Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Михаил Садчиков Витя, Марьяна и Саша (фрагменты интервью)

Поиск

21 июня Виктору Цою исполнилось бы 29. Многие вспомнят его в этот день. Кто-то загрустит, кто-то улыбнется, кто-то прокрутит в тысячный раз его песни — слишком свежи еще воспоминания, не зарубцевались раны, не стерлась радость от встреч с ним самим, с его стихами. А я вот решил поговорить с Марьяной Цой, вдовой, матерью его сына.

— Марьяна, что сейчас происходит с Фондом Виктора Цоя? Я часто читаю: Фонд, Фонд, но сообщения весьма противоречивы и часто отдают излишней мечтательностью…

 

— Я максималист по натуре: мне либо плохо, либо хорошо, середины почти не бывает. Мне сейчас очень не хочется ошибиться, или во всяком случае я хотела бы, чтобы в печати это не было очень бугристо, потому что у меня с Юрием Айзеншписом (последний менеджер «Кино», москвич) сложные отношения. То есть я и не предполагала, что они будут простые (хорошие или плохие — это другое дело). Работая последние года два с Витей, он знал, конечно, что в Ленинграде у Цоя какая-то жена с ребенком, но не представлял, что судьба повернет так, что ему придется со мной часто общаться. Когда Айзеншпис стал делать этот Фонд, выяснилось, что никуда друг от друга не деться. Я ему категорически не нравлюсь со своими интеллигентскими ленинградскими замашками, я ему мешаю, все время говорю поперек, в общем, действую на нервы, а он мне действует точно так же.

Но, поскольку Фонд, если он хочет выжить, не может существовать без авторского права, нам приходится существовать вместе.

— Как выглядит сейчас ситуация с авторским правом Цоя?

— В нашей стране все выглядит очень странно, но тем не менее, доходы, которые приходят на ВААП, делятся пополам. Половину получают Витины родители, половину — мы. Но авторское право все равно едино и неделимо. Если, к примеру, родители решили выпустить сборник Витиных стихов или какую-то пластинку, а я против, — то они все равно не в состоянии это сделать, и наоборот. Поэтому тут все очень сложно.

— Марьяна, но я уже получил несколько писем от читателей: «На каком основании авторское право получили именно вы?»

— Я законная жена, у нас законный, рожденный в браке, ребенок.

— А Витины родители живы-здоровы? Кстати, кто они?

— В данный момент Валентина Васильевна и Роберт Максимович забрали у меня на пару недель Саню. Мама Витина недавно вышла на пенсию — она работает в школе, папе — он инженер — несколько лет осталось до шестидесяти. Сейчас мы все вместе заняты памятником и другими проблемами. Мы с родителями здесь, в Ленинграде, Фонд в Москве ситуация, мне кажется, не совсем верна. С другой стороны, доверие на создание Фонда Айзеншпису выразили музыканты группы «Кино».

Но мне все равно бы хотелось: чтобы когда-нибудь все это было у Вити на родине. Да, он метался последние два года между Москвой и Ленинградом, но на все вопросы, которые я ему задавала, говорил: «Я хочу жить в Питере».

— Да уж ясно: кто из нормальных питерцев хочет жить в Москве… Ну а все-таки: что Фонд должен делать? Вот идет красивый разговор о строительстве Диснейленда имени Цоя…

— Мне это представляется несколько бредовым проектом: при нашем всеобщем кошмаре строить Диснейленд, закапывать голову в песок и заниматься страусиной политикой — довольно глупо. Я считаю, что Фонд первым делом должен опубликовать или заняться реставрацией всех записей (может быть, даже квартирных концертов). Неважно — какой от этого будет доход, хотя, естественно, он будет. Витя всенародно любим. Но надо этим заниматься, а мне кажется, все тут не очень бойко идет. «45» лежит у Тропилло, «Начальник Камчатки» — тоже. Оригинал альбома «Это не любовь» вроде бы потерян, но первая копия должна быть у Леши Вишни. И тоже никаких переговоров. Существуют еще и эти жуткие бытовые записи, которые с каждым днем осыпаются.

— Мне приходилось читать о том, что Фонд станет помогать молодым музыкантам…

— Довольно странная мысль, хотя это и записано в Уставе. Если Фонд собирается заниматься благотворительной деятельностью, то лучше помогать больным, сиротам, потому что молодые музыканты хоть и несчастные люди, но у них две руки, две ноги, голова на плечах. Пробиться всегда можно, когда ты жив-здоров. Потом Витя не был таким уж безмерным альтруистом по жизни, не могу сказать, что он брал и всем помогал, скорей наоборот — его нужно было на это подвигать.

