Экономическая трансформация и общинная реорганизация еврейского народа в исламские времена

 

В предыдущей главе описывалось положение еврейского народа в структуре арабского мусульманского общества с мусульманской точки зрения - права, гарантируемые евреям исламским законом, и обращение, которому они подвергались со стороны мусульман. В следующих главах будет рассмотрен еще более важный аспект еврейско-арабского симбиоза: как отвечали евреи на вызов новой цивилизации и как они приспосабливались к изменившимся условиям.

Скажу сразу: общая картина, которую рисуют доступные нам источники, представляет собой полное преобразование во всех областях экономики, общинной и духовной жизни. Такая перемена произошла не тотчас после арабского завоевания. Напротив, первые двести пятьдесят лет, последовавшие за этим событием, наиболее темные в еврейской истории.

Только к концу III в. мусульманской эры можно распознать результаты трансформации, которая затронула основную часть еврейского народа, сконцентрированного тогда в арабо-язычных странах. Похожая кривая развития наблюдается в культурной истории персидского народа, который казался парализованным и онемевшим вследствие арабского завоевания, но испытал возрождение в конце III в. (по хиджре, мусульманской эре). Причина временного заката Персии была политической - она перестала быть независимой в результате натиска арабов. Но евреи в ранние дни ислама явно пострадали экономически. В любом случае в начале IV в. хиджры восстановление и персидской, и еврейской культуры шло уже полным ходом.

IV, V и VI вв. хиджры (приблизительно соответствующие христианским X, XI и XII вв.) можно считать апогеем еврейско-арабского симбиоза, а с XIII в. начинается медленный спад, со временем все усиливающийся. Частичное возрождение восточных еврейских общин в XVI-XVII вв., которому способствовали временные изменения внешних факторов и внутренних сил, не входит в сферу данного обсуждения.

Есть три причины того, что мы несравненно больше знаем о жизни евреев в мусульманском мире, чем нам известно о веках, непосредственно предшествовавших исламу:

(1) Исторический склад ума был присущ арабам гораздо более, чем персам, в империи которых проживало большинство евреев до ислама, и арабы оставили намного больше исторических свидетельств. А историки и законоведы Византии, где также концентрировалась значительная часть еврейского народа, записывали практически лишь предания о гонениях и дискриминационные законы.

(2) Введение в VIII в. бумаги в обиход мусульманского мира увеличило производство книг и распространение грамотности до уровня, беспрецедентного в истории стран, населенных евреями.

(3) Фрагменты книг и документов, хранившихся на протяжении средних веков в так называемой Каирской Генизе, были открыты и доставлены в европейские и американские библиотеки в конце XIX в., обеспечив почти неисчерпаемый источник для изучения жизни евреев и их литературы в течение наиболее важных веков еврейско-арабского симбиоза.

Ислам в отличие от христианства не ввел еврейскую Библию в свой канон религиозных писаний, но воспринял вместе с религиозными и этическими идеями Библии ее представление о рамках и ходе мировой истории, которая началась Сотворением мира, продолжалась последовательными откровениями Бога человечеству и завершится в конце концов Судным днем. Этот в высшей степени исторический подход мусульманской религии усугубил природную склонность арабов к фиксированию наиболее драматических событий их племенной жизни. К этим двум элементам - религиозно ориентированной историографии и национальной повествовательной традиции, добавилось невиданное расширение общих и географических горизонтов, произошедшее за сто лет завоевательных войн, и все это, вместе взятое, привело к возникновению в арабских странах колоссальной исторической литературы.

Разумеется, эта литература была сосредоточена на судьбах арабской мусульманской общины. Евреи и еврейская культура упоминались там лишь постольку, поскольку они считались имеющими отношение к исламу. Тем не менее, множество важных деталей еврейской истории известны только по этой литературе: например, как упоминалось в главе 1, вся история североаравийских еврейских общин во времена Мухаммада и его преемников.

