Глава 1. Начало создания «философского фронта»

Глава 1. Начало создания «философского фронта»

 

1. Нехватка философских кадров. Л.И. Аксельрод и A. M. Деборин

2. Троцкий и новый философский журнал

3. Первые учебные пособия

 

Первые учебные пособия

 

В первые годы основное внимание, наряду с организацией «философского фронта», было уделено созданию учебных пособий по философии. Это объясняется следующим. Маркс и Энгельс не оставили цельного, связного учебника по философии. Их мысли были разбросаны по многим трудам, часто полемического характера. Это делает их не всегда пригодными для педагогических целей. Еще меньше для этой цели годится работа В. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», в силу тех же причин. И поскольку изучению теории всегда в Советском Союзе придавалось первостепенное значение, то такое же значение придавалось и созданию учебников и учебных пособий. Первую роль в этом отношении сыграл учебник Н. Бухарина «Теория исторического материализма» [34] - настольная книга всех учащихся в то время. Но значительную роль сыграл и учебник А. Деборина «Введение в философию диалектического материализма». Уже одно то, что предисловие написал Г. Плеханов - властитель дум тех лет, - свидетельствует, что учащиеся не оставались равнодушными к такому учебному пособию, и не случайно оно, как мы уже отмечали, за несколько лет выдержало шесть изданий.

Не меньшую роль сыграли учебные пособия харьковского профессора Ю.С. Семковского. Мы имеем в виду его «Курс лекций по историческому материализму» [35] и его «Марксистскую хрестоматию» [36]. «Курс лекций» Ю. Семковского весьма оригинален по структуре. Хотя он формально как бы посвящен историческому материализму, но в нем излагается вся философская система. Первая часть так и называется: «Диалектический материализм (философия марксизма)», а вторая – «Исторический материализм (марксистская социология)». В книге даются определения философии, материи, диалектики, свободы и необходимости, детерминизма и индетерминизма. Что же касается его «Хрестоматии», то один из авторов в своей рецензии назвал ее «великолепной» [37]. Он писал:

«Среди выходящих в настоящее время книг по историческому материализму есть одна, не представляющая собой ни ученого, ни популярного изложения теории марксизма, но стоящая выше всех этих изложений по тому огромному влиянию, которое она окажет на углубление молодежи в источники марксизма. Я имею в виду "Марксистскую хрестоматию", составленную проф. Ю.С.Семковским [38]. Хрестоматия эта представляет собой большой том в 570 страниц. Она содержит сводку основных положений теории, излагаемых по соответствующим источникам. Небезынтересно также, что в одном из номеров журнала «Под знаменем марксизма» отмечалось, что литературное творчество Ю. Семковского "носит чрезвычайно многообразный и обильный характер" и что "философское движение на Украине не осталось вне влияния Семковского"» [39].

Несколько в ином плане ведет свое изложение И. Разумовский, один из первых выпустивший книгу, в которой изложены основные категории марксистской философии: «Курс теории исторического материализма». Это запись лекций, прочитанных автором для студентов Саратовского государственного университета. Но это скорее исследование, чем популярный курс лекций. Автор высказывает ряд мыслей, которые уже через несколько лет станут «крамольными». Например, выступает против самого понятия причинности. Понятие «причина», по его мнению, антропоморфизирует явление, т.е. автор исходит из того, что в самой природе нет причинных отношений, - эти понятия привносит человек. Он, далее, делит философию на онтологию и гносеологию, что тоже через некоторое время станет делом крамольным, ибо, согласно установившимся в последующие годы канонам, марксистскую философию нельзя делить на онтологию и гносеологию. Автор писал:

«Марксистская теория познания разрешает одновременно вопросы: онтологический - вопрос о том, что существует, каковы основные элементы существующего и их взаимоотношения... и гносеологический вопрос о том, как и в какой мере это существующее познаваемо. Но обе эти проблемы разрешаются не раздельно, а одновременно, - в плоскости методологической» [40].

Это, повторяем, сложный курс, но его непреходящая ценность в том, что в нем все время чувствуется самостоятельная мысль автора, его попытки исследовать многие трудные философские проблемы. Именно это определило его успех, и в 1929 г. «Курс теории исторического материализма» И. Разумовского выходит 3-м изданием. В нем было большое историко-философское введение, в котором излагались философские предпосылки марксизма, его методология, излагалась история развития теории. Большая часть книги отведена теории исторического материализма.

