Рим, Итальянское королевство

Аэропорт имени Леонардо да Винчи

Мая 2012 года

 

В отличие от Берлина, где мне сразу после прилета пришлось уходить от агентов гестапо, в Итальянском королевстве меня никто не ждал. Кроме разве что мешков с мусором – я глазам своим не поверил, когда увидел эти синие, набитые мусором и издающие отвратительное амбре мешки, выложенные вдоль стен, как мешки с песком.

Из Швейцарии в Рим летал не «Юнкерс», а «Дорнье», причем старый и турбовинтовой. Поспать, как обычно, мне не удалось, что не лучшим образом сказалось на моем настроении. Люди, которые летели сюда, тоже не выглядели особенно радостно, в основном это были те же итальянцы, возвращающиеся из Швейцарии. Скорее они выглядели настороженными, и немудрено – в Италии были слишком высокие налоги, и деньги от них укрывались обычно в Швейцарии.

В аэропорту было жарко, система кондиционирования то ли не работала, то ли работала не на полную мощность. Вдобавок как раз перед нами приняли два рейса, в том числе и берлинский, поэтому перед таможней скопилась людская пробка. Таможенники, судя по их виду, не очень-то и старались пропустить людей побыстрее, работали, как сонные мухи.

Я украдкой огляделся по сторонам, но не увидел никого подозрительного, кроме двоих, в светло-серой форме и с пистолетами-пулеметами «Beretta-12», они внимательно наблюдали за толпой. Это не полиция, а «Guardia di Finanza», ведомство с опасно широкими полномочиями, занимающееся контролем за сбором налогов, борьбой с незаконным предпринимательством, контрабандой, в том числе и наркотиков, борьбой с мафией, охраной свидетелей, которые в Италии долго не живут, борьбой с терроризмом и много еще чем. Если они наблюдают за прилетевшими из Швейцарии подданными – могли бы делать это понезаметнее.

Слово «sciopero», которое раздраженно повторял стоящий передо мной римлянин, объяснило весь бардак в аэропорту – забастовка! Любимое дело итальянцев, бастуют тут много и часто. Итальянское королевство обогатило мировую практику забастовок термином «итальянская забастовка» – это когда рабочие максимально скрупулезно исполняют требования должностных инструкций и в результате работа или идет еле-еле, или вообще встает намертво. Мешки с мусором – значит, бастуют мусорщики, наверняка и все коммунальные рабочие в придачу. Служащий таможни – вероятно, у него итальянская забастовка, иначе бы он пошевеливался, а не спал на рабочем месте. Оставалось надеяться только на то, что таксисты не бастуют. Если придется брать машину напрокат – свихнешься, по Риму нормально могут ездить только римляне.

Когда я дошел, наконец, до служащего таможни, он вопросительно посмотрел на меня, не открывая паспорта.

– Из Германии? – Здесь никогда не сказали бы «Священная Римская империя», это словосочетание бесило итальянцев, поскольку напоминало им о том, что они свою империю успешно про…ли.

– Нет, из Швейцарии. Но я подданный Его Императорского Величества Кайзера, – гордо сказал я, смотря на наследника великих римских традиций с легким презрением, как и подобает смотреть немцу на итальянца.

Таможенник листанул мой паспорт.

– Ваше имя, синьор? – спросил он, хотя мое имя он прекрасно видел на паспорте, украшенном черным орлом.

– Герр Юлиус Бааде. Нельзя ли немного побыстрее, mein freund?

Итальянец не обратил на мои слова ни малейшего внимания.

– Вы везете с собой что-либо, подлежащее обложению пошлиной?

– У меня нет ни одного места багажа.

– Как долго вы намерены пробыть в Риме?

– Два дня.

Русский сказал бы «несколько дней» – но немец никогда так не скажет. Надо уметь перевоплощаться.

– Вы намерены остановиться в отеле?

– Нет, в пансионате. Надеюсь, у вас таксисты не бастуют?

Почувствовав мое раздражение, итальянский таможенник решил не испытывать меня больше – тем более что немцев здесь побаивались еще со времен Рима. Шлеп – и на паспорт герра Юлиуса Бааде ложится черная, прямоугольная въездная виза. [55] Шлеп – и поверх ее украшает затейливая печать Итальянского королевства.

– Приятного пребывания в Италии, герр Бааде.

