Формирование полицейского государства

 

Историческое развитие, в том числе и эволюция государст­венных форм, подчиняется внутренним, объективным законо­мерностям. В истории мало случайного, бессмысленного, неле­пого. Любое большое явление, любой процесс исторически обу­словлен. Они возникли потому, что не могли не возникнуть. Речь не идет о нашем оправдании фашизма, «казарменного социализ­ма», наконец, полицейского государства. Однако, не случись в истории фашизма или, скажем, полицейщины, люди никогда бы не узнали, что это такое, и не смогли бы выработать соответст­вующих мер для того, чтобы избежать впредь подобных обстоя­тельств.

Полицейское государство сыграло в истории определенную положительную роль. Преодолевая феодальную раздробленность, собирая земли в одно целое, утверждая преимущества единой го­сударственной власти и законности в противовес капризу отдель­ного властителя, полицейское государство подготовило почву для следующей ступени - государства правового. При всех обстоя­тельствах оно сделало кровавую, трудную и важную работу. На территории современной Франции, например, когда-то сущест­вовали десятки княжеств, герцогств, графств и т.п. Отношения между ними и внутри них напоминали известную формулу Гоббса «война всех против всех», и полицейское государство покончило с этим положением.

История любого государства, может быть, лишь за некоторым исключением попеременно включает в себя эпохи либеральные и авторитарные. При наличии определенных условий полицейское государство перерастает в свою противоположность, т.е. правовое государство, и наоборот.

Таким образом, полицейское государство представляет интерес не только в историческом аспекте. Вместе с тем эта позиция нуж­дается в серьёзной оговорке. При всех своих недостатках «клас­сическое полицейское государство», которое мы находим у его творца - философа X. Вольфа, представляет собой такой уровень социального и экономического развития, что у человека нет ни­каких неудовлетворенных желаний, как материальных, так и ду­ховных. Одним словом, это сверхизобилие, о котором приходится мечтать даже в очень развитых современных индустриальных го­сударствах. Правда, речь шла об идее, а не практике. Хотя история и не терпит сослагательного наклонения, но если бы полицейское государство действительно утвердилось, вряд ли оно по своей при­влекательности уступило бы правовому, ибо последнее очень долго не признавало социальных начал. Одним словом, идеал полицей­ского государства - это утопия, не имеющая никаких шансов на свое воплощение. Следовательно, полицейское государство, имев­шее место и возможную перспективу состояться вновь, - это было и будет только эрзацем, псевдополицейским государством, не более того. От своего «первоначального варианта» оно возьмет только регламентацию, насилие, опеку.

Следует очертить комплекс факторов, при наличии которых в той или иной стране может сформироваться полицейское госу­дарство. Исторические судьбы индивидуальны и не укладываются в прокрустово ложе заранее определенных схем. Вместе с тем су­ществуют некоторые закономерности, факты, при наличии кото­рых можно прогнозировать развитие тех или иных политических сценариев. При всей условности они могут быть сведены к следу­ющему.

По всей видимости, полицейское государство является след­ствием материализации определенний, как принято сейчас гово­рить, парадигмы. Оно прямой результат маргинальности, неуве­ренности, страха перед настоящим и будущим, нестабильностью и кризисом. Формальным признаком эскалации страхов в обще­стве является стремительный рост охранников, военизированных формирований, замкнутость и закрытость людей. Именно страх и неуверенность подпитывают потребность в «сверхгосударстве».

Тираны никогда не появлялись в истории вдруг, случайно, их всегда ждали, на них молились и воздавали им почести, словно богам. Полицейское государство всегда актуально там, где народ­ная психология саму возможность позитивных перемен продол­жает связывать с личностными качествами политического ли­дера или его главных оппонентов. Прежде всего, полицейское государство является следствием «психологии вождизма», а за­тем и других факторов.