Вдобавок арабы очень скоро освоили географическую науку, развитую, с одной стороны, у греков и их наследников, а с другой стороны - у персов и других, а также сравнительное религиоведение, культивируемое сабиями Харрана, языческой сектой, которой удалось выжить в исламские времена. Обе эти науки - география и сравнительное религиоведение - получили значительное развитие в трудах арабских ученых, и обе они внесли большой вклад в наши познания о евреях и иудаизме в исламские времена. Если сравнить описания еврейских сект у хорошо осведомленных мусульманских ученых с нелепыми и совершенно беспочвенными россказнями греческих этнологов и римских историков, будет видно, насколько арабы превосходили древних в изложении верований чужеземных народов.

Арабская историография и наука не смогли бы создать такую гигантскую литературу, если бы ее первые шаги не совпали с введением и массовым производством бумаги. Прежде писали либо на папирусе, производимом из растения, выращиваемого и обрабатываемого в Египте, либо на пергаменте и восковке, которые изготовлялись из кожи животных.

Все эти материалы были дороги. Однако в 751 г. арабы столкнулись в Средней Азии с китайцами. Они захватили китайских пленных, которые были хорошо знакомы с производством бумаги, и немедленно приставили их к работе. И вот еще до конца VIII в. в Багдаде появилась бумажная мельница. Скоро это производство распространилось по всей мусульманской империи, стало необычайно разветвленным, и на рынок поступили самые различные сорта бумаги. Поэтому мы обнаруживаем еврейских купцов, импортирующих бумагу из Сирии в Египет, хотя эта страна и сама была крупным производителем названного товара.

Наличие сравнительно дешевого материала для письма положило начало широкому выпуску и продаже еврейских книг, написанных как на иврите, так и на арабском, но еврейским алфавитом, и многие из них сохранились, хотя бы во фрагментах. Каталоги частных еврейских библиотек в Египте и других арабо-язычных странах, которые дошли до нас дюжинами от XI-XII вв. и в которых иногда содержались сведения о качестве бумаги и переплета, показывают, что даже частное лицо имело возможность собрать большое число книг. Кроме того, во всех слоях населения, в том числе и бедных, распространилась манера писать письма, и от этой переписки многое сохранилось. Таким образом, введение в обиход бумаги в VIII в., возможно, оказало на еврейскую культуру и наши знания о ней даже большее воздействие, чем изобретение книгопечатания в XV в.

Это подводит нас к третьему фактору, который сыграл такую огромную роль в наших познаниях о еврейско-арабском симбиозе в его наиболее продуктивный период: тому обстоятельству, что евреи имели привычку "хоронить" свои древние книги и письма и что самое главное из таких "захоронений" - в Старом Каире - дожило до нашего времени и оказалось доступным для исследования.

Это знаменитая Каирская Гениза, о которой следует сказать несколько слов, так как без ее сокровищ наши представления о жизни евреев в арабских странах были бы несравнимо беднее.

Верование в то, что всякое письмо или документ, где может содержаться имя Бога, не должно быть предано огню или уничтожено каким-нибудь другим способом, присуще не только евреям - христиане и мусульмане также разделяют его. Но кажется, что в этом, как и в других вопросах ритуала, евреи проявляют большее тщание; вот почему в мире благочестивых евреев сохраняли всякую бумагу, содержавшую еврейские буквы. Во многих синагогах была специальная комната, куда складывали такие бумаги, ее называли "бейт гениза" (буквально "дом сокрытия", "хранилище"), сокращенно "гениза", от еврейского "ganaz" - "собирать", "прятать". Такое помещение, притом очень большое, было обнаружено в синагоге Фустата, древней мусульманской столицы Египта, расположенной к югу от Каира.

Эта Гениза использовалась более тысячи лет, и в ней были найдены документы на многих языках, включая латинский, написанные еврейской графикой. Однако наиболее часто (после древнееврейского) использовался арабский: там хранились десятки тысяч страниц, покрытых древнееврейскими буквами, передающими арабские звуки. Таким образом, Гениза, будучи сокровищницей сведений о евреях, стала также одним из самых ценных источников для изучения истории арабского языка.

Большую часть найденного составляли фрагменты книг, многие из которых прежде были известны лишь по названию или цитатам, а то и вовсе не известны. Находки из Генизы произвели полный переворот в наших представлениях о еврейской литературе арабского времени (между 700 и 1100 гг. примерно), и над ними продолжается напряженная работа.

