Завершение промышленного переворота. тенденции развития индустриального общества в конце XIX –начале XXвека.

В течение XIX в. промышленный переворот, знаменовавший собой торжество новой, индустриальной цивилизации, завершился в большинстве стран Европы (включая Россию), а также в США. Во второй половине XIX в. индустриализация начинается и в ряде стран Востока, прежде всего в Японии.

Этот особый этап в развитии цивилизационного процесса связан в первую очередь с широким внедрением в производство машин и вытеснением ими ручного труда. Уровень развития машинной индустрии определяет экономическое благополучие общества, его военный потенциал, международный статус. Для аграрных доиндустриальных цивилизаций было характерно перенимание производственного опыта предшествующих поколений при практически неизменном наборе традиционных орудий труда. А в основе индустриальной цивилизации лежит динамика, постоянный технический прогресс, диктуемый необходимостью непрерывного технологического обновления. Темп изменений становится беспрецедентно быстрым.

Такая скорость обеспечивается тесным союзом машинной индустрии и науки во имя конкретных практических целей. В период промышленного переворота подобный союз сложился в Англии, где он создал неслыханные доселе возможности для наращивания производства и удовлетворения материальных нужд общества. В ту эпоху верили, что промышленная цивилизация покончит с зависимостью человека от природы, устранит постоянную угрозу неурожаев, голода, эпидемий, стихийных бедствий.

Однако в условиях новой цивилизации возникали и неизвестные ранее проблемы. Так, английский экономист Т. Мальтус в книге «Опыт о принципе народонаселения» (1798) писал, что резкое повышение уровня жизни ведет к снижению смертности и росту рождаемости, причем прирост населения по темпам заметно обгоняет развитие экономики. В результате, предрекал ученый, человечество обречено на голод и вымирание. Чтобы избежать этого, необходимо было, по его мнению, искусственно ограничить рождаемость, особенно среди низших классов.

Другой видный английский экономист, Д. Рикардо (1772--1823), полагал, что экономический рост и производящие силы природы ограничены неизменным количеством земли. Никакие капиталовложения, никакое усовершенствование орудий труда не могут ничего изменить.

Пессимистические прогнозы Мальтуса и Рикардо относились ко времени становления индустриальной цивилизации. В ту пору земля действительно представлялась единственным средством получения пропитания и сырья, а главными источниками энергии считались уголь и древесина, запасы которых были огромны, но не беспредельны. Поэтому мысль об ограниченном, временном характере прогресса тревожила многие умы.

Однако человечество нашло новые возможности для развития, предвидеть которые на заре индустриальной цивилизации, естественно, никто не мог.

К концу XIX в. резко возросло значение нефтяной промышленности, а освоение электрической энергии создало новую энергетическую базу. Тогда же был изобретен и двигатель внутреннего сгорания, в дальнейшем совершивший подлинный переворот в транспорте, сельском хозяйстве и военной технике. В промышленности начали использоваться новые материалы. Изобретение новых способов получения стали открыло огромные возможности для увеличения мощности и эффективности машин; ее выплавка уже в 1870-е гг. становится важнейшим показателем промышленного потенциала страны. С развитием химии возникла химическая отрасль промышленности, что позволило создавать новые красители, искусственные удобрения, синтетические материалы, взрывчатые вещества и пр.

Начавшийся на рубеже XIX--XX вв. переход от использования органических веществ к минералам создал прочную базу для дальнейшего развития промышленного производства.

Тогда же, на рубеже веков, были сделаны открытия и изобретения, полностью изменившие облик цивилизации: электрическое освещение, радио, телефон, телеграф, воздухоплавание, автомобиль, кинематограф и пр. Полностью преобразились быт и труд человека, развитие транспорта и систем связи изменили его представления о расстояниях, способствовали восприятию мира как единого взаимосвязанного целого (этому помогало и постоянное расширение потока информации).

Машины принципиально изменили характер труда и роль человека в производстве. Правда, многие отмечали, что механизация труда ведет к превращению работника в придаток машины, безличное существо, «винтик». Но время средневековых мастеров, которые любовно и неторопливо создавали штучные изделия, несущие на себе печать их индивидуальности, безвозвратно уходило в прошлое. Преимущества, которые нес человечеству технический и научный прогресс, явно перевешивали издержки, свойственные любым новациям.

Иной стала и структура производства, его организация. Новые условия требовали значительной концентрации производства и капиталов. В последние десятилетия XIX в. наряду с сохранением свободной конкуренции многие мелкие и средние предприятия стали сливаться с крупными компаниями. Зарождается монополистический капитализм. Формы слияния были различными: картели определяли цены и делили рынки сбыта, синдикаты создавались для совместной продажи товаров, в трестах были объединены производство и сбыт. Самыми крупными объединениями являлись концерны, как правило, находившиеся в финансовой зависимости от мощной монополистической группы.

