРАВДЫ

 

 

Эта страничка целиком переписана из учебника истории, по которому

учатся ребята в школах на планете Мун, и рассказывает она о великом ученом

по имени Брун (надо заметить, что там все слова оканчиваются на "ун". Там,

например, говорят не "луна", а "лунун", не "суп", а "супун" и так далее).

Вот она, эта страничка:

"БРУН, изобретатель, живший две тысячи лет назад, в настоящее время

находится в холодильнике, из которого его извлекут через 49000 веков,

чтобы он снова начал жить. Брун был еще младенцем в пеленках, когда

изобрел МАШИНУ ДЛЯ ИЗГОТОВЛЕНИЯ РАДУГ, которая работала на воде и мыле.

Вместо обыкновенных мыльных пузырей у нее получались радуги любой

величины, и даже такие большие, что их можно было протянуть с одного конца

неба на другой. Вообще они служили для разных целей, даже для того, чтобы

развешивать на них белье. В яслях Брун, играя двумя палочками, придумал

БУРАВ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ДЕЛАТЬ ДЫРКИ В ВОДЕ. Изобретение это получило очень

высокую оценку рыболовов, которые употребляли этот инструмент, когда рыба

не клевала.

Будучи в первом приготовительном классе, Брун изобрел: МАШИНУ, ЧТОБЫ

ЩЕКОТАТЬ ГРУШИ, ГОРШОК, ЧТОБЫ ЖАРИТЬ ЛЕД, ВЕСЫ, ЧТОБЫ ВЗВЕШИВАТЬ ОБЛАКА,

ТЕЛЕФОН ДЛЯ РАЗГОВОРОВ С КАМНЯМИ И МУЗЫКАЛЬНЫЙ МОЛОТОК, который, забивая

гвозди, исполнял прекраснейшие мелодии, ну и многое другое в том же духе.

Было бы слишком долго перечислять здесь все изобретения Бруна. Мы

назовем только самое известное, то есть МАШИНУ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ГОВОРИТЬ

НЕПРАВДУ, которая действовала примерно так же, как автомат "Газированные

воды". Опустишь туда монетку - и можешь выслушать сразу 14 тысяч неправд.

Машина содержала в себе абсолютно все неправды на свете: и те, которые уже

были сказаны когда-то, и те, которые в данный момент были в голове у

людей, и даже те, которые люди еще только придумают в будущем.

Когда машина выдала людям все возможные неправды, им осталось

одно-единственное - всегда говорить только правду. Наверное, именно

поэтому планету Мун называют еще ПЛАНЕТОЙ ПРАВДЫ".

 

КОСМИЧЕСКОЕ МЕНЮ

 

 

Один мой друг, космонавт, побывал на планете Х-213 и привез оттуда на

память меню одного местного ресторана. Я вам его перепишу слово в слово.

 

Закуска

Речная галька в пробочном соусе.

Гренки из промокательной бумаги.

Бефстроганов из угля.

 

Первые блюда

Бульон из роз.

Сушеная гвоздика в чернильном соусе.

Запеченные ножки маленького столика.

Лапша из розового мрамора в масле из протертых лампочек.

Свинцовые клецки.

 

Вторые блюда

Бифштекс из железобетона.

Ромштекс из железа.

Антрекот из чугунной ограды.

Кирпичное жаркое с черепичным салатом.

Нотка "до" из горла индюшки.

Автомобильные покрышки, тушеные с поршнями.

Жареные водопроводные краники (горячие и холодные).

Клавиши пишущей (в стихах и в прозе) машинки.

 

Заказные блюда

Все что угодно.

 

Чтобы объяснить это последнее довольно общее выражение, я добавлю, что

планета Х-213, как вы уже догадались, вся целиком съедобная. Там можно

спокойно съесть любую вещь, хоть уличный асфальт. "Даже горы?" - спросите

вы. И горы тоже. Жители планеты Х-213 уже съели целый Альпийский хребет.

Катается, например, мальчик на велосипеде. Захотелось ему поесть. Он

слезает с велосипеда и съедает седло или насос. А вообще ребята там больше

всего любят колокольчики.

Первый завтрак обычно проходит так: звонит будильник, ты просыпаешься,

хватаешь его и в два счета съедаешь.

 

УЧЕБНАЯ КОНФЕТА

 

 

На планете "Би" нет книг. Знания там продают и покупают в бутылках.

История, например, - это розовая водица, похожая цветом на гранатовый

сок, география - мятная зеленая водичка, а грамматика - бесцветная

жидкость и на вкус напоминает минеральную воду.

Школ на этой планете нет. Каждый учится у себя дома. По утрам все

ребята, в зависимости от возраста, должны выпивать стакан истории, съедать

несколько столовых ложек арифметики и так далее.

И все равно - вы только подумайте! - ребята капризничают.

- Ну будь умницей! - уговаривает мама. - Разве ты не знаешь, как вкусна

зоология?! Она же сладкая, очень сладкая! Спроси у Каролины (Каролина -

это домашний электрический робот).

Каролина великодушно соглашается попробовать содержимое бутылки. Она

наливает себе немного в стакан, пьет и чмокает от удовольствия.

- Ух как вкусно! - восклицает она и сразу же начинает излагать

полученные знания: - Корова - жвачное парнокопытное, питается травой и

дает нам шоколадное молоко...

- Вот видишь?! - торжествует мама.