Не думаю, чтобы все ранние арабские мусульманские книги, которые обнаружены в Генизе, записанные еврейской графикой, были найдены еще где-нибудь.

Естественно, что для историка самый большой интерес в Генизе представляют письма и документы. Гениза предоставила нам автографы писем и фрагменты книг, часто весьма значительные по объему, принадлежавших самым знаменитым фигурам в сфере иудео-арабской культуры, таким, как Маймонид, его сын Аврааам, Саадия и многим другим.

Сохранилось не менее семидесяти писем палестинского гаона (главы академии и духовного лидера) Шломо бен Иехуды, весьма интересной личности (умер в 1051 г.), большинство из них написаны на древнееврейском, но часть - по-арабски. Письма людей более скромного положения также представлены там, они имеют огромную историческую ценность.

Гениза сохранила значительное количество писем почти со всех концов мусульманского еврейского мира, от Испании и Марокко на западе, до Адена и Индии на востоке, писем из Византийской империи и, естественно, много писем из более мелких египетских городов и селений. Особый интерес представляют многочисленные письма из Палестины. Что касается языка писем, отметим, что те из них, которые связаны с общественной жизнью, написаны по-еврейски; а большинство (но отнюдь не все) частных писем написаны по-арабски, поскольку дела обычно велись на арабском языке.

Сохранившиеся документы отражают практически все аспекты общественной и частной жизни. Каждый понедельник и четверг в синагоге Генизы происходили заседания раввинского суда, и многие документы судебного разбирательства дошли до нас.

Как мы узнаем из инструкции для судебного письмоводителя, он должен был записывать устные показания сторон и свидетелей дословно, и поскольку люди говорили по-арабски, то обычной практикой (со второй половины XI в.) стало фиксировать по-арабски главную, неформальную часть процесса. В суде велась книга, в которой регистрировались в хронологическом порядке все поступившие дела.

Многие страницы таких книг от XI-XII вв. дошли до нас, составив живую картину повседневной жизни общины. То же самое можно сказать о многих сохранившихся документах и контрактах. Набор из сотни-другой современных еврейских брачных контрактов был бы скучным чтением, поскольку они содержат почти одни юридические шаблоны. Разумеется, подобные договоры от X, XI и XII вв. тоже следовали определенной форме, но, кроме того, они были настоящими договорами, которые широко варьировали от случая к случаю.

Часто сохранялся список платьев, украшений и убранства, составлявших приданое невесты, что позволяет нам заглянуть в глубь материальной культуры еврейской общины.

В этих списках попадается множество арабских словечек, который не найдешь в словарях, а быть может, и в литературных текстах. В совокупности документы Генизы можно рассматривать как очень важный источник для истории восточной цивилизации в целом.

Основной доступный тогда фонд Генизы - свыше ста тысяч листов - был вывезен в 1897 г. в Университетскую библиотеку Кембриджа (Англия) благодаря энергичным усилиям доктора Соломона Шехтера, позднее ставшего президентом Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке. Но и многие другие библиотеки завладели большими или меньшими коллекциями материалов Генизы, в результате чего первая страница книги или письма может находиться в Кембридже, вторая в Нью-Йорке, а третья - в Ленинграде.

По этой, а также по многим другим причинам, в частности из-за фрагментарного состояния документов, изучение Генизы требует высокого профессионального мастерства. В первой половине этого столетия плеяда выдающихся ученых занималась идентификацией, публикацией и обсуждением сокровищ Генизы.

Среди многих имен следует прежде всего упомянуть Самуэля Познански из Варшавы и Джекоба Манна из Цинциннати, которые работали в основном в области истории, Симху Асафа из Иерусалима (история культуры); самого Соломона Шехтера, Луиса Гинзберга и Израэля Дэвидсона, все из Нью-Йорка (еврейская литература), Пауля Кале, в прошлом из Бонна, который при помощи фрагментов из Генизы так капитально изменил наши представления о библейских текстах, и его бывшего ученика Менахема Зулаи из Исследовательского института Шокена в Иерусалиме, который вернул нам обширную область средневековой еврейской поэзии, ранее утраченную.

