Рим, Итальянское королевство

Пансион

Вечер 21 мая 2012 года

 

Когда я вышел из подземки, обратил внимание на то, что над Римом собиралась гроза, черные тучи закрывали небо, очень резко темнело, тем более что дело было под вечер. Но дождя пока не было.

Пансион я нашел сразу. Стоит мне только пройти каким-то маршрутом – и я его запоминаю накрепко и никогда не заблужусь. Дверь была не заперта.

– О, вы вернулись, герр Бааде. – Джованна улыбалась на все тридцать два зуба улыбкой молодой, здоровой немецкой девушки. Но мне было не до нее.

– Да, фройляйн. Как видите.

– Ужин мы вам оставили, он на…

– Спасибо, фройляйн Джованна, я поднимусь к себе. Что-то мне… немного нездоровится. Хочу заснуть пораньше.

– Может, вам вызвать доктора, герр Бааде? Здесь есть совершенно чудесный практикующий врач.

– Нет, нет. Спасибо. Просто не хочу, чтобы меня беспокоили.

В номере я запер дверь на ключ, сел на кровати.

Темнело…

Картинка складывалась. Страшная картинка.

Барон Цезарь Полети нашел себе на Комо любовницу, которая годилась ему не то что в дочери – во внучки. Не знаю, что там произошло, но что-то произошло, вместо того, чтобы просто развлекаться с ней там, на Комо, – он привел ее в дом и сделал своей женой. Видимо, он понял, что его новая молоденькая любовница совсем не проста, но было уже поздно, и выход из ситуации был только один – вперед ногами. Барон жизнь любил и решил не дергаться – тем более что ситуация его вполне устраивала. Как говорится – девочка без комплексов ищет такого же мальчика. Или – наоборот, как в данном случае. На Комо – одни из самых дорогих в мире частных пансионов для девушек, там очень много воспитанниц из самых разных стран мира, и узнать, откуда родом Луна, или Антонелла, будет очень сложно, тем более что и это ее имя – вымышленное, к гадалке не ходи. Сразу после свадьбы барон заказывает и сразу оплачивает несколько судов морского, а то и океанского класса.

Как думаете – для чего? Если бы мне в свое время не рассказывала про свою мать Люнетта, я бы не понял или понял не сразу, а сейчас просек моментально. Наркотранзит! Кокаин растет в Южной Америке – значит, Луна, или Антонелла, или кто там еще – родом оттуда, и она с самого начала связана с самым верхом наркомафии! Барон нужен ей ничуть не меньше, чем она ему – не для секса, речь не об этом. Он известный в Италии человек, у него есть судоходная компания, которую можно превратить в трансокеанскую и возить наркотики, у него есть банк, чтоб отмывать деньги, он входит в пятую комиссию Парламента, и у него полно знакомых в банковском сообществе. Наконец – он депутат и обладает парламентской неприкосновенностью. Но близятся выборы – и что-то происходит. Он приезжает в дом… вряд ли он застал там жену с тремя мужиками, достаточно было и одного. Либо – он застал в доме кого-то, с кем он совсем не хотел встречаться. Как бы то ни было – он садится за руль «Феррари» и либо бежит и случайно гибнет при бегстве, либо сознательно кончает с собой, не в силах так дальше жить. Может быть, он даже сознательно пошел на это, потому что это был единственный способ вырваться из чьих-то сетей, в которые он попал благодаря Луне. Как бы то ни было – он кончает с собой или гибнет и ломает чью-то игру. Игру, в которую вложены миллионы и миллионы – лир, долларов, рублей – неважно.

Луна остается в Италии, но приезжает Карло, сын барона. Его должны были убить, потому что в этом случае Луна становится единственной наследницей всего, – но почему-то этого не происходит. Более того, Карло публично объявляет о мести, взяв по сицилийской традиции кисточку, а Луна вынуждена бежать из страны. Она бежит из страны на Восток, на русские территории – может быть, потому что там ее не достать, может – потому что у нее новые планы. Неизвестно, где она побывала, но рано или поздно она обосновывается в Персии. Персия – рай для нее. У власти – офицеры, совершившие государственный переворот, в основном не старше сорока, женщин мало, потому что это исламская страна, а таких женщин, как она, – нет вообще. Она открывает дом терпимости – и сразу он становится не домом терпимости, а своего рода салоном, местом для сбора генералитета и высшего офицерства. Туда ходить можно и даже почетно – по слухам, Луне покровительствует сам Шахиншах Мохаммед. И не только покровительствует – теперь я почти уверен, что молодая баронесса Полети забеременела не от кого-нибудь, а от самого Шахиншаха. Никто, зная, что ей покровительствует Шахиншах, не осмелился бы прикоснуться к ней, зная, как в этой стране убивают и за что убивают. Трудно даже себе представить, сколь мучительной смертью умер бы смельчак. Рождается девочка – это и есть Анахита, она же Люнетта и она, с большой долей вероятности, – и впрямь дочь Шахиншаха! Отец не может ее признать – она родилась не в браке, от христианской женщины, да еще и от женщины, содержащей в столице бордель, такого бы просто не поняли. Мальчик – может быть, Шахиншах еще бы и подумал, признавать сына или нет, но девочка – это второй сорт, презренное существо. Тем не менее Шахиншах помнит, что у него есть дочь, и покровительствует ей.

