От тамбовского восстания к Великому голоду

К концу 1920 года большевистский режим выглядел триумфатором. Последняя белая армия была побеждена, казаки разбиты, отряды Махно рассеяны. Однако, если война между белыми и красными, о которой всем было известно, закончилась, война между властью и широкими слоями общества продолжалась, не ослабевая. Апогей крестьянских войн приходится на начало 1921 года, когда целым губерниям удавалось вырваться из-под власти большевиков. В Тамбовской губернии, в части губерний Поволжья (Самарской, Саратовской, Симбирской), в Западной Сибири власть большевиков держалась только в городах. Село контролировали сотни банд зеленых и даже настоящие крестьянские армии. Чуть ли не каждый день вспыхивали волнения в частях Красной Армии. Число стачек, «итальянских» забастовок*, протестных собраний рабочих росло в еще действующих промышленных центрах: в Петрограде, Москве, Иваново-Вознесенске, Туле. В конце февраля 1921 года заволновались моряки военно-морской базы Кронштадта, расположенной вблизи Петрограда. Положение становилось взрывоопасным, страна выходила из-под управления. Перед угрозой подлинного социального шторма, который мог смести режим, руководители большевиков были вынуждены пойти на попятную и принять единственное решение, способное успокоить большую и самую грозную часть недовольных — крестьянство. Крестьянам была обещана отмена системы реквизиций — продразверстки, которая отныне заменялась продналогом. В таком контексте противостояния власти и общества начали вырисовываться, начиная с марта 1921 года, черты новой экономической политики — НЭПа.

До недавнего времени в исторических исследованиях особо подчеркивалась роль «переломного момента» в марте 1921 года. Однако решение о замене продразверстки продналогом, наспех принятое под угрозой социального взрыва в последний день заседаний X съезда РКП (б), не повлекло за собой ни прекращения крестьянских восстаний и рабочих забастовок, ни ослабления карательной политики Советов. Ставшие теперь доступными архивы убедительно доказывают, что гражданский мир по всей стране не воцарился в один прекрасный день весны 1921 года. Напряженность во многих районах сохранялась до лета 1922 года, а в некоторых областях и дольше. Реквизиционные команды продолжали свирепствовать на селе, рабочие забастовки по-прежнему сурово пресекались, последние социалистические активисты оставались за решеткой, «искоренение бандитского элемента» продолжалось по «всем прави-

* Вид забастовки, во время которой забастовщики являются на работу, но не работают. (Прим. ред.)

 

От тамбовского восстания к Великому голоду 125

лам» — с массовыми расстрелами заложников и применением в непокорных деревнях отравляющих газов. В конце концов верх взял небывалый голод 1921 — 1922 годов, поразивший именно те районы, где сопротивление продовольственным реквизициям было особенно сильным, где крестьяне восставали просто для того, чтобы выжить. Если нанести на карту все местности, пострадавшие от голода, то мы увидим, что это как раз те районы, где в течение нескольких лет до начала голода проводились особенно опустошительные реквизиции, а также районы, отмеченные мощными крестьянскими восста-ииями. Став «объективным» союзником большевиков, безотказным орудием усмирения, голод к тому же послужил для них предлогом для нанесения решающего удара по Православной Церкви и интеллигенции, пытавшимся бороться с этим бедствием.

Из всех крестьянских выступлений, начавшихся с лета 1918 года вместе с широкой кампанией реквизиций, восстание в Тамбовской губернии было самым продолжительным, самым важным и самым организованным. Расположенная в пятистах километрах на юго-восток от Москвы, Тамбовская губерния представляла собой с начала века один из бастионов партии эсеров, наследников русских народников. В 1918—1920 годах, несмотря на все репрессии, обрушившиеся на эту партию, ее сторонники были многочисленны и активны на Тамбовщине. Но помимо этого Тамбовская губерния была еще и ближайшим к Москве хлебопроизводящим районом, и с осени 1918 года более сотни продовольственных отрядов свирепствовали в этой густонаселенной местности. В 1919 году здесь разразились десятки бунтов, и все они были безжалостно по-давлены. В 1920 году была резко повышена продразверстка: губерния вместо 18 миллионов пудов зерна должна была сдать 27 миллионов пудов. Но еще до этого распоряжения крестьяне, зная, что всё, что они не смогут потребить, будет реквизировано, резко сократили посевные площади¹. Таким образом, выполнение продразверстки означало голодную смерть для крестьянства. 19 августа 1920 года в селе Хитрово произошел инцидент, обычный для практики продовольственных отрядов, но повлекший за собой значительные последствия. Как признавали сами местные власти, «продармейцы совершили целый ряд злоупотреблений: они грабили и разоряли все хозяйства, что встречались им на пути, реквизируя даже подушки и кухонную утварь, делили награбленное между собой и зверски избивали семидесятилетних стариков на виду у всех. Старики обвинялись в том, что их сыновья дезертировали и прячутся в окрестных лесах. <...> Также возмутило крестьян, что конфискованное зерно, погруженное на подводы для транспортировки на железнодорожную станцию, осталось тлеть под открытым небом»².

