Реакция на открытое письмо рудольфа шпильмана.                       

«На русском языке полностью открытое письмо Рудольфа Шпильмана к чемпиону мира было опубликовано в журнале «64» «Шахматное обозрение», № 4 за 1991 год. Оно было включено в книгу Пабло Помара «Агония одного гения». Перевод письма Шпильмана сделан с испанского текста, и потому имеются небольшие разночтения при сравнении с немецким каноном. Здесь приводится перевод с немецкого языка. Отметим одну неточность Шпильмана: «швейцарская армия», хотя не все аутсайдеры, являлись гражданами Швейцарии и в Берне были представлены не девятью, а даже десятью (!) второстепенными игроками (из шестнадцати). Шесть гроссмейстеров разместились в 2,5 очковом интервале друг от друга. Отрыв от остальных составлял 3 очка. Никто «из гвардии» не мог осилить пятидесятипроцентный рубеж, а трое вообще не добрали «мейстердритель», то есть в переводе с немецкого «мастерской нормы», состоявшей в трети набранных очков.                                                                                                        
Там же в Берне, в начале 1932 года, Алехин сыграл в турнире с четырьмя участниками, где разделил 1-3 места с двумя очками из трёх, наравне с Вельми и профессором, доктором медицины Оскаром Нагели, которому проиграл партию. На последнем месте с нулевым результатом был Гильи. Так что ирония Шпильмана по поводу «швейцарской гвардии» ещё более рельефна. Кстати, в большом турнире и Гильи, и Нагели сыграли с Алехиным в ничью, а должны были выиграть – иммунитет чемпиона мира спас его на этот раз. Был ещё один швейцарский мастер доктор Мишель или Михель, как писалось тогда: Michel, с успехом выступающий в местных турнирах, участник нескольких международных турниров: он единственный имел против Алехина три (!) выигранные партии, но по каким-то соображениям, мне непонятным, не играл ни в Берне, ни в Цюрихе. Одна из выигранных им партий опубликована в «64», № 1, 1929 года. Алехин играл в Берне в 1925 году вместе с французским шахматистом Аурбахом. Мишель набрал всего-навсего 2 очка, одно из них против  Алехина. Что же касается французского шахматиста польского происхождения Арнольда Аурбаха (1885-1952), то он был бывший русский подданный, уроженец Варшавы, который до революции неоднократно играл в парижском кафе на  «Mount-Parnasse» с Львом Давидовичем Троцким. («Шахматный листок», Москва,1925, № 8, примечание на с.124).                                                                                                         
И самое, удивительное, Аурбах довольно неплохо играл против Алехина. В феврале 1922 года он выиграл одну партию, в октябре того же года свёл партию вничью, а в январе 1923 года сыграл маленький матч, с претендентом вничью: +1; -1; =1. А в Бернском международном матч-турнире 1925 года обе партии окончились вничью. Материалы, касающиеся матча с Арнольдом Аурбахом, были изъяты из основных результатов Алехина. Скажем, короткий матч с Мюффаном, выигранный Александром Алехиным со счётом 2:0 приводится, но с Аурбахом сложнее.                                                          
Публикация в «Шахматном обозрении» сопровождается несколькими примечаниями автора Пабло Помара, из которых интересно примечание: «Стейниц и Ласкер были по происхождению евреями. Что же касается Капабланки, кубинца испанского происхождения, возможно, и в нём была капля еврейской крови, которая течёт в жилах каждого испанца, так как, когда в 15 веке евреи были изгнаны из                                                                                                                                                               нашей страны, некоторые из них остались, смешавшись с коренным населением».                                   Необходимо объяснить заголовок письма  Шпильмана «Я обвиняю! Не по-Золя, и не  по-Тартаковеру». Посвящение требует разъяснения. Если с Эмилем Золя ясно, что это письмо писателя, опубликованное 13 января 1898 года в газете Клемансо «Aurora», адресованное президенту республики, в котором утверждалась невиновность Альфреда Дрейфуса, и обвинялся генеральный штаб и военное министерство в подтасовке фактов. Ясно, что пассаж Шпильмана имел в виду   антисемитизм Алехина.                                                                                                                                              И, наконец, Шпильман имел полное моральное право написать это письмо. Накануне Бернского турнира (июль-август) в январе 1932 года австрийский чемпион одержал сенсационную победу над претендентом Ефимом Боголюбовым. Этот успех расценивался наравне с его победой в Земмерингском турнире, и считалось, что Боголюбов понёс серьёзный моральный урон.                                                                                                 
В 20-е годы Алехин семимильными шагами шёл к матчу с Капабланкой. Но в его успешной карьере имелось несколько прорех, часть из которых он, строго говоря, по «гамбургскому счёту», не смог ликвидировать даже в годы чемпионства:                                     1.Алехин никогда не выигрывал ни у чемпиона мира Капабланки (до матча), ни у экс-чемпиона Ласкера (до 1934 года);                                                                                                                   2.Он никогда не мог обогнать в турнирах вышеозначенных чемпионов ни в Петербурге (1914 г.), ни в Лондоне (1922г.), ни в Нью-Йорке (1924 и 1927гг.) А затем тщательно избегал встреч с кубинцем: как тогда писали, «интриговал» против участия Ласкера и Капабланки в Сан-Ремо, Лондоне, Бледе, Берне. В Цюрих не были приглашены Капабланка и Шпильман. Ввиду преклонного возраста, милостиво разрешили играть Ласкеру...;                                                                                                                             3.У его конкурентов, в первую очередь у Боголюбова и Нимцовича, были частично эти достижения – Боголюбов дважды обгонял экса и действующего чемпионов: в Москве (1925г.) – обоих и в 1928 году в Киссингене – Капабланку. В громадном турнире 1929 года в Карлсбаде Нимцович завоевал первый приз, обогнав Капабланку. Даже у Фрэнка Маршалла были успехи: он ещё в далёком 1904 году в Кемпридж Спрингсе обогнал молодого Ласкера на целых 2 очка, а в Нью-Йорке в 1910 году и в Гаване в 1913 году обогнал Капу, выиграв у кронпринца красивую партию;                                                                                                                                                                       4.И Боголюбов, и Нимцович, и Рубинштейн обгоняли или становились вровень в турнирах при участии Алехина: Карлсбад (1911г.), Вильно (1912г.), Петербург (1913г.), Вена (1922г.), Пьештян (1922г.), Карлсбад (1923г.), Дрезден (1926г.). Даже Грюнфельд в 1923 году в Маргите обогнал его, а Видмар разделил с ним первое место в очень слабом по составу турнире в Гастингсе в 1925/26 годах;                                                                           5.Отставание Алехина в Петербурге в 1914 году было на 3 и 3,5 очка соответственно от Капабланки и Ласкера, что можно объяснить молодостью русского чемпиона, но отставание в Нью-Йорке 1924 года от первых двух призёров было унизительно – 4 очка (!) от первого места и  2,5 от второго, равно и поражение от Ласкера в 1924 году, и поражение от Капабланки в  1927 году, и отставание на те же 2,5 очка от первого места. В Лондоне в 1922 году Алехин отстал на 1,5 очка – никакой борьбы 

