Отчёт семье (Грязново), 11 декабря 1941 года.

Взгляни на парней, что неделями стоят против врага на этом морозе, что по 30 человек ютятся в завшивленной халупе, без мыла, не мывшиеся и не брившиеся по стольку дней, с гниющими ранами по всему телу из-за постоянной чесотки, вызываемой вшами, одетых в запущенную униформу, покрытых грязью и паразитами. Услышь, что они ответили, когда врач признал их негодными к службе из-за обморожения ног — все они сказали 26 ноября: мы не отправимся в госпиталь, мы не бросим наших товарищей одних перед началом атаки, и, без носок, с перевязанными ногами в -10, они были с ними на следующий день. Или юный лейтенант Х., которого я посетил в расположении его роты, который показал мне своих бойцов, а на утро его нашли без сознания. Его ранило 3 дня назад, а он молчал, потому что из-за потери всех унтер-офицеров в роте не хотел её бросать!
Несмотря на всё это, мы вновь атаковали 5 декабря. Сложившаяся ситуация вынудила нас к этому. Танки окружили Тулу с востока, так что нам осталось закрыть лишь небольшой разрыв в 20 километров в тылу противника. Наши части стояли в одиночестве, под жестокими атаками врага, на основной линии снабжения противника Тула–Москва. Было бы просто преступлением не дожать такую ситуацию, что означало завершить полноценное окружение русских. Все наши последние атаки имели под собой эту цель. Все последние жертвы были подготовкой к этому шагу, который теперь следовало предпринять. Трудно было реорганизовать силы корпуса за столь короткое время путём слияния всех сил воедино для достижения основной цели. 2 полка, ещё свежих и не столь сильно потрёпанных боями, как другие части, подошли для этого.
Пока мы разрабатывали операцию, была вьюга и, по нашим меркам, тёплая погода, -2 или -3. Когда же, 24 часа спустя, мы атаковали в полночь, было -32! Левый полк бодро пробил себе путь к первой цели. Ему оставалось пройти лишь 8 километров до танков. Тем не менее, правый полк застопорился на русской позиции. Днём дважды штурмовали её. Успех частичный. Но в целом полк застрял у укреплённых деревень, в которых засели русские, без какого-либо укрытия и в -32, сидя на снегу. Уже к полудню потери от обморожений были такими большими, что войска отбились от рук. 3-я атака, запланированная на 14 часов, не состоялась, поскольку в некоторых ротах осталось совсем немного людей. Я собрал в кулак всю артиллерию, в 16:30 штурмовали, но вновь безуспешно. Батальон, на котором лежала задача, известный в нашей армии до войны, тем временем был почти потерян из-за обморожений. И вот, с наступлением темноты, я был столь близок к желаемой цели, за которую дрались неделями в тяжёлых боях, столь близок, что можно было схватить её рукой, в то время как войска, что должны были это сделать, утекли сквозь пальцы этой руки. Ничего не оставалось, кроме как предложить «верхам» отменить операцию. Похожая ситуация везде, хотя и не настолько плохая, как у нас. «Верхи» же быстро приняли решение отказаться от операции. Столь близко от цели, уже делали последний шаг — и форс-мажор вырывает уже почти достигнутое из наших рук. Вообще, слава Богу, что они приняли это решение отойти. На следующий день было -35, а ещё на другой -22. Продолжи мы атаку, в 48 часов у нас не осталось бы никаких войск. На четвёртый день последовали снежные заносы, что затруднило подвоз снабжения. Продолжи мы нашу битву, мы бы не только переморозились, но ещё, пожалуй, и с голоду бы померли.

Я не знаю, способно ли моё скупное описание событий передать все подъёмы и падения в плане желаний, надежд, отрицаний, новых атак и последовавших достижений, и в конце всё же — неудачи, которыми были полны эти дни. Уж точно это не были мирные дни начала Адвента, а, скорее, самые тяжёлые недели этого похода. И теперь, быть может, ты лучше поймёшь полное значение сводки вермахта, вышедшей спустя 24 часа после наших действий, слова о том, что русская зима определяет операции.
Но готовность подчиниться законам зимы включает в себя и второй момент. Не знаю, спрашивали ли об этом русского [ о его готовности подчиниться зиме ]. Пока что он не согласен с этим, а, напротив, со злобой атакует на разных направлениях. Прибыли его сибиряки. Привыкшие к холоду и хорошо одетые, им эти температуры кажутся умеренными. И вот потому он может похвастаться не такими уж незначительными достижениями в различных местах. То, что было пережито нами на местном уровне — оно такое же на других фронтах в большем масштабе. В других местах фронта мы были в 25 километрах от центра Москвы. Сможем ли мы там выстоять и удержаться — насчёт этого у меня сомнения. Из Ростова нас вышибли [ 28 ноября ]. Так что на данный момент в целом всё неудовлетворительно. Я тысячу раз подчёркивал, что русский крепко побит, но ещё не добит. Мы раз за разом видим упорное сопротивление с его стороны. С прибытием его дальневосточных сил, он всю зиму может нам создавать проблемы. Русский будет уничтожен только после того как потерпит поражение в новой летней кампании 1942 года. Пока же похоже, что на время зимы он настроился на атаку всеми силами наших истощённых и обмелевших от потерь частей.

