Великое психическое дыхание йогов

Это дыхание требует большой практики со стороны ученика (ученицы) в области ритмического дыхания и умения сосредоточить внимание и мысли на ту картину, которую ты воображаешь. Общие принципы большого психического дыхания выражает старое изречение индусов: «Благо йогу, умеющему дышать своими костями».

Упражнение в этом дыхании наполняет праной весь организм, и ученик, проделав его, видит, что каждая кость его, каждый мускул, нерв, ткань переполнены энергией, праной, и ритмом дыхания. Йоги уверяют, что тот, кто усиленно упражняется в этом дыхании, чувствует себя так, как будто бы у него новое тело.

Упражнение

1. Лечь удобно, без всякого напряжения.

2. Дышать ритмично, пока ритм не установится вполне.

3. Затем, вдыхая и выдыхая воздух, создавать в уме картину дыхания, входящего в тебя через кости ног и проходящего по ним; потом оно переходит по костям рук и через верхушку черепа, через желудок и воспроизводительные органы; затем поднимается вверх и вниз вдоль спинного хребта и, наконец, как будто дышит каждая пора кожи, вдыхает и выдыхает воздух, и все тело наполняется праной и жизнью.

4. Продолжая дышать ритмично, направить поток праны в семь жизненных центров по очереди, вызывая в уме их образы, как в предшествовавшем упражнении:

1) в лоб;

2) в затылок;

3) в основание мозга;

4) в солнечное сплетение;

5) в область крестца (нижнюю часть спины);

6) в середину живота;

7) в воспроизводительную область.

Заканчивать, несколько раз проводя ток праны взад и вперед от головы до ног.

5. Сделать очищающее дыхание.

В главах XXII и XXIII идет речь о том, как освободить мышцы от напряжения, и насколько это полезно. Я здесь не пишу, ибо слишком много «воды». Приедешь в Ленинград в сентябре и прочитаешь сама.

Спасибо за письмо! Ты пишешь о йоговской любви, но ведь это, по сути дела, не любовь, а совместная жизнь йога и йогини для упражнения по хатха-йоге, где семя обоих наполняется праной, посредством которой вершина земной любви — страсть — переходит в мысль бодхисаттвы, или, как йоги называют, в великое блаженство. Это, видимо, отличается от наслаждения во время полового акта так, как может отличаться блаженство Бога от блаженства человеческого.

Во всех упражнениях хатха-йоги, в разделе «Половая жизнь йога и йогини» говорится о том, как в обычном половом акте йог и йогиня должны (путем длительного упражнения) научиться управлять страстью и подчинять ее воле, потом научиться семя, бинду на санскрите, направлять туда, куда им нужно. Это самое важное и сокровенное содержание хатха-йоги.

К сожалению, в русской книге об этом ни слова нет. При этом йог и йогиня обязаны обниматься и целоваться, ибо пока они не дойдут до настоящего способа управления своей страстью, они обычным способом должны возбудить то, что нужно. Этот раздел я читал на тибетском языке и при встрече тебе поясню; упражнение сложное и странное, где участвуют сосредоточение и ритмическое дыхание с обеих сторон: как со стороны йога, так и со стороны йогини. Одним словом, обычная земная любовь посредством упражнения переходит в любовь божественную.

Помнишь, Ната, ты говорила насчет меня, что я ненахален, а это, может быть, результат тренировки, т. е. подчинения страсти воле. Не так ли?

Ната! Не бойся выйти замуж за меня, если ничего не получится, т. е. не будет земной любви и не сможешь добиться «любви» йога, то ты можешь оставить меня в любое время. В конце концов я понимаю, что ты не можешь ради моего счастья жертвовать собственным земным счастьем. К «сожалению», моя земная любовь к тебе слишком большая и берет перевес над чувством йога и силой воли. Это все поправимо, если жить вместе и упражняться.

Не смущайся, моя хорошая.

Целую тысячи раз.

Твой Биди.

P.S. Пока я воздерживаюсь тебе сказать, какими именно упражнениями тебе необходимо заниматься. Увидимся и поговорим. Пока займись тем, что тебе больше нравится. Вообще нужны они все.

Ната! Когда раскроешь письмо, найдешь сахарный песок, ты съешь его, не смущайся, так надо. Он имеет некоторое значение, о Котором я потом расскажу. Ты же мистик и знаешь некоторые странности мистики йогов.

P.P.S. 10 августа я буду выезжать отсюда в Москву, самое большее, буду здесь до 15 августа.

На песок положил вату, иначе конверт трещит и шумит.

 

 

6 сентября 1957 г.

Москва

Дорогая Наташа!