                                                                                                                                                                     за 1-е место не было;                                                                                                                                               6.В карьере и Капабланки  и Ласкера до завоевания, и долгое время после потери титула, не было никогда дележа 4-6 мест, как у Алехина в Вене в 1922 году. Мы уже не говорим о юношеских «успехах» Алехина: 7-8 место в Гамбурге (1910г.), 8-11 место в Карлсбаде (1911г.) и 6-7 место в Вильно (1912г.);                                                                          7.Впервые Алехин обогнал Ласкера в 1934 году в Цюрихе, выиграв у него красивую партию. Экс-чемпиону было тогда 65 лет. Алехину в это время было 42 года – цветущий возраст! Но это был и его последний успех в супер турнирах. Через 2 года  Капабланка в Ноттингеме   поделил  с Ботвинником 1-е место, а у престарелого экса Александр Алехин не смог выиграть, а очень хотел. Алехин был в этом супер турнире лишь шестым. Капабланке он в этом турнире проиграл;                                                                       8.Обогнать Капабланку и выиграть у него единственную турнирную партию Алехину удалось лишь в 1938 году в АВРО-турнире. Но он опять делил 4-6 места, а Капа был на 7-м месте при восьми участниках. Слабое  утешение, хотя и утешение;                                     9.Матчевые успехи Алехина были более скромны, особенно при сравнении с Ласкером, не говоря уже о юношеском матче с Ненароковым, когда он его прекратил после трёх рядовых поражений. Он проиграл также Капабланке две гастрольные партии в Петербурге в 1913 году. Кроме того, Алехин свёл несколько коротких матчей  в ничью: с Фарни в 1908 году, с Нимцовичем в 1913 году, с Эвенсеном в 1916 году, с Тейхманом в 1922 году, с Аурбахом в 1923 году, с Бернштейном в 1933 году и даже с Боголюбовым в 1942 году;                             10.Алехин «ответил» Шпильману, сыграв в 1934 году новый матч с Боголюбовым. Боголюбов к этому времени – явный аутсайдер. Уже выросли новые соперники – Эйве и Флор, которые имели все права на борьбу за титул. Напомним, что в январе 1932 года Рудольф Шпильман выиграл матч у Боголюбова – основание быть приглашённым  в Берн и написать открытое письмо чемпиону мира;                                                                                                 11.Ещё в 1929 году Савелий Тартаковер (до Карлсбадского турнира, которое лишь подкрепило его мнение) указал на Шпильмана, как главного конкурента Алехина. Ни Боголюбову, ни Нимцовичу, ни даже Капабланке не удастся сокрушить нового чемпиона: «Главная опасность для Алехина таится, по моему мнению, в Шпильмане, этом безудержном рыцаре шахматного натиска, главном представителе честной и открытой (но при этом обогащённой новейшими методами) шахматной борьбы. Подъём Шпильмана замечается за последнее время и по его шахматно-литературной очень разнообразной и вдумчивой деятельности (подготовка даже целых книг!) и по значительно улучшенной технике его эндшпиля, этого ключа к высшим успехам». Мнимый оппонент возражает Тартаковеру, говоря о парадоксальности этого суждения, и неожиданно получает следующий ответ: «Вот упрёк, который мне делают всё время, несмотря на то, что я всегда строго придерживаюсь в своих утверждениях реальных фактов. Не моя же вина, если жизненное почти всегда кажется таким парадоксальным. В данном случае, например, сошлюсь на авторитеты: сам Капабланка говорил в Нью-Йорке в 1927 году, что Шпильман - огромный знаток и, проведи он все партии с таким же искусством, как в первом туре (против 

