ГЛАВА 2. Хофбург, 5-го, после 19. 00.

 

Из дворика, засаженного аккуратными деревьями, скрывавшими подлинно немецкий, бюргерский дом из красного кирпича, вышел человечек лет сорока. Лицо его напоминало физиономию костяной фигурки Лешего, плюс тонкие очки и тросточка в руке. Помахивая тросточкой, человечек сел в большой синий Мерседес-250 и тронул с места.

Человечка звали Клаус Альтшуллер Эшерби, и был он доктором Висбаденского Университета. Клаус Эшерби прожил свои сорок лет весьма бурно… Учился он в знаменитом Гетингене, и его всегда интересовали почему-то вещи, далекие от нейрохирургии, коей он обучался. На первом году он наделал шуму своей диссертацией «О социально-психологических аспектах онанизма». Опекунски Совет был шокирован… Вскоре до него начали доходить сведения, что Эшерби платит известной проститутке Марлен, худой грубой девице и ходит с ней по этажам. Марлен находила клиента, раздевалась, и пока выкуривала сигару, сидя в постели и скрестив ноги, Эшерби тщательно снимал размеры ее груди и другие показатели. Затем истомившийся клиент ложился с ней в постель и когда Марлен, тяжело дыша, покачивалась верхом на сопящем партнере, Эшерби разбирал свои бумажки… Потом он снова обмерял ослабшую, теплую Марлен, и, обязательно попрощавшись, церемонно уходил…

Через некоторое время супруга ректора Розали забрела в лабораторные классы. Время было позднее, и чуть подумав, женщина в туалете поспешно разделась, оставив на себе чулки и белую рубашку зашла в лабораторию… Эшербине удивился и Розали, улыбаясь, легла на кушетку, раздвинула полные ноги. Что-то горячее вошло в ее лоно, она изогнулась и вскрикнула, когда почувствовала, как брызнула струя там, там, внутри нее… Она открыла глаза и увидела, что из ее паха торчит резиновый шланг, подключенный к аппарату, а Эшерби стоит рядом в белом халате и записывает предел закачивания ей бог свидетель! Питательной смеси Харрела-Бульницки.

После этой истории доктору дали диплом и поспешно спровадили подальше в землю Пфальц. Но он и там проводил эксперименты, исследуя миньет, остался без практики и осел в Хофбурге, перебиваясь статьями в медицинские издания. Как-то… Стоп! Эшерби поправил приличествующий, по его мнению черный галстук. Доктор был на редкость добродетелен, это был подлинный подвижник от науки. Женщины его интересовали, как объекты для опытов. Как-то Эшерби подсунули полногрудую проститутку из порта — шутка друзей. Эшерби накормил ее, напоил коньяком, затем закрепил ее грязные ноги и руки с наколками в специальном аппарате, с подвижной головкой. Аппарат работал три часа, после чего, когда проститутка оказалась в обмороке, Эшерби снял данные и отвез ее в больницу. Эту девицу — Хенрику, можно и сейчас встретить в Хофбурге, причем ей дали новое прозвище Маракотова Бездна, а один пьяный железнодорожник из Каллебрюкке даже уверял, что видел, как в нее входит рельс с полотна, причем без остатка.

Но вернемся к Эшерби. Сейчас он ехал к Тилли. Тилли был его приятелем, хирургом, оставшимся в конце концов без места. Иногда его вызывали в Хофбургскую клинику ассистировать: но он тоже был экспериментатором по натуре и дом его был вечно заставлен бутылями со сросшимися костями, трехногими младенцами и прочей мерзостью, а в воздухе густо пахло формалином и крепким баварским… Доктор не стал стучать. Пройдя прихожую, он попал большую беспорядочную комнату…

Тилли в халате сидел в кресле, а на коленях у него курила девица в белых джинсах, босиком и с голой пухлой грудью. Она играла на губной гармошке — Оо, Клаус, как я тебе рад! — заревел Тилли, подымаясь — У меня для тебя сурприз.

