Притворяйся, пока не почувствуешь

 

Твое будущее создается тем, что ты делаешь сегодня, а не завтра.

РОБЕРТ КИЙОСАКИ

 

Na’aseh V’Nishma

 

Я понимаю людей, которые стремятся избежать огромных усилий, с которыми теперь связано Рождество… но в конце концов они сдаются и берут на себя все беспокойство и хлопоты.

Мэй Сартон, писатель

 

Над шоссе сгустились тучи, дождь лил как из ведра. Дворники работали без остановки, но не справлялись с потоком воды, а моя голова не справлялась с потоком мыслей.

Было уже первое декабря. Как же мне все успеть? Эссе девятиклассников, реферат для университета, баскетбольная игра у Шона и доклад по истории для Кристин. Не говоря уже о ветеринаре, ремонтнике, корпоративе Марка… и Рождестве.

Рождество. Не хватало мне еще этих забот – хотя я и так свела их к минимуму. Каждый год я отказывалась от чего-то еще. Я уже давно не украшала дом фонариками и не обвивала зеленью перила. Вертеп стоял в гараже. Ах, если бы можно было отказаться и от елки! Да и от рождественской службы… Стоять в переполненной церкви, слушать фальшивое пение детского хора, желать всего самого доброго незнакомцам и поклоняться деревянному Святому Семейству – все это казалось мне бессмысленным.

Я съехала с шоссе. Дождь стал чуть слабее, но ветер свирепствовал, сгибая еловые ветви. Интересно, удастся ли мне добраться до школы быстрее учеников?

Ученики. О, эти бессмысленные действия! Жизнь ортодоксальных евреев была заполнена ими. Каждое утро они четыре часа молились и изучали Ветхий Завет – то есть Тору, – и только потом начинались обычные занятия. У них было по девять уроков в день. Они ходили из класса в класс, все мальчики в кипах, все девочки в длинных юбках, всякий раз целуя пальцы и касаясь мезузы – цилиндра с маленьким свитком с молитвой, прикрепленного к каждой двери в школе. Поцеловал – прикоснись. Поцеловал – прикоснись. Поцеловал – прикоснись. И так весь день. А еврейские праздники? Их было так много: Рош Га-Шана, Йом-Киппур, Суккот, Ханука – все они были между Днем труда и Рождеством, и к каждому приходилось тщательно готовиться. Как только они все успевали? И зачем?

Если честно, я им завидовала. Как здорово верить в Бога настолько, что все эти ритуалы кажутся важными и преисполненными смысла! Когда я была подростком, я тоже верила в Бога. Я каждую ночь молилась на коленях и с благоговением отмечала все праздники. Но это осталось в прошлом. Землетрясения, бомбежки, нищета, болезни. Я просто не понимала Бога – но мои ученики, похоже, понимали его. Они как будто и мысли не допускали, что все их проявления веры бесполезны, что это просто трата времени. Как и Рождество.

Я завернула на школьную парковку. Ладно, решила я. Они избранные. Я – нет.

– Итак, – сказала я чуть позже первокурсникам, – откройте пятую главу. В ней Элиезер вспоминает, как в концентрационном лагере у него на глазах повесили невинного еврейского мальчика чуть младше его самого. Как на него повлияло это событие? – В воздух взлетела рука. – Амира?

– Он перестал верить в Бога.

– Верно, – добавила Ница, – ведь дальше в книге рассказывается, что Элиезер отказался молиться на Йом-Киппур. До этого он молился всегда.

– И что он почувствовал в этот момент? – спросила я.

– О, он пишет об этом вот здесь! – воскликнула Рива, указывая на страницу. – «Я был одинок – ужасно одинок в мире без Бога… Я стоял среди молящихся и наблюдал за ними, как чужак». – Рива подняла голову и пронзила меня взглядом голубых глаз. – Элиезер почувствовал себя опустошенным, отрезанным от Бога.

– Ему все равно стоило помолиться, – сказал Авраам.

Его слова озадачили меня.

– Если он не верил в Бога, – возразила я, – разве не стала бы его молитва лицемерием?