– Danke… – сказал я и вполголоса, отходя от стола таможенного контроля, добавил себе под нос: – Der Schweinerei. [56]

На другой стороне, в зоне прилета, ситуация изменилась с точностью до наоборот, здесь из моря раздраженного ожидания я попал в океан любви, радости, диких по германским меркам возгласов. Приехавших здесь было принято встречать всей семьей, с радостными объятьями, возгласами на весь зал и даже с тортами и сладостями. Мне как немцу все это было чуждо, поэтому я, подозрительно и неодобрительно оглядываясь по сторонам, проследовал туда, куда указывала стрелка с понятной на многих языках надписью «Taxi». По дороге задержался у киоска и купил подробный путеводитель по Риму с картой городских районов.

Так, на всякий случай. И еще я поменял рейхсмарки на лиры, лучше сделать это сейчас, в аэропорту.

– Taxi, per favore, – сказал я служителю на стоянке, важному, как петух, и одетому в какой-то вариант формы. Итальянцы относились к тем нациям, которые просто обожают форму – хоть какую.

Служитель замахал палкой – и к пандусу подкатило такси.

Боже…

«Фиат», настолько старый… ему, наверное, лет двадцать, не меньше, – это потом я с удивлением узнал, что эти машины выпускаются специально для такси и поныне. Желтый, каким обычно и бывают такси, побитый – причем нельзя сказать, что он попадал в какую-то серьезную аварию, но по бокам то тут, то там небольшие вмятины и царапины, одна фара треснута. По сравнению с берлинскими и женевскими «Мерседесами» выглядит, мягко говоря, уныло.

Сразу вспомнилась история банкротства русского «Фиата»… они в Москве работали с 15-го года и поначалу успешно, но потом разорились, не выдержав конкуренции с нижегородским «Фордом» и аксайским «Доджем»… все-таки Россия – это не Италия, мы любим машины большие, солидные, крепкие. Банкротство было скандальное… дело дошло до Правительствующего Сената, причем при разбирательстве так и не смогли разобраться, кто больше разворовал, русские или итальянцы. Ладно…

– Una pension, – объяснил я таксисту, молодому и похожему на турка или араба, по-итальянски и добавил по-немецки, которым я владел вполне свободно: – Ich bitte mir die Pension nehmen. Gute pension. [57]

То ли таксист немного понимал немецкий, то ли многие туристы просили того же самого, но он истово закивал:

– Si, si, signore. Capisco. [58]

Вот и хорошо…

Фьюмиччино находится на некотором удалении от Рима – хотя постоянный рост населения Вечного города привел к тому, что теперь Фьюмиччино стал окраиной большого Рима. Но скоростная автострада как была, так и осталась, и сейчас мы мчались по ней в Рим.

Мчались – это, конечно, красиво сказано. Особенно после того, как мы пересекли скоростную «А90» – римское кольцо, дорогу вокруг Рима. Видимо, то ли я попал в час пик, то ли тут всегда так, но мы не мчались, а передвигались резкими рывками, то снижая скорость километров до двадцати в час, то резко набирая сотню. Водитель что-то говорил мне, но я не понял ничего, кроме «Puttana», видимо, водитель так величал участников дорожного движения. Само движение было организовано плохо: выделенной полосы под тяжелый транспорт не было, все большие грузовики двигались в общем потоке, солидно тормозя его, один раз мы даже обогнали экскаватор. Сильно досаждали мотоциклисты и скутеристы – по мне, нужно быть полным отморозком, чтобы ехать по скоростной трассе на скутере, но тут это было сплошь и рядом. Одним из символов Италии был маленький скутер «Веспа», «Оса», он был очень удобен, потому что на нем не было коробки передач, на нем можно было ездить без прав и без шлема. И без головы – судя по тому, как ловко и опасно маневрировали ездоки на скутерах прямо рядом с машинами, обгоняя сыплющиеся в их адрес проклятья.

Кстати, понятно, почему такая машина избитая. При таком темпе движения столкновений, хотя бы мелких, не избежать, чинить – не начинишься.

Мастерство водителя я отблагодарил бумажкой в сто лир [59] помимо счета. Водитель совсем расцвел и заверил, что если мне нужна будет «la ragazza», чтобы скрасить пребывание в вечном городе одинокого немца, то стоит только позвонить по телефону, указанному на карточке. Карточку я взял, вежливо кивнул головой и сказал «danke sсhön».

Семейный пансионат, в который меня привез разговорчивый водитель, находился в районе Трастевере, на западном берегу Тибра. Район считался старинным, но «внутренним», там не было туристических маршрутов, дорогих отелей и известных достопримечательностей. Узкие улицы и дурное освещение вкупе с давящей со всех сторон теснотой во всем были непривычны и внушали тревогу. Пансионат располагался в старинном четырехэтажном здании, год постройки которого я определил как 1800-й от Рождества Христова, не раньше. С одной стороны к нему примыкало еще одно здание, с ним была общая стена, с другой стороны была стоянка для машин.