Вспыхнув в Хитрове, крестьянское восстание стремительно распространялось. К концу августа более четырнадцати тысяч крестьян, в большинстве своем дезертиров, вооруженных ружьями, вилами и косами, изгнали или убили всех «представителей Советской власти» в трех уездах Тамбовской губернии. За несколько недель крестьянское восстание', ничем вначале не отличавшееся от других крестьянских выступлений в России и на Украине, превратилось в этом традиционном бастионе эсеров в широкое повстанческое движение, отлично организованное под руководством военачальника Александра Степановича Антонова.

Член партии социалистов-революционеров с 1906 года, политический ссыльный с 1908 года по февраль 1917 года, Антонов, как и другие левые эсеры,

 

126 Государство против своего народа

временно сотрудничал с большевиками, занимая должность начальника милиции в Кирсановском уезде Тамбовской губернии, на своей родине. В августе 1918 года он порвал с большевиками и возглавил один из многих дезертирских отрядов, действовавших в тамбовской «глубинке» против реквизиционных команд и нападавших на редких советских работников, рискнувших добираться до глухих деревень. Когда в августе 1920 года крестьянское восстание охватило его уезд, Антонов создал не только великолепно организованное крестьянское ополчение, но и замечательную службу разведки, сотрудники которой сумели проникнуть даже в Тамбовскую ЧК. Был создан и пропагандистский аппарат, выпускавший брошюры и листовки, обличавшие «большевистскую комиссаро-кратию» и сплачивающие крестьян вокруг таких популярных лозунгов, как свобода торговли, прекращение реквизиций, свободные выборы и упразднение комиссаров и ЧК³.

Параллельно с этим подпольный ЦК партии эсеров создал в губернии Союз трудового крестьянства с обширной сетью местных отделений. Несмотря на сильные трения между Антоновым, по сути дела, эсеровским диссидентом, и руководством Союза, тамбовские крестьяне располагали военной организацией, разведывательной службой и политической программой, усилившей и сплотившей их, чего до сих пор не знали другие крестьянские движения, за исключением махновцев.

К октябрю 1920 года большевистская власть в Тамбовской губернии сохранялась только в губернском центре и в нескольких других городах. Дезертиры тысячами вливались в армию Антонова, которая достигала пятидесяти тысяч бойцов. 19 октября, осознав всю серьезность ситуации, Ленин пишет командующему ВОХР В. Корневу и Дзержинскому: «Скорейшая (и примерная) ликвидация* безусловно необходима. Прошу сообщить мне, какие меры принимаются. Необходимо проявить больше энергии и дать больше сил»⁴.

Энергию проявили, силы дали. К началу ноября большевики имели на Тамбовщйне едва 5000 штыков из состава ВОХР, но сразу же после разгрома в Крыму Врангеля численный состав войск ВЧК, отправляемых в Тамбовскую губернию, непрерывно увеличивался, достигнув вскоре 100 000 человек, включая части Красной Армии, правда, немногочисленные, так как на них не очень надеялись при подавлении народных восстаний.

К началу 1921 года крестьянские волнения охватили новые районы —не только всю Нижнюю Волгу (Самарскую, Саратовскую и Астраханскую губернии), но и Западную Сибирь. Положение становилось взрывоопасным, голод грозил этим богатым, но безжалостно обобранным в предыдущие годы краям. Из Самарской губернии командующий Волжским военным округом доносил 12 февраля 1921 года: «Многотысячные толпы голодных крестьян осаждают склады, где хранится реквизированное для армии и городов зерно. Дело дошло до попыток захвата, и войска были вынуждены стрелять в разъяренную толпу». Руководство саратовских большевиков телеграфировало в Москву: «Бандитские выступления охватили всю губернию. Все запасы зерна — три миллиона пудов — на государственных складах захвачены крестьянами. Они отлично вооружены, благодаря дезертирам, доставившим им оружие. Надежные части Красной Армии рассеяны».