Так что мы тем более приветствуем вхождение Японии в войну [ 7 декабря ]. Я не жду, что в обозримом будущем она пойдёт против России. Но она остановит, как минимум затруднит материальное снабжение, идущее в Россию из Америки и Англии. И для нас уже это великое дело. К примеру, всё, что мы видим в последних боях, говорит о сокращении количества вражеских самолётов, артиллерии и танков. Русскому будет очень трудно компенсировать эту недостачу своими силами. Он утянул с собой механизмы с захваченных фабрик. Часть из этих материалов могла достигнуть места назначения, но часть просто простаивает на железнодорожных путях. До той поры, когда построят помещения, где можно будет применить эти машины, зима уже закончится. И здесь у нас тоже большое преимущество.
Столь же я рад тому, что Роммель в общем и целом держит африканский фронт. Для них это тоже облегчение, что Япония вступила в войну. В случае, если итальянцы потерпят новое поражение, их и без того шаткая позиция вновь окажется перед лицом серьёзных угроз. Поражение в Ливии может перерасти в потерю всей Африки. И я могу себе представить, что тогда у кого-то зародится идея прийти в Европу путём высадки войск в Северной Африке, Испании, Португалии и, быть может, неоккупированной части Франции, пока злые немцы заняты где-то ещё. Я надеюсь, что со вступлением Японии все эти бредовые идеи будут задавлены в зародыше. Наши жёлтые соратники начали войну крайне внезапно и очень удачно.
Прямо сейчас снежно и сильный ветер. Дороги почти непроходимы. Ледяной ветер продувает до костей даже через мех. Попробовал тут сходить по своему обычному маршруту до мёртвого русского, который лежит там непогребённый с начала ноября. Но пробиться через снег я уже не смог. В последние недели нам пришлось справляться с огромными проблемами в плане снабжения. Нередко войска просто голодали. Табак, чай или эрзац-кофе стали редкостью. Жиры, которые так нужны, вообще до нас не доехали. Прошу заметить, что не везде так плохо. Мы же в плане снабжения находимся в особенно удручающем положении. До нас не доходит основная линия снабжения [ дорога ] или железнодорожные пути. Зачастую поезда по несколько дней торчат в примыкающих районах: у состава сломался двигатель, или произошёл саботаж, или произвели подрыв. Так что нам этот плотный снегопад совсем ни к чему, он нам только ухудшит ситуацию.

Вчера читал речь Сталина от 24 октября (Октябрьская революция) [ ошибка: речь произносилась в честь 24-й годовщины революции, но 7 ноября ], которую нам сбросил русский [ самолёт ] в виде печатной листовки на хорошем немецком. В особенности он надеется, что германская армия, сильно побитая за летнюю кампанию, не устоит перед русской зимой, трудностями со снабжением и ударами свежих русских зимних войск, что прибыли из Сибири, участвовали в битве за Москву и потому крепко потрёпаны, хотя сейчас и атакуют. Теперь нашей задачей является выстоять. Так что все мечты об отпуске и о Родине ни к чему. Кстати, я не думаю, что это было бы возможно с точки зрения транспортных перевозок.
По совету [ Йоханнеса ] графа [ фон ] Моя [ владелец водного замка Аниф, историк искусств, в 1941–1942 гг. служил переводчиком в ранге зондерфюрера в XXXXIII корпусе, биографию см. тут ] я прочёл несколько рассказов Толстого и Лескова. Поместье Толстого чуть южнее Тулы, там стоит штаб дивизии [ Ясная Поляна была рядом со штабом полка «Великая Германия» ]. Его землевладения, толстовские угодья, совсем близко от нас, это не более чем заброшенные халупы. Лесков известен как один из лучших русских рассказчиков. Книги меня очень впечатлили. Остаётся только поражаться всей мощности описания у Толстого и чёткости, с которой он выписывает характеры. Прочитав его, разрешил для себя загадку, почему же в России всё настолько отсталое и заброшенное. Его рассказ «Утро помещика» рисует такого барина, которых мы видим ежедневно — добродушный, послушный, но без всякой инициативы, сам ни за что не берётся, даже наоборот, отвергает всё благое, если оно мешает полюбившемуся ему порядку вещей. И знать не хочет о каких-либо улучшениях. С такими людьми уж точно каши не сваришь. Учитывая эти познания, мой переводчик [ Ганс Бейтельсбахер, биографию см. тут ] говорит: оба немецких протектората уже образованы [ Рейхскомиссариаты Остланд и Украина ]. Будут хорошие колонии. Что останется от России, распадётся на самостоятельные республики. Советское правительство само всё это подготовило. До Байкала будут зависеть от Германии, а дальше — от Японии. Так и будет решена проблема России.