Государство Израиль и его арабское окружение

Конечно, контраст между Израилем и его соседями в настоящее время выглядит очень резким. Основную часть его населения составляют иммигранты из Европы или их дети. Европейский характер нового государства еще больше бросается в глаза при обращении к информации о его политических и духовных лидерах. Вплоть до настоящего времени лишь немногие израильские министры были сабрами, т.е. урожденными израильтянами, а не выходцами из Европы; что же касается членов Верховного Суда или штатных профессоров Еврейского университета в Иерусалиме, то там "неевропейцев" еще меньше. В других областях деятельности ситуация приблизительно такая же, например, если обратиться к ведущим писателям старшего поколения, врачам или инженерам.

Тот факт, что новое государство Израиль является результатом огромного миграционного движения, которое само по себе было вызвано колоссальными духовными и социальными сдвигами, во многом (но не во всем) определяет уникальный характер его общества.

Израиль, в сущности, представляет собой бесклассовое общество. Никаких остатков феодализма, никакой аристократии в виде надежно закрепившихся семейств, никакой плутократии промышленных объединений или финансовых концернов - в Израиле не найти даже власти мелкой бюрократии, как в тоталитарных государствах.

Конечно, Рабочая партия, "Мапай", (с 1968 г. - Израильская партия труда. - Примеч. ред) и Всеобщая Конфедерация Труда, "Гистадрут", обладают очень большой властью, но они не представляют какой-то один класс; в действительности существует свободный и частый переход от одного общественного положения к другому, даже в одной и той же семье, и это самый верный показатель социальной свободы, которая характеризует Израиль. Нет ничего необычного в том, что сын университетского профессора (даже единственный сын) занимается физическим трудом как член кибуца (сельской коммуны), что водитель автобуса живет в квартире, которой может позавидовать удачливый промышленник.

Социальное равенство и справедливость, преобладающие в Израиле, представляют собой лучшую иллюстрацию строгого аскетизма режима и больших лишений, на которые государство идет ради привлечения новых иммигрантов.

Обратившись в поисках материала для сравнения к окружающим арабским государствам, следует, конечно, соблюдать осторожность, чтобы избежать поспешных обобщений. Существует очень заметное различие между социальной структурой Египта и Ливана или Ирака и Сирии. И даже египетское общество, которое в недавнем прошлом поражало иностранного наблюдателя как истинный рассадник зависимости и рабства, не лишено сейчас некоторых демократических черт, как традиционных, происходящих по большей части от исламского представления о равенстве перед Богом, так и современных, вызванных притоком большого количества новых социальных идей.

Однако, даже сделав все необходимые оговорки, приходится признать, что в странах, расположенных поблизости от Израиля, все еще существует огромное социальное неравенство. Миллионы людей живут в страшной бедности, в то время как другие наслаждаются незаслуженными и зачастую дурно используемыми богатствами. "Арабский социализм" Насера в Египте - впечатляющий эксперимент. Но каждый, кто знает эту страну, согласится, что личная свобода там строго ограничена. Разумеется, формальное рабство уже прекратило существование даже на Аравийском полуострове. Однако множество людей в арабских государствах зависят от других в такой степени, которая недостойна свободного человека.

В качестве иллюстрации этого факта я хотел бы привести сценку, свидетелем которой я стал в лагере-приемнике для евреев-эмигрантов под Аденом в ноябре 1949 г. Она происходила между двумя йеменскими евреями, один из которых уже стал израильтянином, то есть прожил в Палестине достаточно долго, чтобы социально адаптироваться, а другой - эмигрантом, который прибыл в лагерь всего несколько дней назад.

Йеменит-израильтянин, служитель в лагере, разумеется, держался наравне со всеми остальными - с директором лагеря, главным врачом и университетским профессором. Однажды я стоял около него, когда какой-то йеменит-эмигрант подбежал к нему и за долю секунды распростерся перед служителем на земле, целуя его ноги и припадая к стопам, чтобы подкрепить какую-то заурядную просьбу. Особенно примечательным здесь был сам физический аспект. Падение наземь на полном ходу, которое не причинило никакого вреда павшему, свидетельствовало, что у этого человека, несомненно, была длительная практика в подобных действиях. Конечно, Йемен - одна из самых отсталых арабских стран, но все же эта сценка иллюстрирует огромный контраст.

