История философии XIX – XX веков.

 

Цель занятия: Научить студентов производить анализ философских текстов, углубить их знания по истории философии, ознакомить со своеобразием концепций различных направлений философии. Студенты должны сформировать своё отношение к каждой теории, отражённой в конкретном тексте.

 

Методические указания для работы с текстами.

 

Работая с источником, сначала его надо полностью прочитать, отмечая для себя основные смысловые узлы текста. Затем, зная содержание источника, попытаться ответить на поставленные вопросы. При этом необходимо найти в тексте источника цитаты, подтверждающие ваш ответ. Может возникнуть необходимость в повторном чтении источника, чтобы найти отметить возникшие противоречия, отработать возможные вопросы со стороны слушателей и подтвердить свою точку зрения.

Для сравнения источников друг с другом необходимо сопоставить основные смысловые моменты каждого текста, выделив своеобразие подходов в объяснении законов развития природы, сознания и общества. Для аргументации выдвинутых положений желательно приводить цитаты из имеющихся текстов.

Сообщения по каждому заданию не должны превышать 5 минут.

 В конце занятия целесообразно заслушивание сообщений по подготовленным рефератам:

1. Философы русского послеоктябрьского зарубежья.

2. Мировые войны и философские концепции Европы.

3. Современная Русская философия.

4. Современная философия неопозитивизма.

Время каждого сообщения не должно превышать 7 минут.

 

Задание № 1.

 

На основе анализа произведений П.Я.Чаадаева и А.С.Хомякова сравните идеи западничества и славянофильства в русской философии XIX века.

 

Пётр Яковлевич Чаадаев.

«Одна из наиболее печальных черт нашей свободной цивилизации заключается в том, что мы ещё только открываем истины, давно уже ставшие известные в других местах и даже среди народов во многом далеко отставших от нас…

Эта дивная связь человеческих идей на протяжении веков, эта история человеческого духа, вознесшая его до той высоты, на которой он стоит теперь во всём остальном мире, не оказали на нас никакого влияния. То, что в других странах уже давно составляет самую основу общежития, для нас только теория и умозрение…

Годы ранней юности, проведённые нами в тупой неподвижности, не оставили никакого следа в нашей душе, и у нас нет ничего индивидуального, на что могла бы опереться наша мысль: но, обособленные странной судьбой от всемирного движения человечества, мы также ничего не восприняли и из преемственных идей человеческого рода, между тем именно на этих идеях, основывается жизнь народов; из этих идей вытекает их будущее, исходит их нравственное развитие. Если мы хотим занять положение, подобное положению других цивилизованных народов, мы должны некоторым образом повторить у себя всё воспитание человеческого рода. Для этого к нашим услугам история народов и перед нами плоды движения веков. Конечно, эта задача трудна, и, быть может, в пределах одной человеческой жизни не исчерпать этот обширный предмет; но, прежде всего надо узнать, в чём дело, что представляет собою это воспитание человеческого рода и каково место, которое мы занимаем в общем строе.

Народы живут лишь могучими впечатлениями, которые оставляют в их душе протекшие века, да общением с другими народами. Вот почему каждый отдельный человек проникнут сознанием своей связи со всем человечеством…

…В нашей крови есть нечто, враждебное всякому истинному прогрессу. И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдалённых поколений, которые сумеют его понять; ныне же мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном миропорядке. Я не могу вдоволь надивиться этой необычайной пустоте и обособленности нашего социального существования…

Что мы делали в ту пору, когда в борьбе энергического варварства северных народов с высокой моралью христианства складывалась храмина современной цивилизации? Повинуясь нашей злой судьбе, мы обратились к жалкой, глубоко презираемой этими народами Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания. Волею одного честолюбца эта семья народов только что была отторгнута от всемирного братства, и мы восприняли, следовательно, идею, искажённую человеческой страстью. В Европе всё отождествлял тогда животный принцип единства. Всё исходило из него и всё сводилось к нему. Всё умственное движение той эпохи было направлено на объединение человеческого мышления, все побуждения коренились в той властной потребности отыскать всемирную идею, которая является гением – вдохновителем нового времени. Непричастные этому чудотворному началу, мы сделались жертвой завоевания. Когда же мы свергли чужеземное иго, и только наша оторванность от общей семьи мешала воспользоваться идеями, возникшими за это время у наших западных братьев, мы подпали ещё более жестокому рабству, освящённому притом фактом нашего освобождения.