Входя, я мобилизовал все свои скудные запасы итальянского, полагая, что прописаться будет сложно, но оказалось, что все это излишне. Меня встретила белокурая и очень привлекательная mädchen, которая на чистейшем немецком сообщила мне, что ее зовут Джованна, что папа у нее был немцем, она знает язык и рада приветствовать гостя из Германии на древней итальянской земле. За пять минут я получил комнату, какую хотел, – на последнем этаже, чтобы можно было вылезти на крышу и перелезть на соседнее здание. Лифта в здании не было, нормального освещения на лестницах тоже – и любезная mädchen, взяв фонарь (днем!), пошла мне показывать дорогу на узкой, старинной лестнице. Ступени лестницы были крутыми, юбка была по новой моде узкой и короткой, и зрелище было впечатляющее, надо сказать. Но я приехал сюда не за этим.

Комната было небольшой, но чистенькой, с высоким потолком и старой, но крепкой мебелью. Единственным диссонансом в обстановке конца XXI века была двуспальная кровать – европейская двуспальная, в САСШ такая считается полуторной. В комнате было чисто, кровать заправлена очень аккуратно, как у нас раньше проверяли – чтобы монетка отскакивала.

Я достал еще одну бумажку в сто лир.

– Простите, юная фроляйн, может так получиться, что я буду возвращаться поздно, и мне не хотелось бы вас беспокоить. Возможно ли не сдавать ключ?

– Ах, конечно, синьор. Никакого беспокойства, двери у нас открыты до часа ночи, вас это устроит?

– Да, вполне.

Юная фроляйн сделала что-то наподобие реверанса.

– Если я вам понадоблюсь, наберите один на аппарате, я всегда на месте. Приятного отдыха в вечном городе, герр Бааде.

– Благодарю вас, юная фроляйн.

Интересно. Судя по тем взглядам, которые на меня бросала сия юная особа, я еще котируюсь на рынке. Или она попросту ищет приключений. Или даже подрабатывает… нет, проституцией это назвать нельзя, на улице она не стоит… сопровождает солидных мужчин, скажем так. Сейчас это очень распространенный способ подработки в среде молодежи… образование нынче стоит дорого, особенно университетское, нравы свободные, а современные методы контрацепции позволяют избегать нежелательных последствий всего этого. Как бы то ни было – Бог ей судья.

 

Для того чтобы начать поиски правды о происхождении Анахиты или Люнетты, можно было обратиться в римскую магистратуру, однако я решил идти выше, поскольку как потомственный дворянин, причем князь, имел на это право. Аналогом Британской Геральдической Палаты в Итальянском королевстве являлся Королевский Геральдический совет при Его Величестве. Короле Италии Альберте Иммануиле Третьем Савойском, заседал он в Палаццо ди Мадама на Корсо дель Ринашименто [60] – это в Риме, бывший римский дворец герцогов Медичи, а основной архив у него был в Падуе.

Для начала мне нужен был транспорт. Рим – слишком большой город, чтобы передвигаться по нему пешком. Автобусы здесь были, конечно, но глядя на то, как эти аквариумы (автобусы были сделаны специально с максимальной площадью остекления для туристов, чтобы разглядывать достопримечательности) еле ползут в плотном, как английский кисель, транспортном потоке, – передвигаться на автобусе расхотелось. Метро? Только две ветки, в Риме в этом смысле сделано очень мало, длина веток всего тридцать восемь километров, в Лондоне, к примеру, четыреста. Такси… тоже в пробке стоять.

Проблема решилась просто. Выйдя из метро на станции Болонья, я заметил табличку «Прокат» – и уже через несколько минут стал временным обладателем… велосипеда! Самого настоящего, белого цвета – как мне объяснили, такой цвет имеют только прокатные велосипеды, и их можно оставить в любом месте рядом с велосипедной дорожкой. Подберут.

На велосипеде я катался… нет, не в детстве, двенадцать лет назад в Крыму на флотских курсах выживания в экстремальных условиях. Навыки вспомнились – если на первых ста метрах мне то и дело приходилось ставить ногу на дорожку, чтобы не упасть, то дальше я покатил все уверенней и уверенней. Велосипед – не самое худшее средство передвижения по Риму, если учесть, что средняя скорость автомобиля по городу днем составляет восемь километров в час. Стоим, господа, стоим.

До Палаццо ди Мадама я добрался минут через сорок – оказалось, что я запутался и уехал на метро несколько не туда. Дорога здесь, как и везде в Риме, была узкой – и я счел возможным прислонить велосипед к стене. Тем более там уже стояло несколько, только не прокатных, а частных, причем дорогих марок. Приведя в порядок костюм – штанины пришлось загнуть, чтобы не попали в цепь, – я постучался в дверь Королевского Геральдического Совета.

