Письмо жене (германо-советская демаркационная линия), 21 июня 1941 года.

Письмо жене (германо-советская демаркационная линия), 21 июня 1941 года.

 

Когда это письмо будет отправлено, начнётся новая кампания. […] Никто не знает, чего ждать от нового противника. Во время войны с Финляндией русское руководство показало себя достаточно слабым. Рядовой боец, наверное, не является слабым оппонентом, как это было им продемонстрировано в начале Великой войны. Говорят, что боевой дух там вполне на высоте.

 

22 июня XXXXIII армейский корпус, которым командовал Хейнрици, пересёк Буг. Корпус составил южный фланг во время битвы за Белосток, дальше двигались на восток. В битве за Белосток (до 1 июля) и Минск (до 8 июля) РККА потеряла 324,000 человек пленными, 3,300 танков и 1,800 артиллерийских орудий. До 4 июля корпус Хейнрици был частью 4-й армии (Клюге), потом его передали 2-й армии (Вайхс).

 

Отчёт семье (восточнее реки Буг), 23 июня 1941 года.

 

Вчера против нас стояла русская дивизия, которую мы застали совершенно врасплох до того, как разбили её. Массы солдат бродят повсюду по бескрайним лесам и бессчётным крестьянским хозяйствам, часто стреляют со спины. Русский — коварный солдат в целом. Поэтому наши парни проводят зачистки, без пощады. […] Повсюду наши ребята забирают у крестьян лошадей для наших повозок, что вызывает плач и вой в деревнях. Вот так «освобождают» население. Но нам нужны лошади, а крестьяне, возможно, получат позже какие-то деньги.

 

Отчёт семье (восточнее реки Буг), 24 июня 1941 года.

 

В общем и целом, создаётся впечатление, что русский отводит свои силы на восток. В бою он стойкий противник. Он куда сильнее, чем французский солдат. Предельно выносливый, хитрый и коварный. Некоторые из наших потерь нанесены русскими, стреляющими по нашим бойцам со спины. Взятые нами пленные, пока что лишь несколько сотен, происходят из разных этнических групп. Среди них есть люди, которые выглядят как китайцы, нежели чем русские.

 

Отчёт семье (Лысков), 4 июля 1941 года.

 

Война в России неслыханно кровава. Враг понёс потери, невиданные до того в этой войне. Русским солдатам их командиры сказали, что все они будут нами расстреляны. Вместо сдачи в плен, они стреляют по каждому немцу со спины. Это вызывает ответные контрмеры с нашей стороны, достаточно жестокие. Процесс ускоряется тем, что сотни людей теряют свои жизни. Венчает это непонятный ландшафт: всюду леса, болота, поля со спрятавшимися в них русскими. Короче, тут не очень хорошо.

Три дня назад, после того как мы зачистили лес и взяли в плен 4,000 спрятавшихся русских, я ехал по насыпи в болоте. По обеим сторонам росли плотные кусты ольхи. Болото было по колено. Внезапно русский с винтовкой в руках выпрыгнул на дорогу где-то шагах в ста перед нами. Спустя лишь несколько секунд, 7 или 8 таких же парней последовали его примеру. Никто не мог сказать, нет ли там ещё других. Для них расстрелять нашу машину на дороге было бы детской забавой. Их 10, нас 3. Они прятались в кустах, мы же ехали по открытому пространству. Минуту мы совещались, что же делать. Лес молчал. Просто по случаю, две другие машины из наших — наше подкрепление — проезжали мимо. Вот теперь мы пошли на русских. Но мы не смогли их найти. Они спрятались в непроходимом болоте.

 

 

Письмо жене (Лысков), 5 июля 1941 года.

 

Мы расположились в аптеке, принадлежащей старому еврею. Он рад, что избавился от большевиков. Очевидно, что они очень плохо обращались с людьми, у которых была собственность. Мы видели лишь несколько больших хозяйств и имений. Всех владельцев уничтожили большевики, хозяйства запущены, разрушены, заброшены и вообще в ужасном состоянии. Их использовали в качестве бараков для рабочих или времянок. Русские солдаты не похожи на убеждённых большевиков. Пленные в основном жалуются на плохое питание и то, что начальство с ними плохо обращалось. Ясно, что не существует никакого реального «народного сообщества» [в оригинале стоит немецкий термин Volksgemeinschaft]. Комиссары мешали солдатам дезертировать и заставляли идти в бой под дулом пистолета — солдаты в ответ забили комиссаров до смерти.

 

Письмо жене (Козов), 6 июля 1941 года.

 

Прежде всего, невероятное состояние дорог. Господи, это территория севернее Припятских болот — просто проклятая.

[…]

Русский, что был прямо перед нами, теперь уничтожен. Всё было невероятно кроваво. В некоторых случаях мы не давали им никакой пощады. Русский словно зверь обращался с нашими ранеными солдатами. В ответ, наши парни пристреливают и забивают всё, что носит коричневую униформу. Необъятные леса до сих пор полны солдат из разбитых дивизий и беженцев, некоторые из них не вооружены, некоторые — вооружены, и они невероятно опасны. Даже когда мы направляем дивизии через эти леса, 10,000 из них умудряются избежать пленения, скрываясь на непроходимой территории.