Сколько ярких лучей уже озаряло тогда Европу, на вид опутанную мраком. Большая часть знаний, которыми сейчас гордится человек, уже были предугаданы отдельными умами, характер общества уже определился, а приобщившись к миру языческой древности, христианские народы обрели и формы прекрасного. Мы же замкнулись в нашем обособлении, и ничто из происходившего в Европе не достигало до нас. Нам не было никакого дела до великой мировой работы».

Философские письма.

Комментарии.

Пётр Яковлевич Чаадаев(1794 – 1856 гг.) – русский философ и публицист. Значительное внимание уделял проблеме исторической судьбы России. Основное произведение – «Письма о философии истории», за которым закрепилось название «Философические письма».

 

 

 

Алексей Степанович Хомяков.

«Прежняя ошибка уже невозможна, человек не может уже понимать вечную истину первобытного христианства иначе как в её полноте, то есть в тождестве единства и свободы, проявляемом в законе духовной любви. Таково православие. Всякое другое понятие о христианстве отныне сделалось невозможным. Представителем же этого понятия является Восток, по преимуществу же земли славянские и во главе их наша Русь, принявшая чистое христианство издревле по благословлению божьему и сделавшаяся его крепким сосудом, может быть в силу того общинного начала, которым она жила, живёт и без которого она жить не сможет. Она прошла через великие испытания, она отстояла своё общественное и бытовое начало в долгих и кровавых борьбах…, и, сперва спасшая эти начала для самой себя, она теперь должна явиться их представительницею для целого мира. Таково её призвание, её удел в будущем. Нам позволено глядеть вперёд смело и безбоязненно…

Частное мышление может быть сильно и плодотворно только при сильном развитии мышления общего; мышление общее возможно только тогда, когда высшее знание и люди, выражающие его, связаны со всем остальным организмом общества узами свободной и разумной любви и когда умственные силы каждого отдельного лица оживляются круговращением умственных и нравственных соков в его народе. История призывает Россию стать впереди всемирного просвещения; она даёт ей на это право за всесторонность и полноту её начал, а право, данное историей народу, есть обязанность, налагаемая на каждого из его членов…

Ей, (Византии), не было суждено представить истории и миру образец христианского общества; но ей было дано великое дело уяснить вполне христианское учение, и она, для всего человечества, для всех будущих веков. Сама империя падала всё ниже и ниже, истощая свои нравственные силы в разладе общественных учреждений с нравственным законом, признаваемом всеми; но в душе лучших её деятелей и мыслителей, в учении школ духовных, и особенно в святилище пустынь и монастырей, хранилась до конца чистота и цельность просветительского начала. В них спаслась наша будущая Русь…

(Просвещение народов Запада развивалось быстрее оттого, что оно выросло) на почве древнеримской, неприметно пропитывавшей их началами просвещения, или в прямой от неё зависимости, и оттого, что просвещение их по односторонности своих начал могло, как я уже сказал, развиваться при многих недостатках в жизни общественной и частной; древняя же Русь имела только один источник просвещения – веру, а вера разумная далеко не обнимала земли, которой большая часть была христианскою более по наружному обряду, чем по разумному сознанию, между тем как всесовершенное начало просвещения требовало жизненной цельности для проявления своей животворящей силы».

 

Комментарии.

