Кроме того Зубатов опираясь на действующее законодательство Империи позволил по возможности открывать еще и библиотеки и читательские кабинеты для рабочих разумеется с соблюдением установленного законом порядка. Законодательный акт у нас по этой теме всего один да и тот временный но в Российской Империи и в России нет ничего более постоянного чем временное.
По профсоюзfм более ранний опыт был только в Великобритании и более нигде. К примеру второй рейх Германия просто разгоняла все эти профсоюзы и все.
Но Зубатов пошел еще дальше он создал под крышей МВД карманное общественное движение (законных политических партий тогда не было они были запрещены на законодательном уровне). А вот общественное движение это пожалуйста.
Была у Евреев в Российской Империи незаконная Партия Бунд так Зубатов при помощи агентурной работы внес раскол в эту партию и создал Еврейскую независимую рабочую Партию (котороя по сути своей не партия а общественное движение под крышей МВД).
Если рабочие Москвы и Центральной России постоянных рабочих организаций как таковых не знали, то совершенно другое положение было в еврейских районах страны, в черте оседлости. Там существовала довольно сильная и активная партия еврейских социал-демократов (Бунд), построенная по образцу германской социал-демократической партии, но сильно измененная условиями фактического подполья, в котором она находилась в России.
|
|
Еврейские социал-демократы применяли гораздо более крайние меры и методы, чем их немецкие коллеги, что, конечно, не могло не отразиться на отношениях между Бундом и зарождающейся партией зубатовцев или, как они себя вскоре стали называть,
’’Независимой еврейской партией”. Бунд в это время переживал глубокий кризис, так как уже добился поставленных им первоначально экономических целей: например, некоторого сокращения рабочего времени на основании екатерининского закона о 10-часовом рабочем дне.
Добились они также и некоторого улучшения материального положения рабочих. Однако в условиях города, его перенасыщенности мелкими предприятиями и небольшого числа потребителей в черте оседлости, пределы улучшения экономических условий были очень ограниченны, и теперь, согласно Марксу, стоял вопрос о переходе к революционной деятельности.
Однако по Марксу, пролетарская революция должна наступить только после того, как капитализм достигнет своей предельной стадии развитая, а рабочий класс станет господствующим классом страны.
В России же в то время рабочий класс составляя чуть больше восьми населения, а промышленный переворот начался всего лишь лет 10—15 назад, то есть русский капитализм в лучшем случае только подходил к стадии зрелости.
И вести в этих условиях партию и рабочее движение к революции противоречило теории. Страна в целом была не готова к ней.
Этим-то кризисом и решил воспользоваться Зубатов.
Он хотел вступить в переговоры непосредственно с руководством Бунда и даже вызвал к себе телеграммой одного из его руководителей (Кремера), чтобы переговорить с ним относительно судеб арестованных в 1898 году бундовцев.
До сих пор неясно, состоялась эта встреча с Кремером или нет. Существуют мнения, что встреча все-таки состоялась.
|
|
Но, с другой стороны, Зубатов сам писал о том, что Кремер не явился в Москву из опасения, что при переговорах Зубатов де может выудить у него информацию о Бунде и воспользоваться ею. Однако сам Зубатов подчеркивает, что вызывая Кремера только для того, чтобы убедить его в правоте своей точки зрения.
Так или иначе, не вполне ясно, состоялась ли эта встреча или нет.
В июне 1900 года из Москвы начали появляться освобожденные бундовцы.
Некоторые из них предупреждали о великой опасности зубатовского замысла, другие были просто глубоко подавлены, а третьи вернулись явно обращенными в зубатовскую веру, с надеждой на легализацию рабочего движения.
Они весьма активно критиковали политическую и подпольную деятельность Бунда и призывали рабочих принять участие в легальной борьбе за хлеб и знания. Особенно большое впечатление на бундовцев произвели заявления членов союза работников щеточных производств, которым Зубатов предложил легализовать свой союз и предоставить субсидию в двадцать тысяч рублей для организации своего органа печати.
