Она звонила Мне тридцать три раза.

 

­

Wintergirls

By Laurie Halse Anderson
перевод Nikki Zombie

 

001.00

Она говорит со мной. Слова вытекают наружу вместе с крошками клюквенного маффина, и запястьями, окунающимися в кофе. Она говорит со мной четырьмя предложениями. Нет, пятью. Я не могу позволить себе слышать ее, но уже слишком поздно. Факты подкрадываются и наносят мне свой удар. Затем она переходит к худшей части:

…тело было найдено в комнате мотеля…

Стены возвышаются надо мной и дверь заперта. Я киваю так, будто бы слушаю ее, будто бы мы связанны, и она никогда не видит разницы.

Не хорошо, когда девочки умирают.

002.00

«Мы не хотели, чтоб ты услышала это в школе, или узнала об этом из новостей» Дженнифер засовывает в рот последний кусочек маффина, «Ты действительно в порядке?»

Я открываю посудомойную машину и склоняюсь над ней, когда облако пара вырывается наружу. Я жалею, что не могу заползти внутрь и свернуться между тарелками и мисками. Моя мачеха Дженнифер могла бы захлопнуть дверцу, прокрутить шкалу до «Разогрева» на и нажать «Включить».
Пар замерзает, соприкасаясь с моим лицом. «Я в порядке» Вру.
Она достает овсяные печенья с изюмом и ставит на стол. «Наверное, ты чувствуешь себя ужасно». Она срывает картонную ленту. «Хуже, чем ужасно. Не могла бы ты дать мне чистую тарелку?»
Я беру чистый, пластмассовый судочек и протягиваю ей, захватив крышку со шкафа.
«Где папа?»
«Сегодня у него собрание»
«Кто рассказал тебе о Кейси?»

Она крошит края печений, прежде чем положить их в судок, дабы последние выглядели, как будто она сама их испекла вместо того, чтобы купить.
«Твоя мать звонила поздно вечером. Она хочет, чтоб ты пошла к доктору Паркер вместо того, чтобы ждать до следующего приема»
«Что ты об этом думаешь?» - теперь я обратилась к ней.
«Это хорошая идея» - ответила она «Я думаю, что сегодня вечером она сможет принять тебя»
«Не беспокойся» я вытаскиваю контейнер из посудомойки. Очки скрипят, когда я касаюсь их. Если я прикоснусь к ним еще раз, они разобьются от того, что я не рассчитаю силы давления на хрупкое стекло. «Это не важно»
Она останавливается на полуслове.
«Кейси была твоим лучшим другом»
«Была. Я пойду к Доктору Паркер, как и должна»
«Я думаю, это только твое решение. Пообещай мне, что ты позвонишь своей матери и поговоришь с ней об этом»
«Обещаю»
Дженнифер смотрит время на дисплее микроволновки и кричит «Эмма, четыре минуты!»
Моя сводная сестра, Эмма, не отвечает. Она в гостиной, загипнотизированная телевизором и тарелкой рисовых хлопьев.
Дженнифер откусывает печенье.
«Я не люблю говорить плохо о мертвых, но я рада, что вы не обещаетесь с ней больше»
Я задвигаю посудомойную машинку и закрываю дверцу.
«Почему?»
«Кейси была не слишком нормальной. Она бы потянула тебя за собой»
Я беру нож для стейков и прячу его среди множества ложек. Черная ручка ножа – влажная. Как только я вытаскиваю нож, он разрезает воздух и превращает кухню в щепки. Дженнифер, упаковка купленных печений в пластиковом судочке для ее дочери. Тут так же стоит свободный стул для папы, как будто притворяясь, что он не может избежать этих вечерних встреч. И тень моей матери тоже тут; она предпочитает говорить по телефону, так как обычные встречи занимают слишком много времени и как обычно заканчиваются криками.
Здесь стоит девушка, сжимающая нож. Тут и жир на плечах, и кровь в воздухе и ужасные оскорбления, оставленные в углу. Мы не способны увидеть этого, ничего из этого.

