Приход в журнал «Современник» и отношения с Н.Г. Чернышевским.

Знакомство Добролюбова с Чернышевским приходится на лето 1856 года, за год до окончания педагогического института. Тогда его товарищ Турчанинов – юноша, по словам Чернышевского, «очень благородного характера и возвышенного образа мыслей»[54], принес критическую статью с названием «Собеседник любителей русского слова» и очень расхвалил автора, признавшись, что очень любит его. С первого же взгляда на статью Чернышевский увидел, что она превосходно написана и что мнения, в ней выраженные, очень близки по духу "Современнику". Чернышевский объявил, что статья будет напечатана в журнале и просил устроить личную встречу с ее автором. Но перед личным знакомством предшествовал момент заочного: еще в конце 1854 года через профессора Срезневского к Чернышевскому попадает работа Добролюбова "Заметки и дополнения к сборнику русских пословиц г. Буслаева". Хотя заметки и не были напечатаны, но, по свидетельству современников, вызвали у Чернышевского интерес к автору и желание познакомиться с ним. В начале 1855 года через того же Срезневского Чернышевскому стало известно о том, что у двух студентов -  Щеглова и Добролюбова при обыске были найдены заграничные издания Герцена. Директор института Давыдов собирался придать огласке это дело, нос  большим трудом этот момент удалось замять. Узнав о благоприятном исходе дела, Чернышевский забыл об этой истории, позабыл и фамилии этих студентов[55]. Добролюбов со своей стороны так же интересуется Чернышевским, его работами. Осенью 1855 года он записывает в дневнике об издании Чернышевским магистерской диссертации и рецензиях на нее. Несколько позже он записал в дневнике и свой отзыв: "... диссертация Чернышевского мне очень нравится и кажется вещью очень замечательною»[56].

Через пару дней состоялась встреча Чернышевского с Добролюбовым, по воспоминаниям первого, он настолько проникся беседой, что даже не заметил, пришел тот с Турчаниновым или один[57]. Состоялся многочасовой разговор, продлившийся до двух часов ночи и, наконец, Чернышевский предложил Добролюбову стать постоянным сотрудником «Современника»[58]. После этого разговор продолжился уже о личных делах юноши, тогда то и узнал Чернышевский и про бедственное материальное положение, и про смерть обоих родителей, и о положении в институте – Добролюбов рассказал, что находится в опале у Давыдова из-за найденных у него с товарищем запрещенных изданий Герцена. Эта проблема ставила под угрозу участие Добролюбова в журнале, пока он студент, поэтому Чернышевский предложил поместить эту статью в Современнике под своим именем, утаив от Давыдова причастность студента, но все остальное будет печататься только после окончания учебы. Несмотря на это решение, было напечатано ее две статьи Добролюбова: об «Описании главного педагогического института», в которой язвительно высмеял институтские порядки, и «О значении авторитета в воспитании»[59]. Было решено статьи напечатать, но под псевдонимом Лайбова, который был составлен из последних слогов имени и фамилии автора: Нико лай Добролю бов [60].

Добролюбов вступил на литературную арену не как скромный, начинающий ученик, а как уже состоявшийся критик, имеющий свое мнение и свой взгляд, характерную манеру письма. С участием в «Современнике» перед ним открывался широкий путь литературно-журнальной деятельности, встать на который ему помог Чернышевский. Действительно, с первых дней знакомства он оказывал большое влияние на развитие своего друга, способствовал углублению его взглядов, их более прочному теоретическому основанию. Разговоры их касались самых серьезных вопросов, отнюдь не только литературных. Чернышевский говорил о политической деятельности, о революции, рисовал перед своим собеседником перспективы участия демократов в будущих народных волнениях[61]. Добролюбов был под большим впечатлением от этих разговоров и писал в письме своему товарищу Турчанинову: «С Николаем Гавриловичем я сближаюсь все более, и все более научаюсь ценить его… Столько благородной любви к человеку, столько возвышенности в стремлениях, и высказанной просто, без фразерства, столько ума строго последовательного, проникнутого любовью к истине, - я не только не находил, но и никогда не предполагал найти. Я до их пор не могу привыкнуть различать время, когда сижу у него… Я бы тебе передал, конечно, все то, что мы говорили, но ты и сам знаешь что в письме это не удобно»[62].