– Нет, – ответила Сури. – Тора велит следовать божественным ритуалам, даже когда они кажутся бессмысленными. Na’aseh V’Nishma – «Мы сделаем, и мы поймем». Сначала ты совершаешь ритуалы, а затем понимаешь Бога. Наблюдая за праздником, Элиезер мог снова обрести частицу веры.

Я посмотрела на нее и спросила:

– Так просто?

– Вообще-то нужно много читать Тору, чтобы понять смысл ритуалов и размышлять о них.

По дороге домой из школы я снова и снова прокручивала в голове слова Сури. Na’aseh V’Nishma. Совершай ритуалы – и поймешь Бога. Может, стоило все вернуть? Я всегда считала, что сначала нужно обрести веру – и лишь затем ритуалы наполнятся смыслом. Но что, если на самом деле именно ритуалы приводят к вере? Я посмотрела на ели вдоль дороги – их ветви уже не качались на ветру – и зажмурилась от яркого солнца, пробивавшегося сквозь хвою.

В тот вечер я вытащила потрепанную картонную коробку с надписью «Рождество». Я открыла ее и пошарила рукой среди мишуры и разноцветных фонариков. Достав простую белую гирлянду, я вошла в гостиную, не обращая внимания на кипу книг и бумаг возле моего кресла, и медленно, методично начала наматывать гирлянду на фикус, который стоял в углу. Это был мой первый рождественский ритуал. Я вставила вилку в розетку, и огни на фикусе ярко вспыхнули.

Оглядев книжные полки, я нашла Библию – сокращенную, аннотированную и иллюстрированную, идеально подходящую для неискушенного читателя. Я провела рукой по корешку, чтобы смахнуть с него пыль. Книга чуть скрипнула, когда я открыла ее и впервые в жизни принялась читать Ветхий Завет. «В начале Бог сотворил небо и землю…»

Декабрьские дни летели с невероятной быстротой. Каким-то образом мне удалось управиться со всеми делами, нарядить елку, поставить вертеп и узнать, кто такие Авраам, Иаков, Моисей, Давид, Соломон и Эсфирь. Они оказались вовсе не такими, как я себе представляла. Они не были благочестивы и не походили на идеальных святых. Напротив, они сомневались в своей вере – как и я, – но были избраны.

В Сочельник я села в кресло, чтобы прочитать последнее обещание Бога еврейскому народу: «Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною, и внезапно придет в храм Свой Господь, Которого вы ищете, и Ангел завета, Которого вы желаете».

И он пришел – тем вечером, на рождественской службе. Пока дети пели, подобно ангелам, а люди молились о мире, в собор вошло Святое Семейство. Живое и настоящее – по крайней мере, для меня.

По дороге домой из церкви вся моя семья молчала. На улицах было пустынно и тихо. Я смотрела в окно на темное, ясное небо, на котором сияли мириады звезд. Na’aseh V’Nishma. Я сделала и поняла.

 

Джен Валлоун

 

 

Не жди совершенства

 

Лучше сделать что-то неидеально, чем идеально ничего не делать.

Достопочтенный Роберт Г. Шуллер

 

Однажды хозяин CBGB[38] Хилли Кристал позвонил и спросил, не хочу ли я вместе с моей новой музыкальной группой выступить у него в клубе в последнюю пятницу месяца. Не советуясь со своими музыкантами, я сразу же дала «добро» и помчалась к ним в Ховард-Бич[39], чтобы поделиться такой великолепной новостью. Наше первое выступление – в CBGB. Да еще и в пятницу вечером, не меньше!

И у нас есть еще три недели на подготовку.

Но никто почему-то не обрадовался.

– Мы пока не готовы играть перед публикой, – ответили они.

– Да мы репетировали почти год, – возразила я. – Конечно же, мы готовы! У нас есть не меньше десяти оригинальных треков. И потом CBGB – просто хороший клуб, это же не Карнеги-холл[40] какой-нибудь.

Но ребята считали, будто песни еще сырые и их нужно довести до совершенства.

Я тоже – сторонник качества. Нам действительно было над чем работать. И все же я заявила:

– Мы никогда в жизни не станем идеальными!