Луна выходит на связь с кем-то и сообщает, в какой стране она находится и какой здесь необъятный рынок для кокаина. Куча мужчин, нервы на взводе, в стране то и дело открываются заговоры, ложась спать, никто не уверен, что доживет до утра, – как тут не стать наркоманом? Шансы умереть в постели у всех равны нулю – так не все ли равно…

Ей отвечают – и в Персию начинаются поставки. Расплата… скорее всего русскими рублями, а может быть, и чем-то другим, например золотом. Персия – развитая страна, ей есть что предложить. Но Луна помнит, что произошло в Италии, и жаждет отомстить.

Тут происходит что-то такое, чего я пока не могу понять. 91-й год, Милан. Похищение сына барона Полети – процентов на семьдесят уверен, что за этим за всем стоит Луна. Другой вопрос, кто это сделал. Шахиншах и его спецслужбы? Не наемники, нет – какое-то государство…

Нет. Надо знать Шахиншаха, а я его знал. Нет, не Шахиншах – он мог спать с падшей женщиной в свое удовольствие, мог сделать ей ребенка, мог помогать деньгами и закрывать глаза на ее милые торговые операции с кокаином, но обратись она к нему с просьбой сделать такое – он бы презрительно ей отказал. Женщина в его глазах – существо второго сорта, а падшая женщина, шармута – даже не второго и не третьего, а незнамо какого. Ее можно трахать, ей можно сделать ребенка, но она должна всегда знать свое место. Ее проблемы – это ее проблемы.

Тогда кто? Наркомафия? Навряд ли – так чисто они не работают.

Кто? Кто это может быть?

Англичане!!!

Больше – просто некому. САС, спецотряд «Пагода». Лучший в мире отряд, занимающийся подобными делами. У нас, конечно, такие люди тоже есть, но создать отряд профессиональных убийц додумалась только Великобритания. В свое время наша страна посылала мстителей в Великобританию, мстить за Бейрут, но Государь решил, что это надо прекратить, и всех отозвали. А Великобритания – они убивали, убивают и будут убивать, это их государственная политика. Скорее всего в Милане в 91-м именно САС похитил сына барона Полети.

Убили? А вот это – вряд ли.

Господи… да барон Полети у них до сих пор на крючке. А почему?

Да потому, что «Банка ди Рома» отмывает деньги наркомафии!!!

Все в этой игре получили свое. Англичане благодаря Луне – подползли к самому Шахиншаху и к старшим офицерам его гвардии, и вновь началась Большая игра. Уже в 92-м, через год, они напали на Бейрут. Луна и те, кто за ней стоит, – получили долгожданную месть и возможность отмывать деньги от торговли наркотиками через крупнейший итальянский банк! Барон Полети получил титул финансового кудесника и надежду на то, что когда-нибудь он снова увидит сына.

А может быть, они уже его отпустили? Поселили в какой-нибудь стране, под чужим именем. Разрешили переписываться с отцом, может, они даже виделись. В принципе, он им больше не нужен, для того, чтобы контролировать барона Полети, у них есть на него куда более убойный компромат – деньги, которые пропускались через банк, деньги наркомафии, это само по себе тяжкое преступление, если все вскроется – финансовый гений барон Полети закончит свои дни в тюрьме. Или нет? Говорили же, что государство здесь с организованной преступностью не борется, особенно если это связано с большими деньгами.

Но как бы то ни было – если все вскроется, то председатель Совета директоров «Банка ди Рома» будет вынужден уйти в отставку – это самый минимум. И лишится своей репутации и доброго имени.

Что было дальше? Что происходило дальше в Персии? Увы, об этом можно только гадать. Никто не знает по-настоящему, что происходило в этой стране последние годы.

Люнетта. Из предосторожности я не назвал ее имени даже детективу Джордано, хотя узнать можно, если знать, где и как искать. Так и непонятно, какую роль во всей этой истории играет она. Мать – если это мать – инстинктивно будет стараться уберечь дочь от того, что прошла она сама, тем более если это такая грязь. Не может быть, чтобы мать сдала дочь английской разведке. Хотя… и сдавать не надо, там такие асы работают. Коготок увяз – и…

Случайно ли мы встретились тогда, в Тегеране? Как Люнетта смогла столько времени выживать в обезумевшем городе? С кем она была связана и что знала про мать?