Меня пригласили внутрь, провели на второй этаж, предложили колониальный кофе. Колониальный – это кофе с перцем и приправами, что-то типа глинтвейна, но на основе кофе, а не чая, нигде кроме колоний так не пьют. На стенах висели картины, неизвестные мне, но скорее всего подлинники, Рим – это Мекка подлинников, после падения Парижа в 20-м многие искусствоведы бежали сюда. Старинная мебель, драпированная дорогой тканью стена, тяжелые шторы – все производило впечатление солидности и благородия, как и должно быть в заведении, подобном Геральдической комиссии.

Когда я успел допить кофе – отчего-то я был уверен, что меня сфотографировали, и не раз, – ко мне вышел человек, пожилой, в костюме, явно шитом на заказ, – неброском, но дорогом. Лысина, очки в роговой оправе, типичный ученый.

– Виктор Чезаре… – заявил он, протягивая руку, – с кем имею честь?

Не аристократ. Ученый, занимающийся изучением связей аристократии, есть такие чудаки, которые посвящают этому всю свою жизнь. Мне это кажется глупым – зачем изучать чужие жизни, когда можно заниматься своей.

– Князь Александр Воронцов, вице-адмирал Российского Его Императорского Величества Флота, потомственный член Санкт-Петербургского дворянского собрания, – отрекомендовался я.

Я решил здесь называться своим именем, а не именем герра Юлиуса Бааде. В конце концов я не делаю ничего плохого, а если мою биографию начнут проверять, то это им ничего не даст. Дворянство они сумеют установить, а дальше – наткнутся на легенду.

– Вы из русского дворянства, синьор. – Было видно, что синьор Чезаре образован. – Очень рад, очень рад. Ваши представители нечасто удостаивают нас своими визитами, скажем так.

Ну… если бы в свое время итальянская эскадра во главе с двумя линкорами не пыталась прорваться в Черное море – может быть, все было бы иначе. Спасло – и нас, и итальянцев – то, что они шли второй волной, за англичанами. Услышав о разгроме британской эскадры и гибели трех линейных кораблей последнего поколения, они повернули назад. Это было весьма кстати – потому что после того боя с британскими линкорами остановить еще два, причем технически более совершенных, чем британские, мы не смогли бы. Таким образом, итальянцы оказали услугу и себе, и нам, вовремя выйдя из боя.

Но трусость есть трусость. И если бы не зловещая слава «Дечима МАС», 10-й флотилии легкого флота, до 80-х самого сильного подразделения боевых пловцов в мире, я бы мог назвать итальянских моряков трусами.

– Увы, сударь, русское дворянство нечасто посещает Рим. Этот город больше уважает наше разночинство.

– Да, да… Рядом со мной живет русский эмигрант, он много пьет, синьор. Так чем обязаны оказанной нам чести?

– Сударь, мне необходима некая информация о некоих ветвях итальянского дворянства. Эту информацию я готов щедро оплатить.

– О, синьор, смею вас заверить, мы берем за свои услуги вовсе даже недорого. Наша работа доставляет нам удовольствие, и плата будет весьма скромной. Но нам бы хотелось – в порядке ответной любезности, синьор, – чтобы вы помогли нам хотя бы нарисовать генеалогическую ветвь вашего родового древа. Если вас это, конечно, не затруднит.

Ну и о чем вам рассказать, господа? О моем прадеде, Константине Воронцове, который погиб при прорыве 22-го года в Скапа-Флоу, командуя легким крейсером «Буйный», вышедшим на бой с британским линкором? О моем деде, Павле Воронцове, полном адмирале Русского флота, начальнике Главного оперативного управления ВМФ, доживающем свои дни в Кронштадте и которого я не видел уже несколько лет? О моем отце, Владимире Воронцове, моряке, военном советнике, участнике Второй Тихоокеанской войны, чье личное дело засекречено до сих пор? Он погиб в Багдаде вместе с мамой – уже будучи генерал-губернатором. Его Величество назначил отца на пост в честь его давних заслуг перед Россией, полагая, что это будет ему наградой – а оказалось, что это смерть. Или про меня, вице-адмирала, находящегося в опале, своего среди чужих. Я сознательно пошел на все это, и я дам вам свое генеалогическое древо, изучайте. Но кроме сведений о моем происхождении – больше вы ничего от меня не получите, господа итальянцы.

– Я полагал, что вы занимаетесь только итальянской аристократией и аристократией с итальянскими корнями, синьор.

