Преодолеть страх перед информантом

Успешность включенного наблюдения зависит не только от того, на­сколько информанты признали исследователя «своим», но также и от того, как сам исследователь воспринимает информантов. Иными словами, гра­ница «свои/чужие» конструируется как со стороны поля, так и со сто­роны исследователя. Препятствием могут служить неосознанные страхи, недоверие к информантам, высокомерие или, напротив, преувеличенный пиетет, с которыми исследователь приходит в поле и которые могут изме­няться со временем. Интересно проанализировать мои предрассудки, ко­торые мешали установлению контакта с жителями Dwyer.

Считается, что выбор объекта исследования определяется нашим бес­покойством о собственной профессиональной и эмоциональной безопа­сности (Kleimann, Сорр, 1993). Судя по составу попавших в мою «выбор­ку», я чувствовала себя эмоционально более комфортно с женщинами, чем с мужчинами, и со светлокожими постояльцами (белыми и hispanics) лучше, чем с чернокожими^[33]. Контактов с чернокожими я избегала, осо­бенно в начале пребывания в Dwyer. Мужчин опасалась вдвойне — к ним даже подходить было страшно, хотя причины этого страха я не могла бы объяснить. Я испытывала постоянное раскаяние за свои политнекоррект- ные чувства, но ничего не могла поделать. Существовали и объективные обстоятельства, влиявшие на мой выбор информантов. Установить кон­такт с мужчинами было сложнее, чем с женщинами. Они реже находились в lobby area, заглядывая сюда лишь по пути домой или в город, и долго не засиживались. Также проблематично было познакомиться с african-ameri- cans, они держались в Dwyer обособленно. Женщины редко ходили в оди­ночку, в lobby area они приходили группой — мамаши с детьми — и обща­лись в основном между собой.

По отношению к светлокожим жителям Dwyer я не испытывала явно­го страха, однако, когда впервые возник вопрос, где проводить интервью, я почувствовала себя очень неуютно от перспективы оказаться в чужой комнате один на один с информантом мужчиной. Я предпочла свою комна­ту — так мне казалось безопаснее. Постепенно страхи исчезли, я уже не боялась брать интервью в комнате информантов, даже стремилась к это­му, т. к. жилище может много рассказать о своем хозяине. Вместе со стра­хами проходили недоверие и настороженность по отношению к жителям Dwyer. Собираясь в Сан-Антонио, я не хотела, чтобы кто-то в shelter знал, что у меня есть лэптоп. Поэтому при переезде я упаковала его не в специ­альный чехол, а в сумку вместе с прочими вещами. Выходя из комнаты, я каждый раз прятала лэптоп под подушку и накрывала одеялом. Но до­вольно скоро перестала это делать и даже «обнародовала» свой компью­тер, показывая местным детям, как играть в игры.

Я приехала в Сан-Антонио с романтизированными представлениями о том поле, которое мне предстояло исследовать. Я заочно сочувствовала моим будущим информантам, сожалела о тех страданиях, которые им при­шлось пережить, об их тяжелой судьбе. Однако наблюдения за жизнью постояльцев Dwyer, информация о системе социальной помощи в Амери­ке, общение с социальными работниками существенно изменили мое от­ношение к бездомным. Для России бедность и нищета, как правило, со­седствуют с безысходностью. При той системе социальной помощи, ко­торая существует в Америке, можно вполне беспроблемно жить будучи бедным и бездомным, что и делали многие обитатели Dwyer: они не осо­бенно старались искать работу, существуя на самые разные социальные пособия. Характерно, что пособия воспринимались ими как нечто само со­бой разумеющееся. Я даже испытывала обиду, что бездомные в Америке живут лучше, чем, например, многие российские пенсионеры. Постепен­но романтические представления улетучились, и возникло даже некото­рое раздражение по отношению к бездомным. Однако оно не мешало мо­ему хорошему отношению к жителям Dwyer — к каждому информанту в отдельности я по-прежнему чувствовала сострадание и жалость.

Сложно оценить, как воспринимали жители Dwyer меня. Уже перед са­мым отъездом я узнала, что постояльцы называли меня между собой «Rus­sian lady». Я была для них экзотическим персонажем — многие слышали лишь название страны, из которой я приехала, но не представляли точ­но, где она находится («где-то на севере»). Возможно, вначале меня могли считать человеком администрации, чему способствовали мои частые визи­ты на территорию дирекции в первые дни пребывания^[34].