Не исключено, что англичане подсунули ее мне. Просчитали, что я приеду, или просто ждали, когда я приеду, – и подвели ее ко мне, очень ловко подвели. Медовая ловушка – вот как это называется, и на ней много кто сгорел.

А теперь в ней горит Николай. Николай Третий Романов.  

Господи, не исключено, что в Александровском дворце воцарился британский агент!

Стоп. Хорошо – они подвели ее ко мне. Но как они держали с ней связь? Да и что они могли получить от нее? Я тоже не мальчик – и никогда я не выносил совершенно секретные документы из Хрустального дома, всегда следил за своим языком. От меня Люнетта или Анахита не могла узнать ничего полезного. Нет… просто быть такого не может.

Я поймал себя на мысли, что упорно гоню всяческие сомнения в Люнетте. Просто не могу даже представить, что она предала. И это – после того, что она сделала.

Точно – ствол в рот и…

Все, стоп. Это уже никуда не годится.

Я прежде всего дворянин и офицер. Мой первейший долг – защитить Россию от беды. Мы все умрем – Россия останется. Я не могу допустить, чтобы британцам или кому-то там еще удалось ее разрушить.

Не при моей жизни.

Надо сообщить Ксении, немедленно. Николай слишком далеко зашел, в данном случае действует простое и понятное правило: если есть сомнения – сомнений нет!

Пусть Ксения сама говорит с ним, пусть поднимает дворянство, Георгиевских кавалеров. Если Николай хочет, чтобы у него что-то было с Анахитой, – его дело. Но не во дворце и только после того, как мы окончательно разберемся во всем этом деле. И надо сделать все, чтобы Моника, она же Императрица Александра, вернулась в Россию и вернула России ее Наследника. Совершенно не дело, что он уже сколько месяцев проводит на чужой земле, в чужой стране. Это, в конце концов, Наследник Престола. Николай, похоже, забыл, что он ответственен за свои поступки перед совестью и перед Богом, в этом следует ему освежить память. То, что он в открытую творит, не свидетельствует о совести.

Анахита…

Господи, что же делать с Анахитой? А что, если она… Что, если предложить?

Нет, даже думать не стоит. Позор на весь род. Только этого не хватало. Пусть живет где-нибудь на правах… скажем, Великой Княгини и при полном довольстве, воспитывает сына. Или дочь. Николай рано или поздно образумится, вернется в семью, прекратит все эти походы. Была же княжна Долгорукая, [64] в конце концов – ничего, пережили. И это переживем.

А об остальном не стоит даже думать. Честь – она одна.

Все, спать. Голова лопнет…

Я лег поверх кровати, даже не разбирая ее, – жарко, душно, и тут же у изголовья на тумбочке затрезвонил телефон.

 

Телефон зазвонил, когда я уже ложился спать, но не успел еще погасить свет. Никто не знал, что я нахожусь в Риме, никто не знал, что я нахожусь именно здесь, – черт, даже я не знал номер этого телефона. Но он звонил.

Я поднял трубку.

– Два человека только что вошли в здание, – голос был смутно знакомым, неизвестный говорил по-русски, совершенно без акцента, – у них оружие, они пришли, чтобы вас убить, князь. Еще один – в машине, на стоянке. Черная «Ланчия».

Шутка? Навряд ли…

– Я понял.

Несколько секунд на то, чтобы обуться, еще несколько – чтобы одеться… черт, флотская форма намного удобнее гражданской одежды, если речь идет о быстром одевании. Свет – выключить? Нет, оставить, там может быть наблюдатель, на улице, он сразу поймет, что что-то неладно, сообщит. Оружия – никакого. Скверное дело, остается только бежать.

Балкон…

Черт… внизу эта… Джованна. Если эти ублюдки не найдут меня – они скорее всего избавятся от свидетеля… да и просто сорвут злобу на первом попавшемся. Что же делать?!

