Маньчжуры переходят к решительным действиям. Переправа на другой берег. Головин уступает силе

На этом совете было решено переправиться через реку и расположить наши войска, как бы блокируя Нерчинскую крепость, и тут же собрать всех татар, которые были недовольны той суровостью, с какой с ними обращались москвитяне, и искали путь освободиться от них и перейти на сторону императора. Был отдан приказ переправить войска через реку в ту же ночь. Сто человек поспешно были посланы на судах в Албазин с приказом, чтобы они совместно с оставшимися вблизи Албазина 400 или 500 человек уничтожили бы урожай и не позволили бы никому проникнуть в укрепление.

Москвитяне, заметив, что весь наш лагерь был в движении, поняли, что надежды на согласие с их предложениями нет, и в тот же вечер прислали своего переводчика, чтобы возобновить переговоры под тем предлогом, что у них всегда было искреннее стремление к миру, и предложить, чтобы обе стороны дали друг другу официальную письменную запись о всем том, что происходило на заседаниях. Переводчик смутно намекнул, что его хозяева были готовы уступить Албазин, но сказал, что, так как мы слишком много требуем, они ничего не предлагали.

Наши послы ответили по поводу деклараций, что они не стоят труда, так как они уже объявили свои последние желания, больше они ничего не прибавят и что, если у московских послов было желание принять условия, их желание мира оставалось неизменным; но что больше ждать они не могут и что если они хотят дать какой-либо ответ, то это следует сделать этой же ночью.

Переводчик очень настаивал, чтобы на следующий день нас отправили к московским послам. Наши послы ответили, что бесполезно нас посылать, так как мы не можем добавить ничего нового, на это посланец сказал, что он вновь приедет на следующий день, чтобы передать последнее решение его господ.

После этого наши послы созвали новый совет и велели нам принять в нем участие. Они все еще были едины в том, чтобы пересечь реку и послать в Албазин солдат, чтобы скосить урожай и прервать его снабжение хлебом, поскольку московские послы отняли у них всякую надежду на мир; но, поскольку этим же вечером нас вновь посетил переводчик, чтобы объявить, что его хозяева все еще были готовы продолжать переговоры, и намекнул, что они могут отдать Албазин, у наших послов зародилась неуверенность в том, как им поступить. С одной стороны, они боялись, что перемена в поведении москвитян была лишь уловкой с целью выиграть время и предотвратить выполнение наших планов; с другой — опасались, что переправа через реку может быть рассмотрена как какой-либо враждебный акт, который кончится гибелью всех надежд на мир, и что потом император осудит их за разрыв переговоров.

Находясь в состоянии нерешительности, они хотели заручиться нашей поддержкой и пытались внушить нам свои мысли, но мы отказались дать какой-либо ответ; мы сказали им, что наше призвание не позволяет нам вмешиваться в такого рода дела, что их больше, они более просвещенные и у них больше опыта и что поэтому им легко самим принять решение. Почувствовав, что мы не только не отчаялись в близком мире, но склонялись к тому, чтобы верить, что он действительно наступит, они послали людей вдогонку за отрядом, чтобы отменить приказ о хлебной блокаде Албазина, но было уже поздно, они не смогли его догнать; все же всю ночь продолжалась переправа войск.

Почти весь день было ясно.

28 августа (18 августа.) утром к нашим послам вновь прибыли московские посланцы и от имени своих послов известили, что они готовы уступить Албазин китайской империи с условием, что он будет разрушен и не будет восстанавливаться. Они согласились также, чтобы река Аргунь стала границей между двумя империями, но претендовали на то, чтобы селение, находящееся к востоку от этой реки, осталось за ними; одним словом, они согласились по основным вопросам, которые предложили наши послы до разрыва. Они опять настаивали на том, чтобы нас послали к их господам, чтобы договориться до конца об этом, но наши послы отказали им.

Поскольку во время этого разговора наши отряды стали появляться на горах, у подножья которых расположен город и крепость Нерчинск, наши послы объявили посланцам об их решении перейти реку, но не с целью провести какой-либо враждебный акт, а лишь с целью более удобно устроиться, так как они не могли больше оставаться в затопленном лагере, вблизи которого уже не хватало корма для животных. Они прибавили также, что если московские послы решили наконец согласиться с предложенными условиями и хотят дать знать об этом, то они отложат переправу через реку на час-другой; если же нет, они будут ждать ответа на другом берегу вблизи Нерчинска.

С этим московские посланцы уехали. Мы ждали их возвращения почти два часа; и так как никто не появлялся, мы вместе с нашими послами переправились через реку в трех лье ниже крепости, там же, где переправились почти все наши войска. Был дан приказ устроить главную квартиру войск в том пункте, что расположен в небольшой долине и по склонам гор. Судам было приказано стать по обоим берегам, а солдатам [755] разбить лагерь по берегу вблизи судов. Большая часть багажа осталась на той стороне реки. При нем была оставлена достаточная охрана для его защиты от любого нападения. В то же время всем войскам было приказано продвигаться вперед до тех пор, пока не покажется Нерчинск. Их расположили по эскадронам и взводам, и они заняли все пространство между реками Сахалян-ула и Нерча и тем самым перерезали москвитянам все коммуникации с этой стороны.