— Опять нагрузился, — брезгливо заметил доктор.

— Э-э, Клаус, мне же надо было угостить девочку. Бутылка сидра…

Идем, я что-то покажу.

И он по железной лестнице повел его в подвал, облицованный белой плиткой. Автоклавы, шкафы вдоль стен, операционный стол — святая святых Тилли. Хирург подвел Эшерби к стеклянному кубу, накрытому белой материей.

Обрюзгший Тилли с трудом закурил сигарету и выпустив из зубастой пасти клуб дыма спросил:

— Ты, Клаус, слышал вчера, на шоссе Каллебрукке-Хофбург случилась авария?

— Допустим… А что было?

— Парень с девчонкой, не знаю за каким чертом ехали на мотоцикле, причем нагишом и как раз — трахались, понимаешь? Ну и угодили под автобус… А я оказался рядом.

— Ну и что? Хотя это на тебя похоже…

— Конено — обиделся Тилли — это к тебе приходят сами: сделайте мне глубже, или еще что… А меня ноги кормят. Одним словом, там была куча мяса да кишок. Но нетронутым сохранился только член этого парня — как раз в заднице его партнерши.

— Господи боже! — фыркнул Эшерби.

— … Я его ампутировал, сунул в питательный бульон Жерца, знаешь?

Потом пришил ему яички, пересадил пару участков сетчатки глаза и в хрящики немного мозгов того парня…

— Мозгов?!

— Ты бы видел — их размазало чуть не до Нейбука! Собрал немного…

— Ну, и?

— Смотри…

И Тилли, словно директор Мюнхенской выставки, сдернул белую простынь со стеклянного куба. Эшерби ахнул… В кубе на опилках сидело… Или сидел? — как вам будет угодно некий червяк на двух шарообразных ножках; однако при ближайшем рассмотрении — сравнивая телесный цвет тела, красноватую головку можно было увидеть, что этот червяк до странности походит на мужской половой член, ампутированый вместе с двумя яичками. Он сидел на них, на яичках, как восточноевропейская овчарка на задних лапах.

— Иезус-Мария! — Воскликнул Эшерби — это еще что такое?

— Это… — Тилли задумался — Это новое существо. И притом мыслящее существо. Новая форма. Хомо Фаллус, если хочешь, или Хомо Спермус…

Новая расса.

— Он видит?

— Да, конечно. Правда, не знаю, что конкретно, но видит. Он даже думает, это тебе не просто червяк. Эльза, иди сюда…

Вошла Эльза, бесшумно ступая.

— Эльза — попросил ее Тилли — подойди к кубу, да покажись ему, детка!

Та хмыкнула и придвинувшись к стеклянному кубу, расстегнула джинсы; ей было это очень приятно делать при двух мужчинах, которые уставились на ее крепкие загорелые ягодицы. Пах ее выпирал, густые волосы касались куба. Профессор, глядя на этот Зееловский холм любви, вздрогнул и потянулся было к девице, но Тилли схватил его за рукав.

— Эээ, эту румяную попку я отбил вчера у громил из банды Кугинена, в постели это — сама резина… Это не для тебя.

А между тем странное существо забеспокоилось, определенно забеспокоилось. Повертело кончиком тела, хотя — какое тело? — и затем заковыляло, вроде как гусеница, на яичках, к краю куба, где блистали наготой бедра девицы. Хоп! Вдруг он напрягся и, прыгнув стрелой, смачно ударился о стенку, сполз по ней. А рядом с девицей осталось на стекле белое пятно влаги.

— Что ты будешь…

— Честно говоря, не знаю. Это сенсация, сам понимаешь… Я не знаю, на что он способен. Эксперименты я начну только завтра. А пока я ему закажу визитные карточки, ради шутки.

А Эльза тем временем сбросила джинсы совсем и пошла из комнаты; ее румяные ягодицы сочно колыхались, вызывая желание гладить их сферы.