Наконец после долгих мытарств я приехал в Москву. Тебе не писал давно, это тебе известно. После твоих последних писем я принял решение не писать, ибо все, на что я надеялся, оказалось мыльным пузырем. Такова моя карма. Мне ясно одно, что ты никогда меня не полюбишь и никогда не станешь моей.

Помнишь, зимой ты И. П. (Ирине Павловне — ред.) говорила: «Жаль, что нельзя иметь сразу двух мужей». Но это было сказано для того, чтобы я еще больше страдал. Когда я из твоих последних писем понял всю безнадежность моего положения, я пожалел самого себя, решил не писать тебе, думая, что, может, мне удастся забыть тебя, но оказалось, что это не так просто.

Единственно хочется, чтобы когда-нибудь ты поняла, что своим уходом смертельно ранила одного человека, который не делал никому зла.

Если найдешь нужным, то пиши по адресу: Москва, ул. Осипенко, д. 69, кв. 18, Фомину Василию Михайловичу для Дандарона Биди.

Привет твоей маме и В. Э. На днях напишу В. Э.

Пока. Целую много-много раз.

Твой Биди.

20 сентября 1957 г.

Москва

Дорогая, милая Наташа!

Спасибо за письмо; еще большее спасибо за то, что ты приезжала в Ленинград, чтобы увидеться со мной. Если это действительно так (не верить тебе не имею основания), то могу думать, что ты любишь меня. Я даже боюсь думать так, как бы не сглазить. Если бы это было действительно так, т. е. если бы я знал, что ты меня любишь, не оставишь меня, то я находился бы на вершине земного счастья. Все невзгоды, неустроенность, отсутствие перспективы казались бы мелочью.

Но не знаю, как прикажет мне моя карма. Конечно, я — человек, прежде всего мне хочется жить, как живут люди на свете. Всякому живому человеку свойственно иметь определенный план в жизни, перспективу во времени. Но, увы, я не имею никакого жизненного плана, никакой надежды на будущее. Поэтому уже давно не пишу друзьям, что я могу написать В. Э.: одни мои вопли о неустроенности и т. п. Может, когда-нибудь я напишу В. Э. радостное письмо.

Когда я приехал в Москву, то встретил одного крупного ученого, тибетолога с европейским именем, некоего Рериха. Он эмигрант, последние годы жил в Индии и Тибете. По договору с нашим правительством он приехал в Москву. Дали ему персональный оклад четыре тысячи рублей и квартиру. Меня с ним познакомил профессор Черемисов — тибетолог. Он (Рерих), оказывается, составляет тибетско-русский словарь и очень любезно пригласил меня участвовать в его составлении.

Кроме того, он говорит, что в Москве при Институте китаеведения организуется группа по изучению Тибета. Руководителем (как он говорит, президентом) будет он, Рерих. Говорит, что будет ставить вопрос обо мне.

По внешности он похож на джентльмена, насколько он джентльмен в деле, это мы увидим. Пока все это похоже на дым. Словом, еще вилами по воде писано. Если действительно они хотят организовать группу по изучению Тибета, то я, возможно, понадоблюсь, ибо специалистов по Союзу насчитывается два или три человека (вместе с Рерихом). Но я поставил вопрос так: если не дадут комнату в Москве, работать не соглашусь.

Когда я ехал сюда, в Улан-Удэ зашел в филиал Академии Наук, куда дали две штатные единицы для тибетологии, но до сих пор ни одного специалиста не нашли. Ведь Бурят-Монголия — центр буддизма в СССР, поэтому там большая библиотека, состоящая из материалов, изъятых из монастырей в эпоху их ликвидации (1934—. 1936 гг.) Конечно, там требуются научные работники. Директор восточного сектора филиала АН Ц. Б. Цыдендамбаев предложил мне одно место и с комнатой. Но мне все равно нужно было ехать в Москву. Не знаю, если здесь ничего не получится, то придется возвращаться в Улан-Удэ. Это большой индустриальный город, но все же там я не смогу найти те книги и материалы, которые я нахожу в Москве.

Сегодня получил письмо от Алексеева, он пишет, что ты была у него и понравилась ему. Насчет меня: еще не нашли штатную единицу, как он говорит, и ставит вопрос, чтобы эту единицу дали. Я пока махнул рукой на Ленинград: если будет единица и пригласят меня туда, а также будет комната, только тогда я смогу ехать. Иначе нет никакого смысла. Но в Институте китаеведения обещали издать в «Вестнике Китая» (журнал) один мой перевод с тибетского — «История распространения индийской философии в Китае», с предисловием и научным комментарием, работа составляет около трех печатных листов. В общем, впереди туман, никакого просвета как в жизни, так и в любви.

