Оздоровительно-голодательного опыта

 

Ранней осенью 1981 года я прослушал в Москве лекцию ЯнаИвановичаКолтунова, руководителя Школы здоровья, собиравшем в Подмосковье по субботам много десятков приверженцев здорового образа жизни. В первую же субботу после неё я приехал на базу Школы. Тут же был включен в группу новичков, которую повел сам Ян Иванович. После основательной разминки мы не менее часа бегали по лесу. Это был расслабленный бег с медитациями-представлениями, концентрацией внимания на различные точки тела. Примерно через час, вернувшись, занялись под его же прямым руководством хатха-йогой. Использовалась комплексная методика динамической и статической хатха-йоги. Занятия проходили на природе, натощак.

Я с полным доверием и энтузиазмом принял тот режим воздержаний, которому следовали в Школе – полный отказ от «убойной» пищи, от употребления алкоголя («не увлекался» и до того) и курения (даже и не «баловался»). Раз в неделю – полный отказ от пищи. Ежедневные физические нагрузки, в том числе пробежки и хатха-йога.

За два месяца пребывания в таком довольно напряженном режиме (у меня в дополнение к тому были еженедельные занятия по карате) я и похудел, и окреп. А главное, я смог за это время немного очиститься от физиологических шлаков-токсинов.

И хотя у меня тогда набралось всего лишь 7–8 однодневных воздержаний от еды и воды, я все же решился «нырнуть» сразу в 26 дней полного воздержания от пищи. Подвигнул меня на это мой новый знакомый, врач, опытный хатха-йог, имевший в запасе голодательный опыт вплоть до 1 месяца. Кстати, познакомился я с ним в парной, где он делал стойку на голове, после чего на 2–3 минуты ложился на дно бассейна с холодной водой.

Под его присмотром и начал я свой первый эксперимент по «терпению» в середине ноября 1981 года – в Доме творчества писателей (пос. Малеевка) под Москвой. В первые 5 дней «терпел» я без воды. После этого мы ходили за «живой», чистой водой – к колодцу.

Сразу признаюсь: уровень моей физиологической загрязненности в то время был такой, что хотя процесс и «пошел», но – не без осложнений. И сухая часть голода далась мне тяжело, и особенно последующий анацидный криз – кажется, на 6-ой день... Ведь питался я до этого эксперимента «неграмотно» – те же мясо, колбаса, избыток хлеба, «не то» сочетание продуктов, да и внережимное питание. И, конечно, был сильно «зашлакован». К этому времени я «заработал» и хронический гастрит на базе резко пониженной кислотности (на голод я пошел еще и из желания расстаться с ним). Все это уже в начале воздержания сказалось на моем состоянии и самочувствии. Были и головокружение, и тошнота, и головные боли... А потом на пятках образовались болезненные трещины, поэтому я какое-то время ковылял, а не ходил. Однако, я ни на минуту не усомнился в том, что все преодолею и приду к финишу с победой. В этом меня убедили полученные мной к этому времени весьма убедительные сведения о голодании. А вскоре это подтвердилось и на практике.

Уже день на 9–10-й я почувствовал себя хорошо. Более того – у меня возникло ощущение, что худшее – позади, а впереди – одни радости!

Я стал ощущать мощный прилив энергии и прямо-таки неодолимую потребность ее реализовать! Хотя мой ведущий был против этого («Дай очиститься и отдохнуть голове»), я практически тайком от него начал записывать стихи, которые дальше-больше и все настойчивее требовали этого! К тому же, у меня появилось дополнительное время – я стал спать не более 4-х часов, а потом и того меньше.

Состояние мое с каждым днем становилось все более легким, радостным, даже эйфорийным! Но особенно меня радовало, что стихи шли потоком – не остановить! Я работал с острым ощущением, что все то, что мне казалось трудно преодолимым, вдруг стало вполне посильным, особенно в собственно творчестве.

Выход из голодания был достаточно грамотным: цитрусовые, другие фрукты и овощи, но главное – живые соки, которые мы делали на соковыжималке. Несколько картину выхода испортило то, что он все же был проведен ускоренно, а это вынудило организм принимать пищи больше, чем он в состоянии был усвоить. И – начал снова «засоряться». Дело в том, что выход из голода должен быть предельно «пологим». Плотную (а тем более, белковую) пищу допустимо принимать лишь в конце выхода.