                                                                                                                                                                

Капабланки), то ещё было бы очень сомнительно, кто взял бы первый приз. Можно было подумать, что это только обычные утешения со стороны победителя, но разбор партий Шпильмана в Нью-Йорке 1927 года, легко заставит убедиться в правильности вышеприведённого мнения чемпиона: гибкие дебюты (белыми и чёрными!), страстный миттельшпиль и только какая-то слишком благородная небрежность в деле использования достигнутых преимуществ. Недостаток этот, однако, преходящего свойства, то есть легко устраняем …». (Шахматный листок, Ленинград,1929 год, № 13, с.198). Напомним, что Савелий Тартаковер тщательно изучал партии Нью-Йорка, издав турнирный сборник. Моё мнение, что «Гомер шахматной доски» был прав. Начиная с 1930 года, Шпильман сыграл с Алехиным 4 партии – все они окончились вничью, против Капабланки, как мы знаем, он выиграл 2 партии, матч у Боголюбова он тоже выиграл. Даже Нимцович, в характеристике участников Карлсбадского турнира, выделил Шпильмана, овладевшего современной техникой. Но, надо заметить, что Шпильман быстро старел. Хотя 5-е место во  2-м Московском международном турнире, вне всякого сомнения – крупный успех, равно и второе место в Маргите, вслед за Алехиным в 1938 году, но лучшие годы его были позади.                                                                                                                           
Мнение Нимцовича о Шпильмане после Карлсбадского турнира сводилось к тому, что Шпильман – вечный труженик после фиаско в Нью-Йорке овладел эндшпильной техникой и «системой Нимцовича», что позволило австрийскому мастеру подняться на такую высоту. «Турнир сразу повёл Шпильман, обнаруживший непривычные для его стиля позиционную тонкость и знание дебютов».