Алексей Степанович Хомяков(1804 – 1860 гг.) – русский религиозный философ и публицист, один из основателей славянофильства. Развивал учение о соборности как метафизическом принципе устройства бытия. Оказал большое влияние на развитие русской религиозной философии.

Вопросы к текстам.

 

1. В чём отличие позиций П.Я.Чаадаева и А.С.Хомякова?

2. Какие аргументы можно привести в защиту каждой позиции?

3. Какие выводы можно сделать на основе каждой из них?

4. Какой из них вы отдаёте предпочтение?

 

 

Задание № 2.

 

Дайте характеристику русской философии второй половины XIX века на примере произведений Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого.

 

Фёдор Михайлович Достоевский.

 

«- Знаете ли что? – горячо подхватил князь. – Вот вы это заметили, и это все точно так же замечают, как вы, и машина для того выдумана, гильотина. А мне тогда же пришла в голову одна мысль: а что, если это даже и хуже? Вам это смешно, вам это дико кажется, а при некотором воображении даже и такая мысль в голову вскочит. Подумайте: если, например, пытка; при этом страдания и раны, мука телесная, и, стало быть, всё это от душевного страдания отвлекает, так что одними только ранами и мучаешься, вплоть пока умрёшь. А ведь главная, самая сильная боль, может не в ранах, а вот что вот знаешь наверно, что вот через час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас – душа из тела вылетит, и что человеком уж больше не будешь, и что это уж наверно; главное то, что наверно. Вот как голову кладёшь под самый нож и слышишь, как он склизнёт над головой, вот эти-то четверть секунды всего и страшнее. Знаете ли, что это не моя фантазия, а что так многие говорили? Я до того этому верю, что прямо вам скажу моё мнение. Убивать за убийство несоизмеримо большее наказание, чем самое преступление. Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. Тот, кого убивают разбойники, режут ночью, в лесу, или как-нибудь, непременно ещё надеется, что спасётся, до самого последнего мгновения. Примеры бывали, что уж горло перерезано, а он ещё надеется, или бежит, или просит. А тут всю последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно; тут приговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете. Приведите и поставьте солдата против самой пушки на сражении и стреляйте в него, он ещё всё будет надеяться, но прочтите этому самому солдату приговор наверно, и он с ума сойдёт или заплачет. Кто сказал, что человеческая природа в состоянии вынести это без сумасшествия? Зачем такое ругательство, безобразное, ненужное, напрасное? Может быть, и есть такой человек, которому прочли приговор, дали помучиться, а потом сказали: «Ступай, тебя прощают». Вот этакой человек, может быть, мог бы рассказать. Об этакой муке и об этом ужасе и Христос говорил. Нет, с человеком так нельзя поступать!»

Идиот.

 

«… ни один народ ещё не устраивался на началах науки и разума; не было ни разу такого примера, разве на одну минуту, по глупости. Социализм по существу своему уже должен быть атеизмом, ибо именно провозгласил, с самой первой строки, что он установление атеистическое и намерен устроиться на началах науки и разума исключительно. Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков, исполняли лишь должность второстепенную и служебную; так и будут исполнять до конца веков. Народы слагаются и движутся силой иною, повелевающею и господствующею, но происхождение, которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутолимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти. Дух жизни, как говорит Писание, «реки воды живой», иссякновением которых так угрожает Апокалипсис. Начало эстетическое, как говорят философы, начало нравственное, как отождествляют они же. «Искание бога» - как называю я всего проще. Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание бога, бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца. Никогда ещё не было, чтоб у всех или у многих народов был один общий бог, но всегда и у каждого был особый. Признак уничтожения народностей, когда боги начинают становиться общими. Когда боги становятся общими, то умирают боги и вера в них вместе с самими народами. Чем сильнее народ, тем особливее его бог. Никогда не было ещё народа без религии, то есть без понятия о зле и добре. У всякого народа своё собственное понятие о зле и добре и своё собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать. Никогда разум не в силах был определить зло и добро или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал; наука же давала разрешения кулачные. В особенности этим отличалась полунаука, самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны…

…Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою. Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь бога истинного, хотя бы остальные народы и имели своих особых и великих богов. Единый народ – «богоносец» – это русский народ…»

Бесы.