Однако есть в Генизе одна часть - именно она наиболее важна для наших целей, - которая пока еще не получила адекватного исследования. Это письма, контракты и документы, написанные по-арабски. За последние двадцать пять лет было немало сделано для их изучения и издания, и в особенности, для публикации их содержания. Учитывая его объем и степень сложности, надо думать, пройдет немалое время, прежде чем окажется возможным напечатать все полностью. По выдержкам, которые будут приведены далее, читатель сможет понять его значение.

Поскольку период полного еврейско-арабского симбиоза сравнительно хорошо известен, тогда как века, предшествующие возникновению ислама и следующие прямо за ним, являются наиболее темными в еврейской истории, очень трудно оценить воздействие, которое оказало на еврейский народ создание арабского государства. О том, что происходило с евреями за первые два с половиной века арабского правления, приходилось судить лишь в общих чертах - на основании информации более поздних поколений. Более того, историков в первую очередь занимали политические и религиозные изменения, тогда как, по моему мнению, далеко идущие экономические и социальные преобразования на Ближнем Востоке в VIII-IX вв. более всего повлияли на "новый облик" евреев X в.

Мы попытаемся показать, как возникновение арабской империи и соответствующие перемены на Ближнем Востоке отразились на судьбах еврейского народа. По мере получения новых материалов на эту тему из самых разнообразных источников, некоторые из намеченных здесь выводов могут быть пересмотрены после дальнейшего изучения.

Еще до столетия арабских завоевательных войн, которые объединили весь регион между Средней Азией и Северной Испанией в единую империю - по крайней мере, на несколько десятилетий, - там протянулась неразрывная цепь еврейских поселений: от северо-востока Персии через Месопотамию (Ирак) до Сирии, Палестины и Египта и по Средиземноморскому побережью, включая Испанию, Францию и Италию.

До ислама большая часть этой территории была поделена между двумя соперничающими империями, Римской или Византийской на западе и Персидской на востоке, которые были заняты постоянными войнами, прерываемыми короткими или длинными перемириями. Однако талмудическая литература показывает, что вплоть до 500 г. имели место перманентное сообщение между Месопотамией, тогда крупным еврейским центром и частью Персидской империи, и Палестиной, которая находилась под властью Византии. О периоде, непосредственно предшествующем исламу (примерно 500-650 гг.), информации очень мало, но именно это отсутствие информации может обозначать, что названный конфликт между двумя империями сделал связь между различными еврейскими центрами ненадежной.

Еврейские историографы единодушно полагают, что объединение региона под арабским правлением привело также к единению разбросанных еврейских общин. Однако источники содержат мало сведений по этому поводу в том, что касается первых двух столетий ислама. Молчание источников согласуется с тем, что известно о характере ранне-мусульманского государства и положении в нем немусульман. От политического единства мало проку населению, у которого нет ни права, ни возможности свободно передвигаться, а при раннем исламе свободы передвижения было немного. Сами арабы обычно рассматривались как солдаты, размещенные в определенном пункте, который они могли покидать только по специальному разрешению. Подвластное население было еще более связано необходимостью платить налоги.

Каждый взрослый немусульманин должен был платить подушную подать, называемую джизъя, размер которой зависел от доходов и составлял один, два или четыре золотых в западных, бывших византийских частях мусульманской империи, или их эквиваленту в серебре в восточных, в прошлом персидских, областях ее.

Единственное исключение составляли женщины, дети, старики и калеки. Часто подчеркивалось, что эта подушная подать больше была средством показать второсортный статус немусульман, чем экономической дискриминацией. Из-за унизительного характера этой подати высокопоставленные немусульмане часто старались освободиться от ее уплаты. Евреи из Хайбара в Северной Аравии предъявляли документ - разумеется, фальшивый - о том, что сам Мухаммад обещал им освобождение от налога.

Наряду с этим еврейские и мусульманские источники постоянно утверждают, что уплата подушной подати была порой выгодной, потому что она обозначала плательщика как "покровительствуемое" лицо, чья жизнь и собственность считалась защищенной.

