Глава 2. Основные проблемы развития советской историографии в 60 – 80-е годы

 

В 60 – 80-е годы советская историческая наука вступила в полосу, когда ведущие исследователи почувствовали неудовлетворенность марксистскими догмами, начали вести активные теоретико-методологические поиски, что в конечном итоге привело к краху марксистского объяснения исторического процесса. Слишком смелые теоретические поиски до середины 80-х пресекались административным путем, однако они прослеживаются в сборниках под редакцией М. Я. Гефтера, Л. М. Иванова и некоторых других^[96][96]. В 80-е годы появились в печати работы П. В. Волобуева, И. Д. Ковальченко, Б. Г. Могильницкого, Ю. Н. Афанасьева, где нащупывались новые теоретические подходы^[97][97]. В противовес господствующему формационному подходу возрождается идея множественности направлений общественного развития многофакторности исторического процесса, своеобразия проявления закономерностей и всеобщего в отдельных цивилизациях и культурно-исторических общностях. Идеи эти были «новыми» только для советской историографии, в течение длительного времени искусственно изолированной от эволюции мировой историософии. Разномыслие в области философии истории дополнялось поисками новых методик, попытками ликвидировать «белые пятна» марксистской историографии.

В этих условиях наиболее актуальными стали проблемы политической истории России, особенно XX века, роли личности в истории и шире субъективного фактора, материальной и духовной культуры. Наряду с усилением политической направленности исторических исследований наблюдается и попытка уйти от прямых аналогий между наукой и действительностью путем изучения фактов и источников как таковых в рамках источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин.

 

 

МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ

 

Уже к началу 60-х годов наметился переход к решению теоретических проблем исторической науки, т. е. к обобщению накопленного опыта. Особенно актуальными стали теоретико-познавательные проблемы, проблемы соотношения историй и современности. На Всесоюзном совещании историков в 1962 году были поставлены вопросы о месте истории в системе общественных наук, о соотношении истории, исторического материализма и социологии, об объективности в науке и другие. В трудах В. А. Дьякова, В. В. Иванова, И. Д. Ковальченко, Е. М. Жукова, В. В. Косолапова разрабатывалась общая теория исторического процесса в рамках марксистско-ленинской идеологии. Вместе с тем произошел поворот к изучению гносеологических аспектов, специфики исторического познания, включая определение исторического источника и других категорий исторической науки (факт, действительность, эпоха и т. п.), классификацию исторических источников, изучение методов познания исторической реальности. Существенный вклад в разработку этих проблем сделали М. А. Барг, Г. М. Иванов, И. Д. Ковальченко, Б. Г. Могильницкий, Л. Н. Пушкарев, М. А. Фарсобин. Сложившаяся традиция советской историографии – изучение материального фактора в истории, преимущественное внимание к социально-экономическим проблемам. По замечанию члена-корреспондента АН СССР А. Н. Сахарова, советская наука «в течение десятилетий… оставляла в тени многие второстепенные факторы исторического развития…: географический, психологически-личностный, религиозный, этнический, демографический, влияние синтезных явлений и другие», «…что составляет наряду с социально-экономическими процессами плоть и кровь истории»^[98][98]. Подобный, плюралистический, подход не принимался марксистско-ленинской историографией, хотя определенные успехи в изучении географического фактора принадлежат Л. Н. Гумилеву, психологически-личностного А. З. Манфреду, Р. А. Медведеву, М. В. Нечкиной, Н. И. Павленко, Н. Я. Эйдельману и другим, этнического – Ю. В. Бромлею, С. А. Токареву, демографического – В. М. Кабузану, Ю. А. Полякову, Д. К. Шелестову, религиозного – Д. С. Лихачеву, Б. А. Рыбакову, С. Н. Савельеву.

Обращение ко всем факторам исторического развития порождает комплексный подход в научных исследованиях, характеризующийся соединением методик и результатов смежных наук: истории и археологии, истории и этнографии, истории и демографии, истории и социологии, истории и статистики. Комплексный подход позволяет рассматривать историческое развитие разносторонне и в целом, обогащает наше представление о предмете исторической науки, об исторической действительности. Углубленная разработка марксистско-ленинской методологии подвела историков к системному, то есть целостному, рассмотрению исторических явлений и процессов. Особого внимания с точки зрения прогресса исторической науки заслуживает постепенно утверждающийся в ней с конца 60-х годов системно-структурный подход. Сущность системного метода в том, что историческое явление или процесс рассматриваются «…как некая целостная система, обладающая соответствующей структурой…»^[99][99].