Сталин отдал приказы отступающим войскам уничтожать всё, что мы сможем использовать. Так что опять грабёж и всесожжение как во времена Наполеона, и, в какой-то мере, как в 1915 году. Согласно моему начальнику, генерал-полковнику фон Вайхсу, лишь два помпезных здания, построенных при Советах, ещё остались в Минске, в городе, где живёт 200,000 человек. Всё остальное сожжено. В Козове, где мы квартируем, осталась лишь треть домов. Красные комиссары сожгли центр города. Население, наверное, это уже достало, это для них четвёртый раз, начиная с 1915 года!

На южном фасе дела не так хорошо, как тут, на центральном направлении фронта. На Украине русский отходит по плану и системно, так что много чего может уничтожить. Он слишком крепок, не пересилить. Следующая большая оборонительная позиция у него, похоже, на Днепре.

 

Письмо жене (Ляховичи), 8 июля 1941 года.

 

Этим вечером первый раз искупались. Настоящее наслаждение. Деревня, где стоим, Ляховичи, расположена в одной из этих типичных болотных долин, с маленькой речкой. […] Сегодня нам пришлось казнить коммунистку, которая за нашей спиной ухаживала за ранеными русскими и всеми средствами боролась против нас. Такая тут война.

 

Письмо жене (Ляховичи), 8 июля 1941 года.

 

Дороги забиты остовами и обломками сожжённых русских боевых машин и грузовиков, орудий, амуницией, разлагающимися лошадьми. […] Мы до сих пор находим блуждающих по лесам русских. Но никто не знает, сколько ещё прячутся там же. Невозможно прочёсывать эти леса и болота. Русские из разбитых дивизий не хотят ничего другого, кроме как попасть домой в качестве гражданских лиц и вновь быть крестьянами. Они не хотят, чтобы их отправили в Германию как пленных и не хотят думать о войне.

 

Письмо жене (Слуцк), 13 июля 1941 года.

 

Вчера летал в Минск. На высоте 600 метров — красота. Потрясающий вид, бесконечные леса, реки извиваются как черви, марширующие колонны, что меньше чем игрушка. В Минске, наполовину разрушенном, уцелело лишь несколько многоэтажных советских дворцов, дом гауляйтера, здание университета, дом Красной армии. Кичливые, неказистые дворцы, все увешаны картинами, восхваляющими Сталина, Ленина, Калинина и других…

Все церкви тут, в настоящей России, уничтожены. С колоколен сняты кресты. Здешняя слуцкая грекокатолическая церковь была уничтожена. Используя старые кирпичи от церкви, на том же месте строится дом гауляйтера. Романская католическая церковь была превращена в завод по разливу минеральной воды. Протестанскую церковь объединили с ещё одной фабрикой. Из того что пока мы видели, все божьи дома в деревнях переделаны в пожарные депо или склады. Снизойдёт ли гнев Господа на этих разрушителей?

Скоро втянемся в эту скверную борьбу против банд и нам придётся зачищать леса.

 

В середине июля наступление XXXXIII корпуса застопорилось под Бобруйском. Корпус втянулся в позиционные оборонительные бои.

Письмо жене (Бобруйск), 26 июля 1941 года.

 

Могу сказать лишь то, что Господь меня спас. Три дня назад я наблюдал за атакой, когда русский 10,5 см снаряд взорвался в 25 шагах от меня и сбил меня с ног. Я часами был наполовину оглохший. Потом русские танки показались позади командного пункта. И наконец самолёт, который должен быть доставить меня назад, взорвался и сгорел в 2 шагах от меня. Достаточно для одного утра.

 

Письмо жене (германо-советская демаркационная линия), 21 июня 1941 года.

 

Когда это письмо будет отправлено, начнётся новая кампания. […] Никто не знает, чего ждать от нового противника. Во время войны с Финляндией русское руководство показало себя достаточно слабым. Рядовой боец, наверное, не является слабым оппонентом, как это было им продемонстрировано в начале Великой войны. Говорят, что боевой дух там вполне на высоте.

 

22 июня XXXXIII армейский корпус, которым командовал Хейнрици, пересёк Буг. Корпус составил южный фланг во время битвы за Белосток, дальше двигались на восток. В битве за Белосток (до 1 июля) и Минск (до 8 июля) РККА потеряла 324,000 человек пленными, 3,300 танков и 1,800 артиллерийских орудий. До 4 июля корпус Хейнрици был частью 4-й армии (Клюге), потом его передали 2-й армии (Вайхс).

 

Отчёт семье (восточнее реки Буг), 23 июня 1941 года.

