Она звонила Мне тридцать три раза.

***

«Лиа? Ты не спишь?»
Дженнифер говорит Эмме голосом растолстевшей мамаши «что она последний раз подымается по этим ступенькам» ответ сестры слишком тихий, чтоб его услышать.
Папа сидит на краю кровати, гладит мои волосы, убирая их со щеки. Он целует меня в лоб. От него пахнет остатками еды и вином.
«Лиа?»
Уходи. Лиа хочет проспать сотню лет в стеклянной, наглухо запечатанной коробке. Люди, знающие, где находится ключ от нее, умрут, и Лиа, наконец, сможет отдохнуть.
Он поворачивает мою голову, убирая книгу. Я прожигаю его взглядом, приоткрыв глаза. Он отмечает место, на котором я остановилась, заламывая страницу, и отлаживает книгу. Немного выше его ключиц, под воротником, я вижу, как кровь циркулирует по венам, подпитывая его гигантский мозг.
Мой папа – учитель истории, Великий и Ужасный эксперт по Американским Революциям. Он получил Пулитцеровскую премию и Национальную Книжную Премию, один раз побывал на новостях кабельного канала. Белый дом приглашает его на обед настолько часто, что ему пришлось обзавестись смокингом. Он играл в сквош с двумя вице-президентами и министром обороны. Он знает, кем мы есть, были и будем. Учителя говорят, что я должна радоваться такому хорошему отцу. Если бы я не ненавидела историю, так бы оно и было
«Лиа, ты не спишь. Нам надо поговорить»
Я перестала дышать.
«Мне жаль Кейси, милая»
Стекло вокруг меня разлетается на маленькие кусочки. Она звонила мне, прежде чем умереть. Она звонила и звонила, звонила еще и еще, ждала, что я возьму трубку.

Папа гладит мои волосы.
«Как хорошо, что ты в порядке»
Стеклянная коробка падает с неба на него, но он не слышит этого. Не чувствует запаха крови.
Он глубоко вдыхает и утешительно гладит мое плечо.
«Поговорим позже. Хорошо»
Он врет. Мы никогда не говорим. Скорее, предпочитаем сидеть и думать, что когда-то присядем и поговорим. Этого никогда не случится.
Кровать скрипит, когда он встает. Он тушит ночник и пересекает комнату, едва видимый в свету тусклой галактики, приклеенной к потолку. Полоска света, выходящая из-под двери, спасает меня.
Я поворачиваюсь лицом к стене. Осколки стекла режут мое сердце потому, что Кейси мертва и холодна. Она умерла в придорожном мотеле, и это моя вина. Не интернет-журналов, не девочек с острыми язычками, собирающихся в нашей раздевалке и даже не мальчиков-кровопийц, поджидающих на заднем дворе.
Нет тут вины ее тренера, директора школы, или изобретателя нулевого размера. Даже не ее мамы или отца.