Задачу исследования составляет раскрытие строения этой структуры, взаимосвязей составляющих её элементов, их качественного своеобразия. Для решения таких задач применяются методы системно-структурного анализа, требующие использования количественных показателей и их математической обработки. Может быть построена модель исследуемого явления или процесса. Применение количественных и компьютерных методов способствует повышению информативной отдачи источников, выявлению скрытой информации. Системный подход обеспечивает более глубокое проникновение в суть и механизм исторического процесса, позволяет преодолеть традиционность и узость исторического мышления, изучать процессы в динамике. Например, применение системно-структурного анализа позволило И. Д. Ковальченко, Л. В. Милову, Н. И. Павленко, В. К. Яцунскому и ряду других ученых доказать, что капиталистический уклад в России сложился в 80-е годы XVIII века, а не в предшествующем столетии, как считалось ранее в советской историографии.

По инициативе Московского и Тартуского университетов, Институтов истории Академии наук СССР и Эстонской ССР в исторических исследованиях начали применяться количественные методы, большой вклад в разработку которых внесли Ю. Ю. Кахк, И. Д. Ковальченко, В. З. Дробижев, Б. Н. Миронов и другие. Совершенствование методики и техники научного исследования тесно связано с повышением роли вспомогательных исторических дисциплин, в первую очередь источниковедения.

 

 

НЕМАРКСИСТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ И СОВЕТСКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА

 

Реальная диалектика исторического развития в 60 – 80-е годы XX века состояла в сочетании соревнования, противоборства двух социально-экономических систем и нарастающей тенденции к взаимозависимости государств мирового сообщества. С момента становления советская историческая наука подчеркивала свою классовую противоположность буржуазной исторической науке, однако от ожесточённой борьбы с буржуазной идеологией в послевоенный период пришлось отказаться, ограничиваясь научной критикой теоретико-методологических принципов и концепций немарксистской историографии.

Как правило, критика зарубежной историографии предполагала пересказ концепций буржуазных историков по той или иной проблеме и развернутую их критику с марксистских позиций: например, В. И. Салов «Критика буржуазной историографии ленинской политики КПСС по национальному вопросу» (1973), Ю. И. Игрицкий «Мифы буржуазной историографии и реальность истории» (1974), сборник «Критика новейшей буржуазной историографию (1976) и другие.

Критика была направлена на методологические основы зарубежной историографии, на трактовки истории трех революций, второй мировой войны, роли КПСС в советском обществе, строительства социализма в СССР. Собственно же работы немарксистских историков в русском переводе публиковались чрезвычайно редко.

В середине 80-х годов возобладало мнение, что «новое политическое мышление требует наряду с работой «в режиме критики» работы «в режиме диалога» с зарубежными историками, совместного, параллельного исследования проблем нашей истории, соревнования в добывании истины»^[100][100]. Этим целям служили систематические обзоры и рецензии в рубриках «История СССР за рубежом», начавшаяся в 80-е годы публикация статей зарубежных историков в ведущих исторических журналах, ставшие традицией конференции и коллоквиумы советских и зарубежных специалистов (конференции советских и западногерманских историков, коллоквиумы советских и американских историков по применению количественных методов и т. п.).

Основой для углубления контактов стало изучение теоретико-методологических основ немарксистской историографии: экзистенциализма, неопозитивизма, структурализма, феноменологического подхода и т. д. В этой области плодотворно работали М. А. Барг, Б. Г. Могильницкий, В. И. Салов, В. В. Согрин и другие. В. В. Согрин в монографии «Критические направления немарксистской историографии США XX века (1987) показывал, что либерально-демократическое и радикальное направления в историографии США развивались в целом по восходящей линии, что многие исследователи либерального направления пытались объективно оценить историю СССР на основе архивных материалов, поэтому ставил важный вопрос о выделении в современной немарксистской историографии существенно различных направлений и их внутренних течений.

Но, складываясь как отстаивающая классовые интересы, советская историография оставалась таковой и в 80-е годы. «И здесь марксистский подход не позволяет забывать, что существовали и существуют различные классы и их внутренние силы с присущими им интересами и устремлениями, обоснованием и отстаиванием которых занимаются историки, ориентируясь на те или иные теоретико-методологические предпосылки и представления. При этом и разоблачая тех, кто фальсифицирует историю, и ведя научный диалог с теми, кто стремится объективно характеризовать её ход, необходимо ясно видеть и умело, квалифицированно раскрывать различия между марксистской и немарксистской историографией»^[101][101].