Балкон… дверь, осторожнее…

На улице – темно, как в торпедном отсеке подлодки, над Римом в небесной выси, в ножевой ране в облачном покрове, горит какая-то звезда, улица – как темный провал преисподней под ногами. В воздухе разлит озон, но грозы нет, только громыхает изредка. Осторожнее… соседний балкон совсем рядом. Дверь не забыть закрыть… нельзя, чтобы они поняли, куда я ушел, сразу, мне надо минуту, не больше. Только бы шум не подняли, только бы…

Дверь на соседний балкон была закрыта, я ударил по стеклу форточки, умудрился не порезаться, стекло тренькнуло. Сунул руку в щерящуюся острыми осколками дыру, повернул старинную защелку…

Стекло. Осколок стекла можно использовать как нож, можно – как метательное оружие. Те, кто пришел за мной, вероятно, даже не представляют, с кем они связались. Нас учили выживать в глубоком тылу, подрывать, убивать, используя то, что есть на каждой улице, в каждом хозяйственном магазине. И хоть с тех пор, когда я проходил эти курсы, минуло два десятка лет, – я ничего не забыл.

В номере никого не было.

Достал осколок, который показался мне подходящим, им же отрезал кусок от простыни, обернул – рукоятка. На один раз хватит, а больше мне и не надо. Так, еще что, еще…

Телефон… подсвечник! Отличный подсвечник, которые здесь в каждом номере – видимо, на тот случай, если выйдет из строя старая электропроводка. Бронзовый, старинный, тяжелый и с отличной развесовкой.

И отлично…

Замок был таким же, как и в моем номере. Снаружи – ключ, изнутри – открывается защелкой, замок английского типа, на пружине, очень ненадежный, – но мне сейчас он как нельзя кстати. Только щелчок при открывании двери… он лишний, он сразу привлечет внимание, но я знаю, что делать.

Прильнул к двери, к замочной скважине – так лучше слышно. Так и есть – шаги по коридору. Два человека… нет, три, одна – женщина, туфли на каблуке. Двое пытаются идти бесшумно – но они не знают, что это такое – идти бесшумно.

– Dove? [65]

Одна рука на собачке замка… ребром, в руке зажат импровизированный нож… только бы не сломать и не порезать. Вторая – сжимает подсвечник.

– Qui il signor polizia, questa stanza… Che cosa? [66]

– Zitto! [67]

Едва слышный звук – ключ вставлен в замок. Мой выход!

 

Обычно в Италии sicarios, убийцы, отправляясь на очередное кровавое дело, не знали, кого они должны убить и за что. Даже не так, не за что – почему. В Италии уже давно убивали не «за что» – а «почему». Убили уже многих – и еще большему числу людей предстояло умереть.

Эти – знали.

Одного из тех, кто получил приказ убить русского, вице-адмирала князя Александра Воронцова, осмелившегося прибыть в Рим и начать копать там, где копать явно не следовало, звали Томазино, второго – Винченцо. Был и третий – Онофрио, он был малость глуповат, и его можно было использовать только в качестве водителя, ему не говорили, что предстоит сделать, – просто привези сюда, стой и жди, пока мы не придем. Родом они были, как и многие известные в Италии sicarios, из сицилийской глуши, из небольшой деревеньки под названием Монтемаджоре Белсито, это надо ехать либо через Алиминоса, либо через Понте Агостинелло. Обычная деревенька: сложенные из грубого камня дома, деревенская площадь, вымершая от жары, лениво копошащиеся в пыли куры. И церковь – небольшой сельский приход, parrocchia di rurale. Вот только падре, несколько лет служивший в этом приходе, был очень необычным человеком.

Человеком издалека.

После исчезновения падре многие жители деревни добром вспоминали его, когда же в деревню приехали двое в монашеских сутанах и сообщили, что падре погиб, их едва не избили, несмотря на традиционное почтение сицилийцев к религии. Но эти люди в монашеских сутанах не уехали просто так. Им было поручено собрать урожай душ человеческих – и они его собрали…

 

Трое новых послушников жили в монастыре Сан-Нило в Гротаферрате, это совсем недалеко от Рима. Это было старинное, намоленное, тихое место, известный монастырь, куда, бывает, забредают туристы. Трое послушников пришлись ко двору – они были смирными, молчаливыми, потому что скрывали сицилийский диалект, не очень-то популярный в других частях Италии, а их бычья сила, особенно сила Томазино, приходилась как нельзя кстати в деле ремонта ветшающего монастыря. Брат Томазино в миру был плотником, восстанавливал дома, поэтому сейчас он не только поддерживал в порядке монастырь Сан-Нило, но и ездил вместе с двумя другими братьями помогать восстанавливать другие монастыри по всей Италии, там, где нужна была сильная рука и божья почтительность. По крайней мере именно так сказал в личной беседе с настоятелем монастыря сам Его Преосвященство Пьетро Антонио Салези, барон Салези, граф ди Марентини, викарный кардинал Римской католической епархии. И сомневаться в словах брата, занимающего столь высокое положение, у аббата Грегорио, настоятеля монастыря Сан-Нило, не было никакого повода.

Раз так надо – значит, так и должно быть. К вящей славе Господней на земле и на небесах!