– В каком-то смысле да, синьор, но не только. Каждый специалист по генеалогии стремится собрать как можно больше информации о разных людях, никогда не знаешь, когда и что пригодится. Мы держим связи с британской Геральдической палатой (кто бы сомневался, прикрытие для шпионажа и вербовок), с вашей Герольдмейстерской палатой обмениваемся информацией. Мы не просим от вас какой-то тайны, синьор, только небольшой помощи. Тем более что ваш Император носит титул Цезаря Рима, и мы поневоле должны интересоваться его подданными, синьор.

Боитесь…

– Сударь, вы уже почти взяли с меня обещание сообщить вам свое генеалогическое древо, но так и не выслушали, что интересует меня.

– Ах, простите, синьор. Поверье, это нетерпение ученого, а не хамство грубияна. Конечно же, я слушаю вас. Может быть, кофе?

– Не стоит, спасибо. Так вот, меня интересуют два дворянских рода Италии. Я собрал о них кое-какие сведения в Готском Альманахе, но этого явно недостаточно. Меня интересуют все их представители, особенно те, кто по каким-то причинам выехали из страны на Восток. Полагаю, только у вас я могу получить полную и точную справку.

– Да, несомненно, синьор, это наша работа. Какие же это роды, синьор, позвольте полюбопытствовать?

– Их два, синьор. Баронский род Салези, баронский род Полети и графский – ди Марентини.

Когда проводится допрос, его желательно проводить не в одиночку, а если и в одиночку, то постоянно держать включенной видеокамеру, направленную на лицо подозреваемого. Очень удобно – потом синхронизируешь вопросы и поток видео и смотришь, какую реакцию вызывают те или иные вопросы. Очень познавательно и пользительно в смысле раскрытия тайн.

Съемки я не вел, и напарника не было – но я и без напарника заметил, что синьор Чезаре вздрогнул, причем заметно.

– Что-то случилось, синьор? – любезно спросил я.

– Нет, нет, ничего. Позволите ли один бестактный вопрос – это частный визит, я полагаю?

– Совершенно верно. Я представляю только себя самого и никого другого.

– Просто, синьор, нам известно о ситуации в России, и мы бы не хотели…

На этом месте я должен был что-то сказать. Но я промолчал, в упор глядя на архивариуса.

– В общем, синьор, здесь уже были представители вашего дворянства, я дал им всю информацию, разумеется…

– Синьор Чезаре, – заявил я, – я не представляю интересы ни русского дворянства, ни русского Престола, я – сам по себе. И полагаю, вы не вправе отказать мне в предоставлении общедоступной информации, которую я, разумеется, оплачу в полной ее стоимости.

– Да, конечно, синьор, у меня и в мыслях не было отказывать. Просто – дело весьма щекотливое, и нам бы не хотелось…

– Не беспокойтесь, синьор. Ваше учреждение никак не будет втравлено в скандал.

 

Сейчас, когда на место картотекам и толстым пыльным родовым книгам пришли компьютеры, информацию стало получать гораздо быстрее. Через десять минут я уже держал в руках стопку отпечатанных на лазерном принтере листов, прошитых и преподнесенных мне в папке, не пластиковой – а из настоящей кожи. Стоило это недешево, но я безропотно оплатил счет.

– Это все? – спросил я.

– А что бы вы хотели еще, синьор?

– Я бы хотел получить копии родовых книг. Тех страниц, разумеется, которые свидетельствуют о славных деяниях родов Полети, ди Марентини и Салези.

– Это будет стоить дорого, синьор, – было видно, что Чезаре опять занервничал, – и займет немало времени.

– Синьор, у меня достаточно денег и вся жизнь впереди. Сколько времени это займет?

– Полагаю, около двух часов, мсье.

– И только-то? Назовите сумму, синьор, принимайтесь за работу, и покорнейше прошу простить мне мои североамериканские замашки.

 

Синьор Виктор Чезаре, архивариус и комиссар Итальянской геральдической палаты, вышел на первый этаж, зашел в один из пустующих кабинетов, запер за собой дверь. Достал из кармана небольшую прямоугольную коробочку, размером с аудиокассету, нажал на кнопку и положил на стол – на верхней грани коробочки весело замигал зеленый огонек. Скэллер – устройство для предотвращения прослушивания.

Снял трубку с телефонного аппарата, набрал телефонный номер, вслушиваясь в характерные щелчки на линии. Номер начинался с цифр 379 – код Ватикана.

На линии заиграла мелодия «Аве Мария», но комиссар знал, что в это время специалисты устанавливают, откуда звонят, и проверяют линию на предмет прослушивания. Ватикан только казался беззащитным – на самом деле это было далеко не так.

Наконец на той стороне сняли трубку.

– Приветствуем вас во имя Господа Нашего.