Комментарии.

Фёдор Михайлович Достоевский(1821 – 1881 гг.) – великий русский писатель и мыслитель экзистенциально-религиозного плана. Пытался через индивидуальную человеческую жизнь решить «последние вопросы бытия». Развивал диалектику «идеи» и «живой жизни». Основные произведения: «Братья Карамазовы», «Идиот», «Бесы», «Преступление и наказание».

Лев Николаевич Толстой.

 

 

«Не для нужд своих жить, а для бога…

…И я и миллионы людей, живших века тому назад и живущих теперь, мужики, нищие духом и мудрецы, думавшие и писавшие об этом, своим неясным языком говорящие то же, - мы все согласны в одном: для чего надо жить и что хорошо. Я со всеми людьми имею только одно твёрдое, несомненное и ясное знание, и знание это не может быть объяснено разумом – оно вне его и не имеет никаких причин и не может иметь никаких последствий.

Если добро имеет причину, оно уже не добро; если оно имеет последствие – награду, оно тоже не добро. Стало быть, добро вне цепи причин и следствий…

Прежде я говорил, что в моём теле…совершается по физическим, химическим, физиологическим законам обмен материи. А во всех нас…совершается развитие. Развитие из чего? во что? Бесконечное развитие и борьба?.. Точно может быть какое-нибудь направление и борьба в бесконечном! И я удивлялся, что, несмотря на самое большое напряжение мысли по этому пути, мне всё-таки не открывается смысл жизни, смысл моих побуждений и стремлений. А смысл моих побуждений во мне так ясен, что я постоянно живу по нём, и я удивился и обрадовался, когда мужик мне высказал его: жить для бога, для души.

Я ничего не открыл. Я только узнал то, что я знаю. Я понял ту силу, которая не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь даёт мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина.

Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если бы не имел этих верований, не знал, что надо жить для бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня…

Я искал ответа на мой вопрос. А ответа на мой вопрос не могла мне дать мысль, - она несоизмерима с вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, в моём знании того, что хорошо и что дурно. А знание это я не приобрёл ничем, но оно дано мне вместе со всеми, дано потому, что я ниоткуда не мог взять его.

Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошёл я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно.

Разве не то же самое делаем мы, делал я, разумом отыскивая значение сил природы и смысл жизни человека?..

И разве не то же делают все теории философские, путём мысли, странным, не свойственным человеку, приводя его к знанию того, что он давно знает, и так верно знает, что без этого и жить бы не мог? Разве не видно ясно в развитии теории каждого философа, что он вперёд знает так же, несомненно, как и мужик Фёдор, и ничуть не яснее его, главный смысл жизни и только сомнительным умственным путём хочет вернуться к тому, что всем известно?..

Мы только разрушаем, потому что мы духовно сыты…

Я, воспитанный в понятии бога, христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к нему, и ещё менее, чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне.

Да, то, что я знаю, я знаю не разумом, а это дано мне, открыто мне, и я знаю это сердцем, верою в то главное, что исповедует церковь…

Но могу ли я верить во всё то, что исповедует церковь?.. Творение? А я чем же объяснял существование? Существованием? Ничем? – Дьявол и грех? – А чем я объясняю зло?.. Искупитель?..

Но я ничего, ничего не знаю и не могу знать, как только то, что мне сказано вместе со всеми…

…Разве я не знаю, что это – бесконечное пространство и что оно не круглый свод? Но как бы я ни щурился и не напрягал своё зрение, я не могу видеть его не круглым и не ограниченным, м, несмотря на своё знание о бесконечном пространстве, я несомненно прав, когда я вижу твёрдый голубой свод, я более прав, чем когда я напрягаюсь видеть дальше его…

Да, одно очевидное, несомненное проявление божества – это законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединён с другими людьми в одно общество верующих, которое называют церковью. Ну, а евреи, магометане, Конфуцианцы, буддисты – что же они такое?..