…тело было найдено в комнате мотеля…

Кто-то поднимает мои веки вместо меня.
«Слава Богу, ты сильнее нее» Дженнифер опустошает свою чашку и вытирает крошки с уголков рта. Нож скользит по разделочной доске, и я шепчу «Да». Я ложу на тарелку кусок мяса, очищенный от крови и костей. Он весит десять фунтов.
Она берет крышку, закрывая судочек с печеньями.
«У меня сегодня собрание. Ты сможешь отвести Эмму на футбол? Занятия начинаются в пять»
«Какое именно поле?»
«Парк Ричленда, по алее. Здесь» Она отдает мне тяжелую чашку, со следами ее алой помады, которая теперь выглядит, будто кровавый полумесяц. Я сижу в углу и складываю тарелки одну за другой, мои руки заняты.
Эмма заходит в кухню, и ставит тарелку из-под хлопьев, а так же чашку, наполовину наполненную небесно кремовым молоком около раковины.
«Ты не забыла про печенья?» она спрашивает мать.
Дженнифер подхватывает судочек с печеньями.
«Мы опаздываем, милая. Возьми свои вещи»
Эмма тащит свой рюкзак вместе с кроссовками в нем. Она бы еще спала, но жена моего отца отвозит ее в школу раньше для того, чтобы она могла успеть на занятия по французскому произношению и уроки скрипки. Хотя третий класс не слишком подходит для этого. Дженнифер встает, ее юбка задирается так, что открываются карманы, и она пытается поправить их, разглаживает складки на ткани.
«Если Эмма попросит тебя купить ей картошку фри, не делай этого. Если она голодна – пускай поест фруктовый салат»
«Мне подождать ее и отвести домой?»
Она качает головой.
«Бабушка и дедушка заберут ее»
Сняв со спинки стула пальто, она просовывает руки, а затем застегивает пуговицы.
«Почему ты не ела маффин? Я купила апельсины вчера, а может, ты хочешь тост или вафли?»
Я нее могу позволить себе хотеть их потому, что не нуждаюсь в маффинах (410), я не хочу апельсин (75), тост (87) и вафли (80) вызывают у меня стойкое желание зашить себе рот.
Я направлюсь к пустой тарелке, стоящей возле раковины рядом с коробками из-под хлопьев и бутылочкой с какими-то таблетками.
«Я ела хлопья»
Ее глаза исследуют комнату в поисках плана моего питания, который я составила, когда мне только исполнилось восемнадцать. Это было около полугода назад.
«Этого слишком мало» говорит она с присущей ей заботой.
Я бы могла съесть всю упаковку. Но я даже не могу позволить себе съесть полную тарелку.
«У меня что-то с животом»
Она открывает рот снова. Колеблется. Я чувствую ее дыхание. От нее пахнет кофе, который Дженнифер пила всего-то пару минут назад.

Не говори этого, не говори этого.

«Поверь, Лиа»

Она говорит.
«Это проблема. Особенно теперь. Мы не хотим…»
Не будь я столь уставшей – засунула бы эту веру и проблему в мусоропровод. Достав из посудомойки самую большую тарелку, ставлю ее на полку.
«Я. В. Порядке. Хорошо?»
Она дважды подмигивает мне и застегивает последние пуговицы своего пальто.
«Хорошо. Я поняла. Эмма, завяжи шнурки. Иди в машину»
«Держись» я наклоняюсь и завязываю шнурки Эмми. Двойной узел. Я поднимаю взгляд вверх. «Я не могу делать это за тебя и дальше. Ты уже слишком взрослая для этого»
Она хихикает, а затем целует меня в лоб.
«Конечно ты можешь, глупенькая»
Когда я встаю, Дженнифер делает пару неуклюжих шагов в сторону от меня. Я жду. Она – бледная, пухлая моль, которая постоянно носится со своим банковским кейсом, кошельком и пультом сигнализации от ее внедорожника. Колеблется. Нервничает.
Я жду.
Это тот момент, где мы, должно быть, обязаны обменяться поцелуями, и обнять друг друга. Она завязывает пояс вокруг своей талии.
«Послушай… просто займи себя сегодня. Постарайся не думать об этом.
«Хорошо»
«Попрощайся с сестрой, Эмма» подсказывает Дженнифер.
«Пока, Лиа» - Эмма дарит мне милую, земляничную улыбку «Хлопья очень вкусные. Ты можешь доесть всю коробку, если хочешь»

 

003.00

Я насыпаю слишком много хлопьев (150) заливаю их двухпроцентным молоком (125). Завтрак – этосамыйважный-приемпищизадень. Завтрак делает нас чем-пион-ами.