Увидев, что наши войска переправляются, они подтянули людей и их скот поближе к крепости и выдвинули вперед сторожевых для наблюдения за движением наших солдат.

Когда мы переехали на другой берег, мы вместе с послами сели на коней и подъехали к подножью гор, откуда крепость Нерчинск находилась в добрых четверти лье; по дороге мы нашли много наших эскадронов в боевом порядке с кирасами на спине.

Только показалась крепость Нерчинск, как заметили посланцев москвитян, которые, не найдя нас на месте нашего прежнего лагеря, направились прямо сюда. Они привезли с собой решение их послов, которые соглашались почти на все условия, выдвинутые нашими послами в отношении государственной границы; осталось несколько мелких трудностей, и, чтобы их разрешить, они пригласили нас к их хозяевам.

Наши послы отнеслись к этому с недоверием. Они боялись довериться людям, которые, по их убеждению, их обманули, и они опасались, что те им просто морочат голову и хотят затянуть переговоры, для того чтобы выиграть время и подготовиться или, быть может, задержать нас в крепости.

После долгих уговоров они отпустили меня одного без всякого эскорта, только с несколькими слугами, и не позволили отцу Перейре сопровождать меня. Войдя в город, я увидел, что москвитяне выдвинули на улицу 15 полевых орудий; калибр их был мал, все они имели длинные дула, и отлиты они были из бронзы, так же как и мортира, которую я видел на улице. Мне удалось договориться с послами относительно границ, которые должны быть установлены между двумя империями, и о других важнейших условиях мира, и я решил, что договор уже заключен. Я вернулся и сообщил эту приятную новость нашим послам, которые ждали моего возвращения с боязнью и нетерпением, и все были рады хорошему исходу переговоров.

Инцидент с халхасцами

В этот самый день многочисленные монголы или халхаские татары, ранее ставшие подданными москвитян, которые дурно обошлись с ними, прислали делегатов к нашим послам, чтобы известить их, что они желали поддаться под руку императора Китая и уйти в его земли. Они просили послов принять их и помочь им переправиться через реку; их собралось более тысячи человек со всеми их семьями и скотом, в последующие же дни их стало еще больше.

Наши послы не хотели ничего обещать им, чтобы не возникло новое препятствие для заключения мира; но они вселили в них надежду, что, если москвитяне не согласятся на предложенные им условия, они с радостью примут их на свою сторону.

Весь день было ясно, с полудня до вечера тепло; наши послы начали сознавать ошибку, которую они сделали, не оказав нам достаточного доверия в начале переговоров, и с этого времени они оказывали нам полное доверие.

42. Московские послы выдвигают свои требования

29 августа (19 августа) московские послы прислали нашим послам делегатов с рядом требований, которые должны были лечь в основу договора, главными из них были:

1. Чтобы в тех грамотах, которые будут позже написаны их господам — великим князьям, их титулы были поименованы полностью или по крайней мере сокращенно и чтобы в этих грамотах не было никаких терминов, указывающих на то, кто выше и кто ниже из императоров той и другой империи.

2. Чтобы был произведен обмен послами, которые были бы в курсе основных событий обеих империй. Эти послы должны быть приняты со всеми почестями. Их нельзя принуждать к какому-либо унижению. Они должны передать грамоты своих повелителей в руки самого императора, к которому они аккредитованы, и пользоваться полной свободой там, где они будут находиться, и при дворе.

3. Чтобы торговля была свободной для обеих сторон и чтобы подданные той и другой империи могли с разрешения правительства, под юрисдикцией которого они находятся, ездить куда захотят и торговать продуктами своей страны на территории другой.

Наши послы ответили на первое и второе требования, что, поскольку они по этому поводу не имеют никаких инструкций своего повелителя, а также поскольку Китай никогда не посылал послов в другие страны, они ничего не могут сказать; что же касается стиля грамот их императора, то это тем более не входит в их компетенцию, но они могут все же заверить, что подданные великих князей и тем более послы всегда будут [756] приняты без оговорок, вместе с тем они не могли согласиться, чтобы это было оговорено в статье мирного договора. Они сказали, что, поскольку дело это вообще незначительное, было бы недостойно включать его в договор о государственных границах, об установлении которых они приехали вести переговоры.

В конце беседы делегаты москвитян просили изложить в письменном виде согласованные статьи и приготовить текст мирного договора. Они просили, чтобы этот текст передали им, чтобы они, ознакомившись с ним, могли представить свой, что им и было обещано.

Весь день было ясно, после полудня жарко, ночью была гроза и гремел гром. 30 августа (20 августа.) весь день ушел на подготовку текста мирного договора. Мы всю ночь переводили его на латинский язык. Погода была ясной и прохладной.