По совету Зубатова, все эти люди должны были оставаться пока в рядах Бунда, чтобы проповедовать новую программу действий, которая включала в себя следующие пункты: во-первых, замену революционного учения эволюционным и отказ от всех форм насилия;
во-вторых, приоритет в области общественных отношений за самодержавной формой правления, как наиболее бесклассовой, включающей в себя элементы посредничества и арбитража;
в-третьих, четкое различение функций революционных движений и профсоюзной борьбы (профсоюзные движения базируются на принципах капиталистической системы, в то время, как революционеры стремятся к преобразованию всей общественной системы; рабочее движение заинтересовано исключительно и непосредственно в борьбе за экономические интересы
и, в-четвертых, ясное понимание того, что стихийная свободная деятельность кончается там, где начинаются прерогативы государства, или, иначе говоря, инициатива должна направляться через государственную администрацію3.
Центральный комитет Бунда в августе 1900 года отреагировал на это специальной прокламацией, в которой говорилось, что любой революционер, вступающий в переговоры или в какие-либо отношения с Зубатовым, наносит вред рабочему делу. ”Нам не следует, — говорилось в прокламации, — ни разговаривать с Зубатовым, ни предъявлять ему никаких заявленій, ни писать ему прошения, ни брать взаймы от него деньги. Тот, кто не подчинится этим требованиям, будет считаться предателем и провокатором
По словам историка еврейского рабочего движения и в прошлом его участника Фрумкина, это была первая декларация, выпущенная какой-либо революционной организацией против зубатовской деятельности. В результате, между Бундом и зубатовцами начала расти пропасть и, в конце концов, зубатовцам пришлось Бунд покинуть и начать организацію собственных сил4.
Хотя Давид Заславский в своей работе ’’Зубатов и Маня Вильбушевич” и уверяет, что прокламация центральною комитета Бунда сразу же подорвала доверие к зубатовскому движению среди еврейских рабочих, на самом деле положе- ние было совсем иное.
Даже формально зубатовцы не выходили из бундовских организацій еще в течение целого года, то есть, короче говоря, местные бундовцы не очень-то обращали внимание на эту прокламацию.
|
|
Только в июне 1901 года начала действовать так называемая Независимая еврейская рабочая партия.
И сразу результат не заставил себя ждать. Как сообщает в одном из своих донесений Зубатов, Бунд оказался в очень затруднительном положении.
Рабочие требовали от него возможности повышать свое образование, а Бунд вместо этого призывал их к революции и конспиративной работе.
К Независимой партии начали присоединяться целые ремесла. Бунд ответил на это бешеной пропагандой, уверяя рабочих, что независимцы — предатели и агенты полиции, и что, посещая открытые собрания независимцев, рабочие сами себя ставят под удар.
Пропаганда возымела действие и вызвала волну отхода только что при- шедших к независимцам кадров. Вскоре партия осталась почти без членов.
Тогда решено бьkо воздействовать на рабочих через печать — для объяснения своих целей и задач. Однако такую печать русская цензура того времени ни за что бы не разрешила.
Независимцы воспользовались испытанным средством — выпуском ротаторных листовок, в которых объясняли необходимость отделения экономического движения от революционного и возможность легализации первого.
В результате, писал Зубатов, наиболее сознательные рабочие начали возвращаться к независимцам. Но на этот раз рабочие вступали в организацию сознательно, зная, куда и зачем идут.
Начальник минского Охранного отделения Васильев разрешил независимцам встречаться в общественных залах по субботам. При этом различные ремесла встречались отдельно.
На собрания приходили буквально толпы, залы были переполнены. Через некоторое время вся экономическая жизнь еврейских рабочих города Минска была уже в руках независимцев.
Был выработай проект устава. Рабочие входили во вкус, быстро усваивая задачи и возможности экономической борьбы, приводя в отчаяние бундовцев и делая невозможными все их попытки подпольной деятельности. И все-таки, несмотря на этот успех, партия должна была оставаться на нелегальном положении5.
Началась пора открытых массовых собраний независимцев со спорами и диспутами, на которые приходили и бундовцы. Иногда споры даже кончались драками. Однако Бухбиндер, очевидно, ошибается, когда утверждает, что после особенно острых споров бундовцев арестовывали.
|
|
Одна из руководителей независимцев Маня Вильбушевич в своем личном письме к Зубатову описывает тогдашнюю обстановку иначе. Она пишет о том, что за этот год не было ни одного ареста, хотя бундовцы ежедневно распространяли свои прокламации.
