Залыгин «Зачем нам отреченья?»

Автор размышляет на тему, зачем переименовывают города и улицы в Советские названия.

Название очень важно, оно помогает нам узнать о предмете больше, когда разрушаются названия, то разрушаются и связи с предметом. Если бы всему поменяли бы названия, то в миры была бы путаница, так зачем же менять названия городам? Это плохая идея.

Например, была Тверь из покон веков, теперь Калинин, разговариваешь с калиненцем, а он говорит я – тверской.

Например, Ленинград не ощущается нами как искусственный, но это редко очень. Ленинград мы приняли, а вот улица там 25-о октября всегда будет восприниматься как Невский.

Почему в Пушкине улочка называется Комсомольской. Типа Пушкин и т.п учились на улице Комсомольской. Смешно…Еще в одном городе есть Большая и Малая Мосетская…Что это значит?.

Человек уснул в Ижевске, а проснулся в Устинове… Устинов, конечно, молодец, но, вряд ли, бы он таких перемен захотел. Так же дело обстоит и с Рыбинском-Щербаковым- Рыбинском-Андроповым и т.п.

Почему, например, Станислав стал Ивано-Франковском, а тогда Свердловск д.б Яково-Свердловском.

«Улица Сантьяго-де-Куба» кто правильно напишет?

Дальше пишет, что совсем не прикольно переименовывать улицы. Сначала хотела власть утвердиться, а теперь по инерции…

Было предложено много версий решения проблемы: «задать сочинение школьникам на тему «Как и почему я бы назвал 16 Железнодорожных улиц нашего города».

«В Новосибирске я жил на улице, которая в разное время назвалось Бийской, Вегмана, Байдукова, Совнархозовской, Депутатской…» В Челябинске пять Бийских.

Бывает и так, что мы не знаем, где живем. Село Ладыжкино было переименовано в ПосГЭС, тогда же отменили названия улиц, до сих пор не все придумали.

Чтобы назвать улицу руки не доходят, а чтобы исторически все покалечить, доходят!.

Был в Москве район Черемушкинский. Оно стало нарицательным название. Его переняли многие, а его взяли и переименовали в Брежневский….

 

Но иногда хорошо давать названия библиотекам и т.п. Например, Шукшин никому не помешал.

Теперь многие возвращаются к прежним названиям: Оренбург Чкалов – Оренбург. В слове Оренбург виден весь город, а Чкалове нет, поэтому его память надо увековечивать в другом.

Не нужно ни отречения от имен собственных, ни выдумки противоестественных имен. Надо охранять культуру во всем, и в именах тоже.

Михаил Кольцов «Испанский дневник»

Автор описывает свое пребывание в Испании во время борьбы испанцев против фашистов в 1936 году.

«Барселона»: Кольцов прилетает в Каталонию, подробно описывает обстановку в городе, свои впечатления. Царит хаос: «На поле соседствуют и фактически смешались военная авиация с гражданской, испанская с иностранной». Неразбериха: «Полковник Фелипе Сандино, каталонский военный министр и начальник авиации, … пробует сосредоточиться…, но его сейчас же отвлекают…». Едет на машине в Барселону: «Мы вступаем в поток раскаленной человеческой лавы, неслыханного кипения огромного города, переживающего дни высшего подъема, счастья и безумства». Автор поселяется в отель, возле которого дежурит вооруженный отряд. Отмечает «озорной праздник вырвавших на свободу автомобилей» - все ездят без правил, на машинах – лозунги. Военным не хватает винтовок, а город ими наводнен. Но «в городе нет озлобления… еще длится… триумф уличных боев народа с реакционной военщиной». Кольцов завтракает у полковника Сандино, здесь же Мигель Мартинес – мексиканский коммунист. Мигелю было сложно прилететь в Испанию: документы не в порядке, всего двое пилотов согласились лететь, так как опасно. Во время полета Мигель понял, что они летят слишком долго, не видно моря, хотя должно было быть видно. Хватался за пистолет, готов был убить пилота, но тот вовремя объяснил, что специально делает крюки, меняет маршрут, чтобы не встречаться с рейсовыми самолетами. Теперь этот пилот Абель Гидез тоже пьет вермут с Кольцовым, Мигелем, Сандино.