Сегодня звонок раздался уже после полудня, когда братия оттрапезовала и разошлась по своим послушаниям. [68] Троица – Томазино, Винченцо и Онофрио – ладили колодец. Дело было сложное и опасное, но нужное, потому что без воды не может жить никто…

Трубку взял сам аббат, потому что единственный телефон в монастыре был у него, оставлен у него в кабинете. Братия не нуждалась в телефонах.

– Да хранит Господь нашу святую веру, брат Грегорио.

Аббат Грегорио узнал хрипловатый голос брата Карти, секретаря Его Преосвященства, Кардинала Рима.

– Да хранит Господь нашу святую веру, брат Карти, – ответил аббат Грегорио, – что за дело заставило вас звонить нам, грешным перед Богом?

– Нужда, брат, нужда. В одном из римских палаццо проседает пол. Его нужно срочно починить. Иисус свидетель, только ваша братия сможет справиться с такой тонкой работой.

– Я сейчас позову их, брат Карти. Да благословит вас Господь.

– Да благословит Господь и вас, брат…

 

В этот момент брат Томазино, страдая от холода, от могильного холода колодца, сидел в простой веревочной обвязке без страховки, которую держали братья Онофрио и Винченцо, и осторожно, камень за камнем выправлял древнюю кладку колодца. В грубом мешке, надетом на шею, и в руках у него было все, что было нужно для такой работы, он сильно промерз, но не собирался сдаваться. Дела тут было еще на два дня, нужно быть особенно осторожным. Не дай Господь – старая кладка обвалится на него…

Один из камней совсем растрескался от воды, он рассыпался и полетел вниз, как только брат тронул его молотком. Это было плохо – брат Томазино обладал своеобразным чувством прекрасного, он никогда не менял то, что можно было отреставрировать, и очень уважал старую работу. Но делать было нечего. Аккуратно, как подлинный реставратор, он удалил зубилом и молотком остатки раскрошившегося камня и дернул за веревку дважды, чтобы ему спустили камень и немного раствора в ведре. Вместо этого веревка натянулась – и он поехал вверх…

– Винченцо! Что ты делаешь, Винченцо!? – закричал он.

Но ответа не было.

Когда веревка вытащила его на свет Божий, он увидел, что рядом с Винченцо и Онофрио стоит брат Бернарди. Брат Бернарди провинился недавно – в его келье нашли вино, и теперь аббат в наказание использовал его как мальчика на побегушках.

Брат Томазино нахмурился. Он уже все понял.

– Надо ехать?

– Аббат сказал, вам нужно срочно ехать в Рим.

 

Мирская одежда лежала у них в кельях, они переоделись. Рядом с монастырем, просто в кустах стоял небольшой «Фиат»-универсал, столь старый и непритязательный, что его можно было оставлять на улице без присмотра, совершенно не беспокоясь за его судьбу. Сев в него, они направились в сторону Рима, стараясь ехать так, чтобы никому не мешать по дороге. Учитывая, какую скорость мог развивать этот рыдван, никому не мешать было затруднительно, но брань и характерные жесты с вытянутым средним пальцем братья воспринимали с христианским смирением. Над Римом собиралась гроза, ходили черные тучи – и они ехали навстречу грозе.

Брат Карти приехал, как обычно, на двух машинах, за рулем одной из них был человек, которого братья видели, но никогда с ним не разговаривали и не знали, кто он. Он вел большой фургон «Фиат» для развозки продуктов, а брат Карти был за рулем черной «Ланчии Темы».

Как только старенький «Фиат» затормозил около фургона, в нем приглашающе распахнулась дверца.

– Да благословит тебя господь, брат Карти, – сказал брат Томазино, залезая в кузов. Здесь было вполне комфортно, уютно, можно было сидеть, было три телевизора и какие-то шкафы с кнопками и лампами. Брат Томазино вырос в глуши и не знал, что это такое, но телевизор он знал, по нему показывают синематограф.

– Да благословит вас Господь, братья. В трудный час собрались мы, наша вера под угрозой, и наш враг у ворот. Злейший из наших врагов.

На небольшой, покрытый дешевым пластиком столик легли две фотографии, на них был изображен один и тот же человек. В одном случае – в черной, шитой золотом форме с черными орлами на погонах – форма Его Величества Русского Императорского Флота. В другом – более поздний снимок, человек уже в гражданском, на тротуаре. За человеком угадывалось знакомое здание – Палаццо ди Мадамо, Рим.

– Кто этот человек? – спросил брат Томазино.

– Этот человек – враг Святой Веры, и это все, что тебе нужно знать. Он очень опасен, опасен так, как опасен Дьявол. И более того. Ты помнишь Отца, [69] воцерковившего тебя?