Вечером я пожаловалась своему парню (впоследствии он стал моим мужем), тоже музыканту. И он сказал, что его группа никогда не упустила бы такую возможность.

Через три недели я вышла на сцену со своим парнем и его командой. Мой будущий муж играл на гитаре, его друзья – на басе и ударных, а я, наспех выучив их тексты и музыку, – на клавишных.

Оваций не было, но выступили мы вполне прилично. Нас не освистали – и это уже хорошо.

А еще после того вечера передо мной открылось множество дверей (и буквально, и фигурально). Я познакомилась с другими музыкантами, а те познакомили меня со следующими. Целый год я колесила по стране в качестве клавишника разных рок-групп.

Я никогда не считала себя великим музыкантом. Я играла неплохо, а на совершенство ушли бы годы.

Я постоянно напоминаю себе: в материнстве, работе, домашнем хозяйстве и даже в писательстве – я никогда не буду идеальной. Совершенствоваться можно всю жизнь. Поэтому я делаю маленькие, но смелые, неидеальные шаги, и эти неидеальные шаги ведут меня к новым опытам.

 

Мы никогда в жизни не станем идеальными!

 

Писательница Энн Ламотт[41] говорит: «Перфекционизм – это голос угнетателя, врага рода людского». И я с ней согласна.

Этим летом я буду играть на клавишных с группой моего мужа на Соул-Фесте, одном из крупнейших фестивалей христианской музыки в США. Группе нужен клавишник для нескольких песен, а я, как уже говорила, играю «неплохо».

Мне больше пятидесяти, и вряд ли впереди меня ждет блестящая музыкальная карьера. Но я живу насыщенной жизнью, и меня это вполне устраивает.

 

Мэри С. М. Филлипс

 

 

Повеселимся?

 

Смеяться перестаешь не потому, что становишься старым. Становишься старым, потому что перестаешь смеяться.

Морис Шевалье

 

Соглашаясь пойти с дочерью и двумя внуками в аквапарк, я думала, что буду просто сидеть в лягушатнике, присматривая за малышами. Но Леви заприметил водяную горку и потащил меня к ней.

– Нет, дорогой, это для больших деток и взрослых.

– Вообще-то здесь есть горка для малышей – в сопровождении взрослых, – сказала дочь.

Я шикнула на нее, но было слишком поздно. Четыре маленьких ушка уже все услышали, а две мокрые маленькие ручки вцепились в меня, и я побрела к горке, ворча и ругаясь.

На лестнице я вела мысленные расчеты. Какой процент моей тушки втиснется в надувную ватрушку? Сколько сильных мужчин потребуется, чтобы потом меня из нее вытащить? Если «ватрушку» придется сдувать, чтобы меня извлечь, сколько зрителей снимут этот ужасный момент на свои телефоны?

– Я возьму Леви, а ты – Тейлор, – скомандовала дочь, когда мы поднялись на самый верх. Я смотрела, как она берет «ватрушку», кладет ее перед горкой и усаживается. Леви забрался ей на колени, и они покатили вниз с криками и визгом.

Тейлор уже протягивала руки, чтобы я ее подхватила.

– Готова, ба? – спросила она.

Конечно, я была не готова, но очередь за мной уже проявляла нетерпение. Я взяла ярко-желтую «ватрушку» и угнездилась на ней, потом повернулась к смотрителю и попросила передать мне ребенка. Тейлор устроилась на коленях, я вцепилась в ручки тюбинга. И ничего не произошло.

Я услышала слова:

– Похоже, вас нужно подтолкнуть…

И тут мы понеслись со страшной скоростью. Мой солидный вес придал безумное ускорение. Я визжала, не переставая, пока мы со страшным плеском не рухнули в бассейн. Инстинктивно я прижала Тейлор к груди, и мы стремительно закружились. И в этот момент я начала хохотать – я не смеялась так уже лет двадцать, не меньше. Я с трудом переводила дух.

Парк развлечений исчез. Остались лишь небо, солнце и моя радость. Я ощутила восторг, как мне казалось, живший лишь в воспоминаниях.