Представляется, что дамоклов меч полицейской государствен­ности тяготеет над такими государственными образованиями, где власть и собственность не являются сферами, обособленными друг от друга. Там, где государство не имеет юрисдикции над частной собственностью, там менее всего шансов укрепиться авторитарно­му государственному началу. Весьма долго в эволюции государ­ственных форм власть над людьми сочеталась с властью над ве­щами. Понадобилось достаточно много времени, чтобы постепенно власть раздвоилась: именно на власть, отправляемую как сувере­нитет, и власть, отправляемую как собственность. В некоторых западных странах это разделение произошло несколько веков назад. В других же государствах политическая власть долгое время ассоциировалась с продолжением права собственности. Го­сударства такого типа стали именовать вотчинными (М. Вебер). Чиновнику, рассматривающему государство как свою частную собственность, претит образование независимого класса предпри­нимателей, поскольку потеря контроля над собственностью авто­матически ведет за собой утрату монополии на власть. В таких государствах возможны лишь «элементы рыночной экономики», а не рынок, лишь номенклатурная приватизация, и никакая дру­гая. Перекосы мировоззрения властей предержащих подпитыва­ются тем, что никакие политико-правовые новеллы не могут за­глушить «продуцирование вотчинной психологии» самой широ­кой массой населения. Подлинный рынок, а значит, и демократия, возможны только там, где собственность получила не только пра­вовую защиту, но главным образом там, где уважение к чужому стало свойством ментальной традиции. Если государство является единственным работодателем, если только от него зависит леги­тимация частной собственности, то ни о какой демократии гово­рить не приходится. Это политическая аксиома. Сосредоточение собственности и политической власти в одних руках - прямой путь к тоталитаризму и полицейщине.

С вопросами собственности связана и другая, не менее важная тема, заслуживающая внимания в контексте причин и условий, способствующих формированию полицейского государства. Здесь мы имеем в виду проблему гражданского общества. То, что обще­ство и государство - вещи отнюдь не тождественные, известно еще с античности. Но именно А. Смит и Гегель впервые в теоре­тической мысли фундаментально исследовали феномен граждан­ского общества. Особая заслуга принадлежит здесь Гегелю, кото­рый под гражданским обществом понимал «опосредованную тру­дом систему интересов, имеющих своим основанием частную соб­ственность и формальное равенство граждан». Наличие в обществе различных корпораций, групп, страт и т.п., объединенных общи­ми интересами, главным из которых является стремление превра­тить государство в институт, координирующий и управляющий общественным развитием, а не подменяющий его, является одним из главных заслонов на пути тоталитарной государственности. Со­ответственно там, где нет развитого гражданского общества, где оно только формируется или приходит в себя после полосы госу­дарственного терроризма, всегда актуальной является проблема возврата к прошлому. Общество, продуцирующее полицейскую го­сударственность, характеризуется бедностью социального ланд­шафта. Там, по сути, существуют «верхи» и «низы» и между ними весьма тонкий слой, из которого затем постепенно вырастает ос­нова гражданского общества - средний класс. Именно он явля­ется носителем непреходящих ценностей, таких, как свобода, соб­ственность, права человека. «Средний» класс создает такую атмо­сферу, в которой бациллы тоталитарной государственности не имеют шансов для развития.

Полицейское государство может стать фактором общественной и политической жизни при отсутствии стабильности в самом ши­роком смысле этого слова. Прежде всего, существенную, опреде­ляющую роль в развитии общественного организма, играет эконо­мическая стабильность, обеспечивающая приемлемый стандарт жизни. Политическая история, в том числе и совсем недавняя, свидетельствует, что гипертрофированная государственность, со­средоточение власти в руках немногих чаще всего имеет место там, где экономические, социальные проблемы принимают крайние формы. В таком обществе практически отсутствуют силы, способ­ные активно противостоять диктатуре. Причем власть в таких слу­чаях легко становится добычей различного рода популяров и де­магогов, обещающих манну небесную. При таком сценарии обще­ство легко жертвует институтами политической демократии во имя ликвидации кризисных явлений, полагая в данном случае, что они являются более мелкой потерей, чем экономическое и со­циальное благополучие. При таких условиях к власти приходит харизматический лидер, уверовавший в то, что сама нация вру­чила ему «мандат во спасение» и все, что бы он ни предпринял во имя достижения этой цели, будет с легкостью оправдано. При таких условиях правовые формы становятся излишними. Вожди XX в. совсем не похожи на тиранов, которых периодически при­зывали в античных городах-государствах, поскольку тиран оста­вался формально в рамках закона. Его звали на определенный срок, и, выполнив свою миссию, он удалялся часто с титулом «спа­сителя отечества». Жертвы тирана исчислялись десятками, вожди и фюреры не разменивались на мелочь и вели свой счет на мил­лионы. Они приходили всерьез и надолго, и их правление оказы­валось, как правило, слишком дорогой ценой за иллюзии.