Мальчик повинуется. Он слегка подозревает, что речь идет не о зоологии,

а о рыбьем жире, но потом берет себя в руки, закрывает глаза и

проглатывает урок одним глотком, под аплодисменты.

Есть там, понятно, и прилежные ученики. Есть старательные и даже жадные

до знаний. Они встают по ночам, берут потихоньку бутылку истории и

выпивают ее всю до последней капли. Они становятся очень образованными.

Для ребят, которые ходят в детский сад, имеются учебные конфеты - на

вкус они напоминают землянику или ананас и содержат несколько простых

стихотворений, названия дней недели, а также числа - от одного до десяти.

Мой друг космонавт привез мне на память одну такую конфету. Я дал ее

моей дочке, и она сразу же стала читать смешное стихотворение, написанное

на языке планеты "Би". В нем говорилось примерно следующее:

 

Анта анта, перо перо,

Пинта пинта, пим перо!

 

И я, разумеется, ничего не понял.

 

КОСМИЧЕСКИЙ ЦЫПЛЕНОК

 

 

Знаете, кто выскочил из шоколадного яйца в прошлом году под Новый год в

доме профессора Тиболла? Всем на удивление - космический цыпленок! Во всем

он был похож как две капли воды на земного цыпленка. Только на голове у

него была капитанская фуражка с телевизионной антенной на боку.

Профессор Тиболла, синьора Луиза и их дети все сразу сказали: "Ой!" - и

после этого еще долго не могли найти никаких других слов.

Цыпленок осмотрелся вокруг и остался недоволен.

- Как вы отстали на вашей планете! - сказал он. - У вас еще только

Новый год?! У нас, на Марсе-8, уже среда.

- Этого месяца? - спросил профессор Тиболла.

- Вот еще! Конечно, следующего! Но мы и годами ушли вперед - у нас там

на двадцать пять лет больше!

Космический цыпленок прошелся немного по столу, разминая ноги, и

проворчал:

- Какая досада! Ах, какая все-таки досада!

- А что случилось? - спросила синьора Луиза.

- Вы сломали мое летающее яйцо, и я не смогу теперь вернуться на

родину!

- Но мы купили это яйцо в кондитерской! - объяснила синьора Луиза.

- Вы просто ничего не знаете. Это яйцо вовсе не шоколадное яйцо, а

космический корабль, замаскированный под яйцо! И я - его капитан,

переодетый цыпленком!

- А экипаж?

- Я и есть весь экипаж! Но теперь меня понизят в звании. Меня сделают

по меньшей мере полковником.

- Да, но полковник выше капитана!

- Это у вас, потому что у вас все звания наоборот! У нас самое высокое

звание - простой гражданин! Но мы только время теряем... Я не выполню

своего задания! Вот в чем беда.

- Очень жаль... Видите ли, мы хотели бы вам помочь, но не знаем, какое

у вас было задание...

- Гм, я ведь тоже не знаю. Я должен был ждать в той витрине, откуда вы

меня взяли, нашего тайного агента.

- Интересно, - заметил профессор, - тайные агенты на Земле? А если мы

пойдем в полицию и расскажем об этом?

- Ну и пожалуйста! Там только посмеются над вами, когда вы станете

говорить им про космонавта-цыпленка!

- Это верно. Но может быть, вы хотя бы нас посвятите в ваши тайны?

- Ну... Тайным агентам поручено заблаговременно выяснить, кто из землян

отправится через двадцать пять лет на Марс-8.

- Но это же просто смешно! Ведь мы даже не знаем сейчас, где находится

такая планета - Марс-8.

- Вы забываете, дорогой профессор, что там у нас времени на двадцать

пять лет больше! Поэтому мы-то уже знаем, что капитана-космонавта, который

прибудет на Марс-8, будут звать Джино.

- Ух, - сказал старший сын профессора Тиболла, - как меня!

- Чистое совпадение! - заключил цыпленок. - Его будут звать Джино, и

будет ему тридцать три года. Следовательно, сейчас на Земле ему ровно

восемь лет.

- Постойте, - воскликнул Джино, - мне же как раз восемь лет!

- Ты меня все время перебиваешь! - рассердился капитан космического

яйца. - Как я вам уже сказал, мы должны найти этого самого Джино и других

членов будущего экипажа, чтобы вести за ними регулярное наблюдение, без их

ведома, разумеется, и воспитать их как следует.

- Что-что? - удивился профессор. - А мы, значит, плохо воспитываем

наших детей?

- Вовсе нет. Только, во-первых, вы не приучаете их к мысли, что им

предстоит жить в эру межзвездных путешествий, во-вторых, не внушаете им,

что они являются гражданами не только Земли, но и всей вселенной,

в-третьих, не объясняете им, что понятие "враг" нигде за пределами Земли

не существует, в четвертых...

- Простите, капитан, - перебила его синьора Луиза, - а как фамилия

этого вашего Джино?

- Видите ли, он не наш, а ваш. А зовут его Тиболла. Джино Тиболла.

- Так это же я! - подпрыгнул сын профессора. - Ура!

- Что значит "ура!"? - воскликнула синьора Луиза. - Не думаешь ли ты,

что твой отец и я позволим тебе...

Но космический цыпленок уже влетел в объятия Джино.

- Ура! Мое задание выполнено! Через двадцать пять лет я смогу вернуться

домой!

- А яйцо? - вздохнула сестренка Джино.

- Его мы немедленно съедим!

Конечно, они так и сделали.