Приводятся рассказы о халифах, которые хотели избавить своих еврейских друзей от данной повинности, однако те просили их не делать так, поскольку это принесет больше вреда, чем пользы. Каким бы ни было отношение к джизъе, подушному налогу, большая часть населявших страну людей были так бедны, что джизъя представляла для них непереносимое бремя.

Разумеется, они также должны были платить другие налоги с продукции своей земли и своих стад. Конечно, один золотой в год представляется весьма скромной суммой. Но на этот счет есть арабская пословица: "Верблюд за один грош - это прекрасно, да только нет у меня ни гроша". Как нам известно из арабского папируса IX в. (когда деньги ценились меньше, чем при раннем исламе), сельскохозяйственный рабочий получал в год шесть золотых.

По различным документам Генизы мы можем заключить, что этого ему едва хватало, чтобы поддерживать собственное существование, не говоря уж о содержании семьи. При таких обстоятельствах уплата налога в один золотой превращалась в очень тяжелую обязанность. Неудивительно, что в источниках того времени мы находим сведения о том, что для сбора налогов применялись порка, тюремное заключение, выставление под палящие солнечные лучи и т.д. Раз люди владели столь малым, самым обычным способом избежать налогообложения было бегство в другой город или деревню. По этой причине передвижение с места на место не разрешалось. Разрешения давались только в особых случаях (некоторые из этих разрешений сохранились).

По письмам Генизы, поступавшим из сельских районов Египта, можно заключить, что даже в поздние, более либеральные времена никто не мог покинуть свою деревню без расписки об уплате налогов в кармане. В Ираке расписку (печать) вешали на шею немусульманину. Каждый, кого обнаруживали без такой печати, подлежал смертной казни. Подобная процедура была настолько обычной, что в течение некоторого времени ей подвергались даже крестьяне, принявшие ислам.

Вторая причина ограничения свободы передвижения естественно вытекала из первой: это был страх, что сельское население покинет страну. Положение крестьян в Халифате конца VIII в., каким его рисует Абу Йусуф, верховный судья знаменитого Харуна ар-Рашида из "1001 ночи", выглядит поистине удручающим. Арабским завоевателям потребовалось некоторое время, чтобы научиться благоразумию. Как гласит арабская пословица, "нельзя одновременно забить корову и доить ее". Нам не известно точно, в каком состоянии арабы нашли Ближний Восток, когда завоевали его. Однако несомненно, что по сравнению с поздне-римскими временами в мусульманский период общее положение сельского населения ухудшилось и что это ухудшение произошло очень рано.

Во всяком случае, в первые века ислама мы видим, что арабские правители прилагают все усилия, чтобы удержать сельскохозяйственное население на земле, и делают это путем ограничения свободного передвижения своих подданных.

Учитывая все это, мы не можем предполагать, что объединение через завоевание областей, принадлежавших ранее Византии и Персидской империи, было тотчас благосклонно воспринято еврейскими общинами, разбросанными там. Наоборот, кажется, что провал в еврейской истории в течение двух первых веков ислама отражает ужасающее положение людей, принадлежавших в основном к наиболее угнетенным низшим классам. Очевидно, именно в это время евреи были выброшены из сельского хозяйства.

Если Талмуд полагает, что еврей даже в Ираке, как правило, владел возделанной землей, то еврейская юридическая литература начиная с III в. хиджры и далее представляет противоположный взгляд на эту проблему. Еврейский закон, который до 500 г. н.э. был по сути своей законом крестьянского населения, пришлось полностью переориентировать. Но юристам это удалось лишь отчасти. Поскольку большинство сделок законно могли быть заключены только "по отношению к земле", они приняли юридическую фикцию, что каждый еврей в идеале владеет частью Святой Земли.

В Генизе были найдены сотни документов, по которым одна сторона предоставляла другой четыре квадратных локтя от своей доли Святой Земли "вместе" с тем или другим правом, которое и составляет истинное содержание договора. В некоторых каталогах материалов Генизы такие документы обозначены как "трансфер на землю", но насколько мне удалось проверить, они содержат лишь юридическую фикцию. Правда, Гениза показывает, что вплоть до XII в. некоторые евреи все еще занимались земледелием, но это были исключения, которые лишь подтверждают правило.