– Это Гранд. Мне нужен Аббат, – коротко сказал комиссар, назвав свою оперативную кличку и кличку того, кто был ему нужен.

Аббат – так назывался человек, который принимал информацию. Учитывая размеры Ватикана и веками отработанную систему передачи информации, у адресата она будет максимум через полчаса.

– Извольте ожидать…

Мелодия «Аве Мария» не успела зазвучать, как трубку сняли.

– Аббат.

– Это Гранд. Три-один-один-ноль.

– Принято, говорите.

На той стороне стоял цифровой анализатор голоса. Произнесенный пароль не только сверялся с хранящимся в фонотеке – сверялся и голос. Для более быстрой сверки именно эта последовательность цифр хранилась в памяти анализатора, у каждого агента она была своя.

– Я на работе. Только что сюда пришел русский, он интересуется Полети, Салези и ди Марентини. Он попросил снять копии с родовых книг.

– Он пришел один?

– Да.

– С рекомендациями?

– Нет, с деньгами.

– Как он представился?

– Александр Воронцов, князь, вице-адмирал русского флота.

– Опишите его.

– От тридцати до сорока, скорее к сорока, хорошо одет. Светлые волосы, бледно-голубые глаза, на вид крепкий. Рост выше среднего, от ста семидесяти пяти до ста восьмидесяти. Похож на североамериканца.

– Владеет итальянским языком?

– Нет, мы говорили на немецком.

– От кого он пришел?

– Он сказал, что представляет только себя самого.

– Извольте ожидать.

Мелодия «Аве Мария» успела проиграть полтора раза, прежде чем Аббат вернулся на связь.

– Спасибо, что позвонили, это очень важно. Он все еще в здании?

– Да.

– Задержите его. Хотя бы на час.

– Я сказал, что для снятия копий нужно минимум два часа.

– Это хорошо. Вы видели, на чем он к вам приехал?

– Нет.

– Хорошо, тогда просто задержите его.

– Я должен давать выписки?

– Нет, ни в коем случае. Скажите, чтобы пришел завтра.

– Я понял. Во имя Господа нашего.

– Да, наша сила в могуществе Господа нашего.

В трубке снова заиграла «Аве Мария»…

 

Пока мне делали копии книг, я читал информацию, которая была предоставлена мне в виде компьютерных распечаток.

Читал – и не находил того, что мне было нужно.

Конечно, ни одна герольдмейстерская палата не будет с радостью вести учет бастардов, потомков, родившихся вне брака или от преступной связи. Это позор, а кому же хочется документировать позор? Тем не менее выяснить это можно – получить список законных представителей рода здесь, а потом начать поиски по магистратам. Там обязаны записывать всех – законных, незаконных – всех. Проблема возникнет, если Луна родилась за границей и не получала итальянское подданство. Но это маловероятно – Люнетта не раз повторяла мне, что ее мать приехала на Восток именно из Италии. К тому же ее бурная жизнь здесь, поспешный брак и развод с каким-то подонком не могли не оставить следа хотя бы в записях магистрата.

Сам я это, конечно, искать не собирался. Получу данные, найму частного детектива и пусть трудится. Для того чтобы ходить по магистратам и кропотливо собирать данные, вовсе не нужно быть дворянином с княжеским титулом. Каждый должен делать то, что у него получается лучше и на что у него есть время.

Тем не менее кое-что я понял. Род Салези был еще более родовитым, чем я думал, один из Салези был Великим Герцогом Тосканы, это очень уважаемый титул, фактически это титул главы маленького государства в период феодальной раздробленности. Если Люнетта теперь захочет, восстановить можно даже этот титул, титул Великой Герцогини Тосканской. И с ним идти под венец, если у Николая хватит на то ума и совести.

Эх, Николай, Николай. Уж на что в жизни я начудил – но ты своим последним поступком меня переплюнул. Я много чего натворил – но, по крайней мере, я не разбивал семью, не лишал ребенка отца. Ты хоть подумал, придурок, каково твоему сыну сейчас в Америке, кем он там вырастет? А каково дочери – с няньками, кормилицами и без матери? Должен же был понимать, что жена не потерпит того, что ты вытворяешь.

Идиот ты, идиот…

Ладно. Не суди – и не судим будешь.

Нашел я и Карло Полети – барона Полети, председателя Совета директоров «Банка ди Рома». Итальянские банки были очень сильными, намного сильнее, чем можно было ждать в такой небольшой стране. Все дело было в том, что здесь не задавали вопросы, и здесь же отмывались огромные, просто немыслимые деньги мафии. Каждый раз, когда с мафией начинали бороться – все наталкивалось на то, что деньги мафии играют огромную роль в итальянской экономике, финансируя ее. В итоге между государством и мафией было заключено негласное соглашение: государство борется с явным криминалом – таким, как наркоторговля, работорговля, похищения людей, но не препятствует мафии отмывать деньги в легальном бизнесе. Мафия не пытается подорвать государство через политику, через покупку депутатов и террористические атаки в стране. Кто нарушает соглашения – как генерал Карло Альберто Далла Кьеза, – долго не живет.