 

 

РАЗВИТИЕ НОВЫХ ОРГАНИЗАЦИОННЫХ ФОРМ В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ

 

В 60 – 80-е годы возросло значение коллективных форм научного творчества, особенно при изучении больших отрезков исторического развития и сложных проблем. Итоги исторических исследований предшествующего периода и 60 – 80-х годов были зафиксированы в «Истории СССР с древнейших времен до наших дней в 12 томах», «Истории Коммунистической партии Советского Союза» в 6 томах^[102][102], «Советской исторической энциклопедии» в 16 томах, «Очерках истории исторической науки» в 5 томах, «Истории советского рабочего класса» в 6 томах, в обобщающих работах по истории всех союзных и автономных республик.

Многотомные коллективные исследования отражают и достижения советской исторической науки, и кризисные явления в советской историографии: догматизм, политическую конъюнктуру, схематизм и иллюстративность. Наличие «фигур умолчания», издержки научного уровня исследований порождают недоверие к концепции и выводам.

Другой формой коллективного творчества стали дискуссии, организуемые ведущими историческими журналами: о генезисе капитализма в России, о «восходящей» и «нисходящей» стадиях феодализма, о социальной сущности российского абсолютизма, о периодизации истории советского общества, о сущности и хронологических рамках новой экономической политики, о социалистической индустриализации и развитии советской культуры. Во второй половине 80-х годов, в связи со стремлением ликвидировать «белые пятна» в истории, вновь стали дискуссионными проблемы периодизации истории советского общества, истории Октябрьской революции и второй мировой войны, развития национальных отношений в СССР и другие. Ученые выступили против давления научных авторитетов, ратовали за уважение к разным, традиционным и нетрадиционным, точкам зрения.

В целях координации исторических исследований, преодоления мелкотемья и повторения тематики академические институты совместно с вузами обсуждали комплексные научные программы и планы-прогнозы^[103][103]. Новая форма организации исторической науки ориентировала на актуализацию тематики, поднятие научного уровня и престижа исторических трудов. Создавались временные коллективы ученых, возникли более гибкие структуры в Академии наук СССР и республиканских академиях.

Оценке итогов деятельности советских историков определению приоритетных направлений исследований способствовали проблемные историографические монографии и статьи, где определялась степень изученности проблемы и обосновывалась необходимость новых изысканий. Например, «Актуальные проблемы советской историографии первой русской революции» (1979), «Итоги и задачи изучения внешней политики России» (1981), Л. М. Зак «История изучения советской культуры» (1981), Е. И. Городецкий «Историографические и источниковедческие проблемы Великого Октября: 1930 – 1960-е годы» (1982).

Рост интереса к отечественной истории и усиление воспитательной её роли в переходный период поставили проблему популяризации исторических знаний. Профессиональные историки традиционно уделяют мало внимания популярной литературе, публичным лекциям, выступлениям в периодической печати. Сложившийся в советской историографии сухой стиль изложения сделал монографии и даже исторические журналы недоступными и даже неинтересными для массы читателей. Большую роль в дискредитации исторической науки сыграли конъюнктурное освещение истории советского общества, отсутствие трезвого научного анализа экономического и политического развития нашей страны после 1917 года, замалчивание просчетов и неудач. Отсюда рост популярности исторической беллетристики.

Историки 60 – 80-х годов использовали уже сложившиеся формы популяризации – публикацию документально-художественных произведен в сериях «Жизнь замечательных людей» и «Пламенные революционеры» (В. В. Мавродин, Н. И. Павленко, А. Н. Сахаров, Р. Г. Скрынников, Н. Я. Эйдельман и другие). Традицией стали исторические рубрики в журналах «Политическое образование», «Новый мир», «Москва», «Октябрь», в газетах «Правда», «Советская Россия», «Литературная газета», «Аргументы и факты», «Московские новости» и т. д.

Однако разрыв между исторической наукой и литературно-публицистическим осмыслением нашего прошлого существует. Историки не до конца осознали важность, а часто просто не научились выступать публично, журналисты и писатели стремятся к сенсациям, недобросовестно подают исторический материал. Важным шагом на пути решения этой проблемы стало совместное совещание Союза писателей СССР, Академии общественных наук и Академии наук СССР в апреле 1988 года.