Так, поохав, поахав, по-крестьянски, всё прикинув и взвесив сёстры решили остаться и бедовать вместе, и будь что будет, выбор-то не больно велик.

* * *

На следующий день, а это было уже пожалуй 26 или 27 июня, обговорили все подробности нашего «драпа» на Вязьму. Отправка из Мухина была намечена на второй день после известия о начале войны, а я почему-то должен был пойти в Комаровку и привести оттуда мою землячку и попутчицу. Деревня эта находилась в самой гуще леса, километрах 2-3 от Мухина. Дорога туда шла через Берёзовое болото (фактически заливной луг), а дальше через тот самый дремучий елово-берёзовый лес весь поросший мохом сфагнумом, нога в котором утопала до средины голени и папоротником высотой по пояс.Такие леса обычно показывают в мультиках про Бабу Ягу. Дорога не более 2,5 метров ширины, по которой не ездили, наверное, со дня основания Комаровки! А по её бокам тот самый дремучий лес высотой до 60-70 метров!

Не помню почему, но отравился я туда часов в 5 вечера, ещё было светло и солнце стояло достаточно высоко. Нашёл я избу этой девчонки, благо, что деревенька оказалась не больше Мухина. А оказалось, что её родственники ещё и ге думали её собирать в дорогу! Ссылаясь на то, что вроде бы договорились на завтра на утро. Я был удивлён этой русской беспечности, и предал, что велено привести её обязательно сегодня, потому, что отправка в путь намечена на самый ранний срок, чуть ли не до свету. Дорога дальняя и почти неизвестная. Начались суматошные сборы, беспокоились в основном о еде. И это, наверное, было правильно, никто не мог сказать., сколько времени мы проторчим в Вязьме, и когда доберёмся до Москвы, это только Богу было известно!

Проканителились аж до захода солнца! Девчонку звали Райкой, чёрненькая, шустрая, на год старше меня. Всё надо мной подшучивала, не боюсь ли я идти ночью через такой лес. Я ей ответил, что это мы проверим на дороге в лесу. После этого она поутихла.

Наконец собрались, Вышли из избы, смотрю, небо уже чёрное, всё в звёздахи луна, но низко еще из-за леса не вышла. Вышли из деревни, нашли свою дорогу, пошли неспешно. Когда вошли в лес, как в сажу провалились, темень, хоть глаз коли! Хорошо дорога песчаная, её и ночью видно, глаза начали привыкать, а вдоль дороги две чёрные стены, а к самому вершу вроде бы, как и сходятся. И по этому тоннелю нам идти не менее двух километров. Я парень был не робкого десятка, но и мне стало как-то неуютно. Я с детства был приучен к сидению в пустой квартире до поздна, иногда до полуночи, пока не валился на пол и не засыпал. Но тогда я мог включить везде свет (а было это когда инее было 4-5 лет), и если от страха было совсем невтерпёж, я начинал горланить песни, которые только знал от матери! А в лесу-то свет не включишь! А тут ещё на старых пнях гнилушки всякие светятся, а в голову вся укая чертовщина лезет, но я виду не подаю. Спрашиваю свою спутницу:

- Не страшно!

- А чо, боятся-то, волков, да медведей здесь нет!

- А лесной леший!

- Накой мы ему нужны!

- Да так, схулиганить что-нибудь!

- Издеваешся!?

А через некоторое время спрашивает:

- Слышь, Слав, а чо там по краям дороги, что-то светится!?

А в это время метрах в 5-6 крот через дорогу переходил. Смотрю, Райка взяла меня за руку прижалась и спрашивает:

- А это что там ползёт!?

- А кто его знает, может житель какой лесной, они ж по ночам всё больше путешествуют!

- Ты чего, боишься что ли, а чего храбрую из себя строиля! Рассказал ей про мои ночные одиночные бдения в московской квартире, и как я выходил из этого положения. Ну что, может споём!?

- Давай, попробуем! Запевай!

И тут зазвучал дуэт, что ни одни бы черти не выдержали! Не успели мы проорать пару песен, смотрю, из-за левой стены леса показалась долгожданная луна, на душе стало веселей, дорога засеребрилась лунным светом. Запахло Угрой, ну, слава Богу, выходим на берег. Пока прошли Берёзовое болото, показалась Угра, а на её тихой предутренней глади появились первые золотистые брызги солнца. Дошли!

А в моей семье уже начался переполох, на дворе ночь, а меня нет! Когда мы с Райкой подошли к нашей избе, почти все были на улице и вместе с соседя ми обсуждали наше длительное отсутствие. Увидев нас, все обрадовались и начались бесконечные расспросы о нашей задержке. Покормили нас с Райкой ещё в Комаровке. Нам дали час отдохнуть, слегка закусить и всем гамузом отправидись к дому, где нас брали под свою опеку два мужичка, один Комаровский, родственник Райки, а второй нашенский,Мухинский. После недолгого и тягостного прощания и после напутственных наставлений моих милых родственников, тронулись мы в сторону Косого брода, для переправы через Угру, мою милую и любимую Угру. Придётся ли встретиться!?