Мою эйфорию нарушил смотритель:

– Мэм? Мэм? Вам нужно выйти из воды.

Я вернулась к реальности и попыталась выбраться из «ватрушки».

– Пожалуйста, возьмите ребенка, – попросила я. – Это будет нелегко.

Когда Тейлор подняли, я снова начала расчеты. Если черепаха лежит на спине, ей нужно перекатиться на бок. Если я перекачусь, а попа моя так и останется в «ватрушке», то я с головой уйду под воду? И насколько мне хватит дыхания?

И тут меня дернули вверх. Бедра с громким звуком выскользнули из тюбинга, и я выбралась из воды, все еще продолжая хихикать. Мне вручили Тейлор, и я доставила ее к дочери и внуку.

 

Я визжала, не переставая, пока мы со страшным плеском не рухнули в бассейн.

 

– Бабушка, я никогда не слышал, чтобы ты так громко хохотала! – с широкой улыбкой заявил Леви.

Я ущипнула его.

– Я сама не думала, что так умею!

Я думала, с возрастом такие развлечения стали мне недоступны. Но оказалось, что ничто не потеряно. Смех просто спал где-то в глубине моей души. Он ждал возможности освободиться и проявиться в полной мере – с криками, визгом и плеском.

 

Марианна Фосноу

 

 

Очки для уверенной женщины

 

В жизни можно получить все, что хочешь. Нужно только правильно одеться.

Эдит Хед

 

Стоя в залитой люминесцентным светом примерочной, я поняла, что понятия не имею, как купить деловую одежду для собеседования и работы в офисе. Восемь лет моей рабочей униформой были военный летный костюм и походные ботинки. А в свободное время я носила удобную футболку и шорты.

За одеждой я пришла в огромный магазин в еще более огромном торговом центре. Интроверт от природы, я слишком застенчива, чтобы просить помощи у консультантов. Поэтому накануне я «подготовилась» – сохранила у себя на телефоне несколько фотографий моделей в деловых костюмах, найденных на просторах Интернета. Ничего похожего на полках я не нашла.

Еще хуже обстояли дела в примерочной, куда я все-таки притащила какие-то шмотки, – и все это смотрелось на мне просто смешно. Оставив все в примерочной, я ушла, едва сдерживая слезы.

Сидя в машине на парковке, я проверила почту и увидела новое сообщение: «Не могли бы вы приехать на собеседование в четверг?» Меня приглашали в престижную консалтинговую фирму. Через три дня. А мне нечего надеть. Абсолютно. Военная форма исчезла, ничего вместо нее не появилось.

Я сунула телефон в сумочку и вытащила ключи. К сожалению, они зацепились за дужку моих солнечных очков, и я в раздражении ее сломала.

Это стало последней каплей. Я рухнула на руль и разрыдалась.

Темные очки я любила с детства, но до этого момента покупала их только на автозаправках. Знаете, там обычно есть такая стойка, рядом с хот-догами… В голове перещелкнуло, и я подумала: «Хватит!»

Может быть, на меня повлияли сияющие улыбками женщины с огромными фирменными пакетами и платьями в футлярах. А может быть, я просто не могла допустить, чтобы меня испугал шопинг в торговом центре. «Это всего лишь груда кирпичей, тряпок и стекла!» – твердила я себе.

Я вернулась в молл. На этот раз за вещами я не пошла, а направилась в бутик аксессуаров. Там пахло кожей и средством для протирки стекол.

Я примерила роскошные авиаторы Ralph Lauren. В зеркале я увидела уверенную в себе женщину, сильную, красивую, смелую. Этой женщине по плечу и шопинг, и собеседование, и все, что она пожелает. Как хочется взять эту уверенность с собой.

Я сняла очки, чтобы посмотреть на ценник. Они стоили больше трехсот долларов…

Я вовсе не призываю людей тратить последние деньги и уж тем более влезать в долги ради того, без чего вполне можно прожить. Но в тот момент я могла уйти из этого магазина либо подавленной и несчастной, либо уверенной и дерзкой. И я протянула карточку кассиру.