«Дурутти»: «… Ночью в маленьком театрике при раскаленном внимании идет кинофильм» про Чапаева, он скромен, хотя и является символом рабочей боевитости и непобедимости. «Вдруг суматоха, слышен рокот мотора». С ночлегом туго, автор спит на паровой мельнице, с ним в одной комнате – репортер барселонской газеты. С утра Кольцов решил ехать в Бухаралос, к Дурутти. «Здесь все подчинено показу демонстративной храбрости». Вокруг много декретов за подписью Дурутти. Этот анархист говорит, что «Покажет вам, большевикам, русским и испанским, как надо делать революцию, как доводить ее до конца». У них с писателем завязывается спор по поводу того, как должны служить солдаты. Д. утверждает, что не должно быть диктатуры. Все служат из-за желания бороться, по собственному желанию. «Население обязано помогать нам – ведь мы боремся против всякой диктатуры, за свободу для всех! Кто нам не поможет, того мы сотрем с лица земли!». Кольцов доказывает ему, что это и есть диктатура и что без дисциплины невозможно вести войну. В отряде Дурутти «строевых занятий ведется очень мало… довольно сильно дезертирство». Несмотря на спор, они разошлись по-доброму, Д. даже дал записку, по которой Кольцову и Ко выдали шикарный паек.

«С Долорес на фронте»: здесь описывается, как Кольцов вместе в Долорес Ибаррури ходил на фронт в Сирере Гвадаррама к солдатам, как ее все любят. Здесь уже месяц идет напряженная борьба. Долорес отказывается ползти, перебегает, как все, в полный рост: «Чем я хуже вас!». Она общается с каждым, подбадривает. У нее есть двое детей, дочь – в Иванове, сын – в Москве.

«Мигэль Мартинес»: он лежит вместе с дружинниками на шоссе Мадрид – Лиссабон. Ему очень хочется увидеть мавров. Мегэля возмущает отсутствие дисциплины в дружине, в ней «неспокойно, число все время таяло», он упрекает в этом майора, учит, как надо воевать: «Не война, не революция, а какая-то сиротская школа». Майор объясняет: «вы себя чувствуете на осенних маневрах 1936 года, а мы смотрим на все это глазами 1897 года». Дружина вернулась в Талаверу, Мигэль ушел оттуда. Утром обнаружил, что его оставили. Он не знал, может, он уже в плену? Долго шел пешком, его нагнал грузовичок, на котором они доехали до деревни Мальпики. Там сержант и алькальд покормили его шикарной рыбой. Сержант знает, что фашисты рядом, но ему наплевать. Они взорвут динамит, если фашисты подойдут. Ведь если их пустить, то они «опять запретят рыбную ловлю вокруг деревни»!!!!

«Под стенами Алькасара»: Мигэль у замка Алькасар, у автора прелестные улочки вызывают ассоциации с искусством. Много журналистов, они «приказывали дружинникам принимать позы, прикладываться к винтовке, палить. Мятежники в замке решили, что это атака, и начали ее отражать». Для репортеров это обыденная работа, они болтают, ищут обед, «но его уже успели сожрать в гостинице кинооператоры». Руководства никакого не чувствуется. В монастыре Санта-Крус стоят несколько отрядов. В одном дворе сидят, лежат, закусывают. Тут же перевязка, на носилках мертвецы. На рассвете сообщили, что фашисты взяли Македу, они близко к Алькасару. Начинается бой, осажденные должны ринуться вверх из монастыря, но арьергардная группа из-под дома военного губернатора не дает солдатам выйти из монастыря в атаку. Все-таки удается вырваться, начинают мелкими перебежками взбираться вверх, столпились в домик, кто-то помахал флагом, призывает своих. Сверху заметили, стали стрелять прямо в них. спустились обратно в монастырь. Через час солдаты жаждут опять идти на штурм. Подползают к ограде военной академии, ждут подмогу. Вторую половину не дождались. Настало время обеда: «Внизу, под нами, в монастыре Санта-Крус, анархисты обедают. Сзади, в Алькасаре, над нами, фашисты обедают». Через полтора часа бойцы стали забрасывать Алькасар гранатами. А сами «несутся вниз, как мальчишки, что позвонили у парадной двери и удирают по лестнице».

