Мужчина вытирает нож, кладет обратно в карман, так же смущенно покидает сцену.

Аплодисменты. Мужчина подходит к жене.

АФИНОГЕНОВА (мужу). Ты щас куда?

МУЖЧИНА (кладет нож в карман). В садик.

АФИНОГЕНОВА. Не опоздаешь? Заедь за продуктами.

Мужчина поклонился всем, уходит в таком же смущении.

Пауза.

КОРНЕЕВ. Стеснительный он у тебя…

АФИНОГЕНОВА. Да. Алеша очень любит театр. Для него актеры – как боги.

ЛУРЬЕ. А сколько ребеночку вашему?

АФИНОГЕНОВА. Шесть будет уже.

ВДУНОВ. Да, быстро время летит…

Все смотрят на режиссера, лежащего навзничь на сцене.

РЕЖИССЕР. Кто это?.. Он зарезал меня…

Радист включает фонограмму «Реквием» Моцарта.

Из зала с рыданиями убегает девушка.

КОРНЕЕВ. Что за особа???

ГРИМЕРША. Это новенькая из реквизита.

ВДУНОВ. Почему вы ее не предупредили?

КОСТЮМЕРША. Я ей сказала… Но она плачет всегда, когда слышит «Реквием» Моцарта.

ФАЙКО (радисту). Алена, убавь «боковые» на сорок процентов!

«Реквием» стал звучать тише.

РЕЖИССЕР. Мерзавцы… Скоты… Что вы творите… (Пытается встать, держится за бок.)

ЛУРЬЕ. А у Кафроса кровь была голубая…

ЧОЧКАРЕВ. А у этого желтая как моча!

ФЛЯГИН. Может, это не кровь?

Все сидят, смотрят на муки режиссера.

ЛУРЬЕ (патриархам). Слушайте, мальчишки, а помните, как умирал Нелюбов?

ВДУНОВ. Нелюбов… Нелюбов…

ЧОХМАНДА. Нелюбов умер достойно, легко…

ЛУРЬЕ. А ты не путаешь его с Васильковым?

ФЛЯГИН. Нет-нет.

КОРНЕЕВ. Жаль, что с Нелюбовым так получилось. Замечательный был.

ЛОРА ПРУН. Говорят, его привидение ходит ночью тут в зале…

ЧОЧКАРЕВ. И плачет. Я слышал.

ЧЕРТИЛОВА. Дураки, это кот!

РЕЖИССЕР. Я умру…Помогите… Врача…

КОРНЕЕВ. А Фейшиц?

ФАЙКО. Он разве работал у нас?

КОСТЮМЕРША. Фейшиц?! Господь с вами! Конечно!

БИЛЕТЕРША. Я поражаюсь. Сейчас молодежь приходит в театр, и совсем не знает нашей истории. Фейшиц три года работал у нас! Он поставил три грандиозных спектакля… «Синий остров»…

ГАДИН. Может, «Багровый»?

МАШИНИСТ СЦЕНЫ. Потом он поставил «Гнездо пескаря»…

ЛОРА ПРУН. Глухаря…

ФЛЯГИН. Потрясающий был спектакль. Я там играл рыбака.

КОРНЕЕВ. Рыбака играл я, а ты - селезня.

ФЛЯГИН. Разве?

КОРНЕЕВ. Конечно… Он поставил еще «Спешите делать любовь», не помню, чья пьеса. Фантастический был спектакль!

ШАШКИНА. Да, все на сцене так любили друг друга…

ФЛЯГИН. А Романом Фетюком мы всю Европу объездили…

РЕКВИЗИТОРША. А с этим вообще никуда.

КОРНЕЕВ. Почему же… Мы были в Смоленске.

РЕЖИССЕР. Я обещаю гастроли в Нью-Йорк… Спасите…

АКТЕР ЧОХМАНДА. Поздно. Мы с вами уже никуда не поедем.

РЕЖИССЕР. Люди....

Все сидят, смотрят на Режиссера.

