Маккарти не устает повторять, что «нет ничего

__

“them to, as Beckett liked to put it, fail at it better. A receiver, modulator, retransmitter: a remixer. As such, their activity is a secondary one – yet secondary in a universe that, truly speaking, has no origin, whose origin is no more than a point of disappearance. Which means, paradoxically, that in being absolutely secondary – that is, in carrying the logic of secondariness to its most extreme configuration – they achieve a kind of primacy within this universe.”

“This is it, in a nutshell: how writing works. The scattering, the loss; the charge coming from somewhere else, some point forever”

“This is it, in a nutshell: how writing works. The scattering, the loss; the charge coming from somewhere else, some point forever beyond reach or even designation, across a space of longing; the surge; coherence that’s only made possible by incoherence; the receiving which is replay, repetition – backwards, forwards, inside-out or upside down, it doesn’t matter. The twentieth century’s best novelist understood this perfectly. That’s why Ulysses’s Stephen Dedalus – a writer in gestational state, a state of permanent becoming – paces the junk-rich and sign-covered beach at Sandymount mutating,

 

Писатель отмечает, что во время написания "Остатка" находился под сильным влиянием пьес Беккета, в которых, по словам Маккарти описывается "пассивное состояние, безысходность, полное смирение с обстоятельствами", в котором герои - это не те, кто "активно что-то делает", но "пропускают через себя события", "отдаются процессу".

 

 

Таким образом реальная вещь «сохнет, сперва как восприятие, а потом это сказывается и на ее делании», начинает «восприниматься только одной своей чертой или выполняются как бы по формуле, даже не появляясь в сознании». И вот для того, чтобы «вернуть ощущение жизни», «чтобы сделать камень каменным», по мнению исследователя, и существует искусство, целью которого является «дать ощущение вещи как видение, а не как узнавание».

 

Здесь Шкловский определяет основным приемом искусства «остранение вещей» с целью продления самоцельного процесса узнавания и осмысления явлений[7, c. 64]. Уязвимость концепции Шкловского заключается в том, что «обнажение приема» предстает у него как внеисторическое свойство искусства слова вообще. На самом деле это характерная черта литературы, где художественная речь впервые предстает как отделившаяся от ее создателя предметность.

Наконец, в романе кардинально изменяется природа самой художественной речи, словесной материи. В романе господствует совершенно новое отношение слова к предмету изображения. Слово в романе выступает не только как средство изображения, но и как предмет изображения. Романист не только «говорит», но и «вслушивается» в свою речь и речь героев; его слово как бы «двуголосое» (особенно обнаженно это выступает, например, уже в романах Стерна). Иначе говоря, в романе происходит настоящий переворот и в области художественной речи. (131)

Но развитие сентименталистского романа явится вместе с тем односторонней, уходящей куда-то за пределы искусства линией. Так, у Стерна местами обнажается «внехудожественный» эксперимент, по-настоящему интересный лишь для писателя и, быть может, психолога. (кожинов )