 Неужели эти сотни миллионов людей лишены того лучшего блага, без которого жизнь не имеет смысла?.. Но о чём же я спрашиваю?.. Я спрашиваю об отношении к божеству всех разнообразных верований всего человечества. Я спрашиваю об общем проявлении бога для всего мира со всеми этими туманными пятнами. Что же я делаю? Мне лично, моему сердцу, открыто, несомненно, знание, непостижимое разумом, а я упорно хочу разумом и словами выразить это знание.

Разве я не знаю, что звёзды не ходят?.. Но я, глядя на движение звёзд, не могу представить себе вращения земли, и я прав, говоря, что звёзды ходят.

И разве астрономы могли бы понять и вычислить что-нибудь, если бы они принимали в расчёт все сложные разнообразные движения земли? Все удивительные заключения о расстояниях, весе, движениях и возмущениях небесных тел основаны только на видимом движении светил вокруг неподвижной земли, на том самом движении, которое теперь передо мной и которое было таким для миллионов людей в продолжение веков и было и будет всегда одинаково и всегда может быть поверено. И точно так же, как праздны и шатки были бы заключения астрономов, не основанные на наблюдениях видимого неба по отношению к одному меридиану и одному горизонту, так праздны и шатки были бы и мои заключения, не основанные на том понимании добра, которое открыто для всех всегда было и будет одинаково и которое открыто мне христианством и всегда в душе моей может быть поверено. Вопроса же о других верованиях и их отношениях к божеству я не имею права и возможности решить».

Анна Каренина.

Комментарии.

Лев Николаевич Толстой(1828 – 1910 гг.) – великий русский писатель и мыслитель. Значительное внимание уделял религиозно-нравственной проблематике. Помимо основных литературных произведений: «Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение», написал философско-нравственные трактаты «Исследование догматического богословия» и «Путь жизни».

Вопросы к текстам.

 

1. Какие вопросы, прежде всего, волнуют Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого?

2. Как эти вопросы решаются каждым из авторов?

3. В чём схожесть позиций авторов?

4. В чём состоит различие их позиций?

5. Какие выводы можно сделать из каждого текста?

6. Чья позиция вам ближе?

 

Задание № 3.

 

На основе анализа произведений В.С. Соловьёва и Н.А. Бердяева дайте характеристику основных направлений русской философии конца XIX – начала XX века.

Владимир Сергеевич Соловьёв.

 

«…Вся наша вселенная, насколько она не есть хаос разрозненных атомов, а единое и связное целое, предполагает, сверх своего дробного материала, ещё форму единства… Единство вещественного мира не есть вещественное единство, - такого вообще быть не может… Образованное противовещественным…законом тяготения, всемирное дело есть целость реально-идеальная, психофизическая,…оно есть тело мистическое.

Сверх силы всемирного тяготения идеальное всеединство осуществляется духовно-телесным образом в мировом теле посредством света и других сродных явлений (электричество, магнетизм, теплота), которых характер находится в таком явном контрасте со свойствами непроницаемого и косного вещества, что и материалистическая наука принуждена очевидностью признать здесь особого рода полувещественную субстанцию, которую она называет эфиром…»

Смысл любви.