КОРНЕЕВ. Принято думать, что умирать на сцене – дурной знак. Суеверье! После «Гамлета» я женился, после «Чайки» Светка Петьку родила, но главное - после «Бесов» я в лотерею выиграл!

ЧОХМАНДА. Пятнадцать копейков.

ЛУРЬЕ. Неважно.

ВДУНОВ. Да были когда-то настоящие режиссеры. Помню, когда у меня роль Треплева не шла, Кафрос принес на репетицию двухлинейку. И говорит, - если ты хочешь понять эту роль, тебе нужно взять дуло в рот, и спустить курок. – Я не знал, есть или нет там патроны…

РЕЖИССЕР (с трудом). Звери… шакалы… (Пытается ползти.)

ГАДИН. Значит, спустили?

ВДУНОВ. Это вы, молодежь, спускаете, а я нажал.

АФИНОГЕНОВА. Да что вы??? И как?

ВДУНОВ. Осечка. Но за эти доли секунд перед смертью, я понял, в чем заключается роль. Понимаете, текст Чехова – как волшебство…

РЕЖИССЕР. Не верьте… Он все лжет! Негодяй…

ФЛЯГИН. Пардон, я эту историю читал у Тарханова. Эта книжка у меня в грим-уборной пропала вчера…

КОРНЕЕВ (профкому). Вилорий, ты время засек?

САЙДУЛЛАЕВ. Да, пять минут. Окочурится скоро.

Все сидят, смотрят на режиссера.

ЧОХМАНДА (недовольно). Что-то он долго…

ФАЙКО. Он, видите, кровь рукой зажал, а надо чтобы она полностью вытекла…

ИЗ ЗАЛА. Может руки связать?

ВДУНОВ. Молодежь, откуда в вас столько садизма?

ФЛЯГИН. Надо все по рецепту.

РЕЖИССЕР. Твари… Скоты… Кто-нибудь… Помогите…

У режиссера в кармане звонит мобильник.

Сайдуллаев подходит, осторожно, чтобы не запачкаться кровью достает мобильник из кармана режиссера.

САЙДУЛЛАЕВ. Да? Кто это??? Щас. (Режиссеру.) Вам звонят из мастерской. Они хотят уточнить номер вашей стиральной машины.

РЕЖИССЕР (с трудом). Ка…кой???

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). «Какой»? (Ему отвечают, режиссеру). «Беко».

РЕЖИССЕР (пытаясь остановить кровь). У меня… был… «Сам-сунг»…

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). У него был «Самсунг». Что??? (слушает, режиссеру). Они спрашивают, «центрифуга была с ребром или нет»?

РЕЖИССЕР. Кажется… нет…

САЙДУЛЛАЕВ. «Нет!» (слушает, передает режиссеру). «Она, что, белье жевала»?

РЕЖИССЕР (сквозь боль). Она… протекала.

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). «Протекала». (Слушает, передает режиссеру.) «Можете взять».

РЕЖИССЕР. Передайте… что я… уже…

САЙДУЛЛАЕВ. Он не сможет! (выключает телефон, какое-то время тыкает кнопки, возвращается в зал.)

На сцену выходит буфетчица в грязном фартуке.

РЕЖИССЕР (буфетчице). Помогите…

БУФЕТЧИЦА (глядит на режиссера). Что, уже мясо готово?

ФАЙКО. Мариночка, погодите…

БУФЕТЧИЦА. Что «погодить»? Мне тарелки нести или нет? Или опять черт-е как будете есть?

КОРНЕЕВ. Принеси одноразовые. (Оглядывается.) Где Диффенбах? Мы ждем, сколько можно???

Быстро входит жизнерадостный пожилой мясник с чемоданом и футляром от контрабаса.

ДИФФЕНБАХ. Пробки, я извиняюсь!..

ЛУРЬЕ (Корнееву). Мишенька, начинай.

На сцену выходит актер Корнеев, надевает очки, достает лист бумаги. Этим временем Диффенбах выходит на сцену, достает из чемодана фартук, надевает, извлекает из футляра топор, из чемодана – тесаки и ножи различных размеров. Раскладывает. Готовится.