Экономически нестабильное общество, раздираемое социаль­ными противоречиями, подверженное сильнейшей имуществен­ной дифференциации, является идеальной почвой для полицей­ской диктатуры. Экономическая нестабильность порождает неста­бильность политическую, и наоборот.

Полицейский режим возможен при угрозе целостности госу­дарства, прежде всего территориальной. В принципе первые по­лицейские государства (Франция, Германия) пытались собирать земли, установить стабильную политическую власть с единым центром. Центробежные тенденции, вспышки «суверенизации», которые делают проблематичным дальнейшее развитие, могут инициировать создание разного рода «чрезвычаек», которые ради сохранения единого государственного тела готовы пожертвовать устоявшимися политическими и правовыми нормами. Любые форс-мажорные обстоятельства как бы подталкивают власть пре­небрегать правовыми условностями. В этом случае, как и во мно­гих других, власть, скорее всего, будет опираться на поддержку большинства, жонглируя патриотической риторикой. Но опас­ность заключается в том, что любая власть как бы она себя ни называла, имеет тенденцию к бюрократизации и самоизоляции. Если политическая культура того или иного народа не выработала механизма, препятствующего этому процессу, то рано или поздно власть превращается в некоторую «самость», «вещь в себе», не имеющую никаких связей с населением.

Тенденцию к превращению в полицейское государство имеет тот политический союз, которому угрожает некая военная опас­ность, прежде всего извне. Эта опасность либо мнимая, что чаще всего и бывает, либо реальная. Экономика такого государства ми­литаризуется до крайних пределов, все работает на войну. Мощная пропагандистская машина преследует задачу создания образа врага в лице сопредельных либо каких-либо других государств. Полувоенный образ жизни приучает массовое сознание к тому, что только единая, сильная власть, обладающая сверхполномочиями, способна мобилизовать экономические и людские ресурсы в случае каких-либо военных действий. Военизированное общество и госу­дарство могут быть только тоталитарными и полицейскими. По­лицейщина - обратная сторона полувоенного общества и государ­ства. Последние, «сориентированные на войну», с презрением от­носятся ко всякого рода демократическим правилам, стандартам, свободам человека и т.п. К великому сожалению, в современном мире общечеловеческие ценности пока еще не стали благами об­щепланетарного масштаба. Существует много регионов, где война или ее постоянное ожидание являются объективной реальностью.

Противостояние двух систем в эпоху холодной войны закончи­лось крушением одной из них. Безусловно, мир от этого много вы­играл, но он кое-что потерял. Доминирование супердержавы, по своим 'меркам пытающейся перекроить мир, объявляющей зоной своих интересов территории за тысячи миль от своих границ, реально привело к тому, что международно-правовые институты утрачивают свое былое положение и как бы уходят на второй план. «Супердер­жава», по сути, становится «международным полицейским».

Полицейское государство может сформироваться и как анти­теза государству криминальному. Тоталитарные, полицейские ре­жимы имеют одну особенность. Она выражается в том, что в таких государствах сравнительно мал удельный вес общеуголовной пре­ступности. Маховик репрессий, рассчитанный прежде всего на «политически неблагонадежных», оказывается и на общем состо­янии правопорядка. Версия о том, что рост преступности является своего рода платой за либеральные преобразования, является за­служивающей внимания. По всей видимости, криминальное го­сударство имеет место тогда, когда власть на всех уровнях и пре­ступные синдикаты образуют своеобразный государственно-кри­минальный симбиоз, нацеленный на получение сверхприбылей. Дело в том, что обычно в таких государствах властвующая элита состоит в основном из людей, чья деятельность построена на полу­легальном и нелегальном соединении экономической, политичес­кой и криминальной власти. Следствием этого является полное или частичное разложение правоохранительной системы. Граж­данин становится беззащитным и одиноким. Постоянный страх из-за реальной возможности стать жертвой насилия приводит к тому, что он готов вручить власть кому угодно, только бы уста­новить «твердый порядок». Естественно, выполнение этой задачи потребует экстраординарных, внесудебных и неправовых методов. Политические лидеры, авансирующие обещания расстреливать на месте всякого рода насильников и воров, становятся наиболее популярными. Как правило, в этой ситуации появляется лидер-аскет, не отягощенный грузом компромата, создающий аппарат из себе подобных, а далее начинается сведение счетов, борьба с коррупцией, делание карьеры, наведение порядка железной ру­кой. Но и здесь финал можно предсказать во всех подробностях. «Очищение от скверны» почти неминуемо ведет к полицейщине. В некоторых современных, в том числе демократических, госу­дарствах преступность стала проблемой, отрицающей здоровое, нравственное государственное начало, достигнут тот рубеж, дистанцироваться от которого уже невозможно нормальными, обыч­ными методами. Уже сейчас в отдельных, еще недавно казавшихся благополучными странах в арсенале методов работы правоохра­нительных структур встречаются такие, которые трудно совмес­тить с демократическими политическими режимами.