Есть и другая область, где существует разительное отличие между Израилем и его соседями. Я имею в виду отношение к проблеме пола. Израиль, как и Соединенные Штаты, справедливо считается "женским раем". Равенство полов выражается не только в установлениях нового государства, например в законе, гарантирующем права женщин, который был принят кнессетом, израильским парламентом, 17 июля 1951 г., но также фактом совместного обучения (принятого повсюду, за исключением нескольких особо ортодоксальных школ) или обязательной военной службы для девушек по полной программе в течение двух лет (закон, существующий, как мне сказали, только в Израиле). Равенство - это факт, который можно наблюдать в повседневной жизни обычных людей, в естественной дружбе между юношами и девушками, работающими вместе, который можно найти в религиозных общинных поселениях - как и повсюду в Израиле.

Что касается окружающих Израиль стран, то там две великие традиции, арабская и персидская, сформировали контрастное в известной мере отношение к проблеме пола: одно направление, которое я назвал бы арабо-мусульманской традицией воинов и ревнителей веры, пренебрежительно относится к женскому полу, рассматривая его как слабый и несовершенный, и полностью исключает его из общественной жизни; другая традиция, в основном персидская, но в известной мере также греческая, проявляется главным образом в Иране и в Египте, но присутствует и в странах Леванта, рассматривает дружбу - и более чем дружбу - между представителями только мужского пола как высшую точку цивилизации.

Обе эти традиции создают глубокую пропасть между арабами и современным ишувом (еврейским населением) Израиля. В течение мандатного периода, когда были довольно частыми аресты после беспорядков, евреи и арабы жили рядом, достаточно близко, так что имели возможность наблюдать социальное поведение друг друга.

В книге о жизни в тюрьме под названием "За стенами" один бывший лидер молодых еврейских активистов указывает, что арабы с крайним презрением смотрели на свободное смешение полов в еврейском обществе Палестины, тогда как молодые евреи, естественно, могли видеть в некоторых феноменах арабского общества только сексуальные отклонения. На самом деле в этой области, как и во многих других, арабское общество претерпевает известные изменения, и кажется, что значительная часть нервного, неуравновешенного настроения современного городского населения на арабском Востоке вызвана концом (больше в теории, чем на практике) давнишних воззрений и привычек, касающихся отношений между полами.

Есть много других аспектов, где контраст между Израилем и его соседями еще разительнее, например в вопросах религии. Существующее положение религии в Израиле может вызывать неудовлетворение, но одно, по крайней мере, очевидно. Никто в Израиле не станет уверять в своей преданности религии неискренне. Вы можете быть ортодоксальным евреем или свободным богоискателем, испытывать к иудаизму романтическую приверженность как к самому ценному сокровищу национального прошлого или вообще быть противником любой религии. В любом случае каждый исповедует то, во что верит, и ведет себя соответственно.

В окружающих странах ситуация совершенно противоположная. Разумеется, чрезвычайно трудно, если вообще возможно, оценить, что значит сегодня мусульманская религия для различных слоев и групп арабского населения. Вот почему существует так много книг под названием "Куда идет ислам?", или "Ислам сегодня", или "Современные направления в исламе". Однако не может быть сомнений, что существует большой разрыв между тем, во что действительно верят и чего придерживаются в настоящее время множество людей, и тем, что они провозглашают публично.

Доктор Джон ван Эсс, выдающийся американский филантроп и искренний друг арабов, который сорок лет жил и работал в Басре, начинает свою последнюю перед недавней кончиной статью такими словами:

"Лишь очень немногие молодые люди в настоящее время молятся на Ближнем Востоке".

Я не могу проверить корректность этого заявления. Конечно, у доктора ван Эсса было больше возможностей наблюдать молодых мусульман, чем у меня; в любом случае можно утверждать, что многие молодые люди в нынешних арабских странах не молятся, но они при этом будут горячо отрицать, что не придерживаются ортодоксальной исламской практики или что не считают ислам самой совершенной религиозной системой из всех существующих.