И в то же самое время за тысячу километров на восток обозначился новый очаг крестьянских волнений. Выкачав все, что можно, из сельских районов

* Тамбовского восстания. (Прим, ред.)

 

 

127 От тамбовского восстания к Великому голоду

южной России и Украины, большевики обратили свой взор осенью 1920 года на Западную Сибирь, где продразверстка была произвольно определена в соответствии с... экспортом зерна из края в 1913 году! Но как можно сравнивать урожай, выращенный в расчете получить за него полновесный золотой рубль, с тем, который крестьянину предстоит отдать под угрозой расправы? Как и повсюду, сибирские крестьяне поднялись на защиту плодов своего труда и ради собственного выживания. В январе —марте 1921 года большевики утратили контроль над губерниями Тобольской, Омской, Оренбургской, Екатеринбургской — то есть территорией, превосходящей по размерам Францию. Транссибирская магистраль, единственная железная дорога, связывающая европейскую часть России с Сибирью, оказалась перерезанной. 21 февраля Народная крестьянская армия овладела Тобольском и удерживала этот город до 30 марта⁵.

На другом конце страны, в столицах, ситуация к началу 1921 года тоже оказалась на грани взрыва. Промышленность почти остановилась; поезда не ходили; из-за нехватки топлива большинство заводов и фабрик или закрывались, или работали еле-еле; снабжение городов больше не удавалось обеспечить. Рабочие либо оказались на улице, либо рассеялись по деревням в поисках продуктов питания, либо вели жаркие дискуссии в холодных, неработающих цехах; каждый тащил с производства все, что было можно, в надежде обменять • мануфактуру» на какую-нибудь еду.

«Недовольство повсеместное. В рабочей среде ходят слухи о свержении коммунистической] власти. Люди голодают и не работают. Ожидаются крупномасштабные забастовки. Замечены брожения среди частей Московского гарнизона, которые могут в любое время выйти из-под контроля. Необходимы предохранительные меры»⁶.

Распоряжением правительства от 21 января со следующего дня были сокращены на треть хлебные рационы в Москве, Петрограде, Иваново-Вознесен-ске и Кронштадте. Эта мера, предпринятая в тот момент, когда власть не могла сослаться на контрреволюционную угрозу и воззвать к классовому патриотизму трудящихся масс (последние белые войска были уже изгнаны из России), оказалась спичкой, брошенной в пороховой погреб. С конца января до середины марта забастовки, митинги протеста, голодные марши, манифестации, захваты заводов и фабрик рабочими происходили ежедневно. Своего апогея они достигли в конце февраля — начале марта в обеих столицах. 22, 23, 24 февраля в Москве происходили стычки отрядов ЧК с рабочими, пытавшимися вывести войска из казарм и начать брататься с ними. Несколько рабочих были убиты, а сотни арестованы⁷.

В Петрограде волнения приняли новый размах 22 февраля, когда рабочие крупнейших предприятий провели, как в марте 1918 года, выборы в Собрание рабочих уполномоченных — учреждение с достаточно яркой меньше-зистско-эсеровской окраской. В своем первом воззвании «уполномоченные» призывали к упразднению большевистской диктатуры, требовали свободных выборов в Советы, свободы слова, собраний, печати и освобождения всех политических заключенных. Для достижения этих целей Собрание призвало к всеобщей забастовке. Многие воинские части провели митинги, на которых были приняты резолюции в поддержку требований рабочих. Армейское ко-мандование не смогло помешать этому. 24 февраля войска ЧК открыли огонь по рабочей демонстрации, убив двенадцать ее участников. В тот же день было арестовано около тысячи рабочих и социалистических активистов⁸. Тем не

 

128 Государство против своего народа

менее демонстрации нарастали, сотни красноармейцев покидали свои части, чтобы присоединиться к рабочим. Через четыре года после Февральской революции, покончившей с царским режимом, повторился тот же сценарий: братание рабочих демонстрантов и вышедших из повиновения солдат. В 9 часов вечера 26 февраля глава петроградских большевиков Зиновьев отправил Ленину паническую телеграмму: «Рабочие вступили в контакт с солдатами в казармах. <...> Мы ждем подкрепления войсками, затребованными из Новгорода. Если надежные части не прибудут в ближайшие часы, мы будем опрокинуты».