«Премьера фильма»: Кольцов описывает, как выглядит премьера фильма в октябре 1936 года. «министерство просвещения взяло на себя теперь функции также и политико-просветительной работы на фронте и в тылу». Фильм посвящен памяти испанских моряков, погибших за родину и республику. Но Кольцов замечает, что в пьесе море, пейзаж не испанские. Это балтийское море, фильм Вишневского. Бойцы забыли дисциплину, пристают к девушке, ее спасают красноармейцы, комиссар создает боевой отряд. Посередине фильма сообщают плохие вести, взята Ильекас, Сесенья. Но завороженные зрители не понимают о ком говорят: о реальных фашистах или тех, что в фильме. «Мы еще не знаем судьбы Мадрида. Но знаем конец замечательного фильма о кронштадских моряках».

«Мадрид обороняется»: начали бомбить Мадрид. Кольцову позвонили из Москвы, сказали, что свяжутся 7 ноября, в праздник. Писатель размышляет об испанском народе, о городе, о том, что итальянская культура заслонила от нас испанскую. А испанцы первыми в тридцатых годах приняли вызов фашизма. Основная масса мадридских жителей никуда не уходит, ждет решения властей. А правительство по быстрому решило эвакуироваться и не предупредить об этом никого. Назначили военным руководителем генерала Миаху (миаха - крошка), которого никто не воспринимает всерьез, нашли козла отпущения и приказали оборонять столицу любой ценой. Миаха долго не мог никого найти из военных, солдат, не было и оружия.

«Рафаэль и Мария Тереса»: Кольцов решил заехать в Альянсу писателей. Там не было никого, кроме Рафаэля и Марии Тересы. Они решили не эвакуироваться, а остаться, так как «агитировали за оборону Мадрида, руководили антифашистским союзом писателей – значит, мы должны погибнуть вместе с городом», чтобы «показать всему миру пример массового самопожертвования перед лицом фашизма. Кольцов орет на них, переубеждает, говоря, что нужно отойти, чтобы собраться и драться с новыми силами. «Речь идет о спасении культурных кадров».

«Генерал Лукич»: сформирована вторая интернациональная бригада, командир – Павел Лукич, он же Матэ Залка. Венгерец, писатель, который долго жил в Москве. «Для всех он находит по нескольку слов…. Даже строптивые люди, поворчав, делают именно то, что хотел Залка». Он не может привыкнуть к гибели людей, хотя сам ведет их в бой. Он жадно и трепетно любит людей. В Венгрии он заочно приговорен к смертной казни, как непримиримы враг режима. Генерал Лукач завел хозяйство для своих солдат, у него есть все: и оружие, и мастерская, и лазарет, и машины. Он хороший знакомый Кольцова. Писатель поехал в Валенсию, встретил Эренбурга. Во время завтрака им сообщили, что Лукач убит. Все в шоке. «Милый Лукач, неужели это случиилось?». Лукач вошел в испанскую историю как незыблемый герой.

«Капитан Антонио»: «Утром умер капитан Антонио». «Странный обычай в Испании: гроб запирают на ключ». На вопрос, кто здесь самый близкий, Кольцов сказал: «Я самый близкий родственник».

«Танковый бой»: «Вот это бой!… Можно, и обороняясь, драться так, что противнику будет жарко». Автор описывает этот бой. Неприятельский и свой танки стреляют одновременно, затем ожидание: кто кого? Но результат уже есть, если бы он был не в нашу пользу, то мы ощутили бы его. «Машина, техника опережают человеческие чувства». Третья бригада не уступит, она заупрямилась – стала выигрывать. На радостях Галан хочет отобрать обратно у противника кладбище, но теперь она заупрямилось. Настроение бойцов падает. Вовремя остановились.

«Новогодняя встреча»: «новый год мы встречали с «курносыми» (летчики) … мы приехали с Миахой и Рохой» (военачальники). Кольцов вспоминает, как праздновал прошлый нг в Москве. В «Правде» он публикует шуточный гороскоп с предсказаниями, но не хватило фантазии догадаться, что будет встречать этот год с консервированными кроликами и пивом в монастыре в горах Кастилии.

