Ф. Боас. История и наука в антропологии

чем я понимаю жизнь индивида, контролируемую культурой, и влияние на культуру самого индивида. Но это не история. Историческая интерпретация требует иного использования описательного материала, и здесь гораздо лучше обратиться к археологии, биологии, лингвистике и этнографии.

Если д-р Крёбер считает историческим исследованием мой первый этнологический опыт «Центральные эскимосы» («The Central Escimo»), написанный в 1885 г., то я отказываюсь его понять. Эта работа — пример описания, основанного на скрупулезном изучении повседневной жизни народа, и в нем есть ряд недочетов, которые объясняются моей некомпетентностью во многих вопросах. Некоторые элементы исторического подхода в ней проявились лишь в сопоставлении изучаемого племени с другими эскимосскими племенными группами и с индейцами бассейна Маккензи, в тщательном анализе данных о более ранних эскимосских поселениях и в догадках относительно путей их древних миграций. Все прочее там — чистое описание. И если в более поздних работах я перестал делать упор на географические условия, то это потому, что прежняя моя уверенность в определяющей роли географических факторов — уверенность, с которой я отправился в экспедицию 1883-84 гг., — сменилась разочарованием в них как творческих элементах культурной жизни. Я всегда готов признать их значение для узколокальных и модифицированных культур, но обстоятельства сложились так, что в позднейших моих полевых исследованиях этот вопрос оставался на заднем плане, ибо его разработка не вносила в них особой ясности.

Позволю себе напомнить д-ру Крёберу об одном небольшом инциденте, который хорошо характеризует мой интерес к социологическим и психологическим интерпретациям культур — точнее, к тому направлению, которое в наши дни стали называть функционалистским. Я попросил его собрать сведения о традициях арапаго, не задаваясь вопросом о «подлинности» форм, в которых дошли до нас их сказания и обычаи — той «подлинности», что составляет главную заботу многих этнологов. В результате возникла коллекция сказаний, многие из которых оказались весьма пространными. Это собрание вызвало гнев Алисы Флетчер, признающей лишь идеальных индейцев и презирающей все, что отдает, по ее мнению, повадками «младших конюхов». Поскольку она пыталась критиковать работу д-ра Крёбера именно с этих позиций, я выступил с небольшой заметкой «Этнологическое значение эзотерических доктрин»³, где хотел выяснить «функциональное» соотношение экзотерического и эзотерического знания и показать, что интеллектуальные навыки простонародья — в том виде, в каком отражают их упомянутые выше

 

==529

Методы интерпретации культуры

сказания, — достойны изучения. Те же мысли высказаны мной в сообщении о тайных союзах у квакиутлей для ежегодника памяти Адольфа Бастиана [Anniversary Volume for A. Bastian] в 1896 г. и, с несколько иной точки зрения, в выступлении по тому же поводу на XIV съезде американистов в 1904 (опубл. в 1906; последнее сообщение больше касалось становления типов культурного поведения). Эти работы я вправе назвать культурно-историческими, ибо в них рассматриваются способы, которыми созидается остов самобытной культуры, находящейся в окружении других культур.

В своих попытках восстановить историю культуры мы поневоле довольствуемся косвенными свидетельствами, и наша обязанность — относиться к ним с величайшей осторожностью. Д-р Крёбер ставит мне в вину отсутствие интереса к этим вопросам. В таком случае я, по-видимому, зря потратил годы на реконструкцию социального строя, историю тайных союзов и классификацию художественных стилей и сказаний народов Северо-Западного побережья Америки. Мне казалось, что такое детальное изучение ценно не только само по себе, но и как выявление универсальных черт человеческой истории, поскольку в каждой отдельной культуре находят отражение общекультурные феномены. Отказывая этой кропотливой работе в какой-либо ценности, д-р Крёбер, судя по всему, напротив, готов приветствовать любой порыв разгоряченного воображения. Не могу иначе оценить его похвалу в адрес моей публичной лекции «История американской расы»⁴, с которой я выступил как президент Нью-йоркской Академии наук. Поддержав мои доводы, он не преминул заметить, что я отпустил поводья своей фантазии куда больше обычного. Гдето около 1895 г. я проделал тщательный анализ доступного тогда материала о соотношении мифов Северо-Западного побережья и других регионов Америки и Старого Света⁵ и попытался доказать их историческое родство, но, должно быть, остановился, по мнению д-ра Крёбера, на полпути, не рискнув определить центр происхождения каждого элемента. Однако я и сейчас стою на своем и утверждаю, что такой результат возможен лишь в исключительных случаях. То, что феномен достиг наивысшего развития в определенном месте, не доказывает еще, что он здесь и возник. Уверенность д-ра Крёбера в противном, которую я считаю необоснованной, в сочетании с его более легковерным отношением к материалу, обусловили различие наших методов. В устной беседе со мной он признал, что если для моих выводов необходима более высокая степень вероятности, то сам он готов довольствоваться малым. Но это — позиция эпикурейца, а не современного ученого.

 

К оглавлению

==530

Ф. Боас. История и наука в антропологии

К сожалению, я не могу признать его обзор моих работ беспристрастным Верно, что на моем счету мало самостоятельных археологических исследований. Своим единственным достижением здесь я считаю лишь установление хронологической последовательности архаики, теотиуаканской культуры и ацтекского периода в Мексике, которое, по-видимому, явилось первым стратиграфическим исследованием по Северной Америке (не считая раскопок Дэлла на Алеутских островах). Вместе с тем в программе экспедиции Джезупа я отвел значительное место археологическим разработкам, которые под внимательным руководством Харлана Смита дали ряд важных находок в бассейне р. Фрейзер, свидетельствующих о проникновении туда внутриматериковых культур. И если в более северных районах они не привели ни к каким результатам, то причина тут не в отсутствии интереса, а в недостатке материала. Могу добавить, что я из года в год убеждаю нашу ученую общественность в необходимости возобновить тщательное археологическое обследование Северной Аляски, которое в свое время, после ряда сенсационных находок (преимущественно памятников искусства), уклонилось от главной своей задачи. Между тем основной проблемой здесь по-прежнему остается наличие или отсутствие предэскимосского типа в области Берингова моря.

Критика же моих языковедческих работ, похоже, и вовсе не достигает цели. Изучение лингвистических взаимосвязей служит мощным средством исторического исследования и остается таковым независимо от того, предполагаем мы чисто генетическое соотношение или возможность глубоких взаимовлияний при языковых контактах. Вопрос этот важен с точки зрения взаимосвязи языков, но не имеет никакого отношения к историческому или неисторическому подходу. Если он будет решен, мы сможем дать лингвистическим данным историческую интерпретацию. Здесь, как и в других случаях, я выступаю противником необоснованных допущений, для которого неубедительна и сорокапроцентная вероятность.

Совершенно непонятна мне и критика моей книги «Первобытное искусство» — в частности, утверждение, что в ней не рассматривается художественный стиль. Между тем именно вопросам стиля отведена у меня целая глава; имеется и глава, специально посвященная стилю Северо-Западного побережья и представляющая своего рода образец моего подхода к проблеме По-видимому, у д-ра Крёбера свои представления о том, что такое стиль, равно как и о том, что есть история. Относительно же поставленного мне в вину умолчания об истории стиля Северо-Западного побережья замечу, что, к

 

==531