Мой сын[181] выдержал конкурсные экзамены и поступил в Московский университет. Я, наверно, писал тебе, что он ездил еще в 1955 г., провалился на экзамене, написал мне в лагерь, что поступил в Казанский университет и перестал мне писать; приезжаю летом домой, а он, оказывается, учительствует в семилетней школе по математике и физике. Постеснялся мне писать о том, что он провалился. Я с ним подружился, мне показалось, что он хороший человек и достаточно умен. Ему назначили стипендию 220 рублей. Видимо, без моей помощи он не сможет жить на эти деньги. Забот становится все больше и больше, так как я еще не устроен. Пока ничего веселого нет.

В Москве я живу на другой квартире, ибо М. А. и В. П. уехали в Крым с 3 сентября по 8 октября. Безика они поместили в ветеринарную лечебницу. Он чувствует себя плохо.

Очень жаль, что мне не пришлось увидеться с тобою. Как мне хотелось бы еще раз увидеть тебя! Ах... Будет ли еще такая возможность?.. Пиши по указанному адресу.

Передай привет своей бабушке.

Целую много-много раз.

Твой Биди.

Не забудь меня, моя хорошая!

29 сентября 1957 г.

Москва

Дорогая Наташенька!

Сегодня я получил твое второе письмо. Спасибо!

Видишь ли, Наташа, я знаю десять заповедей Будды — это элементарные знания по буддизму. Меня интересует название книги, которую ты читала. Есть маленькая брошюра некоего Теннисона Карла,[182] может, это ты и читала? Во всяком случае на европейских языках есть книги по буддизму, но по йогизму почти нет. Если есть, то они описывают самые безобидные вещи, а рациональное зерно учения, к сожалению, только на санскрите, на тибетском и монгольском языках.

Насчет тех книг, которые я тебе обещал: я привез их. Но мечтал, что мы с тобою увидимся и я смогу рассказать тебе содержание тибетских тантрийских книг. Хотя я их и привез тебе, но они для тебя не имеют никакого существенного значения, т. е. они просто ничего для тебя не значат без знания языка. Поэтому я обещаю тебе перевести их и постепенно передать через письма.

Я привез и Рамачараку («Хатха-йогу», «Джняна-йогу», «Раджа-йогу» и др.) Это одна огромная книга на русском языке, изд. 1912 г. Я могу отправить ее тебе по почте, но дойдет ли? Словом, я решил положиться на тебя: как скажешь ты, так я и поступлю. Если придется возвращаться в Улан-Удэ, то я мог бы заехать к тебе (при наличии денег).

Сейчас в Москве я веду одну литературную работу, связанную с 300-летием «добровольного» присоединения бурят-монголов к русскому народу. Праздник будет в конце 1958 г. Эту работу я веду по договору с Министерством культуры БМ АССР. Пока работаю в библиотеке им. Ленина, копаюсь в архивах XVII и XVIII вв. Работа обещает быть хлебной.

Если поеду домой, то напишу тебе из Москвы и по дороге домой. Напишу, разумеется, адрес в Улан-Удэ.

Пока, жду письмо.

Привет маме твоей, В. Э. и Горику.

Целую много-много раз.

Твой Биди.

4 октября 1957 г.

Москва

Дорогая Наташа!

Спасибо за письмо.

Я закончил свои дела в Москве быстро, т. е. 9 октября еду на родину. Принял решение поехать в Улан-Удэ и там работать до весны. Следуя твоему наставлению, решил ограничить свои требования до минимума: научиться жить так, чтобы поддержать свое существование. Посмотрим, смогу ли.

Пока мне не пиши. Из Улан-Удэ напишу свой адрес.

Пока. Целую много-много раз.

Сердечный привет В. Э. и маме твоей.

Твой Биди.

P.S. Не везет мне по-земному, а может, это полезно на небе?

Песок, который я прислал тебе, был привезен из Индии хамбо-ламой (Шираповым — ред.) — главой буддистов СССР, когда он ездил на празднование 2500-летия со дня погружения в Нирвану Будды. Он мне говорил много таинственного, мистического по поводу этого песка.

Б.

24 ноября 1957 г.

Улан-Удэ

Дорогая моя Наташенька!

Долго я не писал тебе, на то было много причин. 15 октября я приехал в Улан-Удэ, до 1 ноября был занят литературной работой, т. е. написал киносценарий на историческую тему в связи с 300-летием «добровольного» присоединения бурят-монгольского народа к русскому государству.[183] За это время я был всецело занят работой и устройством сценария, это мой хлеб, он должен стать моим экономическим базисом. Наконец, недавно состоялось обсуждение сценария в Союзе писателей Бурят-Монголии, и Министерство культуры берется хлопотать и договориться с киностудией.