Есть определенное значение в этой внешней приверженности исламу. Существует другой весьма интересный пример взаимодействия между современными национализмом и религией (проблема подобного взаимодействия увлекательно трактуется в книге профессора Сало У. Барона под тем же названием). Мы здесь сталкиваемся с чем-то вроде самозащиты своих прав пред властью Запада; религия - важнейшая часть арабского наследия, доставшегося от прошлого, и вот она превозносится до небес теми, кому она совершенно без надобности в их собственной жизни. Однако расхождение между верой и декларацией веры также имеет свои отрицательные стороны, оно является одной из причин беспокойства, которое охватывает в настоящее время значительную часть арабской интеллигенции.

Это старание сохранить благопристойный вид, которое, как мы видели, характерно для современных арабов, является той главной особенностью, которая так отличает их от израильтян, особенно от молодого поколения, знаменитых сабр. Сабры известны своим полным невниманием к внешнему виду и соблюдению общепринятых норм. Хорошие манеры и вежливость считаются подозрительными. У арабов же, напротив, всю социальную жизнь определяет тщательно соблюдаемый этикет. Араб будет обращаться к вам вежливо, даже если он намерен вас оскорбить, тогда как молодые израильтяне порой грубы, даже тогда, когда у них есть все основания для вежливости.

Глубокое отвращение молодых к показным проявлениям лучше всего подтверждается тем, что чем сильнее они ненавидят говорить об идеалах - тем больше занимаются воплощением этих идеалов в жизнь. Сионизм, как известно всем в Израиле, на их жаргоне означает "пустые разговоры" (кстати, точно так же "пророчество" в последних книгах Библии означает "ложь"). Израильские студенты не выносят разговоров о "миссии иудаизма" и т.п., а упоминание об "избранном народе" вызывает у них раздражение. Они не обращают никакого внимания на внешнюю форму устной или письменной речи.

В окружающих странах, напротив, все еще предпочитают цветистые преувеличения: "духовность Востока как ответ на материалистичность Запада", "миссия ислама", "благородная арабская раса", "социальная справедливость" и прочие фразы, которые зачастую не имеют никакого отношения к реальной жизни, на фоне хорошего или даже изысканного стиля до сих пор считаются образцом.

Должен признаться, мне бы очень хотелось, чтобы мы в Израиле больше следили за формой - в мышлении, в поведении, в устном и в письменном выражении. Кроме того, отказ от провозглашения идеалов, хоть он и является естественной реакцией на десятки лет сионистской пропаганды, не может продолжаться до бесконечности. Так или иначе - именно в этой области существует самый большой контраст между Израилем и окружающим арабским обществом.

Список антагонизмов между Израилем и его соседями легко было бы продолжить, даже если исключить, как это делаем мы, политические и стратегические аспекты. Но и в этом случае напрашивается вопрос: являются ли эти расхождения в характере и условиях существования двух народов врожденными, неотъемлемыми и, следовательно, постоянными, или они просто показывают различные стадии развития и, следовательно, им предстоит исчезнуть?

Если допустить возможность постепенного или уже близкого исчезновения различий, встает другой вопрос: в каком направлении произойдет сближение? Станет ли израильское общество более похожим на арабское, или наоборот, или оба они будут развиваться в каком-то третьем направлении?

Очевидно, что простого, однозначного ответа на эти вопросы не существует. Но можно обеспечить объективный материал, необходимый для такого ответа. Для этого нужно внести ясность в факты прошлого и обсудить их соотношение с проблемами настоящего.

Именно это мы и попытаемся сделать в данной книге.

Во-первых, мы рассмотрим общее происхождение двух народов.

Во-вторых, зададимся вопросом, почему история этих двух народов пошла такими разными путями, несмотря на множество общих предпосылок.

В-третьих, будут учтены прямые связи и скрытые влияния.

И, наконец, будет дана оценка совпадению еврейского и арабского возрождения в наше время.

ГЛАВА 2.