Такой же характер носит и книга Г. Тымянского «Введение в диалектический материализм», которая выдержала два издания. Автор тоже обнаружил незаурядные способности и педагога, и исследователя сложнейших философских проблем. Он рассматривает философию как сложную теоретическую науку и исследует ее категории, понятия, вопреки тому, что делали многие авторы - сводили философию к сумме цитат, избегая анализировать ее понятийный аппарат. Тымянский исходил из того, что в системе классификации наук теория логики занимает первое место и предшествует всем другим конкретным наукам. То же самое и в обществе: теория логики, по мнению автора, и здесь играет огромную роль и занимает определяющее место в познании общественных явлений. Конечно, чувствуется влияние Гегеля, философия которого занимала важное место в концепциях деборинской школы, видным представителем которой был Г.Тымянский. Однако книга последнего показывает, насколько глубоко он понимал задачи философии. Г.Тымянский писал: «Логическое или научное познание, таким образом, есть процесс развития понятий, процесс их конкретизации» [41].

Несомненный интерес представляет книга С. Гоникмана «Исторический материализм» [42]. Это была одна из плодотворнейших попыток излагать данный раздел философии на основе соответствующих логических категорий (общего и единичного, качества и количества и др.). Ведь известно, что именно исторический материализм наиболее «политизирован» в советской философии. Философия истории нередко сводится к изложению роли классов и борьбы между ними, к сумме примеров о решающей роли «экономического фактора» и т.п. Попытка С. Гоникмана философски подойти к философии истории была многообещающей. Он, например, пытался осмыслить проблему единства субъекта и объекта в процессе исторического развития, роль практики как основы познания исторических процессов. Видимо, такой углубленный подход к исследованию проблем исторического материализма был чужд тем, что выступил с резкой и несправедливой критикой его концепции [43].

Одним из первых издал курс марксистской философии академик АН БССР, директор Института философии и права АН БССР С.Я.Вольфсон. Речь идет о его книге «Диалектический материализм», ч. 1-2 [44]. Она была принята в качестве учебника и пользовалась большим успехом далеко за пределами Белоруссии. Достаточно сказать, что в 1926 г. вышло 6-е издание этой книги.

Немаловажную роль играла книга: Б. Фингерт и М. Ширвиндт «Краткий учебник исторического материализма» [45]. О ней журнал «Под знаменем марксизма», отметив недостатки, писал, что она может быть рекомендована учащимся вузов, так как написана на высоком уровне, в ней весьма полно и последовательно излагаются основные вопросы диалектического и исторического материализма. Впрочем, после смены «философского руководства», в 1931 г., появилась уже другая рецензия в том же журнале. Автор ее был Г. Обичкин, ставший потом директором Института Маркса-Энгельса-Ленина. Он, с благословения новой редколлегии, писал в конце рецензии:

«Вывод. Рекомендовать учебник для совпартшкол в настоящем виде ни в коем случае нельзя, так как по ряду вопросов, как мы показали, имеется очень много путаницы, неверностей и политических ошибок и так как он представляет собой одно из звеньев работ меньшевиствующего идеализма. Миллионы рабочих должны учиться по действительно марксистско-ленинскому учебнику» [46].

Особенно интенсивно работал В.Н. Сарабьянов, за сравнительно короткое время опубликовав несколько книг по марксистской философии. Их отличала популярная манера изложения, благодаря чему В. Сарабьянов в то время был одним из известнейших советских философов [47].

Ряд работ опубликовал Б.И.Горев. Его книга «Материализм - философия пролетариата» уже к 1924 г. выдержала 4 издания. Большой популярностью пользовались его «Очерки исторического материализма» [48]. О первом издании книги «Материализм - философия пролетариата» В.И. Невский писал, что это первая попытка популярного марксистского учебника [49].

Пользовались большой популярностью среди учащейся молодежи учебники проф. Московского Государственного университета, старейшего сотрудника Института философии Академии Наук СССР Трахтенберга О.В [44-45].