Оо, господи!

— Вот и все, друг мой — Тилли зевнул — У этой чертовки ноги, как лианы; она чуть не душит ими. Пойду-ка я спать.

Шаги Эльзы стихль на лестнице. Эшерби поспешно попрощался.

… По дороге Эщерби никак не мог прийти в себя. Случилось. Мир, погрязший в проституции, СПИДе, в порнографии и извращениях родил новое детище — мыслящий член. Ангела? Чудовище? Профессор не знал.

И этого не знал никто.

… Из дому профессор позвонил Тилли: спросил, умеет ли его червяк разговаривать?

— Я попробую пересадить ему связки — буркнул Тилли — но не знаю.

Закат разгорался над Хофбургом, щедро зажигая черепичные крыши.

Солнце апельсином накатывалось на шпиль Старой ратуши и один лишь человек в мире — доктор Эшерби внезапно почувствовал, что это последний день эры, которая кончилась с рождением Червяка.

 

Неизвестный автор

Опасная миссия

 

Я зашел в бар.

В центе размещалась небольшая танцевальная площадка, на которой какая-то девушка грудями старалась научить какого-то полупьяного парня танцевальному шагу. Но его, видно, больше интересовали обнаженные маленькие торчащие груди, которые он постоянно пытался ущипнуть, а она всякий раз отвечала на это легким ударом по его пальцам.

Потом эта пара ушла. И откуда ни возьмись красивые молодые девушки, абсолютно голые, запорхали тут и там, как прелестные бабочки, садясь на колени вновь прибывшего гостя. На хорошеньких куколках не было ничего, кроме туфель на шпильках, украшений и скромного макияжа.

Музыка неожиданно стихла. Занавес медленно пополз вверх. И все увидели в центре сцены кожаную кушетку. Из стороны сцены неожиданно показалась женщина, а вернее девушка. Очень молоденькая девушка насколько я заметил, светло-русые волосы, обнаженная, туфли на высоких шпильках, — слабое средство скрыть миниатюрность. У меня мгновенно пересохло в горле. Думаю, что подобное испытывали и все присутствующие в зале. Не девушка — эльф, юный и невинный. Так во всяком случае выглядело.

Не спеша, она подошла к кушетке. Эта малышка ну просто великолепна! Узкие плечи, изящное тело с маленькими острыми грудками, плоский крепкий живот и вызывающий восторг, покрытый слегка золотисто поблескивающим пушком бугорок любви. При каждом ее медленно шаге нежно двигалась отчетливо видная между ног половая щель нежно-коричневого цвета. Как бы в раздумье она остановилась у кушетки и посмотрела отсутствующим взглядом в простиравшийся перед ней затемненный зал.

Тонкой рукой медленно, как бы изучающе, провела по кожаной обшивки ложа и села на нее своей маленькой крепкой попкой, слегка вздрогнув от прохлады. Затем медленно легла на кушетку, поставив на нее свои стройные ноги.

Все затаили дыхание в тот момент, когда она, облокотившись, легла.

Медленно поднялась рука, погладила живот и спустилась дальше — вот она уже гладит пушок сверху еще сомкнутых бедер. На мгновение застыла, но потом продолжила свой путь дальше, еще дальше, вниз. Стон прошел по рядам мужчин, когда эта хорошенькая малышка подтянула одну ногу и слегка развела его в сторону. Теперь ее последняя тайна была совершенно открыта сладострастным взорам присутствующих, ее почти полностью свободные от волосяной растительности губки любви темно-коричневые, переходящие в розовый цвет.

Как бы случайно палец опустился ниже, погладил нежные губки, развел в стороны мягкую плоть и слегка вошел внутрь, чтобы потом сразу же возобновить свой путь наверх, к желанной жемчужинке, которая должна была скрывался где-то там. Можно было отчетливо видеть: срамные губки, раздражаемые пальцем и взглядами мужчин, стали медленно набухать. На их краях выступила влага — блондиночка явно все больше и больше возбуждалась. Потом в дело вступила другая рука. Она гладила торчащие груди, то одну, то другую, теребила похожие на ягодки соски, пока они не стали совсем твердыми.