В голову полезли уже совсем не детские мысли. Дорожная обстановка располагала к размышлениям. За все детские года я ещё не осознав,, почувствовал, что становлюсь причастным к чему-то большому и непонятному, к чему-то очень не радостному и страшному. Предо мной начали непроизвольно вставать вопросы. Как мы доберёмся до Вязьмы по дороге, о которой все говорили как-то неопределённо, и по которой очень давно никто не ездил? Что ждёт нас в Вязьме, как и на чём мы оттуда уедем. Ходили слухи, что на Москву поезда вообще не ходят, или ходят очень редко и не регулярно! В общем, в голове моей появлялись мысли совершенно не свойственные складу моего характера. До этого времени я был полон энергии, весел и жизнерадостен. И я начал понимать, что это состояние веселья и беззаботности прошло безвозвратно. Наверное когда люди от сильных потрясений, могут в одночасье поседеть, так же, видимо, может произойти процесс взросления при сходных обстоятельствах.

Ехали почти молча, каждый, видимо, как и я, был занят своими невесёлыми мыслями. Дорога была изнурительной и тяжёлой. Я уже упоминал, что левый берег Угры был глинистый с лиственными лесами. Дня за 4 прошли короткие проливные дожди. Дороги, обозначенной на современных схемах тогда не было, а была старая молонаезженная колея вся в рытвинах и ухабах. Половина пути проходила лесами по раскисшей от недавних дождей, дороге. Местами попадались заболоченные участаи, где колёса телеги уходили в грязь по ступицу. Лошадёнка наша совсем измучилась, и на особо тяжёлых участках дороги, мы снимали с телеги всю нехитрую нашу поклажу, чтобы облегчить преодоление таких участков. А о том, чтобы присесть на телегу. нечего было и думать. Я до сего времени не могу представить, как, мы, дети неполных 11 и 12 лет смогли выдержать такой переход! Сопровождавшие нас мужики были нами довольны, и тоже удивлялись, как мы такое выдержали!

* * *

Притащились мы в Вязьму на закате дня. Остановились где-то в районе вокзала. Привокзальная площадь в те времена напоминала базарную площадь большого села. По всему её периметру была застроена, на мой взгляд, ещё дореволюционными деревянными особнячками с палисадниками и высокими тенистыми деревьями. Вот в одном из таких проулков между домами, мы и приютились, не зная толком, что делать дальше.

Наши мужики наказали нам сидеть на телеге и никуда не уходить, а сами пошли на разведку. На наше счастье погода стояла сухая и тёплая. Деды наши вернулись на закате солнца, с мрачными физиономиями и молчаливые. Один из них сказал, что его кум живёт совсем рядом и, что у него можно переночевать и пристроить наш транспорт. Действительно, не проехали мы и 100 метров вглубь квартала, как подъехали к небольшому, довольно опрятному домику с воротами и калиткой. Мне, почему-то сразу вспомнился мой московский дом, и на душе стало тоскливо. У «кума» мы паужинали,Харчами нас деревенские снабдили достаточно. За ужином мы узнали самые удручающие новости. Что было правдой, а что «непроверенными слухами», понять было невозможно! Всей информацией владел конечно «кум». По его словам выходили, чято немцы уже чуть ли не под Смоленском! А от Смоленска до Вязьмы всего-то 150 км. Что немцы будут в Вязьме не пощже чем через неделю, и что немцы бомбят Вязьму ежедневно, как по расписанию, 3 раза в день! Что вся Вязьма забита воинскими эшелонами, и что поезда на Москву ходят как придётся, расписания никакого нет. Все, кто хочет уехать в сторону Москвы, сутками сидят на платформе 1-го пути и ждут, что подвернётся! Но, не смотря на такие неутешительные новости, мы с Райкой повалились, на постеленные нам на полу какие-то полушубки, и заснули мертвецким сном!

Рано утром нас подняли и, позавтроквав на скорую руку, мы все вчетвером направились на вокзал. Мы не знали, где в настоящее время находятся, но то, что мы увидели собственными глазами, повернло нас в состояние близкое к панике! Привокзальная площадь была полностью забита подводами и гудящей толпой людей в паническом состоянии!