Кстати, мафия играла даже стабилизирующую роль: когда, например, цыганская мафия попыталась похищать итальянских девушек для продажи как секс-рабынь, мафия открыла беспощадную охоту на цыган и выдавила из страны их всех, до последнего человека, сделав это намного быстрее и эффективнее, чем сделало бы это государство. Государство – это всего лишь чиновники, охочие до мзды. Мафия – это вооруженные люди с принципами и понятиями о чести, я знаком с нью-йоркскими семьями и знаю, что говорю. Просто несколько машин приезжают в табор, ломают кому-нибудь руки и заодно популярно объясняют барону, что на итальянской земле табору места нет, а кто не уедет – перебьют до последнего человека. У нас, кстати, в России, тоже проблемы с цыганами, уже обращались к Его Величеству с челобитной, прося ввести смертную казнь за наркоторговлю и похищение людей, но Его Величество отклонил. Теперь эти твари на каторге работают, содержат их за счет честных людей. И что лучше?

Так вот имя Карло Полети было мне чем-то знакомо. Вставив аккумулятор в телефон, я вышел в Интернет – у меня был оплаченный международный роуминг, подключился к базе данных «The Times» – и узнал все, что хотел. Двенадцать лет назад у барона Полети прямо посреди бела дня похитили сына, это было еще до того, как он стал председателем Совета директоров «Банка ди Рома». Обычное для Италии дело, бардак тут. Никаких требований похитители не заявили, что было необычно, ни с семьей, ни с полицией на связь не выходили, сына так и не нашли, ни живым, ни мертвым. Если бы была дочь – можно было бы подумать… но это был сын.

Выключив телефон и вынув аккумулятор, я продолжил чтение.

Информация о родстве этой тесно переплетенной группы родов с Австро-Венгерским престолом тоже была: брак был морганатический, но из таких, которым надо не стыдиться, а гордиться, все-таки породнились с престолом, причем самонадеянно считающим себя первым в Европе. В браке родились дети, у них были уже австро-венгерские титулы, их родословная дальше прослеживалась, хотя и без подробностей. Ничего экстраординарного тут не просматривалось.

Никакой Луны в записях не было. Вообще никакой.

Значит, все-таки она родилась вне брака? Что-то мешало мне поверить в это. Скорее вот что – рассказы Люнетты, мать не стала бы ей врать, скорее всего. Если она в молодости искала партию в Италии и была бедна, то, как она ее искала, не будучи родовитой? Бедность и неродовитость – не лучшее сочетание для того, чтобы сделать выгодную партию, хотя красота немного компенсирует это. Но ведь полно и красивых простолюдинок, не так ли, тем более в Риме, столице моды. И на Востоке ее принимали именно как аристократку.

Не давало покоя еще вот что. Как Луна связалась с наркоторговлей, почему именно она стала поставлять аристократический кокаин в Тегеран? Просто так оптовые поставки не наладишь, ты можешь подойти к уличному торговцу и купить дозу или две – но не мешок. Тут сложности в том, что все должно быть на доверии, сложная система оплаты – в России, к примеру, все деньги, уплаченные за наркотики или нажитые с наркоторговли, подлежат конфискации «на Государя». Приходится разделять поставки и оплату, и очень тщательно, кинуть тут – да нет проблем, поэтому к выбору партнеров подходят тщательно. Луна не смогла бы наладить наркопоставки без давних и длительных связей, тянущихся из Италии.

Пришла мысль о Люнетте. Я старался гнать ее от себя, но она не проходила. Люнетта была единственной женщиной в моей жизни, которая не выносила мне мозг, не предала меня, не пыталась прижать меня каблуком и так держать. Да, не предала – это было не предательство, все произошло открыто, почти у меня на глазах, и она мне не врала – да и Николай тоже не врал. Господь с ними… но я не мог разобраться, что я до сих пор чувствовал к Люнетте. Не любовь, нет – любил я уже давно и только одну женщину, которую потерял. Лучше об этом вообще не думать.

Забыть.

Луна… Черт, у меня не было ни одной ее фотографии, ни одной! У Люнетты их не было, она могла описать мне мать только на словах. В Тегеране не любили фотографироваться, то немногое, что было, – погибло во время мятежа, исламские экстремисты без устали уничтожали любые изображения человека, потому что по их воззрениям это запрещено. Так погибло много ценного материала. И вот как мне искать мадам Луну?