…Когда я была настоящей девочкой с двумя родителями и домом, той, которая не ходила по лезвию ножа, на завтрак мы ели овсянку со свежей земляникой, всегда читая какую-нибудь книгу и заедая это другими фруктами из большой тарелки. Дома у Кейси мы ели вафли с кленовым сиропом. Настоящим сиропом, из настоящих кленовых деревьев, не ту ерунду, которую за него выдают, и читали забавные истории…

Нет. Я не могу пойти туда. Я не хочу смотреть Я не хочу думать.
Я не буду забивать свой желудок земляничными хлопьями или маффинами, да и тосты тоже не буду. Пройдя через вчерашние ошибки и разного рода грязь, теперь я чистая внутри. Пустота это хорошо. Пустота – сила.
Но я должна ехать.

…В прошлом году я ехала на экзамены с орущей музыкой и опущенными стеклами. Это была первое Воскресенье октября. Я сидела за рулем, а потому Кейси укуталась в пальто спрятав даже кончики пальцев. Мы были сестрами втайне, с планом потенциального захвата мирового господства, наш потенциал выплескивался наружу, будто шампанское. Кейси смеялась. Я смеялась. Мы были совершенны.
Ела ли я завтрак? Конечно же, нет. Ела ли я обед, за ночь до этого или еще что-нибудь еще?»
Машина, ехавшая перед нами, остановилась, когда светофор стал желтым, а затем красным. Мой переключатель скоростей не сработал. Все перед глазами поплыло.
Черные точки перед глазами превратились в одну сплошную темноту, будто бы их завязали черным, шелковым шарфом. Машина впереди исчезла. Исчезли руль и приборная панель. Больше не было никакой Кейси и никакого светофора. Как я должна была остановить это? Кейси закричала, и мне показалось, что это похоже на замедленную съемку происходящего.

Когда я очнулась, то увидела перед собой полицейского и какого-то мужчину, очевидно, офицера по дорожной регулировке. Водитель машины, в которую я врезалась, кричал на кого-то по телефону.
Мое давление было настолько низким, будто бы я была хладнокровной змеей, или кем-то вроде того. Мое сердце устало. Мои легкие хотели уснуть. Они уложили меня, прикрепив иглу от капельницы, а так же укутав, из-за чего я стала похожей на один большой шар; отвезли в госпиталь с медсестрой, которая не сводила глаз с каждого такого пациента. Даже меня. Меня.
Родители ворвались внутрь вместе, счастливые, что я жива. Медсестра показала маме мою кардиограмму. Она показала это, и рассказала о проблеме моему отцу, проблеме, которая сходила наружу с пронумерованных больничных листов. Я находилась в состоянии стресса/переутомления/нервного напряжения/не в депрессии/не нуждающаяся в повышенном внимании/не нуждающаяся в дисциплине/нуждающаяся в отдыхе/нуждающаяся/в своей ошибке.
Телефонные звонки были сделаны. Мои родители поместили меня в ад на холме New Seasons.
Кейси сбежала. Как всегда. Страховка покрыла ущерб, Кейси отделалась тем, что ей пришлось заменить старые динамики на новые. Наши матери немного поговорили, о том что, через это, вероятно, проходят все подростки, а особенно девушки, и что же делать с этим. Кейси записалась на следующий тест и сдала свои экзамены, а затем сделала ногти в Enchanted Blue, пока они заперли меня и капали глюкозу в мои несчастные вены…

Я выучила уроки. Для того, чтоб двигаться, мне понадобилось бы немного энергии.
Не земляничные хлопья Эммы. Я насыпала немного в миски кошек Эммы и залила их молоком. Кора и Плуто, те самые кошки, прибежали на кухню и опустили головы, лакая молоко и поедая хлопья. Я нарисовала милую мультяшную мордашку на бумаге-самоклейке и приклеила ее к коробке с хлопьями.
ВКУСНЯТИНА, ЭММА!!! СПАСИБО!
Я съела десять изюминок(16) десять миндалин (35) и большую, зеленую грушу (121) (Вместе 172). Все это опустилось по пищеводу вниз. Я ем какие-то дурацкие семена и витамины, которые уберегают мой мозг от того, чтобы он взорвался: она длинная, белая таблетка, круглая белая и две малиновых. Я запиваю каждую горячей водой. Так они лучше работают. Голос мертвой девочки ждет меня в моем телефоне.