Прямо в очках (чтобы не разрушить магию) я вернулась за одеждой и сама подошла к консультанту:

– Мне нужны костюмы для собеседования и работы. Пожалуйста, подберите мне 3–4 комплекта. У меня не очень много времени.

Через три дня я шагала по улицам Вашингтона, стараясь вести себя так, словно уже успешно прошла собеседование. На мне был деловой костюм. Сидел ли он идеально? Нет. Но я перестала придавать этому большое значение.

Шел дождь. В ушах звучали слова мужа: «Никто не узнает, что ты нервничаешь, если сама не покажешь. Веди себя так, словно все в порядке».

Дама, проводившая собеседование, улыбнулась и поздоровалась. Она долго благодарила меня, что я пришла вовремя, несмотря на непогоду. Я коснулась сумочки и через тонкую кожу почувствовала твердый футляр очков – напоминание о том, какая я сильная и решительная женщина. Я изо всех сил старалась представить себя наилучшим кандидатом на эту должность.

После собеседования тучи развеялись, и выглянуло солнце. Я надела свои стильные темные очки и зашагала по улицам. Никогда еще я не была одна в большом городе.

В метро я уехала в другую сторону и поняла это только через пять остановок. Пришлось выйти, отыскать нужный поезд и вернуться обратно. Я решила пойти в Смитсоновский музей и с удовольствием провела там полдня, а потом отправилась пообедать.

Для этого я выбрала красивый ресторан с испанской кухней. Вошла и гордо попросила столик на одну персону – и у окна. Раньше я бы села, куда предложат, – прямо напротив кухни или возле туалета. Меню было красивым, но прочесть названия я не смогла, поэтому попросила официанта рассказать о самых вкусных блюдах. К моему удивлению, он не был раздражен и терпеливо объяснял, что из чего и как приготовлено. Ожидая заказ, я пила вино и наблюдала, как по улице идут прохожие.

Телефон завибрировал. На сей раз я получила не просто приглашение, а предложение работы. Я надела очки за триста с чем-то долларов и буквально полетела домой.

 

Женщина в зеркале выглядела сильной. Уверенной. Красивой. И мне хотелось остаться ею подольше.

 

Через два года я уволилась с той работы и пошла учиться. К слову, я была самой возрастной студенткой. А потом запустила собственное дело. Сейчас в моей компании работают двадцать пять человек.

Те очки по-прежнему лежат в моей сумочке. Ничто не вселяет в меня больше уверенности, чем они. Когда мне нужно взбодриться, я сразу их надеваю. Шагаю по улице, улыбаюсь и знаю: все получится.

 

Кристи Адамс

 

 

Синдром самозванца

 

Смелость не всегда кричит. Иногда она шепчет в конце дня: «Завтра я попытаюсь снова».

Мэри Энн Радмахер

 

Я приехала на первую в жизни писательскую конференцию, терзаясь ужасной мыслью, что эта поездка – пустая трата денег и времени. После долгих неудач у меня вышло несколько хороших рассказов, но мне все еще не удалось добиться главной цели: опубликовать роман. Литературный агент, с которым я подписала договор (большое достижение!), до сих пор не продал мою книгу ни одному издательству.

Весь прошлый год я работала над вторым своим романом. Если и его никто не захочет опубликовать… Что ж, возможно, мне стоит заняться чем-то другим.

От этого семинара я ждала вдохновения, практических советов, как улучшить свои произведения, и, наверное, какого-то знака, продолжать мне изображать из себя писателя или перестать.

У моих сомнений есть название: синдром самозванца. Внутренний голос твердил: я – ненастоящий писатель, а все публикации и договор с агентом – это просто небольшое разовое везение. Если бы у меня был настоящий талант, я бы это чувствовала.

В первый день семинара я пришла очень рано – за полчаса до официального начала. Организаторы раскладывали материалы в конференц-зале. Я представилась и спросила:

– Может быть, вам нужна помощь?

Предложение приняли с благодарностью. И я немного расслабилась, заняв чем-то руки и немного голову. Стали подходить другие участники, с некоторыми я переписывалась на тематических форумах. Мы договорились вместе пообедать в перерыве. Что ж, пока все идет неплохо, подумала я.