На третий день после этой телеграммы произошло событие, которого большевистские главари опасались больше всего: мятеж моряков двух линейных кораблей, стоявших на якоре в Кронштадте, в двух десятках километров от Петрограда. 28 февраля в 23 часа Зиновьев адресует Ленину новую телеграмму: «<В> Кронштадте два самых больших корабля — Севастополь, Петропавловск — приняли эсеровски черносотенные резолюции, предъявив ультиматум 24 часа. Среди рабочих Питера положение по-прежнему очень неустойчивое. Крупные заводы не работают. Предполагаем со стороны эсеров решение форсировать события»⁹.

Требования, квалифицированные Зиновьевым как «эсеровски-черносотенные», были такими же, какие могло предъявить подавляющее большинство граждан страны после трех лет большевистской диктатуры: перевыборы Советов путем тайного голосования и широкого обсуждения кандидатур; свобода слова и печати, однако с уточнением — «для рабочих и крестьян, анархистов и левых социалистических партий»; уравнивание пайков для всех трудящихся, за исключением вредных цехов; освобождение всех членов социалистических партий, всех рабочих, крестьян, красноармейцев и матросов, арестованных в связи с рабочими и крестьянскими движениями; создание комиссии для пересмотра дел заключенных в тюрьмах и концлагерях; отмена реквизиций; упразднение особых частей ЧК; «дать полное право крестьянам над всею землею так, как им желательно, а также иметь скот, который содержать должен и управляться своими силами, т.е. не пользуясь наемным трудом»¹⁰.

Ситуация в Кронштадте развивалась стремительно. 1 марта там на Якорной площади состоялся огромный митинг, который собрал свыше 15 000 человек, четвертую часть всего гражданского и военного населения военно-морской базы. Прибывший в Кронштадт в попытке спасти положение председатель ВЦИК Михаил Калинин был изгнан с трибуны под улюлюканье и свист толпы. На следующий день мятежники, к которым присоединилась почти половина из двух тысяч большевиков Кронштадта, создали Временный Революционный комитет, который сразу же попытался установить связь с рабочими и красноармейцами Петрограда.

Ежедневные донесения ЧК о положении в Петрограде в первые дни марта 1921 года свидетельствуют о растущей народной поддержке восставших Кронштадта: «Кронштадтский Ревком со дня на день ожидает всеобщего восстания в Питере. Установлена связь между мятежниками и многими заводами <...>. Сегодня, на общезаводском собрании «Арсенала», рабочие приняли резолюцию, призывающую к восстанию.

Делегация, состоящая из трех чел[овек] — анархист, меньшевик, соц[иа-лист]-рев[олюционер], — была избрана для поддержания связи с Кронштадтом»¹¹.

7 марта Петроградская ЧК п␾лучила приказ «предпринять решительные действия на заводах». В двадцать четыре часа было произведено более двух ты-

 

От тамбовского восстания к Великому голоду 129

сяч арестов среди рабочих, членов социалистических партий и анархистских групп, а также сочувствующих им. В отличие от восставших, у рабочих не было оружия, чтобы оказать сопротивление отрядам ЧК. Чтобы покончить с оплотом восстания, большевики тщательно готовили штурм Кронштадта. Подавление восстания было поручено красному генералу Тухачевскому. Для стрельбы по народу этот герой недавней Польской кампании (1920 г.) привлек юных рекрутов из военного училища, «красных курсантов», не имевших

опыта революционной борьбы, и специальные войска ВЧК. Операции начались 8 марта, и на десятый день Кронштадт был взят ценой тысяч убитых с

обеих сторон. Расправа с восставшими была безжалостной. Тысячи взятых в плен матросов были расстреляны в первые дни после разгрома восстания. Недавно опубликованные документы сообщают о 2103 приговоренных к смерти и 6459 отправленных в тюрьмы и концентрационные лагеря только за апрель —- июнь 1921 года¹². Перед самым падением Кронштадта около восьми тысяч человек успели спастись, уйдя по замерзшему заливу в Финляндию. Они были интернированы в транзитные лагеря в Териоки, Выборге и Ино. Обманутые обещанной амнистией, многие из них возвратились в 1922 году в Россию, где тотчас же были арестованы и отправлены в лагеря на Соловецкие острова и в Холмогоры, вблизи Архангельска, один из самых страшных концентрационных лагерей¹³. Согласно сведениям из анархистских кругов, из пяти тысяч узников Кронштадта, отправленных в этот лагерь, к весне 1922 года в живых оставалось не больше полутора тысяч¹⁴.'