 

004.00

Я поднимаюсь по ступенькам дольше, чем обычно.
Я сплю в дальнем конце зала, он все еще походит на гостевую комнату. Белые стены. Желтые занавески. Диван, который никогда не складывается. Стол, который мы купили на гаражной распродаже. Дженнифер постоянно предлагает мне купить новую мебель и переклеить обои, но я всегда говорю ей, что не решила, чего хочу. Для начала мне нужно распаковать кучу пыльных коробок с вещами.
Мой телефон лежит на куче грязной одежды, я положила его туда ранним утром Воскресенья потому, что устала от постоянных звонков. Они невероятно раздражали, но я была слишком уставшей, чтоб отнести телефон подальше.

…Последний раз она звонила мне шесть месяцев назад, когда я попала в больницу во второй раз. Я звонила ей по четыре, по пять раз в день, но она не перезвонила до того самого момента. Она попросила меня выслушать ее и сказала, что это не на долго.
Кейси говорила, что тогда я была корнем зла. Негативным влиянием. Пока меня заперли в больнице, ее родители оттащили ее к врачу и промыли ей мозг при помощи таблеток и пустых слов. Она хотела идти дальше, пересмотреть приоритеты и расставить их в собственной жизни. Я была причиной, по которой она стала прогуливать уроки и провалила французский. Причиной всего мерзкого или же опасного.
Неправильно. Неправильно. Неправильно.
Я была причиной, по которой она не выпила пачку снотворного, когда ее парень изменил ей. Я слушала ее часами, когда ее родители кричали на нее и пытались прекратить в манекена без собственного мнения. Я понимала, по каким причинам она срывается. В большинстве случаев я знала при чину. Я знала, как это больно быть дочерью людей, которые не могут обратить на тебя внимание даже тогда, когда ты стоишь в шаге от них.
Но запомнить обо всем этом было чем-то слишком сложным для Кейси. Для нее было легче в очередной раз выбросить меня. Она превратила мое лето в необитаемую пустыню. В первый школьный день она посмотрела в мою сторону только один раз, окруженная своими новыми друзьями, одевавшими ей на шею ожерелье Марди Гра. Она стерла меня из собственной жизни.
Но всякое случается. Поздно, между субботней ночью и утром Воскресенья она позвонила мне.
Конечно же, я не взяла трубку. Она была то ли пьяной, то ли хотела просто подшутить надо мной. Я не хотела этого. Я не хотела, чтоб она снова смогла стать моим другом только для того, чтоб снова обмануть меня.

…тело было найдено в комнате мотеля…

Я не взяла трубку. Я была слишком зла даже для того, чтоб на следующий день прослушать сообщение. Я была слишком зла даже для того, чтоб просто взглянуть на телефон.
Она все еще ждала меня.
Я сидела на полу в грязных пижамных штанах и какой-то футболке, держа телефон в руках. Открыть. Кейси. Звонила тридцать три раза, первый звонок 11.30, ночь Воскресенья.
Голос автоответчика еще раз проговорил сообщение.
«Лиа? Это я. Позвони мне»
Кейси.
Второе сообщение: «Где ты? Перезвони мне»
Третье: «Я не играю. Мне действительно нужно поговорить с тобой»
Кейси, два дня назад, Воскресенье.
«Позвони мне»
«Пожалуйста, позвони мне!»
*Слушай, мне действительно жаль, я была той еще сучкой, позвони мне. Пожалуйста»
«Я знаю, что ты прочитала все сообщения»
«Ты можешь пообижаться на меня в другой раз? Хорошо? Мне нужно поговорить с тобой»
«Ты была права, это не твоя вина»
«Мне не с кем поговорить»
«О, Боже…»
С 1.20 до 2.55 она звонила мне пять раз.
Следующее: «пожалуйста, Лиа!!!» ее голос был достаточно сбивчивым.
«Мне так грустно. Я не могу прийти в себя»
«Позвони мне. Мне хреново»
Еще пару пропущенных звонков.
3.20, судя по голосу, она стала еще более невменяемой: «Я не знаю, что делать»
3.27. «Я скучаю по тебе. Скучаю»
Я засунула телефон в карман штанов и оделась потеплее, прежде чем отправится к машине. В этот раз в Нью-Хэмпшире зима наступила слишком рано.