Создание монополий позволяло централизованно управлять множеством компаний и предприятий, совершенствовать техническую базу, снижать затраты на производство, ограничивать стихию рыночной конкуренции и т. д. Но вместе с тем создание гигантских промышленных империй и концентрация финансовой власти в руках небольшой группы людей привели к возникновению монополистической олигархии, которая стала влиять на политику страны. Поэтому уже в 1880-е гг. власти США (а затем и других стран) предпринимают меры по ограничению процесса монополизации, стремясь поставить его под контроль государства. Разумеется, решить эту проблему было непросто, отчасти она не потеряла своей актуальности и сегодня.

Таким образом, уже на начальном этапе индустриальной цивилизации обнаружились не только ее положительные, но и отрицательные черты. И все же в целом было очевидно, что эта цивилизация знаменует собой совершенно новую эпоху в истории человечества, предоставляя ему огромные возможности и одновременно налагая на него серьезную ответственность.

Пути модернизации

В XIX в., как и прежде, развитие капитализма шло неравномерно, несинхронно. Расстановка сил, состав «центра» и «периферии» постоянно менялись по мере нарастания конкурентной борьбы между державами. Сложные экономические процессы были неразрывно связаны с политической жизнью и определяли место той или иной страны в мире. При этом для ряда государств (Россия, Германия и др.) неотложной задачей оставалась ликвидация остатков феодальной системы.

Модернизация, охватившая страны Европы в XIX в., настолько часто сопровождалась революциями, что может создаться впечатление, будто они -- обязательный элемент становления капитализма. Одна только Франция после революции 1789--1794 гг. пережила в XIX в. еще три (в 1830, 1848 и 1871 гг.). Революции сотрясали также Испанию и Италию, в меньшей степени -- Германию и Австрию. Дважды революционные волны прокатывались по Европе синхронно (в 1830 и 1848 гг.). И все же опыт некоторых стран (например, скандинавских) позволяет говорить, что модернизация вполне могла быть осуществлена и эволюционным путем, без применения насилия.

В начале XIX в. важную роль в расширении сферы модернизации сыграли наполеоновские войны. Конечно, страны «периферии», ставшие частью огромной империи Наполеона, испытывали на себе все тяготы (материальные и моральные) побежденных. Но вместе с тем на них распространялся и весь комплекс буржуазных реформ, проведенных Наполеоном во Франции: отмена феодальных привилегий, секуляризация церковных земель, установление демократических свобод и гражданского равенства. Положительные результаты этих преобразований были столь значительны, что их не смог перечеркнуть даже развал империи Наполеона и восстановление независимости покоренных стран.

К концу XIX в. Германия, завершив национальное объединение (1871), делает грандиозный скачок и становится первой промышленной державой в Европе и второй в мире (после США). Заметно ускорилось после национального объединения и экономическое развитие Италии. Особенно быстро развивался север страны, но аграрный юг, где довольно долго сохранялись помещичьи хозяйства и полуфеодальные формы зависимости крестьян, тормозил движение вперед. И все-таки к концу XIX в. Италия окрепла настолько, что даже смогла принять участие в борьбе за колонии (правда, не на первых ролях).

Противоположный пример являла собой Испания, где абсолютистская монархия не желала сдавать позиции. С потерей почти всей своей гигантской колониальной империи Испания лишилась и важного источника доходов. Она оставалась полуфеодальной страной, промышленность развивалась крайне медленно. Ключевые позиции в испанской экономике оказались в руках иностранного капитала, и страна надолго превратилась в сырьевой придаток ведущих держав.

Перераспределение сил шло и в европейском «центре»: прежние лидеры вынуждены были постепенно уступать свои позиции под натиском молодых капиталистических держав, в которых индустриализация началась позднее. Но это как раз и позволяло провести ее на более высоком техническом уровне, не перестраивая прежних структур, которые, в сущности, еще не сложились. А вот, например, Англия, родина промышленного переворота, оказалась в сложном положении. Ей пришлось уступить свое первенство США, а затем и Германии. Отчаянные попытки англичан сохранить прежние темпы развития привели в конце XIX в. к тяжелым экономическим кризисам.

В целом медленно шло развитие капитализма и модернизация во Франции. Уровень концентрации производства оставался низким, в стране сохранялось множество мелких и средних предприятий. Правда, по концентрации банковского капитала Франция опережала другие страны. К концу XIX в. несколько крупных банков концентрировали в своих руках до 75% финансов страны. Финансовая верхушка быстро богатела на займах, предоставлявшихся другим государствам (в том числе и России). Но еще история Голландии наглядно показала, насколько опасен путь финансового капитализма, поэтому в конечном счете Франция решительно отказалась от него.