– Да, – кивнул Томазино. Он и в самом деле помнил, до сих пор помнил.

– Мы не говорили тебе, брат. Потому что и сами не знали. Но сейчас знаем. Нет сомнений в том, что именно этот человек убил Отца в Североамериканских Соединенных Штатах. Вот почему он не должен уйти из Рима живым.

Брат Томазино накрыл своей большой, корявой, мозолистой ладонью фотографии, лежащие на столике. И медленно сжимал пальцы, пока фотографии не превратились в смятый комок, а брат Карти не положил поверх побелевшей руки брата Томазино свою руку.

– Не стоит, брат. Мы все помним Отца и то, что он сделал для нас. Немало заблудших душ он вернул в лоно Святой Церкви, немало отбившихся от стада овец он вернул в стадо. Одна из Заповедей гласит «не убий», но это не значит «не защити». Мы не говорили тебе об убийце Отца еще и потому, что ты бы ринулся мстить, навеки погубив свою душу. Но сейчас убийца в Риме, он приехал для того, чтобы убивать – и значит, мы должны исполнить Божью Волю.

Где-то вверху глухо громыхнуло – над Римом собирались темные тучи, кое-где даже сверкала молния, но живительный дождь все никак не мог оросить эту землю. Сухая гроза – предвестие большой беды.

– Клянусь тебе, брат, я убью его. Я вырву его черное сердце!

Брат Карти похлопал по сжатому кулаку Томазино – так сжатому, что побелели костяшки пальцев.

– Так нельзя. Уже за эти слова я бы наложил на тебя епитимью, [70] но я не имею права этого делать. Поэтому – по возращении – покайся и прими епитимью сам, и пусть Господь будет тебе в том свидетелем. Когда ты вернешься – покайся и помолись за душу убитого тобой, ибо Господь велел возлюбить врагов своих.

И с этими страшными и богохульными словами над крышей фургона снова глухо громыхнуло.

 

В фургоне, который благодаря ватиканским номерам пользовался правом экстерриториальности и не мог быть досмотрен, имелось все необходимое. Для слежки, для прослушивания и, наконец, – для убийства.

Винченцо и Онофрио вооружились старыми британскими пистолетами-пулеметами «СТЭН» с интегрированными глушителями. «Кошмар водопроводчика», они были разработаны более шестидесяти лет назад, но до сих пор оставались одним из лучших видов оружия для городской герильи, городских партизан благодаря своей простоте и возможности очень удобно прятать их под деловой костюм с пиджаком или церковную сутану. Магазин у этих автоматов присоединялся не снизу, как у нормального оружия, а сбоку – впрочем, англичане всегда имели тягу к своеобразному, не такому, как у всех, оружию. Вместо ствола была толстая черная труба глушителя, глушитель был интегрированным и очень эффективным. В костюмах, которые надели братья, имелись вшитые крючки, на которые можно было подвесить оружие. Со сложенным прикладом оно отлично маскировалось пиджаком, выхватить, разложить приклад и примкнуть магазин – у опытного человека это занимало несколько секунд, а братья с этим оружием имели дело не раз и не два. Не счесть людей, которых они расстреляли с именем Христовым на устах.

Для Томазино полагался такой же пистолет-пулемет, но он на сей раз пренебрежительно отодвинул его, взял свою старую, ободранную «lupara», которую привез с собой с Сицилии. К ней у него было несколько патронов, которые он рассовал по карманам, патроны были самостоятельно снаряжены: мелкая дробь, крысиный яд и крупная соль вперемешку, типичное сицилийское «послание». С тех пор как он переехал сюда, на север, он никогда не пользовался этим оружием – но сейчас было самое время. Человек, убивший Отца, заслуживал не просто смерти – он заслуживал сицилийской расправы. Мелкая дробь покалечит, но не убьет, крупная соль доставит страдания, а крысиный яд препятствует свертываемости крови и не даст врагу остаться в живых: он скончается в страшных мучениях, и скончается не сразу, далеко не сразу. Вот это и будет расплата. Он, Томазино, выстрелит подонку в живот из обоих стволов и оставит его умирать, а сам вернется в монастырь и сотворит молитву за прощение грехов. Отец, несомненно, находящийся на небе, услышит его и поймет, что месть свершилась и его враг мертв.

Да, так он и сделает…

– Где этот человек? – спросил Томазино.

– В пансионате. В Трастевере, слушай внимательно, я расскажу, как туда проехать. Думаю, он ненадолго в Рим – но сегодня он будет там.