— Многие звезды, помогая молодым, тем самым поднимают и свое реноме…

— У Вити этого и в помине не было. Зачем писать в Уставе о том, чего не будет?! Благотворительная деятельность должна быть, но сначала нужно все собрать, понять, каким количеством материала мы обладаем и что из этого может получиться. Ничего толком не собрано, ничего не издано, а тут начинаются разговоры: сделаем то, сделаем это, построим Диснейленд, перестроим Кремль…

— Думал ли он о смерти своей? Говорил ли он об этом? У меня в мае друг погиб, так он в свои 37 часто заговаривал о смерти, любил ушедших музыкантов — Джоплин, Моррисона…

— В той жизни, которую он прожил со мной, ничего подобного я не наблюдала. Скорей я больше любила того же Моррисона. Наоборот, он любил новую музыку, развеселую, старался слушать все последнее. Мне сейчас говорят: «Вот он же чувствовал, смотри, какие у него песни», но он ведь никогда веселых песен по большому счету не писал. Даже если взять «Камчатку» 85-го года.

— Как Саша, сын?

— Это, по-моему, отдельная в моей жизни будет история. Он такого смешения кровей — во мне ведь тоже намешана уйма кровей. Максимум того, что он может провести на стуле, — две минуты. Любит все сразу и в большом количестве, рисует отличные картины, тут же играет на бадминтонной ракетке (как на гитаре), поет, причем у него вырываются фразы и рикошетовские (из «Объекта», и отцовские, и БГ — все фонтаном. Обожает смотреть фильмы про Рэмбо, «Бэтмэна». Часто вспоминает отца, мы часто советуемся с Саней — перед тем как сделать какой-то шаг, всегда посидим-подумаем: как бы папа к этому отнесся?

— А я был удивлен, когда вы расстались, потому что для меня вы были законченной парой.

— Мы, наверно, и являли законченную пару, но только на тот период времени. Я сейчас стала старее, мудрее и понимаю, что со мной жить нужно иметь немерянный запас здоровья. Все равно что сидеть на просыпающемся вулкане. Хотя, конечно, пережить этот разрыв стоило усилий — я думаю, не только мне, но и ему. Во-первых, Саня, к которому он был крайне привязан. Когда у Вити появились какие-то деньги, он нас с Саней целиком содержал. Жизнь распорядилась так, что он сына фактически видел один раз в год — в этой злополучной Юрмале, хотя уж там они наслаждались вдвоем от души…

— Я в некоторых публикациях встречал такие слова: «жена Наташа». Это как понимать?

— Ты знаешь, Миша, мне кажется это оттого, что у нас просто в советском лексиконе для женщины, которая (в хорошем смысле слова) не оформлена официальным браком, нет нормального слова. «Подруга» — это сразу подразумевается нечто «такое». И у людей, которые к Наталье хорошо относятся, просто рука не поднимается по-другому написать. Меня это не обижает. Если бы Витя хотел, чтобы эта фраза не прозвучала, он и сделал бы все как-то по-другому. Наталью все знали, она присутствовала на всех концертах, в Ленинград приезжала. Он нас познакомил задолго до трагических событий, специально познакомил, чтобы для всякой закулисной мелюзги не была бы наша встреча лакомым куском. Другое дело, что мы с ней практически не общались: у нас был барьер, который тут же исчез, когда Витя погиб. Я приезжаю в Москву — всегда к ней иду, она в Ленинграде — нас навестит.

Я помню, мне позвонила одна родственница, прочитавшая в «Огоньке» публикацию Джоанны Стингрей, что Витя приезжал в Америку с «женой Наташей». И меня потом люди недалекие уговаривали чуть ли не в суд подать. А я говорила: «Ребята, вы что, с ума сошли! Мы с Натальей друг друга знаем, прекрасно общаемся, она жила с моим сыном несколько раз по два месяца летом…» Вообще я чувствую, что многим интересно наблюдать мою реакцию на подобные вещи. Но я научилась владеть мышцами лица.

— Извини, я нечаянно…

— Мы с Витей брак не собирались расторгать, у нас были на то свои причины, хотя они не были никак связаны с какими-то нашими дальнейшими планами.

— С ребятами из «Кино» ты поддерживаешь отношения?

— Я привыкла последние два года их мало видеть. Иногда наберешь номер Юрика Каспаряна, поговорить, вроде все нормально: «Ой, Марьяша, я заеду, я заеду!» Сашка его вспоминает!

— Марьяна, ты обронила такую фразу: «Если через десять лет это кому-то надо будет». А сама-то как считаешь — надо будет?

— Тут-то и зависит многое от Фонда. Мне моих единоличных усилий не хватит.

— Но ведь это палка о двух концах. Когда Высоцкого канонизировали, люди им стали меньше интересоваться. У нас же в стране все наоборот!

— Пусть поклонников будет меньше. Останутся люди, которых не модой захлестнуло — у кого все от сердца. Сейчас моды слишком много… Все будет зависеть от того, как мы воспитаем собственных детей. Если мы эту музыку им привьем, тогда и через десять, и через пятнадцать лет она будет звучать, а если нет — тогда пройдет как дым.

«Смена», 21 июня 1991 г.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-21; просмотров: 316; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.119.19.251 (0.011 с.)