”То, что никого не арестовали — большая мне помощь, — пишет Вильбушевич Зубатову. — Аресты были бы на пользу только Бунду, который мечтает о них”6.
Ясно, что Мане Вильбушевич не было смысла врать Зубатову, так как уж он-то, во всяком случае, знал бы, происходят аресты в Минске или нет.
Несмотря на утверждение Заславского, что отсутствие арестов вызвало подозрение среди рабочих и отход их от независимцев, на самом деле, согласно документам, ряды их продолжали расти вплоть до начала 1903 года, то есть до самороспуска партии независимцев в Минске, о чем речь будет ниже.
К августу 1901 года Независимая еврейская рабочая партия руководила рабочими союзами переплетчиков, металлистов, деревообделочников, строителей, щеточников и жестянщиков.
Партия особенно активизировалась в борьбе за улучшение условий труда. За короткое время независимцам удалось достигнуть значительных успехов в этой области. Работодатели шли на уступки за уступками7.
Методы работы независимцев в Минске были близки московским.
Однако нужно не забывать, что в Минске, в отличие от Москвы, речь шла в основном о ремеслах и небольших фабриках.
Добиться уступок в этих условиях было легче, чем в Москве, где обосновались такие крупные миллионеры-промышленники, как Гужон.
Поэтому и успехи минских союзов независимцев были весьма внушительны. Формальное же число членов организации опять трудно выяснить. Протоколы собраний указывают на цифру полторы тысячи. Данные Зубатова тоже не противоречат ей. В своем сообщении он говорит о том, что в минской организации независимцев состояло более тысячи пятисот рабочих°.
Структура минских независимцев была аналогична структуре московских зубатовских организаций. Тот же центральный совет с федеральной системой связи и с самостоятельными отраслевыми организациями, выбирающими представителей в совет, те же отраслевые библиотеки.
Члены союзов платили в пользу стачечной) фонда пять копеек в неделю. Каждый союз пользовался широкой автономией. Центральный совет или так называемый рабочий комитет, пользовался правом кооптации дополнительных членов в состав комитета по их квалификациям.
Комитет издавая двухнедельный бюллетень под названием ’’Арбайтсмаркт” на идиш тиражом от 1000 до 1600 экземпляров, получая на свои нужды от союзов 10% всех собранных стачечных средств. Рабочий комитет выделял также трех представителей в независимую партию, через которых и осуществлялась связь между партией и союзами.
В случае конфликта с управлением предприятия рабочие немедленно должны были информировать совет своего отраслевого союза. Совет союза писал затем соответствующее письмо владельцу.
|
|
Если владелец соглашался, происходила встреча между представителями совета и администрации, и спор разрешался путем переговоров.
Если владелец или работодатель не реагировал на письмо, совет посылая новое письмо. Если же ответа и на него не следовало, посылалось третье, в котором содержалась информация о том, что, если он не отреагирует и не встретится с представителями совета, начнется стачка. Если же и это не помогало, начиналась забастовка9.
Надо заметить, что в выработке идеологии еврейские независимцы значительно обогнали своих русских коллег в Москве. Московские рабочие имели только устав, в то время как минская организация выпустила манифест и программу, утверждавшую ее принципы. Вкратце манифест заявляя о следующем: во-первых, ни одна теория не имеет права претендовать на непогрешимость, вести необразованные массы к целям, которые массы даже не понимают; во-вторых, еврейский рабочий класс требует хлеба и знаний, и эти цели должны быть достигнуты; в-третьих, преступно жертвовать материальными нуждами рабочею класса во имя чисто политических целей; в-четвертых, каждый рабочий имеет право на поддержку той партии, которая ему по душе; в-пятых, следует считать недопустимой политику Бунда, который не разрешает интеллигентам, расходящимся с ним в политических взглядах, иметь какой-либо контакт с рабочими массами10.
Возникает разумный вопрос зачем Зубатову И Тихомирову двум убежденным монархистам все эти игры в рабочие движения (зубатовские организации именовать именно общественными движениями поскольку деятельность политических партий в тот момент в Российской Империи официально запрещена на законодательном уровне.