Особо следует отметить официальный учебник по философии, написанный, правда, несколько позже, под редакцией М. Митина [50]. Он пришел на смену указанным выше, а также другим учебникам по философии после того, как были «осуждены» и отстранены от активной научной работы многие авторы-деборинцы. Дадим слово рецензенту Г. Глезерману - известному советскому философу, который вначале отдает должное достоинствам учебника, поскольку он «выявляет и освещает то новое, что вносит марксизм-ленинизм в лице Ленина и Сталина в общую сокровищницу марксизма». Затем рецензент пишет:

«Но вместе с тем первая часть учебника изложена еще более трудно, сухим, абстрактным языком, с полным пренебрежением к методике преподавания. Опыт пользования этой частью учебника в текущем учебном году показывает, что она крайне трудна для рядового слушателя комвуза...

Учебник несвободен от всяких ненужных выкрутасов и усложнения формулировок. В первых же главах философски неокрепшему еще читателю приходится сталкиваться с многочисленными терминами вроде "чистая интуиция", "трансцендентальное сознание" и т.д., которые приводятся без всяких пояснений».

А далее отмечается, что рецензируемый учебник «страдает, на наш взгляд, тем же схематизмом и отвлеченностью, какими отличались учебники по общей истории.

Изложение философских направлений (например, характеристика французского материализма) дано с простым перечислением имен, но безо всякой характеристики отдельных личностей, игравших значительную роль в борьбе материализма и идеализма, даже без всяких хронологических ссылок. Индивидуальные особенности, дух каждой философской системы отражены крайне бледно. Что даст читателю фраза о том, что "от Бэкона, Гассенди и физического учения Декарта, через Гоббса, Спинозу и Локка, идет развитие механического материализма" (стр.46), если он не только не имеет представления об этих философах, но даже не знает хронологических дат их жизни» [51].

Можно себе представить, что это был за «труд», если подобная рецензия появилась в то время, когда Митин был в зените славы. Ибо выяснилось «из опыта пользования учебником в текущем учебном году» (см. рецензию), что студенты едва ли что-либо поняли, читая учебник. Вот почему в прагматических целях не посчитались даже с авторитетом М. Митина: надо было исправить положение. Таков первый научный результат М. Митина, когда он стал возглавлять «философский фронт».

Мы кратко изложили основные направления, по которым развертывалась работа советских философов в первые годы их деятельности. Но с 1924 года произошли события, повернувшие их внимание в другое русло. Начались новые дискуссии, которые стояли не только в центре внимания философов, но, в определенном смысле, - всей страны.

 

Начало дискуссии

 

В 1924 г. вышла вторым изданием книга голландского демократа Германа Гортера «Исторический материализм» [52]. Ее перевел, написал предисловие и послесловие к ней видный большевик и общественный деятель И.И.Скворцов-Степанов (он часто подписывался просто «Степанов»). Особую роль судьба приготовила «Послесловию», которое называлось «Исторический материализм и современное естествознание. Марксизм и ленинизм». В нем Степанов поставил себе цель, как он позже писал, исправить некоторые «слабые стороны и прямые промахи» в книге Гортера, особенно «его “нейтралистское” отношение к общефилософскому материализму» [53]. И.Степанов, ввиду важности поднятых в «Послесловии» вопросов, решил после соответствующей доработки издать его отдельной книгой. «Я был стеснен рамками послесловия, - пишет он. - Между тем, на каждом шагу чувствуется настоятельная потребность в более систематическом выяснении соотношений исторического материализма и современного естествознания. Мне казалось, что я, как марксист-общественник, а затем человек, с юных лет испытывавший большую тягу к естествознанию, могу рискнуть и сделать попытку предварительного подхода к этой задаче» [54]. Однако выход в свет этой книги, которой, наряду с упоминавшимся уже «Послесловием», суждено было стать источником разразившейся бури, Степанов задержал, «так как мне сообщили, что в № 11 журнала «Большевик» некий Ян Стэн указал на «грубые ошибки», допущенные мною в послесловии к Гортеру. Так как я был в отъезде, то не мог достать журнала, Наконец, получив его, я убедился, что рецензия Стэна - положительно скандал, редкостный плод зубристики и невежества в марксизме и естествознании. Полагаю, что он будет достаточно удовлетворен моим ответом, который скоро появится в «Большевике» [55].