(Арон Нимцович «Избранные партии Международного турнира в Карлсбаде 1929», Ленинград, 1930г., с.5, с.59-61)

 

                                                                  

 

 

               

 

 

 

 

   

 СТАТЬЯ Р. ШПИЛЬМАНА  «О СТИЛЯХ АТАКИ».                         

 

Предлагаемая сегодня вниманию читателей статья гроссмейстера Р. Шпиль­мана написана им в 1927 году специально для издававшегося тогда журнала «Шахматы». В популярном очерке автор хотел отметить исторически сложивше­еся постепенное угасание идеи атаки в первой четверти XX века и начавшийся затем новый ее расцвет.  
«Большие шахматные битвы наших дней являются ярким свидетельством то­го, что идеи атаки получают дальнейшее углубление и развитие. Уже давно слышатся в публике жалобы на то, что стиль партий масте­ров стал бесцветным. С тех пор как Гутмайер в своих многочисленных пи­саниях стал отрицать почти у всех современных маэст­ро всякий дух предприимчи­вости и активности и назвал их декадентами, эта тема вообще выдвинулась на пер­вый план. Как же в дейст­вительности обстоит дело с декадентством? Я попыта­юсь в последующем изло­жении несколько осветить этот столь горячо дебатиру­емый вопрос. Гроссмейсте­ры! Гроссмейстерский стиль! Под этим парадок­сальным обозначением шах­матная публика разумеет часто такую манеру борь­бы, которая лишена каких-либо пламенных идеалов победы, которая заключает­ся в заботе исключительно о своей собственной безо­пасности и смотрит смело в глаза лишь «ничейной смер­ти». Нельзя отрицать, что ус­пехи теории мало-помалу поставили шахматную игру на научный базис, и что ин­туиция, индивидуальность стали играть значительно меньшую роль, чем это имело место приблизитель­но полсотни лет тому назад. Однако специалист, пра­вильно установивший причи­ны, вследствие которых стиль игры постоянно изме­няется, должен также признать, что этим «причинам», к сожалению, слишком охотно и слишком далеко идут навстречу.                                                                                                                            

Шахматная игра, оставав­шаяся в течение столетий в зачаточном, можно сказать, детском состоянии, за отно­сительно короткоевремядостигла пышного расцвета и в лице Морфи дала ге­ниальнейшего мастера ата­ки всех времен. Морфи значительно превосходил своих современников, но в смысле характера игры он был в полном смысле слова сыном своего времени. Все его современники были оду­шевлены тем же бурным духом атаки, – он был лишь лучшим полководцем среди них и потому мог легче и чаще осуществлять свою волю. После его зака­та, последовавшего за апо­геем славы, Андерсен стал защищать знамя, и им был заложен краеугольный ка­мень великого переворота. Появился Стейниц и выдви­нул так называемую пози­ционную игру. Он открыл недостатки безоглядной иг­ры на атаку и учил атаке после разумного построе­ния игры, атаке, которая не обязательно имеет в виду неприятельского коро­ля, но прежде всего, исхо­дит из того, чтобы исполь­зовать маленькие слабости позиции противника. Более длинный и, особенно в те времена, менее оберегае­мый ферзевый фланг давал гораздо больше возможно­стей атаки, чем королев­ский фланг. Отсюда – фер­зевый гамбит. Черными Стейниц выигрывал многие партии вообще путем только одной защиты гамбитной пешки. Таким образом, ему удалось практически дока­зать, что стиль периода Морфи - Андерсена слиш­ком рискован и не может служить залогом длительно­го успеха. Это стало, доказанным                                                                                                                                                                        особенно наглядно тогда, когда Стейницу уда­лось дважды повергнуть ге­ниального Чигорина, послед­него рыцаря классической эры. Различие между эти­ми двумя мастерами заклю­чалось не в превосходстве одной индивидуальности над другою (как, например, ме­жду Морфи,  и Андерсеном), но главным образом в том преимуществе, которое давал более экономичный стиль.