Расположенный на берегу могучей Северной Двины, лагерь в Холмогорах приобрел мрачную славу благодаря способу избавления от заключенных. Несчастных погружали на баржу и там, связав руки, сбрасывали с камнем на шее в реку. Придумал эти массовые утопления один из видных чекистов Михаил Кедров в июне 1920 года. Согласно многим собранным свидетельствам, таким путем было покончено со многими кронштадтцами, казаками и крестьянами Тамбовской губернии, присланными в Холмогоры в 1922 году. В том же году Особая эвакуационная комиссия депортировала в Сибирь 2514 жителей Кронштадта только за то, что они оставались в крепости во время восстания!¹⁵

Покончив с восстанием в Кронштадте, власть направила свои усилия на преследование активистов социалистических партий, на борьбу против забастовок, на разгром Церкви и на подавление крестьянских восстаний, которые все еще продолжались, несмотря на провозглашенную отмену реквизиций.

Еще 28 февраля 1921 года Дзержинский приказал всем губернским ЧК: • 1) Немедленно арестовать всю анархиствующую, меньшевистскую и эсеровскую интеллигенцию, прежде всего тех, кто работает в комиссариатах сельского хозяйства и продовольствия; 2) После этого арестовать всех анархистов и меньшевиков, работающих на заводах и фабриках, способных призывать рабочих к стачкам или манифестациям»¹⁶.

Введение НЭПа вовсе не означало ослабления карательной политики, на-оборот, начиная с марта 1921 года оно сопровождалось усилением репрессий в отношении умеренных социалистов. Это усиление было продиктовано не о пасениями, что меньшевики и эсеры станут в оппозицию к новой экономической политике, а тем фактом, что именно они призывали именно к подобным мерам, и жизнь подтверждала правильность их анализа. Раздосадованный Ленин высказался в апреле 1921 года вполне определенно: «Единственное место

 

130 Государство против своего народа

для меньшевиков и эсеров, что бы они ни провозглашали и как бы ни маскировались, — это тюрьма».

Несколькими месяцами позже, сочтя, что социалисты всё еще слишком «суетятся», он писал: «Если меньшевики и эсеры еще раз высунут свой нос — расстреливать их безжалостно!» С марта по июнь 1921 года было арестовано еще две тысячи членов умеренных социалистических партий и сочувствующих им. Все члены Центрального Комитета РСДРП (партии меньшевиков) снова оказались в тюрьмах; протестуя против уготованной им ссылки в Сибирь, они объявили в январе 1922 года голодовку; двенадцать ее руководителей, в их числе Дан и Николаевский, были высланы за границу и в феврале 1922 года обосновались в Берлине.

Одним из приоритетных вопросов, вставших перед режимом весной 1921 года, был вопрос о росте промышленной продукции, объем которой упал до 10% от уровня лета 1913 года. Далекие от мысли ослабить давление на рабочих, большевики продолжали и даже усилили милитаризацию труда, начавшуюся в предыдущий период. Политика, проводившаяся после введения НЭПа в Донбассе, крупнейшем горнодобывающем и металлургическом районе (80% угля и стали страны), представляется, на взгляд многих исследователей, показательной для диктаторских методов, применявшихся большевиками, «чтобы заставить рабочих работать». В конце 1920 года один из соратников Троцкого Григорий Пятаков был назначен председателем Центрального правления каменноугольной промышленности Донбасса. За один год путем жесточайшей эксплуатации ста двадцати тысяч шахтеров, основанной на все той же милитаризации труда, Пятаков увеличил добычу угля в пять раз. Была установлена строжайшая дисциплина: любое отсутствие на работе приравнивалось к «акту саботажа» и наказывалось заключением в лагерь и даже смертной казнью — 18 шахтеров были расстреляны в 1921 году за «злостный паразитизм». Продолжительность рабочей недели была увеличена за счет труда по воскресеньям, широкое распространение получила практика «шантажа продовольственными карточками» в целях увеличения производительности труда. Все эти меры предпринимались в то время, когда рабочие в качестве зарплаты получали паек, составлявший от одной трети до половины необходимого для выживания рациона, когда им приходилось в конце рабочего дня отдавать свою единственную шахтерскую обувь товарищам из следующей смены. Само Правление каменноугольной промышленности среди причин многочисленных неявок на работу, помимо болезней, называло «хронический голод», а также «почти полное отсутствие рабочей одежды и обуви». Чтобы уменьшить количество едоков в условиях надвигающегося голода, Пятаков 24 июня 1921 года распорядился выселить из шахтерских городов и поселков всех лиц, не занятых работой на шахтах, избавившись таким образом от «мертвого груза». Продовольственные карточки у членов шахтерских семей были аннулированы. Было проведено строгое рационирование в зависимости от производства, на котором занят работник, вводилась примитивная форма сдельной оплаты¹⁷.