В городах положение евреев также было незавидным. Согласно скудной информации, которой мы располагаем, в ранне-исламские времена евреи не занимали значительного места ни в торговле, ни в ремесленном производстве, хотя нам известно о нескольких крупных еврейских купцах и одном-двух знаменитых врачах. Были ремесла, красильное например, которые, кажется, стали монополией евреев по всему мусульманскому миру и частично в Византии. Предположительно, эта монополия основывалась на утаивании некоторых технологических деталей производства. Однако подобные ремесла, хотя без них и нельзя было обойтись, невысоко стояли в системе социальных ценностей.

Низкое положение еврейского народа в первые века мусульманства отражалось и в духовной сфере. Конечно, некоторые разновидности еврейской литературы в это время процветали: вид религиозной поэзии, известный под названием пиют, который требовал глубоких познаний в древнееврейском языке и еврейской традиции; мидраш, который по форме представляет собой проповедническое толкование Библии, а по содержанию - сокровищницу народной мудрости, верований и остроумия; а также мистические рассуждения и правовые дискуссии. Однако все эти разновидности литературы развились в римское и византийское время (само слово пиют греческого происхождения), и зачастую только какой-нибудь более или менее туманный намек на арабское правление свидетельствует о принадлежности данного произведения к исламскому времени.

Кажется, что вклад евреев в науку проявлялся лишь спорадически. В качестве признака раннего участия евреев в новой мусульманской цивилизации историки часто ссылаются на пример Масарджавайха, еврея из Басры (Южный Ирак), который носил персидское имя и был известен своими сочинениями по медицине и переводами на медицинские темы с сирийского на арабский.

Другой знаменитый пример - Маша'алла (буквально означает "если Господь пожелает"; это выражение употреблялось позднее как защита от дурного глаза), астроном, который писал также на общие темы, трактат которого "О высоких и низких ценах" сохранился до наших дней. Довольно забавно, что его имя стало в мусульманской религиозной литературе образным обозначением науки, противопоставляемой религии. Но насколько мы можем судить теперь, это были особые случаи.

Основная масса еврейского народа в исламские времена довольствовалась общедоступной религией, далеко отстоящей от абстрактного мышления, которого требовали теология, философия или наука. Любопытно, что знаменитый мусульманский ученый аль-Джахиз (умер в 869 г.), который сам был негритянского происхождения, полагал, что евреи физически не способны к абстрактному мышлению из-за постоянных близкородственных браков ("вы никогда не слыхали, чтобы еврей женился на ком-нибудь, кроме еврейки"), тогда как основная масса мусульманского населения представляла собой смесь всех народов мира.

Положение изменилось в результате полного преобразования Ближнего Востока, которое описывается в главе 1 как "буржуазная революция" VIII-IX вв., когда возникло совершенно новое еврейское общество, совсем непохожее на общество средневековой Европы, а напоминающее скорее XIX в., когда отдельные евреи, особенно в Восточной Европе, достигли успехов в области коммерции, банковского дела, производства и свободных профессий, тогда как преобладающей части их приходилось довольствоваться более скромными занятиями.

Поскольку эта "буржуазная революция" VIII-IX вв. имела решающее значение для еврейской истории, но до сих пор нигде не описана, остановимся здесь на ее главных аспектах. Специальное исследование на эту тему готовится автором.

1) В ходе переворота, вызванного арабским завоеванием, во всех странах между Испанией и Индией началось общее "движение капитала". Сокровища, которые так долго хранили цари, и церкви, и аристократия, были захвачены завоевателями и выброшены на рынок. Примером тому является судьба золотых мадонн Сицилии, на которых после мусульманского завоевания заработали деньги, отправив их морем в Индию и продав идолопоклонникам; знаменитого бронзового Колосса острова Родос купил у мусульман еврейский сборщик металлолома, превративший гигантскую статую в девятьсот верблюжьих вьюков бронзы.

Многие побежденные лишались собственности; огромные богатства прибирались к рукам. Разумеется, зачастую эти новоприобретенные богатства контролировались не самими завоевателями, а их "клиентами", так называемыми мавали, представителями завоеванного населения, которые перешли в ислам, приняли арабские имена и превратились в приемышей арабских племен, к которым принадлежали их хозяева.