005.00

Я «прекрасно» умею распоряжаться собственным временем, а потому завершаю свою поездку, застряв в пробке. Машины вокруг меня ползут, будто жирные коровы. Мы едем со скоростью шесть миль в час. Я даже бегаю быстрее, чем это. Мы останавливаемся. Они жуют свои жвачки и мычат в свои мобильные телефоны, пока снова не переключают скорость, и мы начинаем двигаться. Опять. Пятнадцать миль в час. Так быстро бегать я не могу.
Где-то, на углу улицы Мартинс и шоссе 28 я начинаю плакать. Я включаю радио, кричу и пою так сильно, насколько могу, снова и снова. Я бью руками о руль до тех пор, пока на них не проявляются синяки. С каждой милей я плачу все сильнее. Дождь потоками вырывается из моих глаз.

…тело было найдено в комнате мотеля…

Что она делала там? Чем она думала? Ей было больно?
В выяснении этого нет никакого смысла, не смотря на то, что каждый попытается выяснить. Я знаю, почему. Самый сложный вопрос это «А почему бы нет?»
Я не думаю, что она ответила на них до того, как это сделаю я.
Я хочу бежать, лететь, разбивая крылья в кровь, я не могу различить даже собственного сердцебиения. Дождь, дождь, утопи меня.
Было ли это легко?

Я не срезаю, не забываю включить поворотники, сворачивая на углу, не теряюсь и не потерялась бы, даже имея такую цель. Я добираюсь до школы на автопилоте; поздно по их стандартам,
рано по моим. Последние автобусы только что подтянулись к парадной двери.
Я выхожу и блокирую автомобиль.
Неумолимый ноябрьский ветер подталкивает меня в сторону здания. Заостренные снежинки медленно падают на наши головы из карамельно-ватных, снежных туч. Первый снег. Магия. Все останавливаются, смотря вверх. Даже грязно серый, автобусный выхлоп замерзает. Двери школы тоже покрыты изморозью.
Мы задираем головы вверх, приоткрывая рты.
Снег падает в наши приоткрытые, словно у каких-нибудь зомби, рты. Смешивается с жиром, табачным дымом и проклятиями, томатным соком, и ложью, сказанной нами нашим девушкам/парням. В этот момент мы все проваливаем экзамены, мы как использованные презервативы, не прошедшие тест, мы не сдаем эссе; мы – мелки и коробки для ленчей, мы подбрасываем свои кроссовки так высоко, что можем пробить ими облака.
Один вдох, и все становится на свои места.
Все это тает. Водители заводят двигатели автобусов, выхлоп превращается в заледенелые кристаллы. Каждый смешивается с толпой, направляясь внутрь. Они не знают что произошло. Они не могут помнить.

Она звонила мне.

Я возвращаюсь к машине, вытирая лицо своей рубашкой. 7.30. Эмма уже сделала французский, и теперь наверняка принялась за скрипку. Она проводит слишком много времени, репетируя поклон, и недостаточно сильно натягивает струны. Зимний концерт всего-то через пару недель, а она так и не выучила ни одной песни. Я должна помочь ей.
Кейси в морге, я думаю. Вчера она спала в металлическом ящике достаточно долго для того, чтоб глаза привыкли к темноте.
Дженнифер говорит, что они будут делать вскрытие. Кто снимет ее одежду? Незнакомцы вымоют ее, касаясь своими чужими руками ее кожи? Может ли она увидеть их? Заплачет?
С последним звонком присутствующие быстро бегут к дверям, покидая парковку. Всего лишь пять минут. Я не могу зайти в холл до того, как он не опустеет, а учителя не заставят всех их замолчать, рассказывая что-то ужасно скучное, из-за чего они не заметят меня.
Я поворачиваюсь, и очищаю место на заднем сидении, спихивая тесты, мятые рубашки и библиотечные книги в одну сторону так, чтоб Эмма могла сидеть на свободном месте, когда я п пристегну ее. Дженнифер говорит, что так безопаснее. Но это нет так, и никогда не было так.
Кейси думала, что небеса это сказка для глупых людей. Как Вы можете найти это место, если даже не верите в это? Вы не можете. Так, где же она теперь? Что, если она вернется сюда, с пылающими от ненависти глазами?

7.35. Время отправится в школу и наконец, перестать думать.

006.00

В этом году я не буду учится с повышенной нагрузкой. Я буду учить Литературу, Историю (страница 12 – Холокост), Физику, Тригонометрию (снова) и обедать. Никакого спортзала, спасибо волшебной записке от доктора Паркер. Напротив моего имени стоят галочки, которые объясняют ситуацию.