 

Трое братьев, одетых в дешевые черные костюмы с удостоверениями карабинеров в карманах, вылезли из фургона и пересели в черную «Ланчию» с миланскими номерами – она была угнана утром, номера были краденые, их свинтили с такой же машины, попавшей в аварию и сильно разбившейся. Какое-то время, учитывая известный итальянский бардак, этого должно было хватить. Потом они бросят машину где-нибудь, где ее угонят и переправят в Триполитанию, там все ездят на угнанных. И концы – в воду.

– Что с тобой? – спросил Винченцо, смотря на сжатые губы Томазино. – Почему ты не взял автомат?

– Этот человек убил Отца, – процедил Томазино.

– Отца из Монтемаджоре Белсито?!

– Да.

– Но как…

– Молчи. Сделаем так: первым иду я. Ты меня подстрахуешь. Но сам не стреляй. Я хочу выстрелить в него первым, понял?

– А я? – спросил Онофрио. – Я тоже хочу.

– А ты крути баранку… Пресвятой Господь, и осторожнее!

 

Черную «Ланчию» они припарковали на стоянке, развернувшись так, чтобы можно было быстро выехать со стоянки. Вышли из машины вдвоем, Онофрио остался за рулем машины с работающим двигателем. Машина – модель «Тема» – была не слишком удобной в теснине городских улиц, но Онофрио все-таки был хорошим водителем, лучшим из них троих, и можно было надеяться уйти, если все пойдет не так. Если же нет… на все божья воля.

– Смотри по сторонам. Если что – звони, – Томазино указал на сотовый телефон, лежащий между сиденьями.

– Я понял, брат. Господь с нами.

– Да, Господь с нами. Не глуши мотор.

Двое громил в черном – вестники смерти, оглядываясь, пошли по улице – искать нужный номер дома. Здесь они никогда не были.

 

 

Чуть дальше на той же стоянке стояла еще одна машина – тоже «Ланчия», но не «Тема», а новенькая «Дельта Интеграле», почти раллийная машина, необычного для этой модели черного цвета, обычно ее заказывали в вишневом с типичной для гоночных «Ланчий» желто-синей полосой, проходящей через багажник и крышу. Эта машина способна была нестись по узким улочкам города со скоростью двести километров в час и даже выдерживать прыжки по лестницам, весьма распространенным в Риме. Короче говоря, трудно найти для города что-то более подходящее, чем «Дельта Интеграле».

За рулем «Дельты Интеграле» сидел человек, на вид ему было никак не меньше сорока, выглядел он весьма угрожающе. Рост – под два метра, наголо бритая голова, черная куртка и джинсы, черные ботинки на толстой платформе – он выглядел, как фашист с Триполитании или еще откуда, оттуда, где толерантность не встречала у местных никакого понимания, прежде всего из-за того, что творилось вокруг. В машине был целый арсенал – пистолет-пулемет «Беретта-12», который понимающие люди считают лучшим пистолет-пулеметом в мире, полуавтоматическое ружье «SPAS-12» и пистолет «Беретта-92» с глушителем. На тот маловероятный случай, если ему начнут задавать вопросы, у человека в машине было и удостоверение сотрудника SIM, любые вопросы снимающее.

Человек этот посмотрел на припарковавшуюся неподалеку черную «Тему» и понял, что перед ним те люди, которых он и ждал. Даже не так – те люди, которых нельзя было не ожидать. Князь Воронцов, прибыв в Рим, с ходу начал задавать опасные, очень опасные вопросы не тем людям, которым нужно, и не в тех местах, где нужно. Этот город жил не столько по законам, сколько по понятиям, здесь все всё знали, но предпочитали молчать, потому что вместо торта в говорливого могла прилететь пуля. Ватикан, как и любое крупное и богатое общественное объединение, нуждался в людях, которые бы отстаивали его интересы, причем отстаивали их с оружием в руках, в тайной войне. Конечно, была мафия, мафия отмывала деньги через банк Ватикана, но мафия была ненадежна, если поручать людям мафии убийства, рано или поздно это всплывет наружу, потому что мафию все же преследовали и страну то и дело сотрясали скандалы. А допустить, чтобы Ватикан был связан с убийствами, смерти подобно, вот почему нужно было иметь собственных исполнителей. Таких, которые не заговорят.

Человек смотрел на выходящих из машины громил и напряженно размышлял. Рука его лежала на рукояти пистолета-пулемета, опустить стекло и скосить всех длинной очередью, а потом сматываться – да нет проблем. Но с другой стороны, очень важно хоть одного взять живым, кое-кому будет небезынтересно узнать, откуда приходят такие вот вестники смерти. Пока они тут трое – кого-то живым взять не удастся, тем более что эти явно не сдадутся живыми. А вот когда тут останется один водитель, можно попробовать.