Похоже также, что капитал часто переходил в руки этих мавали или во владение христиан и евреев, которые следовали за победоносными армиями и помогали им разобраться с добычей. Первым признаком появления нового класса капиталистов было свержение арабской династии Омейядов в 750 г. - событие, в значительной степени спланированное капиталистами-финансистами, которые заправляли антиомейядской пропагандой.

2) Накопление свободного капитала шло параллельно созданию большого резерва дешевой рабочей силы. Этому содействовали многие факторы: обнищание больших групп завоеванного населения; бегство из деревень в города; широкомасштабное использование принудительного труда (corvee - "барщина"), о чем многое известно как по литературным, так и по археологическим источникам.

Если на развалинах одного из омейядских дворцов севернее Иерихона (Палестина) была найдена табличка, на которой каменщик нацарапал еврейские и арабские буквы (очевидно, еврейский мастер, который хотел выучить арабский), мы можем смело предположить, что этого человека привезли туда, как и многих других ремесленников, которых насильно включали в омейядские "трудармии", о чем говорится в арабских исторических сочинениях.

Труд был дешевым, потому что он был бесплатным. Рабы, которых покупали за деньги, обычно использовались для личных нужд, а не в производственных целях. Только в III в. хиджры существовали большие группы негритянских рабов, использовавшихся в качестве рабочей силы -в Южном Ираке, где произошло мощное восстание рабов, не имевшее аналогов в мусульманской истории.

3) Новые арабские города явились очень важным экономическим фактором не только потому, что они вызвали к жизни невиданную строительную деятельность, но и потому, что, в сущности, были большими гарнизонами и роскошными дворами правителей или местных губернаторов. Таким образом, возникло постоянное экономически сильное население, способное к потреблению товаров первой необходимости и предметов роскоши. Известны многие влиятельные евреи, которые сделали себе состояние на поставках либо двору, либо армии.

4) Новые города легко могли принять большое количество людей, так как тяжелые условия жизни на селе сделали сельскохозяйственную продукцию очень дешевой. По свидетельству историков, частые неурожаи местных культур и прочие бедствия приводили к большим колебаниям цен на основные товары. Но это сильно стимулировало торговлю зерном и прочими продуктами.

5) Великие военные походы в дальние страны были сами по себе крупными капиталистическими предприятиями, сопровождавшимися большим экономическим подъемом. Перед началом такого похода каждый командир и каждый солдат получал особую сумму на экипировку и снаряжение для долгого пути и для сражения. Легко представить себе, какой эффект это имело для местного рынка; иногда историки специально описывали подобные обстоятельства.

6) Огромное смешение, перетряска населения, непомерное обогащение некоторых групп его породили множество новых привычек в еде, одежде и устройстве дома. Эти моды и привычки, должно быть, представлялись людям необычайно важными, поскольку в литературных источниках о них упоминается очень часто. Естественно, они послужили сильным толчком для международной торговли. Я пишу эти строки, глядя на лежащее передо мной письмо еврейского купца из Адена (Южная Аравия), посланное в Каир примерно 850 лет назад. Он просит своего делового партнера в Каире закупить всевозможные товары для своего дома и хозяйства. В списке из сорока с лишним предметов значатся товары, произведенные в Горгане, на самом севере Персии, в Амиде (Курдистан), в Багдаде, Бейруте, в самом Каире и многих других местах Египта, а также в Испании.

Кажется, что чем более издалека был привезен товар, тем более модным он считался.

7) Много других, более второстепенных причин обусловили расширение торговли и подъем капитализма в период, последовавший за героической эпохой ислама: прокладка и ремонт дорог, изначально предпринятые в военных и административных целях, создание точных путевых описаний (путеводителей), изначально предназначенных для имперских нужд; усовершенствование средств передвижения, особенно по морю; наконец, подъем покупательной способности христианского Запада, о котором еще много будет говориться в связи с еврейской торговлей, и т.д.