Все эти меры шли вразрез с идеями равенства и «гарантированного снабжения», которыми все еще баюкали себя многие, поверившие в пролетарскую мифологию большевизма. На деле все это предвещало комплекс антирабочих мер 30-х годов (заключение в тюрьму за опоздание на работу, запрет на увольнение и т.д.). Рабочий класс превращался ърабсилу, которую надо было эксплуатировать самым эффективным способом, обходя законодательство о труде и

 

От тамбовского восстания к Великому голоду 131

используя профсоюзы прежде всего в качестве палки погонщика. Милитаризация труда представлялась самой подходящей формой для управления этой рабочей силой — строптивой, голодной и малопродуктивной. Но трудно удержаться от вопроса: чем отличалась эта форма эксплуатации свободного труда от принудительных работ в карательных системах, расцветших в ЗО-е годы? Как и другие эпизоды этих лет, то, что происходило в Донбасе в 1921 году, несло в себе черты будущего сталинизма.

Среди других вопросов, имевших для режима приоритетное значение весной 1921 года, надо назвать наведение порядка в регионах, где действовали банды дезертиров и крестьянские отряды. 27 апреля 1921 года Политбюро назначило героя Кронштадта Тухачевского ответственным «за операции по ликвидации банд Антонова в Тамбовской губернии». Встав во главе почти стотысячной армии, в которую вошли многочисленные специальные части ВЧК с тяжелой артиллерией и авиацией, Тухачевский покончил с отрядами Антонова, проводя жесточайшие карательные акции. Командующий войсками Тамбовской губернии Тухачевский и председатель Полномочной комиссии ВЦИК Антонов-Овсеенко установили в Тамбовской губернии подлинный оккупационный режим, применяя такие меры, как массовые взятия заложников, смертные казни, заключение в наспех оборудованные концлагеря, атаки отравляющими боевыми веществами и депортации целых деревень, заподозренных в помощи «бандитам»¹⁸.

Чтобы показать, какими методами проводилось «умиротворение» Тамбовской губернии, приведем выдержки из приказа № 171 от 11 июня 1921 года, подписанного Антоновым-Овсеенко и Тухачевским:

 

«1. Граждан, отказывающихся называть свое имя, расстреливать на месте, без суда.

2. Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполиткомиссии или райполиткомиссии объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.

3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

4. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда.

5. Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитов, и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда.

6. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.

7. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно»¹⁹.

На следующий день после объявления этого приказа командующий Тухачевский приказал применить газы против повстанцев. «Остатки разбитых банд и отдельные бандиты продолжают собираться в лесах. <...> Леса, в которых укрываются бандиты, должны быть очищены с помощью удушающих газов. Все должно быть рассчитано так, чтобы газовая завеса, проникая в лес, уничтожала там все живое. Начальник артиллерии и специалисты, компетентные в такого рода операциях, должны обеспечить достаточное количество газов». Приказ

132 Государство против своего народа

№ 171 был отменен 19 июля в связи с резким противодействием многих большевистских руководителей такой форме «искоренения»²⁰.

К июлю 1921 года военные власти и органы ЧК уже приготовили семь концентрационных лагерей, где, согласно пока еще не полным данным, было размещено по меньшей мере 50 000 человек, главным образом стариков, женщин и детей, «заложников» и членов семей крестьян-дезертиров. Обстановка в этих лагерях была ужасающей: там свирепствовали тиф и холера, и полуодетые узники страдали от всех возможных бед. Летом 1921 года дал о себе знать голод. Смертность к осени поднялась до 15 — 20% в месяц! К 1 сентября 1921 года осталось некоторое количество разрозненных банд, в которых едва можно было насчитать до тысячи вооруженных людей. Напомним, что в феврале число повстанцев доходило до 40 тысяч. С крестьянской армией Антонова было покончено*. Начиная с ноября 1921 года многие тысячи заключенных из числа наиболее работоспособных вывозились из «усмиренных» деревень и сел в концентрационные лагеря на север России, в Архангельск и Холмогоры²¹.