Едва, таким образом, пря­мой атакующий стиль усту­пил место позиционному, как появился Тарраш с про­поведью новых принципов борьбы. Если проследить эти принципы по партиям Тарраша, то станет ясным, что здесь нет духа атаки. Медленно, страшно медленно, как бы подкрадываясь, движутся войска в бой. Их девиз – уклоняться, где только воз­можно, от открытого боя, и лишь осаждать противника, блокировать и ждать, пока истощатся его жизненные средства, пока выйдет вода и воздух, и тогда его мед­ленно задавить. Этот метод долгое время пользовался чрезвычайным успехом. Противники или теряли тер­пение и истекали кровью в несвоевременных вылазках, или оставались пассивными и подвергались удушью. Эпоха героической наступа­тельной войны миновала, ос­торожный «гроссмейстер­ский стиль» развивался все дальше и, наконец, достиг своего апогея в Капабланке.

Но раньше ещё этот пе­риод был прерван появле­нием своеобразнейшей и величайшей индивидуально­сти в лице Ласкера. В этом мастере соединилосьвсе, что дало шахматное искус­ство от Морфи до Капабланки. Хотя многие из его пар­тий при переигрывании и производят на шахматных профанов впечатление су­хих, тем не-менее в нём, несомненно, много духа ата­ки. Это проявляется у него главным образом в контр­атаке. Поэтому у Ласкера никогда не было стремле­ния стеснять и стеснять сво­его противника в стиле Тарраша, наоборот, – он всег­да любил полную, содержа­тельную игру; он предпочи­тал предоставить противни­ку относительно лучшие шансы, чем самому лишить­ся некоторых возможностей атаки. Отразить с величай­шим мастерством неприя­тельские атаки и потом бы­стро создать контрудар – в этом центр тяжести искус­ства Ласкера.

 У Капабланки, выступив­шего позднее, стремления к атаке слабо выражены. Ос­трые, живые атакующие по­ложения ему совершенно не по душе. Он умеет в со­вершенстве защищаться, и именно этой своей способ­ности он обязан большей частью своих успехов, сам же он ведет атаку лишь при особо благоприятных обстоятельствах. Партия, проигранная им на москов­ском турнире 1925 г. Ильи­ну-Женевскому, ясно пока­зывает, что во время бурно­го течения партии чемпион мира не чувствует себя в своей стихии.

И особенно радостно, что теперь, после столь долгого периода упадка агрессивно­сти, современные мастера вновь провозглашают ло­зунг: «Атака! Атака!». Оба вождя современности, Але­хин и Боголюбов – вдохно­венные, блестящие мастера атаки в духе Морфи. Что их партии не так часто, как партии Морфи, заканчива­ются среди грома и молнии блестящими комбинациями с пожертвованиями, – объясняется высоким уров­нем техники нашего време­ни, которая по сравнению с временами Морфи сделала колоссальные шаги вперед и теперь в значительной ме­ре усвоена сравнительно слабыми игроками. Поэтому атака большей частью сле­дует путём Стейница и ре­же проявляется в                                                                                                                                                                      прямом штурме короля. Но дух ата­ки здесь: после долгой зим­ней спячки он пробудился к новой жизни и славе. Под его солнцем шахматная иг­ра опять волшебно расцве­тает, привлекает к себе толпы новых друзей и поклонников и идет навстречу будущему в качестве народ­ной игры, как это уже име­ет место в России.

В качестве иллюстраций к сказанному нам послужат следующие партии.

                                                    1. НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ АТАКА.

Такая атака характерна не для отдельных мастеров, а для долгой эпохи, славней­шими представителями ко­торой были Морфи, Андер­сен, Чигорин и некоторые другие. Тогда безраздельно господствовала мысль об атаке, и прежде всего – об атаке против короля. Следующие две партии при­ведены не как лучшие, относящихся к этой эпохе. Найти таковые было бы очень трудно, и мнения об этом неизбежно были бы очень субъективны. Но они, во всяком случае, типичны, и этого для наших целей до­статочно.

Мак-Коннель –  Морфи

                                                             Нью-Орлеан, 1850г.