А как-то надо искать.

Кто еще? Что еще выглядит подозрительным? На вид ничего, но известно, что под покровом ханжества всегда клокочет грязь. С кем был брак, как проходил развод? Из-за чего? Кто-то же должен что-то знать?

Желтая газета? Да, наверное, надо обратиться туда, но это мерзко, это все равно что сознательно вступить в навозную кучу. Нет, найму детектива и пусть ищет он. Basta, я и так потратил на это дело много времени…

– Синьор Воронцов.

Я поднял глаза:

– Слушаю.

– Извините, синьор, но у нас вышла из строя копировальная машина. Не могли бы вы прийти завтра?

Дзинь … Красная лампочка в голове и звонок – опасность!

– Синьор, не хотите ли вы меня уверить в том, что у вас есть только один копировальный аппарат?

– Увы, синьор, только один. Обычный ксерокс не подойдет, старая бумага не терпит яркого света, мы пользуемся специальной технологией. Такой специальный ксерокс стоит дорого, и у нас он только один, нам не выделяют ассигнований, синьор.

– Но завтра он будет исправен?

– Полагаю, что да, синьор.

Дзинь … Дзинь … Это что же за неисправность редкого, специального заказа оборудования, что устраняется за один день? Это вы можете другим людям лапшу на уши вешать, но не мне, синьор Чезаре, я помню, как мы восстанавливали Персию и как я доходил до Его Величества и Кайзера, чтобы ускорить изготовление и отгрузки уникальных деталей. Деталей на уникальное оборудование на складе не держат, их изготавливают. И уж никак не за один день.

– А что, это оборудование изготовлено в Риме?

– Полагаю, что нет, синьор, – озадаченно ответил Чезаре.

Вот ты и выдал себя, дурак… Дзинь … Дзинь …

– Хорошо. Полагаю, что я смогу прийти завтра. Во сколько вы сможете меня принять?

– Полагаю, с двенадцати по местному времени, синьор.

– Хорошо, с двенадцати.

Чезаре так и не напомнил мне, что я обещал ему свое генеалогическое древо. Видимо, его мысли были заняты сломанным оборудованием.

И я не стал напоминать.

 

На улице я подобрал велосипед, покатил обратно. Несколько раз проверился – на вид, никто не следит. Интересные дела. Только бы не заблудиться.

Навестить Ватикан? Думаю, завтра. Попробуем добыть аудиенцию у Римского Кардинала. Откажет – откажет, а вдруг нет? Само по себе будет показательно…

Неспешно катясь по улице, я вдруг остановился, да так резко, что с непривычки чуть руки с руля не слетели. Что?

Что-то на улице. Что-то, за что зацепился глаз.

Проехавший мимо итальянец что-то сказал мне, видимо, что-то нелицеприятное, – и я съехал с дорожки, чтобы не мешать другим.

Что?

Слева. Небольшая вывеска, по-итальянски, но там буквы P.I. Международное обозначение, «P.I. PRIVATE INVESTIGATIONS», частные расследования. Частный сыщик!

Попытать удачу? В конце концов я не знаю ни одного римского детектива, почему бы не этот. Если я на него случайно натолкнулся на улице – значит, не подставной.

Что я теряю?

Оставил велосипед, протолкался через толпу на тротуаре, подошел ближе. Рядом было кафе, часть столиков прямо на тротуаре, типично итальянское безобразие, ни пройти ни проехать. Ни замка, ни переговорного устройства – просто указатель, второй этаж. Дверь открыта – на месте?

На втором этаже – дверь уже посолиднее, бронированная, с глазком и переговорником. Мельком оглядевшись, я заметил и камеру, причем хорошую, камеру скрытого наблюдения. Видимо, все-таки человек профессионально подходит к делу и деньжата у него водятся.

Я нажал кнопку переговорника.

– Si, signor, – отозвалось устройство.

– Speak English? – спросил я. Если человек на своей вывеске пишет международно признанное Р.I. – наверняка говорит.

– Говорю, синьор. Что вам угодно? – отозвались уже по-английски.

Я разозлился. В Североамериканских Соединенных Штатах никто не стал бы держать клиента перед бронированной дверью.

– Возможно, сделать вам заказ и заплатить деньги.

Дверь лязгнула – солидно так, мощная, хорошая система запирания сработала.

– Налево, сэр. И до конца.

Коридор резко, на девяносто градусов поворачивал налево, в длину он был футов двадцать. Просматривался, возможно, и простреливался. Поворот – и еще одна дверь. Тот, кто планировал помещение, знал, что делает.