Судя по ежедневным сводкам ЧК большевистскому руководству, «наведение революционного порядка» на селе продолжалось во многих регионах — на Украине, в Западной Сибири, губерниях Поволжья, на Кавказе — по крайней мере, до второй половины 1922 года. Навыки, полученные в предшествующие годы, сохранились, и, хотя продразверстка и связанные с ней реквизиции были официально отменены в марте 1921 года, заменивший их продналог нередко взимался с прежней свирепостью. Нормы налога, взвинченные в связи с тяжелым положением в сельском хозяйстве в 1921 году, поддерживали постоянное напряжение в деревнях, где у многих крестьян еще сохранялось оружие.

Передавая свои впечатления о поездке в Тульскую, Орловскую и Воронежскую губернии в мае 1921 года, заместитель наркома сельского хозяйства Николай Осинский писал об убеждении местных функционеров в том, что к осени реквизиции возобновятся. Местные власти «смотрят на крестьян как на прирожденных саботажников»²².

Из доклада председателя полномочной «пятерки» о карательных мерах против бандитов Тамбовской области.

10.7.1921

«Операции по очистке селений Курдюковской волости начались 27-го июня с деревни Осиновки, являвшейся ранее частым местом пребывания банд. Настроение крестьян к прибывшим для операции отрядам — недоверчиво выжидательное: банды не выдавали, на все задаваемые вопросы отвечали незнанием.

Было взято 40 заложников, селение объявлено на осадном положении, изданы приказы, устанавливающие 2-часовой срок для выдачи бандитов и оружия с предупреждением — за невыполнение будут расстреляны заложники. На общем собрании крестьяне заметно стали колебаться, но не решались принять активное участие в оказании помощи по изъятию бандитов. Повидимому, они мало верили в то, что приказы о расстреле будут приводиться в исполнение. По истечении установленного срока был расстрелян 21 заложник в присутствии схода крестьян. Публичный расстрел, обставленный со всеми формальностями, в присутствии всех членов «пятерки», уполномоченных, комсостава частей и пр., произвел потрясающее впечатление на крестьян <...>.

* Сам Антонов погиб летом 1922 года, попав вместе с несколькими оставшимися верными ему людьми в чекистскую засаду. (Прим. ред.)

От тамбовского восстания к Великому голоду 133

Что касается д[еревни] Кареевки, где ввиду удобного территориального положения было удобное место для постоянного пребывания бандитов <...>, «пятеркоО» было решено уничтожить данное селение, выселив поголовно все население и конфисковав их имущество, за исключением семей красноармейцев, которые были переселены в село Курдюки и размещены в избах, изъятых у бандитских се-мей. Строго после изъятия ценных материалов — оконных рам, сеялок, срубов, и др. — деревня была зажжена <...>.

3 июля приступили к операции в с. Богословкэ. Редко где приходилось видеть столь замкнутое и сорганизованное крестьянство. При беседе с крестьянами от малого до старика, убеленного сединами, все как один по вопросу о бандитах отговаривались полным незнанием и даже с вопрошающим удивлением отвечали: «У нас нет бандитов»; «Когда-то проезжали мимо, но даже хорошо не знаем, были ли то бандиты или кто другой, мы живем мирно, никого не беспокоим и никого не знаем».

Были повторены те же приемы, какие и в Осиновке, взяты заложники в количестве 58 человек. 4 июля была расстреляна первая партия в 21 человек, 5 июля — в 15 человек, изъято 60 семей бандитских — до 200 человек. В конечном результате перелом был достигнут, крестьянство бросилось ловить бандитов и отыскивать скрытое оружие <...>.

Окончательная чистка упомянутых сел и деревень была закончена 6 июля, результаты каковой сказались не только на районе двух волостей, прилегающих к ним,- явка бандитского элемента продолжается.

Председатель полномочной «пятерки»

Усконин»²⁰.