Великолепно. Действительно, первый класс. Я чуть не захлопал в ладоши. Несмотря на такую напряженную работу, девушка вела себя абсолютно спокойно. Однако она приходила во все большее возбуждение это можно было заметить по усиливающейся красноте на груди и шее.

В то время, когда мы все были поглощены созерцанием белокурой нимфы, на сцену из-за штор вышел огромный ухмыляющийся парень.

Более неравную пару трудно было себе представить, он был вдвое старше девушки. Некоторые красотки в зале тихонько захихикали.

Наверняка, они пытались представить себе, что должна будет испытать сейчас эта малышка.

Эта дубина полностью выпирала наружу.

Он медленно приближался к кушетке. Девушка лежавшая на кушетке, лежала высоко подняв и слегка разведя ноги, девушка лежала на алтаре любви, открыв приближающемуся мужчине и зрителям свою сладкую письку.

Ее половая щель была приоткрыта, и, так как я сидел близко к сцене, я смог заметить, что от коричнево-красных губок отделилась капля любовного сока и стекла прямо к входу во влагалище, сделав его еще более влажным.

К удивлению, она казалась полностью готова к жертве, так как она, наверняка, знала, кто будет ей сейчас обладать. И ее это совсем не волновало. Наоборот, чем ближе ближе подходил к ней этот парень, тем сильнее раздвигала она бедра. Ее рука вновь скользнула вниз к обнаженному инструменту любви, чтобы на этот раз теребить и возбудить срамные губки.

И вот он здесь, прямо с девушкой. Да, то, что он делал, было типично для трахальщиков такого калибра. Короткое движение к торчавшим грудям, интенсивное массирование, чмокающий поцелуй набухших сосков, это была его разминка. И потом все началось по-настоящему. Без дальнейших премудростей великан забрался на кушетку, достаточно широкую, чтобы дать ему возможность легко устроиться на ней. Мы все сидели так, что могли видеть все между высоких поднятых ног девушки.

«Мы делаем это с любовью» — так называлась тема шоу. Умелое движение тонкой руки, обхватившей этот огромный ствол, точная установка его между разбухшими срамными губами — и потом партнер делает точек вперед.

Он вторгался внутрь медленно, но не останавливаясь. Срамные губки девушки очень напряглись, чтобы пропустить внутрь этого наглого завоевателя, но фокус удался. Толчок, надавливание, еще короткий толчок — и член уже торчал в покрытом светлыми волосами раю, хотя только наполовину. Но ему этого, наверное, было вполне достаточно. И нам тоже.

Громила сжал зубы и попытался короткими толчками еще глубже проникнуть в тесный футляр. Напрасные хлопоты. Я это знал из собственного опыта с аналогично сложенными маленькими девушками. Но, наконец, он вынужден был делать так, как будто — а, может, и действительно это было так — он впервые пронзает эту блондинку. Ну а самой девушки почти не было видно. «Совершенно ясно, что это недостаток такого спаривания», — думал я до тех пор, пока кушетка не начала плавно вращаться.

Теперь каждый мог наблюдать за любовниками со всех сторон. Вот стала видна голова малютки. Она отвернула ее набок, глаза закрыты, слегка приоткрыт рот. Ее рука легонько гладит затылок партнера, который как раз в этот момент буквально вколачивает девушку в кушетку.

Возможно и не так, но мне показалось, что легкая улыбка скользнула по ее прекрасным губам. Она могла быть довольной, она смогла возбудить такой член, да и у всех присутствующих мужчин тоже. Я чувствовал, что скоро у меня лопнут брюки и незаметно опустил руку под стол.

Наверняка, в таком положении находился не я один.