Так началась дискуссия, всколыхнувшая весь советский ученый мир, все вузовские аудитории, партийные органы и вошедшая в историю советской философии как глава «О борьбе с механицизмом».

Объясним, что такое «механицизм». В 17-18 вв. из всех наук наибольшее развитие получила механика. И естественно, что философы прибегали к ее услугам, когда объясняли мир. Это приводило к тому, что картина мира сужалась, упрощалась: в нем происходят разные более, так сказать, «высокие» формы развития (биологические, общественные), а их сводят к механике, все объясняя ее закономерностями. Метод, при котором сложные явления сводятся к их более простым составляющим, называется механицизмом. Энгельс резко критиковал материалистов 17-18 вв. за их «механицизм». Нельзя, считал он, мышление «свести» к биолого-химическим процессам, совершающимся в мозгу, ибо нельзя «без остатка» высшую форму свести к низшей. Диалектический материализм противопоставляют механистическому материализму.

Эти соображения Энгельса положил в основу своих суждений видный философ тех лет, ответственный работник Коминтерна и ЦК партии Ян Стэн, когда он против Степанова выдвинул два обвинения. Первое: Степанов «каким-то образом ухитрился совершенно обойти вопрос о диалектике и диалектическом материализме» [56]. Рецензент подчеркивает, что, поскольку материалистическая диалектика исчезла из поля внимания Степанова, ему приходится объявить тождество философского материализма и современного естествознания. Действительно, автор «Послесловия» писал, что исторический материализм продолжает то дело, которое в одной своей части выполнено современным естествознанием, ибо «для марксизма не существует области какого-то «философствования», отдельной и обособленной от науки: материалистическая философия для него - последние и наиболее общие выводы современной науки» [57]. Я. Стэн упрекает Степанова в том, что он принижает роль диалектического метода по отношению к современному естествознанию, - обвинение, которое затем станет центральным во всей дискуссии.

Второе обвинение носит более частный характер, но оно тоже стало центральным в будущей дискуссии. Я.Стэн его выразил следующим образом:

«Вторым следствием невнимания тов. Степанова к диалектике является его движение вспять от диалектического материализма к материализму механическому» [58].

Так впервые прозвучало обвинение в механицизме, которое через год-два стало таким обычным, звучным, распространенным. А поводов в «Послесловии», равно как в вышедшей затем книге Степанова, действительно было немало.

Дело в том, что Степанов задался целью обратить внимание на попытку естествознания рассматривать растение и вообще живой организм как чрезвычайно сложный, тонкий, но тем не менее все же механизм, который усваивает энергию из внешнего мира и превращает ее из одних форм в другие [59]. Наука успела уже выяснить многое в этих превращениях энергии и пришла к выводу, что нигде не находится места для «жизненной силы», представляющей в своем действии изъятие из закона сохранения энергии. Нигде, по мнению Степанова, нет особых таинственных форм энергии сверх тех, которые вообще наблюдаются в химических и физических процессах. Именно этот материальный характер раскрываемого наукой механизма жизнедеятельности так очаровал И. Степанова, что он сделал вывод, который стал центральным в обвинительном заключении Я. Стэна. Вот этот вывод:

«Марксист, - пишет Степанов, - должен прямо и открыто сказать, что он принимает это так называемое механистическое воззрение на природу, механистическое понимание ее. Недостойно марксиста приходить в трепет перед попами в угоду или давать грубые формулировки этого понимания и затем отмежевываться вообще от механистической точки зрения на процессы природы» [60].

Мы находимся у истоков великого спора, ибо против именно этого вывода и обрушился Я. Стэн. И положил он в основу своей атаки категорию качества, отмечая, что Декарт «геометризировал» материю, изучая ее с чисто количественной стороны, в чем и состоит сущность механицизма, критикуемого Энгельсом. Энгельс, пишет Стэн, восстает против растворения органических и химических процессов в механических и считает необходимым открывать специфические, качественно особые законы каждого из этих процессов. Требование качественно-конкретного исследования связано с тем, что, как заявляет Я. Стэн, диалектический материализм восстает против перенесения специфической закономерности данного вида процесса на другие формы и виды процессов и требует качественно-конкретного исследования каждой особой части действительности [61].