...Когда я была настоящей девочкой, моя мать кормила меня собственными мечтами, одна ложка за раз. Гарвард. Йельский университет. Принстон. Мединститут. Интернатура, магистратура, о Господи. Она бы взяла мои волосы, и стала заплетать их бесконечно долго, вплетая туда греческий и латынь, чтобы анатомия запоминалась мною легче. Мама, Доктор Марригэн была разъярена, когда меня выставили из группы с повышенной нагрузкой, и отправили в обычную. Адвокат предложила, чтобы я перешла в колледж отца, они должны были принять меня. Свободное обучение для способных детей, напомнила мне она. Я была освобождена.
Той ночью доктор Марригэн сказала мне, что я была слишком умна для того, чтоб быть хуже, чем дети в классе для одаренных. Она хотела провести тест, чтоб доказать это. Что я блестяще умная, и обычная школа не удовлетворит мою потребность в знаниях. Но я снова сорвалась, они снова отправили меня в больницу и выйдя оттуда, я поменяла все правила.
Я представляла то, как сдам тест и докажу, что не полная неудачница. Может быть, я заняла бы первое место среди провалившихся гениев. Я бы сделала сотню копий результатов теста, приклеила бы их на стены дома моей матери, взяла ведро красной краски и написала «Ха!» миллион раз. У меня был хороший шанс. Я упустила его. Теперь я не хочу знать, что могло бы быть.

Звонит звонок. Студенты ходят из комнаты в комнату. Учителя привязывают нас к нашим стульям и вливают слова в наши уши.
Тени сгущаются, и свет выключен, теперь в лаборатории мы можем смотреть фильм о скорости света, звука и другом мусоре, который не имеет никакого значения. Призраки ждут в тени комнаты, сопровождаемые унылым мерцанием экрана. Другие тоже могут видеть их, я знаю. Мы все боимся признаться в том, что кто-то смотрит на нас из темноты.
Физические потоки заполняют комнату.

Призрак обнимает меня, поглаживая волосы, и укладывает спать.

Раздается звонок. Мои одноклассники собирают книги и следуют к двери. А я тем временем пускаю слюни на парту. Мой преподаватель (как его зовут?) нахмурившись, глядит на меня.
Когда он дышит с открытым ртом, я могу почувствовать запах яичного желтка, который он съел на завтрак.
«Ты будешь торчать здесь весь день?» спрашивает.
Отрицательно мотаю головой. Собираю свои книги и встаю. Слишком быстро. Я едва не падаю на пол благодаря силе притяжения, но мой расплывающийся перед глазами учитель смотрит на меня, а потому я собираюсь с силами и встряхиваю головой, прогоняя звезды перед глазами.

1. 2.3.4.5.6.7.8.9.10.11.12.13.14.15.16.17.18 .19.
20. 21. 22 . 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30. 31. 32 . 33.

«Та девушка идет» - перешептываются парни.
«расскажи нам, что произошло» - шепчут девушки в туалете.
Я та девушка.
Я расстояние между бедрами, через которое проходит свет.
Я ассистент библиотекаря, прячущийся в фантазии.
Я цирковой фрик, одетый в кожу.
Я кости, которые они так хотят, нарисованные на фарфоровой поверхности.
Когда я подхожу, они отходят. Камеры в их зрачках фиксируют капли дождя в моих глазах, голубую жидкость под кожей. Они ловят каждый звук своими маленькими микрофонами. Они хотят вложить меня внутрь себя, но боятся. Я словно инфекция.