 

«Понятие развития с начала настоящего столетия вошло не только в науку, но и в обиходное мышление. Это не значит, однако, чтобы логическое содержание этой идеи стало вполне ясным для общего сознания; напротив, это содержание является весьма смутным и неопределённым не только для полуобразованной толпы, толкующей вкось и вкривь о развитии, но даже иногда и для учёных и философов…

…Прежде всего, развитие предполагает один определённый субъект (подлежащее), о котором говорится, что он развивается, развитие предполагает развивающегося. Это совершенно просто, но, тем не менее, иногда забывается. Далее, с субъектом развития не может быть безусловно простая и единичная субстанция, ибо безусловная простота исключает возможность какого бы то ни было изменения, а следовательно, и развития… Подлежать развитию, с другой стороны, не может и механический агрегат элементов или частей…

…Ряд изменений без исходной точки и продолжающийся без конца, не имея никакой определённой цели, не есть развитие…

… Развитие есть такой ряд имманентных изменений органического существа, который идёт от известного начала и направляется к известной определённой цели: таково развитие всякого организма; бесконечное же развитие есть просто бессмыслица…»

Философские начала цельного знания.

«Результат природного процесса есть человек в двояком смысле: во-первых, как самое прекрасное, а во-вторых, как самое сознательное природное существо. В этом последнем качестве человек сам становится из результата деятелем мирового процесса и тем совершеннее соответствует его идеальной цели – полному взаимному проникновению и свободной солидарности духовных и материальных, идеальных и реальных, субъективных и объективных факторов и элементов вселенной. Но почему же, могут спросить, весь мировой процесс, начатый природой и продолжаемый человеком, представляется нам именно с эстетической стороны, как разрешение какой-то художественной задачи? Не лучше ли признать за его цель осуществление правды и добра, торжество верховного разума и воли? Если в ответ на это мы напомним, что красота есть только воплощение в чувственных формах того самого идеального содержания, которое до такого воплощения называется добром и истиною, то это вызовет новое возражение…»

Общий смысл искусства.

 

«…Таким образом, мы должны предположить, что атомы, то есть основные элементы всякой действительности, есть живые элементарные существа, или то, что со времени Лейбница получило название монад.

Итак, содержание всего суть живые и деятельные существа, вечные и пребывающие, своим взаимодействием образующие всю действительность, всё существующее…

…Если в божественном существе – в Христе первое, или производящее единство есть собственно Божество – Бог как действующая сила, или Логос, то второе, произведённое единство, которому мы дали мистическое имя Софии, есть начало человечества, есть идеальный или нормальный человек…

…София есть идеальное, совершенное человечество, вечно заключающееся в цельном божественном существе, или Христе…

Как божественные силы образуют один цельный, безусловно, индивидуальный организм – необходимое осуществление и вместилище первого – организм всечеловеческий, как вечное тело Божие и вечная душа мира. Так как этот последний организм, то есть София, уже в своём вечном бытии необходимо состоит из множественности элементов…

…Это второе произведённое единство, противостоящее первоначальному единству божественного Логоса, есть, как мы знаем, душа мира, или идеальное человечество (София), которое содержит в себе и собою связывает все особенные живые существа или души… Душа мира есть человечество – божественное человечество Христа, тело Христово, или София…»

Чтения о Богочеловечестве.

Комментарии.

Владимир Сергеевич Соловьёв(1853 – 1900 гг.) – русский религиозный философ, публицист и поэт, основоположник «Философии всеединства». Оказал большое влияние на развитие русской философии. Основные сочинения: «Оправдание добра», «Критика отвлечённых начал», «Чтения о богочеловечестве», «Три разговора», «Общий смысл искусства», «Философские начала цельного знания», «Смысл любви».

Николай Александрович Бердяев.

 

«…Гносеологическое противопоставление субъекта и объекта приводит к тому, что и субъект не оказывается бытием, и объект не оказывается бытием. Бытие исчезает и недоступно познанию. Противоположение познания бытию означает выключение познания из бытия. Познающий не есть бытие, ему лишь противостоит бытие, как объект его познания. Но так как познающий не приобщён к тайне бытия и не находится в нём, то бытие стоит перед ним, как совершенно ему чуждое. Объектированное и есть чуждое. Об объектах образуют понятия, но к объектам не может быть приобщения…