Странно, но никто из двоих не издавал ни звука. Было слышно, как ударяются друг о друга их тела, как громила в высшей степени возбуждения, полулежа на коленях и опираясь на локти, колотил ее влагалище. А также чавкающие звуки, когда этот член то входил, то выходил из обволакивающего его узкого ущелья. Ее ноги были расставлены как можно широко, а руки нервно скользили по необъятной спине партнера. Но она все еще не издала ни единого звука.

Теперь кушетка вновь была сбоку от меня. При каждом толчке я отчетливо видел, как входила внутрь эта дубина, чтобы мгновение спустя вновь появиться на свет, блестя от покрывавшего его любовного сока. Ну и чудеса, мне показалось, что ему действительно удалось проникнуть вглубь влагалища еще на несколько сантиметров.

Но дальше дело не пошло. Этот парень вдруг начал громко и прерывисто вскрикивать, в то время как она все еще не издала ни звука.

Улыбка на губах лежавшей под ним партнерши стала шире, побледнее. И чтобы ускорить дело, ее рука скользнула вниз, между ног мужчины, и крепко ухватилась за его мошонку. Ну вот и конец, они кончили и занавес опустился…

Мы сидели в краю от дороги в моем «порше».

Через несколько секунд она бросилась на меня с гневными, но все же детскими словами. При этом она гневно смотрела на меня.

Вместо ответа я одним движением притянул ее к себе. Она попыталась сопротивляться, Но это ей не помогло. Насколько это было возможно, я разложил ее у себя на коленях вверх попкой. Одним движение спустил вниз белые трусики, и в темноте салона засиял ее великолепный крепкий зад. Моя рука ходила по нему вверх-вниз, всякий раз награждая попку громким шлепком. Несколько секунд она вела себя спокойно, наверное была ошеломлена, потом разразилась потоком брани, после чего вдруг громко захлюпала носом. Растроганный, я остановился. Я медленно поднял ее, погладил по волосам. Ничего не поделаешь, она была слишком вкусным блюдом, чтобы по-настоящему злиться на нее…

При этом она забарабанила своими кулачками по моей груди. Вдруг я почувствовал, как она стала стучать ногами. Неожиданно оказалась у меня на коленях в сидячем положении, энергично хозяйничая у меня в брюках.

Сначала я хотел отбить ее попытку, но затем почувствовал, как к моему быстро вскочившему из брюк Джону прикасаются мягкие теплые срамные губки.

Поглаживая меня, Нина положила свою головку мне на плечо, в то время как ее маленькая рука энергично устанавливала в нужное место того, кто должен был доставить ей небесное наслаждение. Небольшой точек — и крепкие срамные губки впустили толстого завоевателя во влажно-теплое убежище. Еще точек — и он, а точнее, я, наполовину торчал во влагалище девушки. Теперь уже невозможно было остановиться.

Быстро завернув вверх пуловер, я ласкал протянувшиеся ко мне ее груди, соски которых мгновенно стали крепкими, как две вишневые косточки.

Она страстно начала свое дело, прерывисто дыша и постанывая.

— Да, а-а, Сэм, вот и пришла твоя очередь. Ты чувствуешь это? Ты чувствуешь меня? Да-а, теперь-то уж я обработаю тебя и твой гордый раздувшийся кран, который ты все время хочешь вставлять в таких девушке, как я. О-о, а-а, теперь я покажу тебе…

Голова у меня закружилась, из груди вырывались глухие стоны. Я отклонился назад и дал делу свободный ход. Семя уже фонтаном выстрелило в мягкое отверстие. Нина вскрикнула. Вряд ли она успела испытать оргазм, но, наверное, ей хватило удовлетворения, которое она доставила мне в считанные минуты. Она, все еще нежно прижавшись к моей груди, легкими движениями выдавила из меня последние капли.

Она быстро натянула трусики, подоткнула между ног мой платок и уселась мирно рядом со мной.

 

Сергеев И., Силин М.