Можно без преувеличения сказать, что именно эти формулировки как бы задали тон на многие годы вперед. Их потом только модифицировали.

Рецензия Стэна заканчивается довольно примирительно. Он отмечает, что «Послесловие» Степанова могло бы принести пользу, если бы оно не заключало «двух грубых ошибок», и рецензент рекомендует автору поосновательнее подумать над этим и исправить их.

«Если же тов. Степанов считает возможным не отнестись к этому серьезно, - пишет Я. Стэн, - то мы можем дать ему только единственный совет - не выдавать того, что является его «личным», «индивидуальным» взглядом, за марксистскую философию, за ортодоксальный марксизм» [62].

Несмотря на то, что заключение носит несколько едкий характер, оно не предвещало бури, ибо призывало к устранению двух, пусть «грубых», но все же ошибок, которые можно без ущерба для дела исправить. Принципиального значения ни рецензент, ни редакция этому вопросу, видимо, не придали.

Впоследствии некоторые авторы даже писали, что дискуссия о механицизме возникла случайно, и указывали на «Послесловие» Степанова как на случайный эпизод [63].

Такая оценка, однако, весьма поверхностна. Поднятые в ходе дискуссии вопросы оказались важными, принципиальными, отражающими глубинные процессы развития науки. Это был период, когда биология начала свое развитие на базе применения физико-химических и математических методов - методов, которые Скворцов-Степанов называл механистическими. Но если отвлечься от названия, то сущность высказываемых Степановым мыслей отражает именно этот ход развития естествознания и необходимость его философского осмысления. Это такого рода вопросы, которые рано или поздно должны были быть подняты. «Послесловие» Степанова действительно оказалось случайным поводом. Но сама дискуссия возникла как необходимость философского обобщения некоторых новых явлений, связанных с применением физико-химических, а также математических методов анализа живой природы. Не случайно вопрос о соотношении количества и качества стал в дискуссии центральным.

Именно эта идея лежит в основе ответа Скворцова-Степанова на статью Стэна, который был опубликован в журнале «Большевик» под названием «О моих ошибках, "открытых и исправленных" тов. Стэном». Отмечая, что Маркс и Энгельс подвергли уничтожающей критике механистический материализм прошлого, он задает вопрос: «Но какое имеет все это касательство к воззрениям, развиваемым мною в послесловии к Гортеру?» Стэн не ставит этого вопроса. Он строит свою аргументацию так:

«Механический материализм XVII-XVIII века давно отвергнут и превзойден. Степанов же отстаивает механическое понимание природы. Следовательно, Степанов со своими заскорузлыми, чисто личными воззрениями просто примазывается к ортодоксальному марксизму» [64].

Согласно Стэну, поскольку отстаивается механистический взгляд на природу, то речь идет о «возврате» к материализму XVII-XVIII веков. Это заблуждение пытается рассеять Степанов. Хотя внешне, по форме, речь идет о «механистическом естествознании», но по существу оно ничего общего не имеет с механистической философией XVII-XVIII веков, ибо решает вопросы раскрытия жизнедеятельности на основе методов, недоступных в то время. И вывод Скворцова-Степанова гласит: «Когда в современной литературе встретишь "механику" и "механистический", не думай ниспровергнуть их, приведя то, что Энгельс говорит о французских материалистах и Декарте. А вся, буквально вся, разница тов. Стэна свелась к тому, что он просто повторил несколько соответствующих страничек из Энгельса, воображая, что они имеют какое-нибудь касательство к современным механистическим воззрениям» [65].

Степанов, ссылаясь на русского биолога К.А.Тимирязева, писал, что все достижения современной физиологии приобретены только благодаря приложению к жизненным явлениям физических и химических методов исследования, благодаря распространению на них физических и химических законов. Он подчеркивал, что не всякое распространение законов развития более низких форм движения материи на более высокие их формы есть механицизм в том смысле, как он заклеймен Марксом, Энгельсом и Лениным. Если современная физиология добивается больших результатов благодаря распространению физических законов на изучение явлений жизни, то это такое завоевание научной мысли, которое должно быть философски осмыслено, а не просто отброшено путем приклеивания ярлычка «механицизм».