Наибольшие шансы стать криминальным государством имеют те из них, где идут процессы перераспределения, дележа собствен­ности, принадлежавшей ранее государству. Государство в данном случае просто не в состоянии эффективно противостоять криминализации прежде всего экономики, поскольку государственные чи­новники сами участвуют в этом процессе, зачастую в завуалиро­ванной форме. Борьба с преступностью неизбежно принимает ха­рактер имитации, имеет поверхностный характер и обречена на про­вал. Исчезает вера в справедливость, и возникает проблема легитимности власти. Призывы последней к соблюдению законов вы­глядят как лицемерие и фарс. Общество, лишенное нравственных и правовых ориентиров, уставшее и измотанное от собственной сво­боды, рано или поздно само отдается во «власть сильной руки».

Полицейское государство может утвердиться и там, где суще­ствуют острые межнациональные проблемы, имеющие тенденции превратиться в этнические войны. Это, пожалуй, самые страшные войны, которые известны человечеству. В этнических войнах нет ни правых, ни виноватых. Они остаются в памяти многих поко­лений. Аргументы разума становятся жертвой национальной мести. Межнациональные конфликты до времени находятся под спудом сверхмощной, тоталитарной власти. Как только она осла­бевает, все обиды, подобно вулкану, выплескиваются наружу и принимают форму расовой, слепой ненависти. В такие периоды можно наблюдать ностальгию по «старым порядкам», ибо это меньшее зло, чем война многих поколений.

Очевидно, полицейское государство является актуальной про­блемой прежде всего для тех стран, которые недавно освободились от тоталитарного прошлого. Здесь в любую минуту маятник поли­тической жизни может качнуться в обратную сторону, поскольку для этого существует благодатная почва. К демократии, к право­вому государству нельзя прийти в одночасье, за небольшой период времени. Здесь не должно быть места никаким иллюзиям. Демо­кратия, рынок - лучшее, что придумало человечество, но именно лучшее, а не идеальное. Они несут с собой много издержек, потерь, которые болезненно воспринимаются людьми, еще совсем недавно существовавшими в другой системе координат. Переходный пери­од - самый трудный и самый болезненный. Конечно, там, где многие десятилетия существуют устойчивые демократические, либеральные традиции, возникновение тоталитарной государст­венности практически невозможно. А вот там, где веками государ­ство обожествлялось, где почти не существовало гражданское об­щество, где к праву, закону, свободе человека относились как к чуждым явлениям, там расстаться с прошлым достаточно слож­но. Чем сильнее тоталитарная наследственность, чем беднее поли­тическая и правовая культура, тем чаще маргинальное сознание вчерашнего обывателя возвращается назад. В этих условиях ни один лозунг, касающийся экономики, политической системы или внешней политики, не может похвастаться такой воистину всена­родной поддержкой, как идея «порядка». Вообще, там, где буду­щее представляется как возврат к прошлому, проблематично гово­рить о демократии. Недаром многие мыслители понимали общест­венную эволюцию как прогресс в осуществлении свободы.

Говоря о факторах, постулирующих полицейскую государст­венность, можно лишь строить какие-то версии, предположения. Нельзя однозначно сказать, что при наличии тех или иных усло­вий, тоталитаризма, полицейщины не избежать. Все достаточно условно.