 

Вчера против нас стояла русская дивизия, которую мы застали совершенно врасплох до того, как разбили её. Массы солдат бродят повсюду по бескрайним лесам и бессчётным крестьянским хозяйствам, часто стреляют со спины. Русский — коварный солдат в целом. Поэтому наши парни проводят зачистки, без пощады. […] Повсюду наши ребята забирают у крестьян лошадей для наших повозок, что вызывает плач и вой в деревнях. Вот так «освобождают» население. Но нам нужны лошади, а крестьяне, возможно, получат позже какие-то деньги.

 

Отчёт семье (восточнее реки Буг), 24 июня 1941 года.

 

В общем и целом, создаётся впечатление, что русский отводит свои силы на восток. В бою он стойкий противник. Он куда сильнее, чем французский солдат. Предельно выносливый, хитрый и коварный. Некоторые из наших потерь нанесены русскими, стреляющими по нашим бойцам со спины. Взятые нами пленные, пока что лишь несколько сотен, происходят из разных этнических групп. Среди них есть люди, которые выглядят как китайцы, нежели чем русские.

 

Отчёт семье (Лысков), 4 июля 1941 года.

 

Война в России неслыханно кровава. Враг понёс потери, невиданные до того в этой войне. Русским солдатам их командиры сказали, что все они будут нами расстреляны. Вместо сдачи в плен, они стреляют по каждому немцу со спины. Это вызывает ответные контрмеры с нашей стороны, достаточно жестокие. Процесс ускоряется тем, что сотни людей теряют свои жизни. Венчает это непонятный ландшафт: всюду леса, болота, поля со спрятавшимися в них русскими. Короче, тут не очень хорошо.

Три дня назад, после того как мы зачистили лес и взяли в плен 4,000 спрятавшихся русских, я ехал по насыпи в болоте. По обеим сторонам росли плотные кусты ольхи. Болото было по колено. Внезапно русский с винтовкой в руках выпрыгнул на дорогу где-то шагах в ста перед нами. Спустя лишь несколько секунд, 7 или 8 таких же парней последовали его примеру. Никто не мог сказать, нет ли там ещё других. Для них расстрелять нашу машину на дороге было бы детской забавой. Их 10, нас 3. Они прятались в кустах, мы же ехали по открытому пространству. Минуту мы совещались, что же делать. Лес молчал. Просто по случаю, две другие машины из наших — наше подкрепление — проезжали мимо. Вот теперь мы пошли на русских. Но мы не смогли их найти. Они спрятались в непроходимом болоте.

 

 

Письмо жене (Лысков), 5 июля 1941 года.

 

Мы расположились в аптеке, принадлежащей старому еврею. Он рад, что избавился от большевиков. Очевидно, что они очень плохо обращались с людьми, у которых была собственность. Мы видели лишь несколько больших хозяйств и имений. Всех владельцев уничтожили большевики, хозяйства запущены, разрушены, заброшены и вообще в ужасном состоянии. Их использовали в качестве бараков для рабочих или времянок. Русские солдаты не похожи на убеждённых большевиков. Пленные в основном жалуются на плохое питание и то, что начальство с ними плохо обращалось. Ясно, что не существует никакого реального «народного сообщества» [в оригинале стоит немецкий термин Volksgemeinschaft]. Комиссары мешали солдатам дезертировать и заставляли идти в бой под дулом пистолета — солдаты в ответ забили комиссаров до смерти.

 

Письмо жене (Козов), 6 июля 1941 года.

 

Прежде всего, невероятное состояние дорог. Господи, это территория севернее Припятских болот — просто проклятая.

[…]

Русский, что был прямо перед нами, теперь уничтожен. Всё было невероятно кроваво. В некоторых случаях мы не давали им никакой пощады. Русский словно зверь обращался с нашими ранеными солдатами. В ответ, наши парни пристреливают и забивают всё, что носит коричневую униформу. Необъятные леса до сих пор полны солдат из разбитых дивизий и беженцев, некоторые из них не вооружены, некоторые — вооружены, и они невероятно опасны. Даже когда мы направляем дивизии через эти леса, 10,000 из них умудряются избежать пленения, скрываясь на непроходимой территории.

Сталин отдал приказы отступающим войскам уничтожать всё, что мы сможем использовать. Так что опять грабёж и всесожжение как во времена Наполеона, и, в какой-то мере, как в 1915 году. Согласно моему начальнику, генерал-полковнику фон Вайхсу, лишь два помпезных здания, построенных при Советах, ещё остались в Минске, в городе, где живёт 200,000 человек. Всё остальное сожжено. В Козове, где мы квартируем, осталась лишь треть домов. Красные комиссары сожгли центр города. Население, наверное, это уже достало, это для них четвёртый раз, начиная с 1915 года!

На южном фасе дела не так хорошо, как тут, на центральном направлении фронта. На Украине русский отходит по плану и системно, так что много чего может уничтожить. Он слишком крепок, не пересилить. Следующая большая оборонительная позиция у него, похоже, на Днепре.