Как же дальше развернулись события? Буквально в следующем, 15-16 номере «Большевика» за 1924 г. появилась статья Я. Стэна «О том, как т. Степанов заблудился среди нескольких цитат из Маркса и Энгельса». Она сопровождалась следующим примечанием от редакции.

«Ввиду того, что спор между тт. Стэном и Степановым принял специальный характер, редакция предлагает перенести дальнейшую дискуссию в журнал "Под знаменем марксизма"».

Редколлегия журнала охотно приняла эстафету, и началась интенсивная дискуссия, длившаяся несколько лет.

Первым откликнулся Государственный Тимирязевский научно-исследовательский институт. Сразу же после выхода в свет книги И.Степанова «Современное естествознание и исторический материализм» - 8 февраля 1925 года было организовано ее обсуждение. В том же году опубликованы стенограммы речей участников в книге «Механистическое естествознание и диалектический материализм». Основная масса ораторов поддержала И.Степанова. Совет института, кроме того, вынес резолюцию, в которой приветствуется появление его книги, поскольку она,

«заключая ряд легко исправимых ошибок по частным вопросам естествознания, совершенно правильно освещает основы механистического естествознания и верно намечает его связь с диалектико-материалистическим мировоззрением» [66].

Противоположную точку зрения развивал М.Левин, единственный участник - сторонник Яна Стэна. Последний на обсуждении не присутствовал, хотя ему было послано приглашение. Такова история первого отклика на начавшийся великий спор. Мы кратко остановились на сущности вопросов, поднятых в первые же месяцы дискуссии, чтобы понять смысл происходившего. Обсуждению подлежали проблемы: 1) о предмете марксистской философии; 2) о соотношении количественных и качественных методов анализа и о так называемом «сведении» качества к количеству. Эти вопросы так и остались основными в ходе всей дискуссии - модифицировались лишь аргументы, тон обсуждения, его накал. Прибавлялись, конечно, и новые проблемы, поднимавшиеся в связи с беспрерывными обвинениями и контробвинениями в «ереси». Но названные на протяжении всей дискуссии оставались центральными. Их обсуждение в компетентном и авторитетном учреждении - крупнейшем научно-исследовательском биологическом институте страны - было весьма благоприятным для И. Степанова. Степанов, однако, зная глубинную, подспудную ситуацию, выразил большое беспокойство. В своем заключительном слове он сказал:

«Положение серьезное, оно серьезнее, чем многие представляют себе. Не характерен ли уже тот факт, что мой ответ критикам один марксистский журнал (имеется в виду «Большевик». - И.Я.) поместил в дискуссионном отделе, а критики идут без всякой пометки о дискуссионности?.. Положение серьезно. Науке угрожает опасность от возрождающихся философских систем» [67].

Тимирязевский институт после первой книги-стенограммы обсуждения работ И.Степанова начал издавать нечто вроде журнала - сборник «Диалектика в природе», выходивший в Вологде. Первый сборник вышел в 1926 году. Затем - каждый год. Последний, пятый сборник «Диалектика в природе» вышел в 1929 году. В этих сборниках отстаивались позиции И. Степанова и его товарищей.

 

Издание «Диалектики природы» Ф.Энгельса и реакция механистов

 

Вскоре обсуждение этих вопросов вышло далеко за пределы только института им. Тимирязева. Одно обстоятельство имело если не решающее, то очень важное значение, почему это произошло.

В 1925 г. известный ученый Д.Б. Рязанов, директор Института Маркса и Энгельса, впервые опубликовал книгу Ф. Энгельса «Диалектика природы», называвшуюся тогда «Архив Маркса и Энгельса, т.2». Так как в ней большое место занимают вопросы естествознания, то дискуссия между Я. Стэном и И. Степановым сразу привлекла большое внимание, ибо затрагивала примерно тот же круг проблем. А. Деборин и его окружение видели свою задачу в том, чтобы популяризировать и комментировать основные положения этой книги. Они были в полной уверенности, что продолжают дело Энгельса, поскольку он так резко выступал против механического материализма XVII-XVIII веков. Уже в первой своей работе, направленной против механистов, А.Деборин ссылается на Энгельса:

«Не будет преувеличением сказать, что лейтмотивом всех философских работ Энгельса является критика механического материализма с точки зрения материалистической диалектики» [68].