«Сосна и пальма»: «Какое красивое дерево сосна!»… оно светолюбиво, сухолюбиво…Сосна – это пальма нашего Северного полушария… Но больше всего сосна – это, конечно, Россия». Кольцов вспоминает стихотворение Гейне о сосне, переведенное Лермонтовым. «Это тема вечной разлуки, двух друзей, которые никогда не встретятся»… но пальма и сосна все-таки встречаются. Автор описывает, как дети играют под соснами, здесь все спокойно, дети сыты, хорошо одеты. Их разговор с путешествий и развлечений переходит на Испанию. Им жалко испанских детей, хотят перевезти их к себе: «Мы им дадим дом. Пусть живут в нашем метро, пусть забирают хоть пять станций». Кольцов рассказывает этим детям о своем маленьком друге Ксавере, продавце газет, который остался в Мадриде. Звучит идеализация СССР: «в нашем доме у каждого есть будущее. «ничем» у нас дома остаться нельзя. А ведь это удел каждого бедняка там, за рубежом». Снова начинает цвести сосна. «Как хорошо у себя дома!»

«Опять Испания»: очень сложно и опасно перелететь из Франции в Испанию. Из Байонны Кольцову нужно перебраться в Бильбао. Байонна – международный наблюдательный пункт. Здесь сидят журналисты. «Корреспонденты ни разу не переезжали границу – подлинные герои своей безопасности!». Испанские мятежники чувствуют себя в Байонне как дома. Кольцов купил себе место на завтрашний самолет, но не смог вылететь, так как в ночь перед вылетом фашисты сбили самолет той же компании, пострадали пилот и пассажиры. Начальник аэродрома – фашист, он передает, когда самолеты отправляются в рейс. Нашли другого пилота, но сославшись на неисправность батареи, он не полетел: «Какая скотина! Какой трус! Какой жалкий предлог он выдумал! Ну и скотина!». Кольцов нашел Янгуаса, «дикого» пилота, «воздушного извозчика-одиночки, некооперированного кустаря». Кольцов все же попал в Бильбао.

«В осажденном Бильбао»: «наступление на Бильбао – сокрушительный, безнаказанный террор массированной авиации». Автор и Ко долго укрывались от обстрела с воздуха. «Как страдает этот город!» за то, что баскам предоставили законную автономию, «У меня дома, где народы составляют союз равных, может ли баскская автономия удивить даже ребенка?».

«В Валенсии»: «Бильбао, видимо, переживает последние часы». Кольцов уверен, что чуда не случится, как это было в Мадриде. Так как нет командира, солдат некому организовать. «Валенсия омрачена, но спокойна… Здесь сумеют быстро свыкаться с потерями и даже забывать их». Но постепенно происходит очищение и укрепление боеспособности армии. «Правительство Негрина охотно принимает помощь всех партий, и коммунистов в том числе, в организации фронта и тыла. «Стало легче дышать», - говорит Долорес». Оказывается, Долорес очень нравится писать, но она стесняется своих статей. Кольцов и Долорес вспоминают, как познакомились 6 лет назад в Бильбао. Ее представили как «Первую женщину-коммунистку».

«Конгресс писателей»: суета и бестолковщина при подготовке этого конгрессе. «Главная забота министерских чиновников – скрыть от делегатов тот неприличный факт, что в Испании сейчас происходит война». Испанцы приготовили прекрасное меню. Конгресс открылся торжественно и официально, выступили множество ораторов. Кольцов – один из немногих, кто давно живет в Испании. Ночью город основательно бомбили. «Каково?» - спросил я тоном гостеприимного хозяина. Все были взволнованы и очень довольны».

«Полет в Москву»: одно из окон комнат Кольцова смотрит на Москву. По линии, ведущей в столицу СССР, часто мысленно пролетал писатель. Линия пересекает город, автор описывает обстановку в нем (торгуют зажигалками, гребешками…). Близится праздник, 7 ноября, устроили подземную иллюминацию, начинаются представления в театрах. Прошел год с первого праздника, который Кольцов отмечал в Испании («Мадрид обороняется»). «враг не продвинулся внутрь Мадрида… мы ждем новых атак». Дальше по линии Чехословакия. «Пример беззащитной, неопытной Испании, ее полуторагодичное сопротивление завоевателям прояснил мозги очень многим, кто раньше покорно и панически ждал, пока в Чехословакию придет беда …». Дальше по линии – Польша, Минск, Смоленск, Москва…