Индустриальная эпоха требовала постоянного обновления технической базы, и этот процесс бесконечен. Любые промедления и задержки на пути технического прогресса немедленно сказывались на уровне и темпе развития страны в целом. В принципе это понимали все, но странам, привыкшим к ведущим позициям, трудно было осознать, сколь легко эти позиции могут быть утрачены. И напротив, страны «молодого» капитализма (США, Германия, Россия) были поставлены в такие условия, что только ускоренный, «догоняющий» темп развития мог позволить им настичь передовые державы.

В результате мощного рывка Германия к концу XIX в. превратилась в передовую капиталистическую державу, главные позиции в ее экономике заняли черная металлургия, машиностроение и химическая промышленность. Несмотря на сохранявшиеся пережитки крепостничества (реформы 1850-х гг. были не во всем последовательными), в стране укреплялись помещичьи хозяйства капиталистического образца. Росли и гигантские монополистические союзы, тесно связанные с банками.

Германия тратила огромные средства на перевооружение, численность ее армии резко увеличилась. С опозданием включившись в борьбу за колонии, Германия все же успела создать свою колониальную империю (правда, довольно небольшую), одновременно развивая экономическую экспансию в Турцию, Китай, Латинскую Америку. И при этом к началу XX в. Германия оставалась полумодернизированной страной с весьма неразвитой демократией. Довольно низкий жизненный уровень немцев привел к тому, что милитаристские, шовинистические настроения, насаждаемые «сверху», охватили весьма широкие слои населения. В результате Германия стала очагом первой в истории человечества мировой войны.

К началу XX в. достаточно высокими темпами развивалась и Россия. Но все же по многим показателям она отставала от ведущих держав, что было связано с целым комплексом причин: сохранением остатков феодализма, неразвитостью демократии, силой традиционной системы ценностей, которая в новых условиях становилась тормозом прогресса и причиной пассивного отношения к модернизации значительной части населения. Победив в Отечественной войне 1812 г., Россия не оказалась под властью Франции, но и не испытала воздействия буржуазно-либеральных реформ Наполеона. Идеи Просвещения были распространены лишь среди незначительной части интеллектуалов (дворянской интеллигенции). Если в Западной Европе основным двигателем модернизации была буржуазия, то в России она вплоть до конца XIX в. была сравнительно немногочисленна, неконсолидирована и слишком зависима от государственной власти, чтобы претендовать на политическое лидерство. Правда, росло число крестьян, занимавшихся торговой и предпринимательской деятельностью, но в целом крестьянство, даже после реформы 1861 г. жившее патриархальной общиной, не могло стать сторонником модернизации.

И только в середине XIX в. в России начинается движение за преобразования. На первых порах оно ограничивалось средой разночинной интеллигенции, но постепенно умеренно-либеральные лозунги вытесняются под напором крайне радикальных тенденций. При этом движение развивается без активного участия буржуазии. В итоге споры и разногласия концентрируются не столько вокруг практических проблем модернизации, сколько в отвлеченной, чисто философской сфере. Речь шла в основном о культурном и духовном развитии страны, а вовсе не о комплексных изменениях в ее экономике, политических и общественных структурах.

Интеллектуальная элита разделилась на два лагеря: западники и славянофилы. Первых прельщал западный путь развития, вторые отстаивали самобытность, «особость» России (т. е. в сущности выступали за восточный путь развития). Западники в принципе поддерживали модернизацию (но именно как идею, а не как систему практических действий), тогда как славянофилы видели в ней насильственное вторжение чужеродных идей в самобытную русскую цивилизацию. Этот, в сущности, надуманный спор продолжался даже после того, как ряд стран Востока пошел на широкую модернизацию и при этом выяснилось, что она не только не разрушает национальную самобытность (так утверждали славянофилы), но и вообще не посягает на нее.

Постепенно радикальные тенденции в русском общественном движении усиливаются, их агрессивный характер нарастает. Среди части радикалов распространяется учение К. Маркса, из которого вычленяются наиболее одиозные положения: непримиримая классовая борьба, ликвидация частной собственности, социалистическая революция и установление диктатуры пролетариата. На базе этих идей формируется сверхрадикальное течение, которое в 1903 г. получает название большевизм. Эта группировка уже в своем зародыше была серьезной преградой на пути модернизации, так как будущие большевики объявили буржуазию (а также помещиков) своим главным «классовым врагом», подлежащим безусловному уничтожению.