Одним из первых выступил против такой постановки вопроса известный в то время философ, талантливый лектор В.Сарабьянов. В следующем номере журнала «Под знаменем марксизма» он, отвечая А.Деборину, писал:

«Сказать, что диалектика и механика совершенно различные категории, это значит отрицать, что диалектическое мировоззрение должно включать в себя и механическое» [69].

И добавил:

«Животное - машина, человек - машина, свойство ощущать есть свойство особо организованного механизма» [70].

Механисты были менее связаны с официальной оценкой произведения Энгельса. Покажем это на примерах И. Степанова и ученого с мировым именем - казанского физиолога А.Ф.Самойлова. Поскольку деборинцы именно на Энгельса ссылались, критикуя механицизм, И.Степанов опубликовал статью «Энгельс и механистическое понимание природы». Он приводит известные слова Энгельса о том, что «органическая жизнь невозможна без механических, молекулярных, химических, термических, электрических и т.д. изменений. Но наличие этих побочных форм не исчерпывает существа главной формы в каждом случае».

И спрашивает:

«Можем ли мы подписаться под этими строками? Я прямо говорю: нет, их следует отвергнуть. Можем ли мы утверждать, что изучение физических и химических процессов, совершающихся в организме, не продвигает нас к пониманию существа жизни? В журнале «Под знаменем марксизма» [71] я уже показал, что это значило бы отказаться от величайших завоеваний современного естествознания, покинуть тот путь, идя по которому оно все глубже проникает в «загадки жизни». Сказать, что физические и химические процессы - нечто «побочное» для явлений органической жизни, это значит отдать виталистам не палец, а всю руку» [72].

Степанов указывает далее, что в своих «Примечаниях» к «Анти-Дюрингу», написанных в 1878 г., и особенно в том из них, которое называется «О механическом естествознании», Энгельс действительно стоял на «антимеханических позициях», говоря, что нельзя сводить высшее качество к какому-либо более элементарному качеству. Но эта работа была написана до того, как Энгельс ознакомился с периодической системой элементов Менделеева. Однако в работах, относящихся к 1881-1882 годам, в частности, в статье «Общий характер диалектики как науки», Энгельс, говоря об универсальности закона перехода количества в качество, указывает, что чисто количественная операция деления имеет границу, у которой она переходит в качественное различие: масса состоит только из молекул, как молекула в свою очередь отлична от атома.

«На этом отличии, - заключает Энгельс, - основывается обособление механики как науки в небесных и земных массах, от физики как механики молекул и от химии как от физики атомов» [73].

И Степанов спрашивает:

«Что осталось от приведенных выше рассуждений Энгельса, относящихся к 1878 году и направленных против "механического материализма"? Очень немного. Химия стала для него физикой атомов, а физика - механикой молекул» [74].

А далее буквально вещие слова:

«В настоящее время следовало бы пойти дальше и сказать, что наука открывает теперь новые горизонты: сулит свести и химию, и биологию к атомно-электронной и молекулярной механике» [75].

Особое внимание привлекли статьи казанского физиолога А.Ф. Самойлова. Это один из крупнейших физиологов, ученик знаменитого русского физиолога И. Сеченова [76].

Вначале он свои взгляды доложил в Казани в ряде устных выступлений, а затем в дискуссионном порядке опубликовал в журнале «Под знаменем марксизма». Статья его - плод непосредственного изучения «Диалектики природы» Энгельса. Не будучи марксистом, проф. Самойлов, однако, счел нужным тщательно ознакомиться с трудом Энгельса и занял по отношению к нему определенную позицию. Он отдает должное большой и основательной естественнонаучной эрудиции Энгельса, признает общую прозорливость и силу ума. Но он не соглашается с его диалектикой. Он считает, что естествознание должно остаться на естественнонаучных, механистических позициях. Марксизм должен применять диалектику к общественным наукам, но в естествознании принципиальное место должна занимать не «диалектика», а «механика».