Чтобы улучшить сбор налога в Сибири, регионе, который должен был поставить большую часть сельскохозяйственных продуктов в момент, когда приволжские губернии были поражены голодом, Феликс Дзержинский в декабре 1921 года был командирован в Сибирь как чрезвычайный уполномоченный. Он ввел в дело «летучие революционные трибуналы», разъезжавшие по селам и приговаривавшие тут же, на месте, крестьян, не сдавших продналог, к тюрьме или лагерю²⁴. Как и реквизиционные отряды, эти трибуналы при поддержке «налоговых отрядов» допускали столько злоупотреблений, что сам председатель Верховного трибунала Николай Крыленко вынужден был направить специальную комиссию для расследования действия этих органов, опиравшихся на авторитет шефа ВЧК. Из Омска один из инспекторов комиссии доносил 14 февраля 1922 года: «Злоупотребления реквизиционных отрядов достигли невообразимого уровня. Практикуется систематически содержание арестованных крестьян в неотапливаемых амбарах, применяются порки, угрозы расстрелом. Не сдавших полностью налог гонят связанными и босиком по главной улице деревни и затем запирают в холодный амбар. Избивают женщин вплоть до потери ими сознания, опускают их нагишом в выдолбленные в снегу ямы...»

Напряжение во всех губерниях не ослабевало. Вот выдержки из сводки политической полиции за октябрь 1922 года, через полтора года после начала НЭПа:

«В Псковской губернии на продналог пойдет более 2/3 урожая. Четыре уезда восстали. <...> В Новгородской губернии сбора продналога не выполним, несмотря на 25-процентное понижение ставок, из-за неурожая. В Рязанской и Тверской губерниях выполнение 100% продналога обрекает крестьян на голод. <...> В городе Новониколаевске Томской губернии

 

134 Государство против своего народа

развивается голод, и крестьяне для своего пропитания заготовляют на зиму траву и корни. <...> Но все эти факты бледнеют рядом с сообщениями из Киевской губернии о массовых самоубийствах крестьян вследствие непо-сильности продналоговых ставок и конфискации оружия. Голод, постигший ряд районов, убивает в крестьянах всякие надежды на будущее"²⁵.

И все же осенью 1922 года случилось худшее. После двухлетнего голода выжившие ссыпали в закрома урожай, который позволил бы им пережить зиму, при условии, что нормы продналога будут уменьшены. «В этом году урожай зерновых обещает быть ниже среднего уровня десяти последних лет», — такими словами 2 июля 1921 года в газете «Правда» в первый раз на последней полосе, в коротенькой заметке, было упомянуто об обострении «проблемы продовольствия» на «фронте земледелия». Десятью днями позже в обращении Президиума ВЦИК от 12 июля «Ко всем гражданам РСФСР», подписанном председателем ВЦИК Михаилом Калининым, признавалось, что «во многих районах засуха этого года уничтожила посевы». Следом Центральный Комитет РКП(б) принял обращение Задачи партии в борьбе с голодом, появившееся в «Правде» 2 1 июля. «Бедствие, — объяснялось в обращении, — является результатом не только засухи этого года. Оно подготовлено и обусловлено прошлой историей, отсталостью нашего сельского хозяйства, неорганизованностью, низким уровнем сельскохозяйственных знаний, низкой техникой, отсталыми формами севооборота. Оно усилено результатами войны и блокады, не прекращающейся борьбой против нас помещиков, капиталистов и их слуг; оно и сейчас усугубляется выполнителями воли организаций, враждебных Советской России и всему ее трудящемуся населению»²⁶.

В долгом перечислении причин этого бедствия, которое еще не осмеливались назвать его подлинным именем, был пропущен самый важный фактор: политика реквизиций и грабежей, которую годами проводили в отношении и так уже ослабленного сельского хозяйства. Руководители затронутых голодом губерний, собранные в Москве в июне 1921 года, в один голос обвиняли правительство и всесильный Наркомат продовольствия в провоцировании голода. Представитель Самарской губернии, некто Вавилин, заявил, что губернский комитет по продовольствию с самого начала продразверстки давал дутые цифры при оценке урожая.

Несмотря на скудный урожай 1920 года, тогда реквизировано было десять миллионов пудов зерна. Взяли все резервы, даже семенной фонд будущего урожая. В январе 1921 года многим крестьянам было нечем кормиться. С февраля начала расти смертность. В течение двух-трех месяцев в Самарской губернии не прекращались крестьянские волнения. «Сегод