РЕЖИССЕР. Эй… вы чего?.. (В ужасе смотрит, хочет бежать, но не может из-за ран.)

КОРНЕЕВ. Дорогие друзья, и коллеги. Я сегодня немного волнуюсь, я уверен - вы поймете меня. Ровно сорок лет назад, вот тут, на этой сцене у меня привился вкус к театру. Анатолий Аркадьевич Кафрос был мой первый учитель. Во всех отношениях это был талантливый, замечательный художник, и мне, будучи тогда еще совсем мальчишкой после школы-студии МХАТ, представилась честь быть скромным участником его поедания. (Читает.) «За все эти годы моего служения в нашем театре было съедено 12 режиссеров совершенно разных талантов и дарований. Разумеется, у каждого из нас образовались свои вкусы и пристрастия: кто-то любит язык, кто-то мозг, а кому-то просто нравится печень, но нас объединяет одно – это мучительная любовь к непростому искусству, которым мы занимаемся. Великий основатель нашего театра Владимир Иванович Лялин на заре XX века достаточно точно выразил свою мысль в письме к Горькому: «Для чего нужны режиссеры? Для того, чтобы их есть. На этом и держится наш русский театр». В этой регулярности и непрерывающейся великой традиции мы принимаемся за 13-го режиссера. Дорогие друзья и коллеги! Поздравляю Вас, и желаю приятного аппетита!» (Складывает бумагу в карман.)

ДИФФЕНБАХ. Ну что?..

КОРНЕЕВ. Начинайте!

Звучит «реквием». Диффенбах берет топор, подходит к лежащему режиссеру. Входит буфетчица с тарелками и вилками.

РЕЖИССЕР. Я не съедобный… (Кричит.) Я не съедобный!!!

ШАШКИНА. Становится сыро…

ВДУНОВ. Опусти-ка, занавес, братец…

Машинист опускает занавес. Теперь режиссера и Диффенбаха не видно, зато слышно: методично стучит топор и кричит от адской боли режиссер.

Буфетчица раздает тарелки. Входит директор театра – Янина Петровна.

ДИРЕКТРИСА. Что у вас происходит?!!! Опять?!!!

Все стихает. Тишина.

КОРНЕЕВ. Репетируем…

За занавесом стонет недобитый режиссер.

ДИРЕКТРИСА. Что «репетируем»?! Я разве не вижу?! Опять режиссера сожрать собрались?!

Весь зал молчит.

ГАДИН. А что, разве нельзя?..

ЧОЧКАРЕВ. Имеем полное право.

ДИРЕКТРИСА. А ты, Чочкарев, помолчи!.. Я быстро укорочу твой язык! Ты у меня Гамл е та играешь без регистрации!

ЛОРА ПРУН. Янина Петровна, мы же договорились…

ДИРЕКТРИСА. Договорились… Но это было вчера! А сегодня пришел факс!

ФЛЯГИН. Факс???

ДИРЕКТРИСА (в зал). А цеха что тут расселись?!! Нечего тут! Осветители, монтировщики, реквизит – живо на большую сцену! Вечером «Конкурс красоты», нам за это спонсоры платят… И билетеры и гардероб! Пошли все, заберите тарелки! А артисты останьтесь…

Обслуживающий персонал театра быстро покидает зал.

Занавес поднимается. Диффенбаха нет. Режиссер лежит на полу, его тело растерзано, но он еще жив.

ДИРЕКТРИСА (актерам). Наш театр зовут в Нью-Йорк на фестиваль.

ГАДИН. В USA?..

ДИРЕКТРИСА. Именно.

ЧОХМАНДА. Я был в Америке сто лет назад!

КОРНЕЕВ. Да, вы еще ездили с Коминтерном.

ДИРЕКТРИСА. Вот факс из СТД. (Отдает бумагу Корнееву.) Вся труппа, плюс персонал.