Ряд событий, произошедших ближе к концу моего пребывания в Сан- Антонио, я расцениваю как свидетельство того, что жители Dwyer меня приняли. Так, Мария стала курить при мне в своей комнате. Курение в Dwyer, как и распитие спиртных напитков, было строжайше запрещено. Нарушение этого правила грозило строгим наказанием вплоть до изгна­ния из Dwyer. Поэтому тот факт, что Мария курила при мне, можно счи­тать проявлением высокой степени доверия. Кроме того, я считаю важным отметить и то, что со временем некоторые постояльцы стали «стрелять» у меня деньги. Занимать друг у друга небольшие суммы — два-три дол­лара — нормальная практика, принятая среди жителей Dwyer, при этом долг, как правило, не возвращается. Денег никогда не просят ни у работ­ников администрации, ни у вновь приходящих, поэтому можно считать, что я если не стала своей, то, по крайней мере, преодолела барьер недове­рия и перестала восприниматься как чужая. Хотя мое пребывание в Dwy­er напоминало скорее экзотический ego-trip (Gans, 1999), чем тщательно спланированное полевое исследование, проведенные наблюдения оказа­лись чрезвычайно полезными для реализации моих исследовательских ин­тересов. Месяц, проведенный в Dwyer, дал мне новый исследовательский опыт включенного наблюдения в другой культурной и языковой среде, из которого я получила гораздо больше представления о жизни бездомных и бедных, чем из всей прочей деятельности в рамках проекта.

Литература

Gans Y. J. (1999) Participant Observation in the Era of «Ethnography» / / Journal of Contemporary Ethnography. Vol. 28. No 5. P. 540-548.

Geertz C. (1988) Works and Lives: the Anthropologist as Author. Stan­ford, California. Stanford University Press.

Jackson J. E. (1990) «I am a fieldnote»: Fieldnotes as a symbol of profes­sional identity / / R.Sanjek /ed. Field notes: The Making of Anthropology. Ithaca, NY: Cornell University Press. P. 3-33.

Kleinmann S., Copp M. (1993) Emotions and Fieldwork. Qualitative Re­search Methods. V. 28. SAGE Publications.

Ирина Костерина

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ИЛИ ПОСТОРОННИМ В...: ПУТЕМ КАСТАНЕДЫ

Для того чтобы понять глубинные смыслы, которыми молодые люди на^: деляют те или иные формы собственного досуга, метод участвующего на­блюдения является незаменимым. Это становится особенно очевидным на примере изучения пространства наркотизации. Поскольку господствую­щие представления об употреблении наркотических веществ отпечатаны в обыденном сознании,^[35] табуированные в публичном дискурсе практики употребления наркотиков тщательно скрываются от окружающих. Моло­дежные компании выстраивают жесткие границы по отношению к «миру взрослых». «Взрослые» (родители, правоохранительные органы, учителя) ассоциируются с репрессивными функциями и воспринимаются враждеб­но; их не допускают в закрытое молодежное пространство (тусовку).

Исследователю, желающему проникнуть в этот закрытый мир, следу­ет быть предельно тактичным и толерантным к культуре и ценностям ту­совки и не брать на себя функции «взрослого». Представляется, что толь­ко молодой ученый может достигнуть достаточной степени включеннос­ти в тусовку, так как одним из значимых элементов допуска в изучаемую среду становится, прежде всего, визуальный код^[36]. Включение новых чле­нов в группу обычно происходит через некую инициацию — проверку, ко­торая подразумевает если не участие в общих практиках употребления наркотических веществ, то по крайней мере совместное обсуждение нар­коопыта. Разговоры на «запрещенные» темы ведутся исключительно внут­ри молодежной компании, границы которой защищены ритуалами входа и для стороннего наблюдателя часто непроницаемы.

Именно эту проблему — как «молодые изучают молодых» — мне хоте­лось бы обсудить в этой статье, а также поделиться своими размышлени­ями над достижениями и ошибками. Многое я делала интуитивно, пола­гая, что мой возраст и достаточный уровень толерантности помогут мне достичь успеха в общении с изучаемой группой. На одном из этапов ис­следования мне и двум моим коллегам из НИЦ «Регион» предстояло полу­торамесячное этнографическое погружение в «поле»^[37]. Мы должны были войти в компанию/компании молодых людей, «сопереживать», разделять их практики и затем описать пространство молодежных компаний из пер­спективы открытости/сопротивления наркотизации. При этом все мы еще достаточно молоды^[38] (по крайней мере так себя ощущаем и позициони­руем и так нас воспринимают окружающие), т. е. общаться нам предсто­яло почти что со своими ровесниками, но имеющими другой культурный опыт и часто другой сценарий социализации.