Так как праздник 300-летия будет летом 1959 г., то, если решили ставить, должны начать съемку весною 1958 г. В этом случае я опять буду в Москве в феврале или марте 1958 г. Тогда я приложу все усилия, чтобы увидеть тебя. Придется мне быть в Москве в течение года, а может быть, и больше.

А с 1 ноября я устроился работать в филиале АН в Институте культуры в секторе тибетологии. Работаю внештатным научным сотрудником, ибо нет штатного места. В план на 1958 г. меня включили в штат, но утвердят ли, опять не знаю.

Все-таки лучше, чем скитаться.

В смысле наличия тибетской литературы здесь лучше, чем в Москве, конечно. Пока еще вплотную не подошел к этим сокровищам. С 9- го по 22 ноября лежал в больнице — грипп в тяжелой форме.

Я хотел тебе написать, когда устроюсь окончательно, и вот теперь считаю, что более или менее устроился и пишу тебе. Скоро буду писать длинные письма, я еще ведь не закончил «Хатха-йогу», осталось много упражнений.

Скажи, хочется ли тебе видеть меня?

Передай привет В. Э., маме и Горику. Скоро сам напишу им письмо.

Мой адрес: Улан-Удэ, ул. Папанина, д. 5, кв. 37, Санжину для Дандарона Бидии.

Целую тебя крепко-крепко.

Твой Биди.

С нетерпением жду письмо.

 

8 декабря 1957 г.

Улан-Удэ

Дорогая Наташа!

Сейчас только что получил твое письмо от 30 ноября. Очень и очень обрадовался.

Работаю я в рукописном фонде Института культуры, разбираю и описываю тибетские рукописи и ксилографы. Попадаются очень интересные тантрийские книги: о способах созерцания и т. д. Я пишу название книг и даю краткую аннотацию (описываю краткое содержание книги). Конечно, для Института культуры нужны исторические и философские книги, а что касается йоговских мистических книг, то я не видел, чтобы кто-нибудь интересовался. По-видимому, кроме меня, никто их не будет читать. Вообще тибетский текст не читает никто.

Так как я работаю внештатным научным сотрудником, то с 1 января до утверждения бюджета, вероятно, придется опять уйти; ибо пока не утвердят фонд на внештатных работников, они не могут меня принять. На днях директор нашего института уехал в Москву, увез творческий план нашего сектора, куда включено составление классического тибетско-русского словаря и современного тибетско-русского. Этот план был предварительно обсужден в обкоме и одобрен. Если все это утвердится, то я должен буду заключить договор. Вот такова теоретически перспектива на будущее. А практически в результате отказа одного большого начальника надежда может исчезнуть, как сон, как утренний туман, а с ней и жизнь.

Насчет сценария: здесь дело обстоит лучше. По крайней мере на всех обсуждениях сценарий одобрили, и Министерство культуры БМ АССР включило его в творческий план 1958 г. Как тебе писал в тот раз, 300-летний юбилей будет в 1959 г. летом, значит, остается полтора года. Съемку и подготовку к юбилею должны начать с весны 1958 г. Вот тогда я должен буду поехать в Москву. Только как мы увидимся: если будет возможность, ты приедешь ко мне, или я приеду в Тракай. Если таковое случится, то мы поговорим или спишемся.

Я особенно не отчаиваюсь, что мы так далеки друг от друга, ибо из Улан-Удэ два раза в неделю летит ТУ-104 (реактивный самолет), это расстояние он покрывает за семь часов. Можно завтракать в Улан-Удэ, а обедать в Москве.

Пиши, моя хорошая и любимая.

Целую много-много раз.

Твой Биди.

27 декабря 1957 г.

Улан-Удэ

Дорогая, милая моя Наташа!

Сегодня получил твое письмо от 18 декабря, очень и очень рад.

Пока я работаю в этом же институте; не знаю, что будет дальше. Если не будет штата на 58-й год и если уйду из института, то возможно, найду еще какую-либо работу. Вероятно, мы действительно не умеем устраивать свою судьбу, только если на самом деле судьба наша зависит от нас самих. Но я как буддист не верю в это, ибо карма (судьба), видимо, не зависит от моей ловкости. Первое твое письмо еще не получил, ибо я не ездил в Кижингу. Думаю, что поеду лишь после Нового года. Я тоже скучаю по тебе, видел два раза тебя во сне.

Сейчас читаю Радхакришнана, второй том (он вышел недавно), где имеется раздел «Система йога Патанджали». В этом томе рассматриваются такие вопросы, как психология, средства познания, искусство йоги, этическая подготовка, дисциплина тела, регулирование дыхания, контроль над чувствами, созерцание, сосредоточение, свобода, карма, сверхъестественные силы, теизм йога.

Здесь он ничего нового и конкретного не говорит, лишь останавливается на общих положениях.