Статья Самойлова написана с живым интересом к делу. Тон ее спокойный, но уверенный и воодушевленный. В ней нет того полемического задора, который порою граничит с неуважением к оппоненту. Наоборот, он питает внутреннее уважение к противоположному учению, но вместе с тем твердо отстаивает позиции того учения, к которому сам примыкает и которое называет естественнонаучным. Он уважает марксистское учение, но он требует, чтобы уважали и естественнонаучный метод, который отождествляется с механическим методом. В конечном итоге для науки, по его мнению, подходит не «диалектика», а «механика». На базе этой самой механики мы раскрыли не одну тайну природы, не один механизм действия, жаловаться на нас не приходится - оставьте же нас, естественников, в покое, - таков внутренний смысл его статьи.

«Все марксисты, которые воодушевлены верой в силу диалектического метода в познании природы, - говорит Самойлов, - если они при этом специалисты-естественники в какой-нибудь области естествознания, должны на деле доказать, что они, применяя диалектическое мышление, диалектический метод, в состоянии пойти дальше, скорее, с меньшей затратой труда, чем те, которые идут иным путем. Если они это докажут, то этим без всякой борьбы, без лишней бесплодной оскорбительной полемики диалектический метод завоюет себе свое место в естествознании» [77].

Итак, позиция механистов после выхода в свет книги Энгельса «Диалектика природы» осталась неизменной.

Не изменилась и основная позиция деборинцев. При этом необходимо иметь в виду, что если механисты в массе своей были естествоиспытатели, то деборинцы - философы. Основную свою задачу они видели в разработке философских категорий в их абстрактном, общем виде, опираясь при этом на систему диалектической логики Гегеля. Они в механистах - представителях естествознания - видели основное препятствие на этом пути, поскольку некоторые из них, не скрывая, повторяли основной позитивистский тезис: «Наука - сама себе философия». Деборинцы в этом видели угрозу для философии как абстрактной науки. Ибо уже в первой статье - ответе Яну Стэну - И. Степанов писал, что диалектическое понимание природы конкретизируется именно как механическое понимание [78].

При таком диаметрально противоположном подходе продолжалась дискуссия между диалектиками и механистами - в печати, а также публично в университетах, научно-исследовательских институтах, на многочисленных кафедрах. Она длилась четыре года. За это время были опубликованы сотни статей, на публичных диспутах произнесены тысячи речей. В обстановке взаимных обвинений выдвигались аргументы и контраргументы. Мы осветим основные вехи разгоревшейся борьбы.

 

Об оценке событий тех лет

 

От событий тех лет нас отделяют десятилетия. Многое стало яснее. Не пора ли уточнить оценку того, что произошло в один из страшных периодов человеческой истории, когда об объективном, беспристрастном подходе к делу не могло быть и речи?

Эти вопросы не могли не возникнуть. Не могли не возникнуть и сомнения в истинности того, что о механистах и меньшевиствующих идеалистах писали и говорили в течение десятилетий. На симпозиуме по проблемам историй философии, состоявшемся в Москве (1966 г.), Я.С. Блюдов отмечал, что при оценке дискуссий 20-х годов была допущена ошибка, состоявшая в переносе научной полемики в сферу политических оценок, что привело к нарушению научной демократии [211]. На этом же симпозиуме словацкий философ А. Копчак в своем выступлении заострил внимание на недопустимости догматизма и конъюнктурщины в истории философии, приспособления ее к текущим политическим событиям. Советский автор П.В. Алексеев, анализируя в своей книге события тех лет, пытался дать более или менее «умеренную» оценку деборинской школы, робко говоря о своем несогласии с той уничтожающей критикой, которой она подверглась [212]. Однако каждый раз подобные весьма робкие голоса заглушаются. Возражая Я. Блюдову и А. Копчаку, «ряд товарищей», как сказано в отчете о названном симпозиуме, не согласились с ними, «считая правильным принятой в условиях острой классовой борьбы постановление ЦК партии о журнале "Под знаменем марксизма"» [213].

Через десятки лет одно из тех первых постановлений ЦК, которые раздували культ Сталина, объявляется «правильным», поскольку было принято в условиях острой классовой борьбы, как будто решение теоретических вопросов зависит не от их сущности, а от условий, в которых они обсуждаются. Суровая участь постигла и книгу П.В. Алексеева: в появившейся рецензии Б.А. Петров утверждает, что автор предпринял попытку амнистировать представителей «антимарксистских позиций», в частности, «меньшевиствующих идеалистов» [214].