Таким образом, в России к началу XX в. сложилась уникальная расстановка сил: набиравшему мощь радикализму не противостояли защитники буржуазного строя и модернизации. Русская буржуазия до 1905 г. даже не имела своей политической партии. А центральная власть относилась к модернизации весьма непоследовательно, идя лишь на те нововведения, преимущества которых были очевидны. Никаких рискованных, «сомнительных» мер царское правительство предпринимать не желало. Еще в середине XIX в. это привело к трагедии: в ходе Крымской войны (1853--1856) английский и французский десанты, высаженные в Крыму, нанесли тяжелое поражение русской армии, которая по вооружению и организации сильно уступала противникам.

Реформы 1860-х гг., начавшиеся с отмены крепостного права, были серьезным шагом вперед, но в целом не отличались глубиной и последовательностью. Полуфеодальные формы зависимости крестьян сохранялись, а крепкая традиционная община оставалась серьезным препятствием на пути проникновения в деревню буржуазных отношений. К концу XIX в. экономическое развитие России заметно ускорилось, но ни модернизация, ни тем более демократизация не были осуществлены в сколько-либо значительной мере. Промышленный переворот, по сути дела, так и не коснулся сельского хозяйства, хотя Россия, при всех успехах ее промышленности, по-прежнему оставалась преимущественно аграрной страной. Неравномерность развития, довольно типичное явление для стран «молодого» капитализма, в России сохранялась слишком долго, что стало одной из причин трагедии 1917 г.

А в другой стране «молодого» капитализма, США, постоянное совершенствование демократической системы во многом обеспечивало высокий темп модернизации. Хотя капитализм развивался в США быстрее, чем в других странах, американцам тоже пришлось бороться со своего рода традиционализмом. Он заключался прежде всего в растущем противоречии между промышленным Севером страны и ее аграрным Югом, где процветало плантационное рабство. После завоевания независимости многие американцы полагали, что рабство постепенно отомрет само собой, но в первой половине XIX в. произошло обратное: поскольку рабство становилось все более выгодным для плантаторов Юга, его сфера даже несколько расширилась. Фактически плантации были крупными капиталистическими хозяйствами, успешно работавшими на рынок, хотя на них и использовалось внеэкономическое принуждение в весьма грубой форме. По мере расширения границ США крепнувший Юг стремился распространить рабство на новые территории. Это встречало нараставшее сопротивление противников рабства, опорой которых был Север.

В 1861--1865 гг. конфликт между Севером и Югом (в Америке тех лет его назвали «неотвратимым конфликтом») вылился в кровопролитную Гражданскую войну. В ее основе помимо рабства лежал и земельный вопрос: Север выступал за его демократическое решение, а влиятельные круги Юга предпочитали и в дальнейшем укреплять крупное плантационное хозяйство, что мешало демократическому распределению земли. В результате Гражданской войны рабство было уничтожено. Югу пришлось смириться и с другими реформами центральной власти. И все же острота расовых проблем напоминала о себе еще долгие десятилетия после отмены рабства. Некоторое время сохранялся и хозяйственный консерватизм Юга: этот регион с трудом включался в промышленный переворот и процесс модернизации в целом.

Тем не менее, в последней трети XIX в. промышленное развитие США резко ускорилось. Богатейшие сырьевые ресурсы страны стали использоваться гораздо активнее, протекционистские пошлины надежно защищали американскую промышленность от иностранной конкуренции, а постоянный приток сотен тысяч иммигрантов обеспечивал растущую промышленность рабочей силой.

Бурно развивалась и научно-техническая мысль: только в 1860--1900 гг. в США было запатентовано около 700 тыс. изобретений. Среди них были электрический телеграф, телефон, лампа накаливания и многое другое. Успехам науки способствовала серьезная финансовая поддержка со стороны правительства США, которое в отличие от ряда европейских правительств мгновенно осознало значение технических новшеств. Крайне важную роль играла и демократическая система США, дающая широкий простор инициативе, творческой свободе личности, но в то же время контролирующая эти инициативу и свободу во избежание злоупотребления ими.

Именно поэтому центральное правительство решительно пресекло попытку Юга выделиться в самостоятельное государство. По этой же причине власти не препятствовали борьбе разных этнических и социальных групп (прежде всего рабочих) за свои права, но только до тех пор, пока эта борьба не начинала выходить за мирные, эволюционные рамки. В результате в США сложилось мощное и влиятельное профсоюзное движение, выражавшее интересы трудящихся и, как правило, успешно добивавшееся удовлетворения государством и предпринимателями их требований. Радикализму же не удалось пустить корни на американской почве, его стихийные вспышки властям при помощи общественности удавалось быстро гасить. Успешный диалог между властью и обществом стал одной из главных причин стремительного превращения США в сильнейшую индустриальную державу мира.