Первым спикером был молодой писатель. Он рассказал, как его первую книгу отвергли все издательства, а следующая продалась очень легко – после этого он смог продать и первую книгу тоже. Я ощутила странный прилив надежды и подняла руку, чтобы задать вопрос:

– Что бы вы делали, если бы и вторую вашу книгу отвергли?

Он посмотрел мне прямо в глаза и с понимающей улыбкой ответил:

– Выход только один: нужно продолжать писать. Ведь это ваша работа.

За обедом я обдумывала его ответ. Здорово говорить о настойчивости, когда уже пришел к успеху – со второй попытки! А если написать пять, десять, пятнадцать романов – и ни один не будет опубликован? Разве бросить в таком случае – признак слабости? Или, наоборот, благоразумия?

После обеда всех участников конференции разбили на группы. Мы должны были читать друг другу свои произведения, а потом критиковать. И хотя мне уже приходилось писать критические статьи и самой получать отзывы на онлайн-семинарах, вживую я никогда этого не делала.

Первой прочла свой рассказ одна из участниц, и все мы принялись его честно, но жестко разбирать. Вскоре подошла моя очередь.

Один из участников нашей группы первым взял слово и начал высказывать свои замечания весьма энергичным тоном. Я съежилась в кресле и могла только кивать. В глубине души я была в ужасе. Остальные члены группы критиковали меня гораздо мягче, но вывод был однозначен: мой рассказ никуда не годится.

 

У моих сомнений есть название: синдром самозванца.

 

В номер я вернулась окаменевшей.

Я выбрала для семинара именно этот рассказ, зная, что он нуждается в доработке. Я уже получила несколько довольно вежливых отказов из разных журналов. Но теперь я поняла: исправить недостатки невозможно. Рассказ годился лишь для мусорной корзины.

Пожалуй, то же самое можно сказать и обо всей моей писательской карьере.

Если только это можно назвать карьерой. Первый роман продать не удалось. Новый роман наверняка ждет та же печальная судьба.

Зачем я вообще приехала на семинар? Неужели мне было недостаточно электронных отказов? Слушать все вживую – по-настоящему больно, хотя участники семинара вовсе не хотели быть жестокими. Может быть, я слишком тонкокожая для такой деятельности?

Я начала прокручивать в голове все замечания, которые в тот день услышала. Большинство из них были вполне разумны: мне стоит изменить завязку. Пожалуй. Глубже раскрыть отношения между матерью и дочерью. Согласна. Уделить больше внимания постапокалиптическому выживанию. И правда, не помешает. Я приехала на этот семинар, чтобы стать лучше. И в первый же день получила конкретные советы, как улучшить свой рассказ. Так чего же я раскисла?

На следующий день все снова собрались в конференц-зале, поникшие после вчерашней критики. Мы выполнили несколько творческих упражнений, а в конце дня снова разбились по группам и каждый принялся рассказывать свои истории отказов и побед. Это расслабило и сблизило нас. А еще появилось желание вернуться домой и сразу же приступить к работе.

 

Но теперь я поняла: исправить недочеты невозможно.

 

За две недели я переписала рассказ практически целиком, оставив нетронутыми лишь нескольких фраз. История приобрела новую эмоциональную окраску. Я повысила ставки – и для своих героев, и для себя самой.

В первом журнале мне отказали. Я стиснула зубы и отправила его в другой журнал. Снова отказ. Еще раз. Отказ. На четвертый раз мой рассказ приняли! Причем в журнал, о котором я могла только мечтать! Получив электронное письмо, я разрыдалась. Это была победа, доказательство того, что семинар и переделка были не напрасны. Я – настоящий писатель.

А следом пришло другое замечательное известие. Мою книгу купило одно из крупнейших издательств мира!

Не могу сказать, что с тех пор все пошло как по маслу. Впереди меня ждали редакторские правки и разгромные рецензии. Я продолжаю бороться с синдромом самозванца. И продолжаю писать. Ведь я – писатель, и это моя работа.

 

Бет Кейто