Рядом с йогом он рассматривает философскую систему санкхья, при этом проводит параллель между двумя системами: «Если санкхья придерживается того, что познание является средством освобождения, то йога настаивает на методах достижения сосредоточенности и активного усилия. В „Шветашватара упанишаде" говорится, что санкхья является методом спасения при помощи познания (похоже на Сократа — Б. Д.), тогда как йога представляет путь спасения посредством активных усилий или исполненной сознания своего долга деятельности в духе бескорыстия... Цель йоги — освобождение индивидуума от оков материи. (Так же рассуждали Платон и Плотин. — Б. Д.) Высшей формой материи, по понятиям йоги, является ум (читта), и йога указывает средство, благодаря которому человек может освободить себя от оков читты. Они говорят, что, отделяя читту от ее природных функций, мы преодолеваем страдания в этом мире и спасаемся от сансары».[184]

То, что санкхья называет махат, йога называет читтой. Это первоначальный продукт пракрити, хотя он рассматривается в более широком смысле, как включающий интеллект, самосознание, ум. (Ната! Мне кажется, я писал тебе обо всем этом. Да?)

Одним словом, «цель дисциплины йоги — вернуть читту к ее первоначальному состоянию всеохватывающей карана-читты путем давления раджаса и тамаса (об этих двух последних я тоже тебе писал — Б. Д.) Йогин достигает всеведения, когда восстанавливается всеохватывающее состояние читты. Когда читта становится такой же чистой, как сам пуруша (Я), последний освобождается. Именно с помощью читты Я (пуруша) узнает об объектах и вступает в связь с миром. Читта существует ради пуруши, который глубже мысли, чувствования и воли. В познании природа пуруши, или Я, не изменяется, хотя говорят, что он представляет собой вместилище знаний. Знание возникает, когда интеллект отражается в зеркале мыслящей субстанции (читта) и принимает ее формы постольку, поскольку последние имеют форму объекта. Читта может подвергаться модификациям и принимать форму объектов, находящихся перед ней, но она не может воспринять то, что она видит, так как она бессознательна по своей природе. Именно сознание Я, действующего на читту, делает ее воспринимающей то, что находится перед ней. В случае любого объективного знания читта испытывает как влияние субъекта, так и влияние объекта. Несмотря на то, что читта постоянно изменяется, наше сознание неизменно, так как Я, которое является действительно познающим, остается постоянным. Кроме того, так как читта может подвергаться только одной модификации, Я познает одновременно только один объект. Итак, мы не можем познать читту и объект одновременно. Воспринимаемые объекты независимы от нашего восприятия. То, что обусловливает познание вещей, не является причиной самой вещи. Две различные идеи не могут возникнуть одновременно. Впечатления, вызываемые в читте, оставляют после себя определенный остаток, являющийся причиной интересов и желаний, новых рождений и дальнейших переживаний. Действия читты вызывают силы, которые, в свою очередь, обусловливают другие силы, и, таким образом, колесо сансары движется беспрерывно».[185]

Значит, все пять злых начал сансары (невежество, собственно любовь и любовь к себе, гнев, гордость и зависть) имеют свои корни здесь. Значит, «из этих же отношений возникают страсти и желания и появляется чувство личности. Субъект отличается от ego, зависящего от опыта мира. Жизнь ego беспокойна и неудовлетворительна, она подвергается в действительности пяти несчастьям: неправильному представлению о невечном как о вечном, о чистом как о нечистом, и о неприятном как о приятном, о НЕ-Я как о Я, ошибочному отождествлению самого себя с органами тела и ума, привязанности к приятным вещам или ненависти к неприятным вещам и инстинктивной любви к жизни и боязни смерти. Освобождение состоит в разрыве связи Я с читтой. Когда Я освобождается от читты, оно возвращается к своей собственной основе и становится бесстрастным, бесцельным (в смысле мирском — славы и т. д. — Б. Д.) и безличным. Пуруша
(Я) по своей истинной природе является просто наблюдателем умственной деятельности. Когда ум (читта) активен, Я кажется переживающим различные состояния, а когда ум успокаивается при созерцании, Я пребывает в своей истинной форме.

...Подавление умственной деятельности не следует отождествлять с состоянием глубокого сна. Посредством йоги, или сосредоточенности, мы исключаем внешние влияния и постигаем внутренний дух», [186]т. е. раскрываем подсознание (из парапсихологии).

Ната! Однажды, еще летом, ты писала, что в йогизме многое устарело, нужно пересмотреть. Я думал об этом и поэтому хочу глубже изучить первоисточники — трактаты о читте; изучить христианскую мистику (в жизни христианских святых мучеников — Бернарда, Терезы, Иоанна Крестителя имеются интересные вещи). Попытаться сделать синтез и пересмотреть самую практику йогов в связи с парапсихологией.