…Познание есть отчуждение. Но это отчуждение производится самим субъектом, самим познающим. Познающий субъект лишён всякого внутреннего существования, не имеет точки опоры в бытии, он существует лишь в отношении производимой им объективации…

Вся безвыходность теории познания, которая противополагает субъект объекту, познание – бытию, в том, что она изымает субъект из бытия и объективирует бытие. Субъект не есть бытие, он не экзистенциален, а бытие есть объект, то есть объективация этого самого не экзистенциального, не бытийственного субъекта. На этом пути приходят к безвыходной трагедии познания…

…Время есть изменение в двух разных направлениях – в направлении повышения жизни и смерти. Время в той его части, которая именуется «будущим», есть страх и надежда, ужас и радость, забота и освобождение. Время есть парадокс, и понять его возможно только в его двойственности. Время не реально, призрачно, время есть суета, отпадение от вечности… Время есть как бы распавшаяся вечность, и в этой распавшейся вечности неуловима ни одна из распавшихся частей, ни прошлое, ни будущее. Человеческая судьба осуществляется в этой распавшейся вечности, в этой страшной реальности времени…

…В чём болезнь и смертельная печаль времени? В невозможности пережить полноту и радость настоящего как достижения вечности, в невозможности в этом моменте настоящего, самом даже полноценном и радостном, освободиться от отравы прошлого и будущего, от печали о прошлом и от страха будущего. Радость мгновения не переживается как полнота вечности, в ней есть отравленность стремительно мчащимся временем…»

И мир объектов. Опыт философии одиночества и общения.

 

«…Тайна творчества раскрывается в библейско-христианском мифе о творении мира Богом. Бог сотворил мир из ничего, то есть свободно и из свободы. Мир не был эманацией Бога, рождением или эволюцией, а творением, то есть абсолютной новизной, небывшим. Творчество в мире потому только и возможно, что мир сотворён, что есть Творец…

Что-то должно исходить и из человека, и это есть то, что есть творчество по преимуществу, творчество нового и небывшего. Это что-то не есть что-то, а ничто есть свобода, без которой нет творческого акта. Свобода, ничем не детерминированная, даёт ответ на Божий зов к творческому деланию, но она даёт этот ответ в соединении с даром, с гением, полученным от Бога при творении, и с материалами, находящимися в сотворённом мире. Творчество человека из ничего нужно понимать в смысле творчества человека из свободы. Во всяком творческом замысле есть элемент первичной свободы человека, ничем не детерминированной, бездонной, свободы, не от Бога идущей, а к Богу идущей. Зов божий и обращён к этой бездне и из бездны ждёт ответа…

…Творческий акт есть также взаимодействие благодати и свободы, идущего от Бога к человеку и от человека к Богу. И творческий акт можно описывать то по преимуществу в терминах свободы, то по преимуществу в терминах благодати, благодатной одержимости и вдохновения…»

О назначении человека.

 

«Вся история наполнена исканием Царства Божьего. Искание это есть сокровенная душа истории, её святое святых. Все цели истории относительны по сравнению с этой абсолютной целью, все цели превращаются лишь в средство. Самая история, по сокровенному своему смыслу, есть лишь движение к Царству Божьему. Но ограниченное сознание человеческое ищет Царства Божьего в самой истории. Это и есть основное противоречие религиозной философии истории. Царство Божье – цель истории, конец истории, выход за пределы истории. Поэтому Царство Божье не может быть в истории. Искание Царства Божьего в истории, в земной исторической действительности есть иллюзия, обман зрения. Царство Божье за историей и над историей, но не в истории. Оно – всегда четвёртое измерение по сравнению с тремя измерениями истории. Нельзя искать четвёртое измерение внутри трёх измерений пространства. Так и Царства Божьего нельзя искать внутри истории. История имеет абсолютный смысл, абсолютный источник и абсолютную цель. Но само Абсолютное не может полностью пребывать в относительном. История есть лишь ступень абсолютной действительности. Но абсолютная действительность не может никогда полностью войти в историю. «Всё преходящее есть лишь символ». История имеет, прежде всего символическое значение, она полна знаками иной, божественной действительности. Символизм истории свидетельствует о невозможности Царства Божьего внутри самой истории, царства абсолютной жизни на какой-либо из ступеней исторического свершения. Царство Божье есть абсолютное духовное царство, оно не может быть явлением в материальном мире, оно предполагает победу над материальным миром и переход в мир иной. Абсолютная жизнь есть переход в иной план, в иное измерение бытия. Всякое достижение абсолютной жизни есть прорыв за пределы природного и исторического порядка. В природном же и историческом порядке не может быть вмещена абсолютная жизнь. От вхождения Абсолютного расступается всякая природная и историческая жизнь, расплавляется, теряет свои границы, входит в беспредельность.