Человек в «Дельте Интеграле» решился – достал сотовый телефон, набрал номер пансионата.

– Соедините с номером пятьсот восемь.

Узнать номер пансионата – пара пустяков, номер, где остановилась нужная персона, тоже нет проблем. Человек когда-то служил под началом того, кто находился сейчас в 508-м номере, и чувствовал себя обязанным предупредить об опасности. Пусть даже сейчас про его бывшего командира было известно, что он предал и находится в немилости Его Величества Императора Николая.

– Соединяю, – послышался женский голос.

Трубку взяли после первого гудка, в трубке было молчание.

– Два человека только что вошли в здание, – сказал человек по-русски, – у них оружие, они пришли, чтобы вас убить, князь. Еще один – в машине, на стоянке. Черная «Ланчия».

– Я понял, – отозвался телефон.

Человек положил трубку. В том, что их бывший командир уйдет, сомнений почти не было. Бывшего морского диверсанта-разведчика, предупрежденного об опасности, взять почти невозможно. Тем более он видел номер и мысленно одобрил, как князь его выбрал. Он сам, доведись ему поселиться в этом пансионате, выбрал бы тот же самый номер.

Теперь надо позаботиться о водителе. Он все время смотрит на дорогу… это хорошо.

Человек достал из-под сиденья «SPAS-12» со сложенным прикладом, начал набивать подствольный магазин патронами.

 

Джованна, которая была племянницей владельца сего почтенного пансиона, сидела в небольшой комнатке на первом этаже, размышляя о том интересном мужчине с бледно-голубыми глазами, который вселился к ним сегодня на пятый этаж, когда у входной двери звякнул колокольчик. Это значило, что кто-то пришел.

– Кто это в такой час…

Она точно помнила, что все постояльцы были на месте.

Она вышла к небольшой конторке, за которой принимала постояльцев, – и испуганно ахнула. Двое громил стояли у самой конторки, один из них был как годовалый бычок – буквально светился изнутри силой; римский, с горбинкой нос, черные глаза, кудрявые волосы, правильное лицо, темная кожа. Понятное дело – сицилиец! От визита сицилийцев, тем более в такой поздний час, ничего хорошего ждать не стоило.

Второй был поменьше, но такой же сильный. На обоих были дешевые черные деловые костюмы – и это ее успокоило, бандит вряд ли наденет такой.

– Что вам угодно, синьоры? – спросила Джованна, и голос ее предательски дрогнул.

К ее удивлению, тот здоровяк, что стоял впереди, показал полицейское удостоверение.

– Полиция, синьорина. Нам нужно задать несколько вопросов одному вашему постояльцу.

– Какому именно? У нас все – порядочные люди, нет никаких бандитов, мы бандитов на постой не пускаем!

– Светлые волосы, голубые глаза, на вид лет сорок-сорок пять, – сказал второй полицейский, – с виду крепкий, правильные черты лица. Знаком вам такой человек, синьорина?

– Да, это…

Джованна не вовремя спохватилась – лучше бы не говорить. В Италии общение с полицией редко заканчивалось добром. Но если заикнулась…

– Но это же синьор Бааде, он немец. Он ничего такого не сделал!

– Сделал или нет – решать не вам, синьорина. Вы записали его в журнал?

– Да.

– Покажите…

Джованна достала журнал записи постояльцев, который обязан вестись в каждом гостеприимном месте. Ткнула пальцем в запись:

– Вот. Все, как положено.

Полицейский перевернул журнал к себе, изучил запись.

– Пятый этаж? Он в номере?

– Да, недавно пришел.

– Проводите. И дайте запасной ключ от номера.

Как и утром, Джованна пошла провожать полицейских по темной лестнице. В узком, душном пространстве страх ее усилился, она сильно сомневалась, что это полицейские. В Риме не бывает таких полицейских.

Но она понимала, что сделать ничего не может.

Поднявшись на пятый этаж, она повела гостей к двери, лихорадочно раздумывая, что же делать. Крикнуть? Не поможет, они ее убьют. С двумя громилами ей явно не справиться. На этаже больше никого нет, сейчас не сезон. Что же делать, что?!

– Dove? – с угрозой в голосе спросил ее первый.

– Qui il signor polizia, questa stanza…

Первый достал из-под полы обрез, второй – какое-то странное оружие, в которое вставил сбоку что-то. Обрез – у полиции такого оружия явно не может быть.

– Che cosa? – со страхом спросила Джованна.

– Zitto!

Здоровяк с обрезом точным движением вставил ключ в замок, второй – толкнул ее в сторону и прижал к стене локтем, держа свое оружие наготове…

 

Как только чуть слышно щелкнул сработавший в соседней комнате замок, я понял – пора. Сейчас – или никогда.