Однако в целом успех меня окрылил, и потому через полгода я решился «рвануть» на еще больший срок – на 42 дня. Это голодание проходило в более удобных и благодатных летних условиях – на даче под Саратовом, в июле-августе 1982 г. Ночевал я под яблоней и звездами – на раскладушке. (На случай дождя – пленка). Рано утром шли стихи, потом были прогулки, пробежки, купанье в озере...

Успех превзошел все ожидания и на этот раз. Имею в виду прежде всего стихи, которые «шли», независимо от моего желания – спонтанно и... «неотвратимо». Более того, когда я, проснувшись в 4 часа утра, «записал» в уме одно стихотворение, следом явилось второе – и мне «пришлось» подняться и записать то и другое на бумагу. «Пришлось», потому что мой «шеф» посоветовал мне и на этот раз уклониться от стихов и не записывать их, дабы мой творческий аппарат полностью отдохнул. Но «аппарат» отдыхать отказался, он настойчиво требовал работы. Напор творческой энергии был таков, что мне легче было именно работать, дабы не «взорваться».

...День на 30-й воздержания мой «шеф» спокойно уехал на несколько дней к матери в деревню, сообщив мне, что я не вызываю у него никакого сомнения, ибо иду, «как трактор», и не выхожу из состояния избытка сил.

Хотя я внутренне и продолжал до самого конца срока «летать на крыльях», в последний день, непосредственно перед выходом, я, признаюсь, во время утренней пробежки чувствовал себя не очень уверенно. Меня уже пошатывало.

Еще раз скажу, что писалось мне в те дни так, что эту «сверхскоропись» потом мне трудно было разобрать, расшифровать. Но так как ко мне «просились» все новые и новые стихи, я не успевал «довести до ума» старые. А некоторые из стихов явно требовали основательной доработки, а то и переработки (что вполне естественно). Часть из них я так и не смог полностью восстановить (видимо, не учел, что важно не уйти далеко от того состояния, в котором писалось стихотворение).

Почему, однако, мне был предложен такой срок – 42 дня? Сначала я хотел «округлить» его до 45, но мой «ведущий» настоял на 42, с чем я согласился, собразив, что это составляет 6 недель.

А теперь скажу о грубом нарушении с выходом. Он, как я вскоре понял, был недопустимо поспешным. Мой ведущий должен был (по теории и физиологической логике) выводить меня из голода тоже не менее 42 дней. Он же предложил мне сократить время выхода до 21 дня, заявив, что это его «авторский», экспериментальный, ускоренный вариант выхода, который он и хочет проверить на мне.

Дальнейшее моё состояние опровергло его «нововведение»: ускорение выхода «смазало» и даже резко ослабило эффект моего, казалось бы, вполне успешного воздержания. Мой организм при таком темпе выхода просто не успевал уложить в нужные места нужные молекулы даже живой растительной пищи ввиду их явного избытка. Отсюда вскоре началась зашлаковка организма, в том числе – его тонких структур.

А почувствовал я это (и довольно остро) еще и потому, что вдруг исчезло творческое вдохновение! Я испытал ощущение тяжести и даже замутнения. Мой организм просто не успевал усвоить и ассимилировать продукты, предлагаемые ему в избытке. К тому же, те продукты, к освоению которых он еще не был готов! Был, например, случай «белкового отравления», когда мне раньше положенного времени позволено было употребить полбатона белого хлеба... Результат – вдруг распухли ступни (правда, ненадолго).

И да будет учтен и этот мой урок, урок нарушения принципа строгой постепенности выхода из «терпения» – в те дни, когда я должен был следовать строжайшему режиму, бдительно прислушиваясь к организму. И должен был отлавливать – какие очередные продукты, в каком количестве и сочетании, а главное, в какие дни и часы я должен был потреблять, чтобы обеспечить максимальный успех в своем оздоровлении и омоложении (замене старых «съеденных» клеток новыми – «младенческими»). Это около 20 кг «живого веса»!

Вынужден сделать признание: курировавший меня врач, конечно же, знающий о недопустимости столь ускоренных выходов из голода, все же позволил себе провести этот опыт на мне, лишив меня возможности подняться на принципиально более высокий уровень и здоровья и работоспособности, особенно – сугубо творческой. Были им допущены и некоторые другие этические некорректности.

После этого (1982-го года) мной было проведено немало других – малых, средних и больших, уже вполне «самостоятельных» голоданий. В результате этого я полностью убедился: голодание – это реально и показано.