8) Вдобавок к экономическим и производственным причинам, конечно, весьма важно было и то, что верхушку арабского государства составляла торговая аристократия. Происходя из мест, где родился исламский Пророк, они, разумеется, были более восприимчивы к различным потребностям бизнеса, чем рыцари и родовитые господа Персидской империи, которые полагали, что аристократу надлежит проводить половину жизни в боях, а другую половину - в пирах. Вообще кажется, что, несмотря на свои ограничения, арабо-мусульманское правление, во всяком случае вначале, было более эффективным и более справедливым, чем предшествующие режимы. Кроме того, мусульманский закон в значительной степени основывался на арабской традиции, которая, как уже отмечалось, была гибкой и хорошо приспособленной к потребностям нации торговцев.

9) Другим весьма важным социальным фактором подъема ближневосточного капитализма было уничтожение арабскими завоевателями прежних господствующих или привилегированных классов, которых вытеснила новая аристократия денег. В сущности, произошло вот что: деньги стали тем путем, по которому способные или удачливые взбирались по социальной лестнице.

10) В добавление к экономическим, производственным и социальным изменениям, приведшим к созданию ближневосточного капитализма, его подъему содействовал очень сильный религиозный элемент.

Идеалом жизненного пути в I в. мусульманской эры был святой воитель, борец за веру. Естественно, что этот идеал отчасти оставался в силе и в последующие века, так что драчливые праведники всегда могли обрести самовыражение в непрерывных пограничных столкновениях с неверными. Однако к концу II в. хиджры к военной профессии стали привлекать в основном неарабов, и скоро она стала исключительной сферой деятельности рабов-варваров, почти утратив свою былую славу.

Другое широкое поле государственной службы, чиновничья администрация, привлекла к себе немало сильных умов, опять-таки неарабов, и эта бюрократия, "люди пера", как их называли, была в значительной степени ответственна за развитие характерных черт синкретической арабской литературы III-IV вв. хиджры.

Но религиозные люди избегали государственной службы и вообще считали правительство настоящим олицетворением сил, которые противостоят власти Господа на земле. Благочестивый человек не должен был принимать приглашение на ужин от государственного чиновника. Еда, которую там подавали, не признавалась "халал" (разрешенной религией), поскольку считалось, что большая часть государственных доходов получена от вымогательства, нарушения законов и угнетения слабых.

Но религиозный подход к торговым делам был совершенно иным. Прибыль от честной торговли рассматривалась в мусульманской религиозной литературе как типичный пример халал, дохода, не вызывающего никаких возражений. Вдобавок купец был особо приспособлен к исполнению религиозного долга, предписанного мусульманину: он мог ежедневно совершать пятикратную молитву, так как согласно медленному темпу восточной торговой сделки такой перерыв способствовал благоприятному завершению дела. Купец также мог найти время для чтения религиозных книг. В настоящем арабском мусульманском городе, таком, как Сана, столица Йемена, увидеть купца, читающего, сидя в своей лавке, рукопись по религиозному праву, - обычное дело.

В торговых путешествиях купцу легче было исполнить свой долг паломничества в Мекку; он мог посетить знаменитых богословов или святых. Он был в состоянии выполнить заповедь о милостыне. Считалось, что ему легче соблюдать посты, чем его единоверцам с низким доходом, которые занимались физическим трудом. И наконец, разве сам Пророк и большинство его выдающихся сподвижников не занимались этим делом?

Короче говоря, как зарождение современного капитализма в Европе сопровождалось новым религиозным подходом к зарабатыванию денег, так и "буржуазная революция" в мусульманской империи VIII-IX вв. имела солидное религиозное обоснование. Это обстоятельство, бесспорно, ускорило процесс превращения евреев из народа, занятого главным образом ручным трудом, в народ, основным занятием которого стала оптовая торговля.

Такая трансформация, конечно же, вызвала немалое сопротивление. Один ранний еврейский автор, принадлежавший к секте караимов (подробнее о ней будет сказано далее), поносил склонность к коммерческой деятельности как "нееврейскую" и как подражание язычникам (подразумевая под ними то ли арабов, то ли мусульман вообще). Его тирады показывают, что, хотя коммерческая деятельность стала для евреев совсем обычной, о<