Но пока кончаю на этом. Новый год буду праздновать с друзьями в Улан-Удэ. А после дней на десять поеду в Кижингу.

Целую много-много раз.

Твой Бидия.

 

1 февраля 1958 г.

Улан-Удэ

Дорогая моя Наташа!

С 3 января по 1 февраля был в командировке, в трехстах пятидесяти километрах от города, замерзал и устал изрядно. Приехал и нашел письма от тебя и В. Э. Еще не сходил в баню, сел сразу писать тебе ответ.

Я очень рад тому, что тебе было так радостно в новогодний праздник, мне не удалось так порадоваться. Но почему тебе нельзя было написать более длинное письмо?

Сейчас я пишу короткое письмо потому лишь только, что мне некогда писать длинное и думать о философии, я устал. Следующее письмо будет длинное. Сегодня даже не смогу написать ответ Вас. Эм., отложил на завтра.

Попал я в такое место, где редко ходят машины. Мне пришлось около тридцати километров идти пешком. В эти дни как назло были ужасные морозы. Я чуть не отморозил ногу, хотя был в валенках.

Работаю в том же институте. Мне поручили на 1958-й год составление тибетско-монгольско-русского словаря.[187] Существует хороший тибетско-монгольский словарь некоего Номтоева, видимо, придется ему дать русский перевод. Все это отнимает у меня время от философской работы, ничего не могу делать. Ибо нужно же на что-то кушать.

Пока, целую много-много раз.

Твой Биди.

Жду писем.

6 февраля 1958 г.

Улан-Удэ

Милая моя Наташа!

Сегодня получил второе твое письмо. Безмерно благодарен тебе.

Ты заметила, что я стал проявлять холодность. Это неудивительно, ибо еще в Москве в сентябре я получил от тебя письмо, где ты писала, чтобы я не думал о женщинах и благополучии жизни, что я как буддист должен отречься от этих благ и т. д. После этого я окончательно понял, что ты не любишь меня и не будешь любить никогда. Я давно тебе сказал, что люблю тебя не как сестру, а как женщину (девушку).

Летом в Кижингу ты писала, что не можешь стать моей женою, ибо меня любишь недостаточно, чтобы ею стать. После этого я обдумал очень многое, взвесил мое и твое положение и пришел к выводу, что мои мысли о тебе бесполезны, вернее, безрезультатны. И не только безрезультатны, но и вредны для меня как человека нервного. Но если ты ради меня, ради дружбы со мной жертвуешь своим чувством, то останешься на всю жизнь несчастной.

Все эти причины дали мне повод думать о том, что я должен постараться тебя забыть. Но если забыть тебя невозможно, то я хотел понемногу отвыкнуть, старался мало писать.

Из твоего последнего письма я вдруг понял, что ты можешь стать моею женою? Я, конечно, очень много мучился и страдал. Нервы мои плохи. Если я узнаю, что ты можешь стать моей женой в чисто земном смысле, то я смогу сделать все, чтобы добиться этого. Но в моем возрасте играть на моих нервах я не могу позволить. Ты пишешь, что если я забуду тебя, ты можешь умереть. В каком смысле ты пишешь это? В том ли смысле, что если я забуду тебя как мужчина? Или в том смысле, что я как друг и осведомитель йогической философии перестану тебе писать о йогической мистике? Все это мне не совсем понятно. Мы ведь знаем друг друга более полутора лет, пора нам говорить совершенно открыто. Ты знаешь, что я люблю тебя и не способен любить никого другого.

Я считаю, что ты достаточно обдумала эту проблему и можешь мне ответить конкретно, в этих случаях не нужно (даже вредно) медлить. От этих промедлений приходит гибель (разрыв). Теперь каждый торопится жить, это не XVII век. Каждый знает, что остается ему жить немного, и поэтому нужно торопиться.

Жду твой ответ. От него зависят мои дальнейшие действия. Для ясности: ответь на мой вопрос — можешь ли и будешь ли моей женой? Пока. Целую. Твой Биди.

Письмо отсутствует, есть только конверт со штемпелем: Кижинга, 26.03.58 г.

 

21 апреля 1958 г.

Улан-Удэ

Дорогая Наташенька!

Ввиду неустроенности на постоянную работу в Институте культуры я не могу найти квартиру в Улан-Удэ, живу у своего друга, который является литературным редактором Госиздата.[188] Но так как у него маленькие дети, мне невозможно работать по вечерам. По договору с Институтом востоковедения АН насчет составления тибетско-русского словаря на 15 — 20 тысяч слов мне необходимы условия для домашней работы, но поскольку Улан-Удэ не обеспечивает этими условиями, то мне 20 марта пришлось уехать в Кижингу к маме, где я занимался до 20 апреля. Последнее письмо я написал в Кижинге, наверно ты поняла из почтового штемпеля. Приехал в Улан-Удэ 21 апреля и к моей великой радости нашел два письма — от тебя и В. Э. Очень рад и доволен за В. Э.