Оказалось, что пока мы безмятежно спали, из Смоленска и районов к нему прилегающих, прибыло большое количество беженцев. В первый раз в жизни я узнал и услышал это ужасное слово «беженец».Вокзал был битком набит людьми. Сумятица и неразбериха были ужасные! Перрон 1-го пассажирского пути был до отказа забит людьми, пытающимися уехать в Москву! Нас с Райкой и наших сопровождающих охватило чувство полной безысходности и отчаяния! Пока мы с потерянным видом бродили вокруг вокзала, не зная,что предпринять, я в первый раз в жизни услышал, раздирающий душу, звук сирены воздушной тревоги. Первое ощущение охватившее меня словами предать невозможно. И если Вам приходилось видеть, что происходит в муравейнике, когда в него засунут палку и начнут его разрушать, то тоже самое произошло на вяземском вокзале и его округе!

Плачь детей, истошные кики женщин, крики патрульных солдат, Ругань из-за перепутанных второпях узлов и чемоданов, тревожные гудки паровозов. Осипшие крики станционных служащих, пытающихся призвать к порядку, и всё это под неумолчный вой сирены. Ведь для подавляющего большинства всех этих людей, всё, что происъодило в стране и на этом привокзальном пространстве, было совершенно непонятно необъяснимо и ужасно! И самое страшное заключалось в том, что понять всё это им никто не мог. Никто людям ничего не объяснял, никто ими не руководил, вся власть куда-то исчезла. Люди были предоставлены сами себе, никто ими не руководил, а подавляющее большинство били женщины и дети! А потом послышался нарастающий гул приближающихся самолётов, и сразу вслед за этим раздался леденящий душу вой. Мы ещё не знали, что это за звук, но уже опытные люди закричали, что это немцы бомбят станцию. Потом мы узнали, что немцы применяли бомбы со специальными стабилизаторами, которые при падении издавали ужасный вой! Раздались взрывы бомб, где-то на ж.д. путях в отдалении от вокзала.

Рано утром нас подняли и, позавтракав на скорую руку, мы все вчетвером отправились на вокзал. Мы не знали, где в настоящее время находятся немцы, но то, что мы увидели собственными глазами, повергло нас в состояние близкое к панике. Первое, что мы увидели, это привокзальную площадь, полностью забитую подводами и гудящей толпой людей. Оказалось, что, пока мы безмятежно спали, из Смоленска и районов, к нему прилегающих, прибыло большое количество беженцев. Первый раз в жизни я услышал и узнал это ужасное слово «беженец». Вокзал был битком набит людьми, пытавшимися узнать, как и когда можно уехать на Москву. Сумятица и неразбериха были ужасные. Перрон 1-го, пассажирского пути, тоже был до отказа заполнен людьми, пытающимися уехать в Москву. Нас с Райкой и наших сопровождающих охватило чувство полной безысходности и отчаяния. Самые мрачные слухи, поведанные нам вчера за ужином «кумом», полностью оправдались. Пока мы, с потерянным видом, ходили вокруг вокзала, не зная, что предпринять, я в первый раз в жизни услышал, раздирающий душу, звук сирены воздушной тревоги. Первое впечатление и ощущения, охватившие меня, словами передать невозможно. Если вы, когда-нибудь, видели, что происходит в муравейнике, если в него воткнуть палку и начать раскапывать его? То же самое произошло на вяземском вокзале и вокруг него. Плач детей, истошные крики женщин, крики патрульных солдат, ругань из-за перепутанных, второпях, узлов и чемоданов, тревожные гудки паровозов на станционных путях, осипшие крики станционных служащих, пытающихся кого-то призвать к порядку, и всё это под неумолкающий вой сирены. Ведь, для подавляющего большинства всех этих людей, всё, что происходило в стране и на этом привокзальном пространстве, было совершенно не понятно, необъяснимо и ужасно! И самое страшное заключалось в том, что понять всё это и объяснить не мог никто. Никто людям ничего не объяснял, никто ими не руководил, вся власть куда-то исчезла. Люди были предоставлены сами себе, а подавляющее большинство были женщины и дети. А потом, послышался нарастающий гул, приближающихся самолётов, и сразу вслед за этим раздался леденящий душу вой. Мы ещё не знали, что это за звук, но уже опытные люди закричали, что немцы бомбят станцию. Потом мы узнали, что немцы применяли бомбы со специальными стабилизаторами, которые при падении издавали ужасный вой. Раздались взрывы бомб, где-то на железнодорожных путях в отдалении от вокзала. Весь народ, что был на вокзале и привокзальной площади, в панике кинулся в ближайшие улицы и переулки привокзального посёлка. Мы тоже побежали вслед за ними. Весь этот ужас продолжался всё время пока мы безуспешно пытались уехать в Москву. Немцы бомбили Вязьму ежедневно, 2-3 раза в день. Утром и днём обязательно, вечером, пока мы были там, только один раз. На привокзальной площади появилось несколько воронок, разбитые телеги и убитые лошади. Вязьма представляла собой самый крупный железнодорожный узел на подступах к Москве. Кроме того, через неё проходило подавляющее большинство воинских эшелонов на запад, к фронту. Поэтому немцы с таким остервенением и бомбили её. Человек, по-видимому, не может долго находиться в состоянии стресса. Природа наделила его способностью адаптироваться к любым ситуациям. В силу вступает инстинкт самосохранения. После двух бомбёжек, мы уже знали, что нам делать при звуке сирены. Какой-то умудрённый опытом пожилой солдат посоветовал нам прятаться при налетах в воронках от бомб, сказав, что в одну воронку две бомбы не попадают. Наверное, был знаком с теорией вероятности. На третий день нашему «куму», через своих знакомых служащих на станции, удалось узнать, что на исходе дня на 1-й путь подадут пассажирский состав для отправки беженцев на Москву. После обеда, мы все четверо разместились на главном перроне вокзала. Но этими сведениями обладали, видимо, не мы одни. До заката солнца оставалось не больше часа, а состава всё не было. Вдруг толпа загудела, и мы поняли, что к перрону подают состав. Мы находились, где-то, в середине перрона и состав медленно проходил мимо нас. То, что началось после его остановки, описать не возможно. Такого безумия толпы я не видел никогда. Вся кричащая, ревущая и визжащая толпа перрона мгновенно разделилась на отдельные обезумевшие груды людей, атакующих смежные двери вагонов. Нас могли запросто растоптать в этом безумном стаде людей, но наши мужики вовремя выхватили нас из этой свалки. Вечная им память и пожизненная благодарность! Все мы стояли молча, и почти безучастно смотрели на это безумие. Между толпами людей, атакующими двери вагонов, было свободное пространство, и к нескольким окнам вагонов можно было свободно подойти. Наверное, Пресвятая Богородица, моя покровительница, подтолкнула меня к одному из окон ближайшего к нам вагона. Я подошёл к окну и увидел в нем лицо женщины, внимательно смотрящей на меня, и почувствовал, что у меня по щекам текут слёзы. Женщина быстро встала с сиденья, открыло окно и спросила меня:

- Мальчик, что с тобой, ты откуда?

- Я из Москвы, мне нужно домой, меня там ждёт мама!

- Господи! Я же тоже москвичка! Слушай, попроси кого-нибудь подсадить тебя в окно, здесь есть пока место!

- Я не один, со мной девочка, тоже москвичка!?

Так, давайте вместе, только быстрее, пока ещё окна свободны!

- Тётенька, миленькая, с нами взрослые, они помогут, я сейчас! Я опрометью кинулся к своим. Но они следили за моим разговором с женщиной из вагона, и побежали ко мне навстречу. «Кум» оказался мужиком сообразительным, подхватив меня за талию, он поднял меня на уровень окна. Я тоже был парень не промах, с проворством обезьяны, я оказался в вагоне. Встав ногами на приоконный столик, я по пояс свесился из окна и, схватив Райку за руки, с помощью подсаживающего её «кума», втащил её в вагон! Оба мужика просветлели лицами, когда поняли, что с нами всё в порядке. Подали в окно наши вещички, перекрестили нас, попрощались и, не дожидаясь отправки, пошли выбираться из этого пекла к себе в деревни. Мы с Райкой забрались на третьи, багажные, полки и не вылезали от туда, до самой Москвы. Нам повезло, как может повести только один раз в жизни. Волею Провидения мы попали в вагон и доехали быстро и без бомбёжек, поскольку грузились почти в темноте, а ехали ночью. Измученные безысходностью нашего положения и постоянными бомбёжками, устроившись на своих полках под самым потолком, мы заснули мертвецким сном, проспав до самой Москвы. Прибыли мы на Белорусский вокзал ранним утром. Очень тепло и с сердечной благодарностью попрощались с нашей спасительницей. Вышли на привокзальную площадь, сели на трамвай и доехали до Театральной площади. Здесь наши пути расходились, мы попрощались и каждый отправился своей дорогой. Я дошёл до площади Дзержинского и здесь, у Политехнического музея, была конечная остановка моего трамвая № 27, на котором я и доехал до Заставы Ильича. До дома было, рукой подать. Прыгнул на ходу, на шедший по Рогожскому валу, трамвай, и через 10 минут был у ворот своего родного дома! На фото: Белорусский вокзал.

Когда я уезжал в деревню на всё лето, то ключи от московской квартиры с собой не брал. Подойдя к двери, я с нетерпением начал названивать в звонок. Дверь долго не открывали, потом послышались шаги и бабкин голос произнёс:

- Кто там?

- Ба! Это я, Слава!