Переосмысление религиозного отношения к жизни.

Вопреки желанию родителей, которые хотели, чтобы их сын после окончания семинарии поступил в духовную академию, в 1853 году Добролюбов меняет свою судьбу и самовольно поступает в Педагогический институт на историко-филологический факультет, за что был уволен из духовного звания[43]. Наступает переломный момент в жизни Добролюбова, который круто меняет его жизнь. Сын священника становится разночинцем.

Уже в эти годы дала трещину его прежняя, и без того надломленная, религиозность. Сначала в 1854 году умирает его горячо любимая мать, потеря которой вводит Добролюбова в тоску и отчаяние. Родные долго скрывали эту весть от Добролюбова, который получил известие о тяжкой болезни Зинаиды Васильевны уже после ее смерти. В письме к отцу от 17 марта он писал: «Но я смиряюсь, я надеюсь, я верую, Господи!.. Помоги моему неверию, подкрепи меня, сохрани мне, моим милым добрую нашу хранительницу! Я могу только молиться, я могу обращаться только к Господу Богу с моей глубокой горестью». Последней надеждой для Добролюбова являлся бог, которому со всей душой он молил о выздоровлении матери, которого так и не случилось. Следом за ней умирает и отец. Позже, в своем дневнике Добролюбов оставляет запись: «Меня постигло страшное несчастье - смерть отца и матери,- но оно убедило меня окончательно в правоте моего дела, в не существовании тех призраков, которые состроило себе воображение и которое навязывают нам насильно вопреки здравому смыслу. Оно ожесточило меня против той таинственной силы, которую у нас смеют называть благою и милосердною, не обращая внимания на зло, рассеянное в мире, на жестокие удары которые направляются этой силой на самих же ее хвалителей!..»[44].

Эти события обрушили на изначально воодушевленно настроенного студента мощный груз ответственности: семеро младших братьев и сестер остались сиротами и теперь все семейство в руках еще самого не окрепшего Н.А. Добролюбова. В первые минуты он до того растерялся, что был готов бросить институт и определиться на службу уездным учителем. Лишь возможность пристроить детей по рукам родственников и мысль, что уездным учителем поднять семью не получится, отвернули его от этого гибельного шага. Вот так, в один день Добролюбов, только что вступивший в совершеннолетие,  стал взрослым. Потеря родителей так сильно потрясла ум и нравственный мир юного Добролюбова, что все его убеждения, в духе которых он был воспитан, окончательно сломались и перешли в стадию переработки всего его миросозерцания. Пораженный злом, несправедливостью и страданиями жизни, он теряет веру из-за невозможности примириться с тем фактом, что у такого наполненного несправедливостью и болью мира есть всевышний Творец.

С воспоминаньями, в самозабвении,
Детскими чувствами вновь я горю...
Только уж губы не шепчут моления,
Только рукой я креста не творю...

(«В церкви». 1 апреля 1857 год)

 

Под воздействием личных трагедий, которые застали врасплох студента Добролюбова, произошла смена восприятия религии: от когда-то сдерживающей его самодовольные и грешные порывы, до протеста против веры в бога. Протест этот выражался и в письмах к знакомым, и в стихотворениях и вообще во всем дальнейшем его творчестве. Этот перелом сам Добролюбов позже назвал «подвигом переделывания» себя. Об этом свидетельствуют и записи в его дневнике, и личная переписка. Так, прекрасным примером может послужить его письмо, написанное в 1856 году, бывшему семинарскому товарищу В.В. Лаврскому, религиозность которого оттолкнула от него Добролюбова. В нем автор в ироническом тоне, издеваясь над благонадежным подданным самодержавия спрашивает бывшего друга, не проникся ли тот «насквозь священным девизом православия, самодержавия и народности», и не «напитал ли душу свою вдоволь благоговейными размышлениями о том, от отца или от сына исходит дух святой, на опресноках или на квасном хлебе надо служить обедню, в холодной или теплой воде крестить детей и тому подобными душеспасительными и важными для блага мира соображениями». На этот вопрос отвечает сам автор письма: «Ваша голова издавна заперта наглухо для пагубных убеждений и Вас не совратит с Вашего пути ни Штраус, ни Бруно Бауэр, ни сам Фейербах, не говоря уже о каком-нибудь Герцене или Белинском.»[45]

Это письмо свидетельствует, что за годы обучения в институте молодой Добролюбов утвердился на позициях материализма и атеизма, и это утверждение происходило с настойчивым стремлением к активной политической деятельности в интересах своей родины, к пропаганде и защите революционно-демократической идее против самодержавия и крепостничества.

Несмотря на невзгоды, в Петербурге перед молодым Добролюбовым открыты двери в новую жизнь, больше возможностей переосмыслить накопленные годами знания и идеи. Действительно, в столице была возможность приобрести запрещенную цензурой литературу, которая редко доходила до глубинок страны. Благодаря нажитым умениям выделять особенное и важное в каждом произведении, он с легкостью начинает впитывать и правильно обрабатывать уже совершенно новую литературу: это Прудон, Герцен, Штраус, Фохт, Моллешот. Он так же читал в оригинале произведения Фейербаха, посвященные критике идеализма и ортодоксальных христианских учений. Не без трудностей он становится одним из лучших студентов института, где, помимо обычных учебных занятий, под руководством известного филолога-слависта И. И. Срезневского продолжает усиленно заниматься фольклором и одновременно поистине стремительно движется в общем развитии мировоззрения.  В институте Добролюбов полностью отошел от канонов богословия, идеалистических учений церкви и веры в бога, окончательно пришел к материализму и атеизму.