Извини меня еще раз, моя хорошая Ната, за задержку ответа.

Насчет постоянной работы: ничего определенного. Обком указал Институту, чтобы меня включили в штат научных сотрудников, при этом уволив одного некомпетентного в области тибетологии человека; Пока это не осуществилось. Я тоже не особенно рад этому, ибо за счет другого не хочу устраивать свое благополучие.

В Улан-Удэ мои школьные друзья, когда я приехал в прошлом году из Москвы, меня не узнавали, ибо они занимали высокие посты, а теперь, когда я вошел в колею, издал несколько небольших статей, начали обращать на меня внимание. Но настоящих друзей, таких как В. Э., я еще не нашел. Не нашел человека, который пришелся бы мне по душе.

Как я писал тебе, занимаюсь составлением словаря и делаю перевод грамматики тибетского языка с тибетского. Эти работы мне могут быть полезными: 1) в смысле углубления знания тибетского языка; 2) в материальном отношении; 3) в смысле занимания определенного места среди научных работников-тибетологов, а в смысле же духовного удовлетворения они мне не дают ничего. Мне очень хочется исследовать психологию школ санкхья и йога и сопоставить их с европейскими школами, начиная с Платона, Плотина, Гегеля, Фрейда до школы парапсихологов, но пока не имею возможности, ибо совершенно не имею времени. То, что я теперь делаю, для меня является технической работой, но без этого я не могу занять необходимое место среди востоковедов (тибетологов), а без этого не могу попасть на постоянную работу в Москве.

Насчет сценария: поднимаем вопрос через обком КПСС и министерство культуры республики; как разрешат и приступят к съемке, сразу должен ехать в Москву. Тогда мы увидимся.

Постоянная душевная неудовлетворенность возбуждает мои нервы, мне все больше и больше хочется изолироваться от людей.

Ответ В. Э. напишу позже.

Пока, целую много-много раз.

Твой Биди.

Не сердись!

2 мая 1958 г.

Улан-Удэ

Дорогая Наташенька!

Сейчас только принесли мне твое письмо, я как раз сидел за составлением тибетских слов, которые обещал затранскрипировать на лхасском наречии один чехословацкий тибетолог профессор Седлачек.

Страшная скука. Вчера, 1 мая, мои хозяева (друзья) пошли на парад, я провел дома один целый день, работал по созданию словаря, немного читал «Этику» Спинозы. Сегодня друзья пошли в гости, я опять остался дома один. Вот когда я один — это мое наилучшее состояние. Как тебе писал, меня не интересует ни театр, ни кино.

Не знаю в чем дело, просто не тянет, и читаю художественную литературу.

Пиши мне подробно, как живешь, удовлетворяет ли тебя работа? Мне интересно. Напиши про судьбу своей подруги, которая уехала в Польшу и влюбилась в брата, какова их судьба? Напиши, почему твоя бабушка заинтересовалась мною?

От Улан-Удэ до озера Байкал ходят постоянно автобусы, четыре часа езды. Я думаю, если удастся, отдохнуть недели две на берегу Байкала в конце июня. Там чудесно, не хуже побережья Черного моря. Мне хочется хоть немного побыть с тобою, но когда же наступит такое счастье?

Не можешь ли мне достать две книги:

1. Tibet. Eva Siao. Harald Hauser, 1957;

2. Tibetische Kunst. Jisl, Sish, Vanis.

Они продаются в Москве в магазине «Книги народных демократических республик» на ул. Горького. Можешь ли заказать через Митю и Бродскую Л.? Эти книги мне очень нужны.

Желаю счастья.

Целую горячо-горячо, моя бесценная.

Твой Биди.

P.S. Мое начальство сообщило, что с 5 мая мне и многим другим научным работникам института предстоит поехать в командировку по сбору национального фольклора.

89

20 июня 1958 г.

Улан-Удэ

Дорогая Наташа!

С 20 мая нахожусь в разъездах по всей республике, являюсь работником диалектологической экспедиции. Только вчера вечером, т. е. 19 июня, дня на три приехал в Улан-Удэ, где нашел твое письмо, благодарю тебя от души.