Я на цыпочках крадусь в кабинет медсестры, удерживаясь на ногах только благодаря стене. Если я буду идти слишком быстро или дышать слишком глубоко, ниточки, удерживающие меня, разойдутся, и все, что внутри, попросту взорвется.
Медсестра занята собой, она поправляется, когда я прокрадываюсь внутрь. Она выключает радио, хороший джаз, и, осматривая меня, обвивает своими руками. Ее взгляд дружественный и грустный
«Я думаю, сегодня ты могла остаться дома. Это ведь шок. Вы с Кейси были близки, да?»
«Я чувствую себя плохо» - говорю, «Можно мне прилечь ненадолго?»
«Ты знаешь правила»
Она – лицемерная ведьма в костюме медсестры.
«хорошо» - я сажусь на стул напротив ее стола и позволяю ей измерить мое давление и температуру.
Она одевает на руку манжет.
«Ты все еще взвешиваешься?»
«Раз в неделю. Нет необходимости взвешиваться еще и у вас. Я в порядке»
«Ты выглядишь совершенно иначе» она кратко записывает показания, «Если ты собираешься остаться здесь, ты должна что-то съесть. Иначе придется вернуться в класс»
Хочу ли я умереть, умереть внутри и снаружи?
Она открывает картонную упаковку с апельсиновым соком и наливает его в одноразовый стаканчик, протягивая мне, как протягивала градусник совсем недавно «Я серьезно».
Я беру стаканчик. Мое горло хочет этого, мой мозг хочет этого, моя кровь хочет этого, мои руки не хотят брать это.
Медсестра хочет этого, и я должна спрятаться. Вылить это.
Дверь открывается, и двое парней заходят внутрь. У одного пошла кровь из носа, а другой, видимо, не переносит ее вида. Медсестра усаживает первого, заставляя его запрокинуть голову, а второй опускает голову, укладывая ее на колени, из-за чего ему становится лучше.
Я выбрасываю стаканчик в мусорник, и, взяв газету с ее стола, усаживаюсь на кушетку в дальнем углу.
«Ты выпьешь еще один через пятнадцать минут» говорит она, «Или я дам тебе леденец. Лимонный или виноградный»
«Хорошо»
Я усаживаюсь, глазами просматривая газету. Местные новости, страница два. Название нужной статьи находиться после объявления о мехе по скидке 30%.

Полиция расследует смерть 19-летней Кассандры Пэриш, чье тело было найдено в придорожном мотеле утром Воскресенья располагающимся по Ривер Роад, ведущей в сторону Четервиля. Полиция прибыла на место в 4.43, вызванная работником мотеля. Предварительно расследование гласит, что девушка могла умереть собственной смертью, но полиция еще не уверенна в достоверности факта приема ею наркотиков.
«Мы все еще собираем информацию» - сказал полицейский пресс-секретарь, Анна Уоррен. «Мы сообщим о причинах смерти, когда коронер произведет вскрытие»
Мисс Пэриш, которую друзья знали, как Кейси, была популярной спортсменкой, членом театрального клуба в старшей школе. Ее отец, Джерри Пэриш, директор Начальной школы Парк Стрит, ее мать, Синди, активный гражданский деятель, известный в городе. Управляющий по делам школ, Нельсон Башнэл, заявил, что семья Пэриш потеряла свое «сердце».
«Кейси была ребенком, которого каждый родитель хочет иметь. Она была доброй, трудолюбивой и яркой» говорил Башнэл. Когда его попросили ответить на предположения о том, что у Кейси были свои темные тайны, он заявил, что «Большинство подростков сейчас борятся с чем-то. Но Кейси вела здоровый образ жизни. Последний раз, когда я говорил с ее отцом, он рассказывал мне, что она пока не может выбрать между Французским и Психологией для изучения в колледже. Ее смерть была столь шокирующей, столь же трагической»
Результаты вскрытия будут опубликованы позже. Дата похорон появится в газете ближайшее время.

Я лежу на раскладушке, бумажная наволочка подушки издает звук, похожий на радио помехи. Коридор наполняется рекой тел и морем шепота о том, что Кейси была убита/нет, она повесилась/нет, она курила и нюхала, пока не докатилась до ручки. Она попробовала что-то однажды, вы слышали об этом за трибунами спортзала/в супермаркете/летнем лагере?
Она бросилась под быстрый поезд/прыгнула без парашюта/привязала груз к шее и нырнула в океан?
Она предложила себя большому, плохому волку, и не закричала, когда он впервые укусил ее.

…тело было найдено в комнате мотеля…

Парни ушли, медсестра забрала газету, и укутала меня тонким одеялом.
«Можно взять еще одно? Мне холодно»
«Конечно» она подошла к шкафу с принадлежностями для кабинета, ее туфли скрипели на полированном полу.
«Вы слышали что-нибудь о похоронах?» спросила я.
«Да наши главные прислали письмо…. Прощание состоится в среду, а похоронят ее в Субботу» она подошла ко мне. Ее руки заняты.
«Поспи немного, и запомни, тебе придется выпить больше апельсинового сока, когда ты проснешься» она укрывает меня всеми теми одеялами, которые у нее есть (пять) и кладет сверху чей-то жакет, оставленный среди потерянных вещей потому, что меня морозит.
«Обещаю»

Я дрейфую через подмышки незнакомцев, пробуя чью-то маниакальную соль, и засыпаю, забывая все.

­