О Царстве Божьем. Философия неравенства.

Комментарии.

Николай Александрович Бердяев (1874 – 1948 гг.) – русский философ, один из основоположников религиозного экзистенциализма и персонализма. Основной идеей его творчества является идея свободы. Основные работы: «Философия свободы», «Смысл творчества», «Смысл истории», «Русская идея, основные проблемы русской мысли XIX – начала XX века», «Философия неравенства», «О назначении человека», «Опыт философии одиночества и общения».

 

Вопросы к текстам.

1. Каковы мировоззренческие позиции В.С. Соловьёва и Н.А. Бердяева?

2. В чём их схожесть?

3. Чем они различаются?

4. Какие выводы можно сделать из каждого текста?

5. Какая позиция для вас наиболее приемлема?

 

Задание № 4.

 

Покажите особенности философского направления «русский космизм» на примере концепций Н.Ф. Фёдорова и К.Э. Циолковского.

 

Николай Фёдорович Фёдоров.

 

«Труд всеобщего воскрешения, начатком которого было Воскресение Христово, не прекращался, хотя в то же время не останавливалось и противодействие ему. Труд Запада в деле воскрешения, в коем и мы принимали некоторое участие, может быть назван воскрешением мёртвых; ибо какое-другое имя может быть дано этому собиранию различных памятников, вещественных и письменных, кои сохранились от самых отдалённых времён с целью восстановить образ только мира в области мысли (т. е. совершить мысленное или мнимое воскрешение). Кроме этого собирания различных остатков, или останков (реликвий), прошедшего, наука имеет в своём распоряжении, для попыток воспроизведения явлений жизни в малом виде, лаборатории, физические кабинеты и т. д. Затем остаются ещё страдательные созерцания, или наблюдения над теми условиями, небесными и земными, от которых зависит жизнь. Этими тремя способами исчерпываются в настоящее время все средства науки для мысленного восстановления целого образа мира…

…Однако есть ещё онтология, наука о самом отвлечённом бытии, равнозначащем уже небытию…состояние смерти есть самое философское понятие; и ещё более ясно, почему Воскресение есть самое нефилософское понятие; Воскресение всё собирает, восстановляет и оживляет, тогда как философия всё разделяет, всё отвлекает и тем умерщвляет, в конце же концов философия не только восстановление делает лишь мысленным, т. е. самым отвлечённым, но даже самый внешний, существующий мир благодаря созерцательной, сидячей недеятельной жизни обращается в представление, в психический лишь факт, в фантом; и такое превращение действительного мира в субъективное явление есть результат сословной жизни, функция мыслящего органа человечества.

Но, тем не менее, всё это необходимый, предшествующий момент, ибо прежде всё нужно разложить, разделить, чтобы потом сложить и соединить, так как только смертью может быть попрана смерть. Нужно было дойти именно до такой глубины сомнения, чтобы только воссоздание, восстановление всего исчезнувшего и бессмертие исчезающего признать полным доказательством действительного существования, и для такого доказательства необходимо, чтобы мышление стало действием, чтобы мысленный полёт превратился в действительное перемещение».

Философия обще