Настроение лучше, но работа не совсем хорошая, ибо целыми Днями приходится иметь дело с колхозниками, которые рассказывают Мне старинные былины, легенды (устные), песни и загадки.. По Вечерам работаю над словарем; нет условий, все время на колесах: На чемодане сплю, на чемодане чай пью и т. д. Сама работа тоже не вдохновляет меня, ибо мне нет никакого дела до фольклора Монгольского народа, на то есть специальные люди. Но, к сожалению, Во всех советских учреждениях существует закон — произвол директора: приказано — сделано. Желание исполнителя не интересует никого.

От души рад успехам В. Э., сегодня напишу ему письмо.

Только в этом году я понял, что значит много работы: буквально некогда (иногда) пообедать.

С июня происходит расширение нашего института. Как филиал АН он расширяется в областной институт краеведения. Меня, видимо, включили в штат научных сотрудников сектора тибетоведения. Дай Бог, чтобы они дали мне возможность работать над тибетскими ксилографами.

Ната! Напиши, что нового у тебя, ездишь ли в Ригу со своими на отдых? Я считаю, что нужно отдыхать там, где это наиболее выгодно.

Пиши, как живешь и что читаешь интересного из области индийских тайн.

С приветом, целую много-много раз.

Твой Биди.

 

 

22 августа 1958 г,

Улан-Удэ

Моя хорошая Наташа!

Я сегодня приехал в Улан-Удэ и застал три твоих письма Очень тронут, настолько тронут, что не нахожу, как благодарить тебя.

Я до сих пор работаю по договору, но, начиная с конца июня, шла работа по укрупнению нашего института и включению его в состав Сибирского отделения АН СССР. В связи с этим было принято решение президиума АН СССР и расширили наш институт от 30 до 205 научных сотрудников. При этом меня включили в штат научным сотрудником тибетского сектора, но министерство финансов обещает финансировать лишь с 1 января 1959 г. А до этого времени опять придется жить по-прежнему: то работать по договору, то не работать.

Киносценарий мой, как тебе писал, обком КПСС направил в Москву в Министерство культуры с ходатайством, но когда это Министерство сможет мне сообщить ответ, я не могу знать.

Сейчас я больше занят составлением словаря; чем ближе подхожу к концу, тем больше появляется работы.

Одним словом, я до сих пор еще не устроился по-настоящему. Все это меня угнетает. Все же думаю, что осенью или в начале этой зимы я смогу попасть в Москву на один месяц. Если это случится, то буду прилагать все усилия, чтобы встретиться с тобою. Мне очень хочется увидеть тебя, за последний месяц я видел тебя во сне уже два раза; как будто бы мы с тобою сначала катались на лодке по очень живописному озеру, потом вдруг очутились под большим деревом на свежей траве. Даже во сне, когда с тобою вместе, я чувствую счастливым во всем.

С 20 июня по 20 июля я попал на горный минеральный источник, далеко в горах, там отдыхало около 80 человек, больных сердцем и нервными болезнями. Я принимал ванны и работал над составлением словаря. Теперь чувствую, что действительно эта вода хорошо подействовала на мои слабые нервы. Но на сердце никакого впечатления не произвела.

Передай привет В. Э., маме и другим своим близким.

Целую горячо-горячо.

Твой Биди.

Жду письмо.

 

6 октября 1958 г.

Улан-Удэ

Дорогая Наташа!

Спасибо за письмо! С б сентября по сегодняшний день я был в экспедиции в Саянских горах по сбору лекарственных трав для тибетской медицины. Нас было семь человек. Испытали наслаждение от красоты вечно снежных Саянских гор, но немало претерпели всяких бед.

В Саянских горах примерно до середины растет лес, повыше — сплошной кедрач, а еще выше — голые скалы, т. е. пики совершенно недоступные. Нам пришлось дойти до конца леса, где начинаются ложбины между гранитными пиками, там растет более 30 разновидностей лекарственных трав.

Первое время с непривычки к высокогорному климату у меня повысилось кровяное давление и пошла кровь из носа. Потом все пришло в нормальное состояние. Мы разбили лагерь, т. е. поставили палатку, через неделю (около 13 сентября) разразилась страшная пурга — ветер со снегом, сила ветра достигала иногда 9—10 баллов. Мы все залезли в спальные мешки, палатка наша держалась еле-еле. Когда пурга кончилась, а она продолжалась более 15 часов, мы оказались засыпанными снегом, за это время мы не ели и не пили.

На другой день после пурги пришли к нам люди с долины и рассказывали, что там, внизу, по-прежнему лето. И перед отъездом опять забушевала пурга, но мы спустились без каких-либо потерь. Зато в ясные дни в горах настолько чудесно, что не хватает слов выразить эту красоту. Здесь нет зверей; только очень высоко, на вершинах скал, бегают горные козлы; местные люди называют их оронго. Они с неописуемой ловкостью прыгают со скалы на скалу. Охотник