В статье «В изъявление признательности. Письмо к г. З-ну» Чернышевский особо подчеркнул мысль о самостоятельном формировании мировоззрения Добролюбова: «Что же касается влияния моих статей на Добролюбова, то этого влияние не могло быть даже и в той... степени, какую могли иметь статьи Белинского... Когда Добролюбов познакомился со мною, его образ мыслей уже был вполне установившийся»[63]. Однако, при всей скромности Чернышевского и даже категоричного отношения к его причастности в становлении и развитии Добролюбова как литературного деятеля, необходимо подчеркнуть, что именно его влияние помогло начинающему критику «встать на ноги» и найти свое призвание. Об этом свидетельствуют и многочисленные записи в личном дневнике Добролюбова, и в его переписке с товарищами из института. Чернышевский и сам писал о том, что ему удалось несколько облегчить Добролюбову путь к беспрепятственной деятельности в «Современнике». «Я говорил кому было нужно, что этот человек обладает великим умом и талантом и что наш брат не должен опекунствовать над ним; когда доходил до меня слух, что ту или другую статью его находят неосновательною люди, имевшие тогда голос в литературном кругу нашего журнала, я отвечал, что он умнее их и основательнее понимает вещи»[64]. Из воспоминаний современников складывается целостная картина их взаимоотношений как бы со стороны: в глазах Чернышевского Добролюбов был идеалом человека и писателя, он постоянно восхищался своим другом в компании других писателей, а его любимой темой было – сравнивать себя с Добролюбовым: «Что мы? Мы долго блуждали, прежде чем попали на настоящую дорогу, просветление наше совершилось медленно и постепенно… А вот он, прямо со студенческой скамьи встал окончательно установившимся и сформировавшимся, вполне развитым и цельным человеком…Он вышел из своего мрачного и монастырского института совершенным человеком, как Минерва из головы Юпитера»[65]. Почти то же самое говорил и Добролюбов о Чернышевском, тоже постоянно сравнивал себя с ним не в свою пользу, ставил его во всем выше себя, считал его своим учителем и духовным просветителем: «Чернышевского не мог ослепить даже Блестящий Герцен: он мог ожидать от него подобной выходки, а я не мог, я – близорукий зритель!»[66].

То, как основательно Чернышевский влиял на Добролюбова можно проследить из воспоминаний его современников. Так, к примеру, М.А. Антонович писал о том, что Добролюбов был восторженным поклонником Герцена, и его удивляло, что Чернышевский отзывался о Герцене крайне холодно и сдержанно[67]. Впоследствии, и сам Добролюбов переосмыслил свое личное мнение, что было связано еще и с временными колебаниями Герцена к либерализму с его статьей «Very dangerous!!!», из-за чего он охладел к Герцену и все больше удивлялся проницательности Чернышевского.  

Чернышевский не только помогал Добролюбову в развитии его литературной деятельности, но и усиливал критические настроения к действительности, усиливал в нем более нигилистическое отношение ко всему, что его окружает. В дневнике за 8 января 1857 год Добролюбов записал: «Социальные вопросы переплелись в моей голове с мыслями об отношениях моих к обществу, в котором мне суждено жить. Вместо теоретических стремлений начинается какая-то лихорадочная жажда деятельности, и деятельности живой, личной, а не книжной, неопределенно безразличной и отвлеченной»[68].

Особенно примечательный факт, что феномен русского нигилизма выпадает именно на шестидесятников, в которых кипела жажда социальной справедливости и правды, которая в ней была порождением христианства, получившую новую форму. Не случайно в русском нигилизме большую роль играли семинаристы, дети священников, прошедшие православную школу, как и Добролюбов с Чернышевским – выходцы из духовного сословия. Они через православную школу получили так называемую формацию души, из-за чего назревал бурный протест против устоявшегося православия XIX века, против безобразия духовного быта, который повсюду окружал их[69].

Добролюбов пришел в «Современник» со сложившимися основами революционно-демократического мировоззрения, которые развились и укрепились за время работы рука об руку с Чернышевским, их общей борьбе против идеалистов-мракобесов, либералов и славянофилов. Неоспорима заслуга Чернышевского, который оказывал благотворное влияние и огромную помощь молодому и талантливому Добролюбову.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Наряду с Белинским и Чернышевским, Добролюбов является одним из самых выдающихся представителей литературно-критической мысли в России. Его статьи на историко-литературные темы и разборы произведений современных писателей по глубине мысли, тонкости эстетического анализа и мастерству изложения принадлежат к числу величайших достижений русской критики. Вся литературно-критическая деятельность Добролюбова была неустанной борьбой за новую реалистическую литературу, за новый тип писателя — подлинного трибуна масс, который претворит в своем творчестве художественные достижения прошлых поколений, оплодотворит их светлыми революционными идеалами, сблизит литературу с народом. Добролюбов требовал от художников своего времени сознательного служения высоким общественным идеалам, умения откликаться на насущные запросы жизни, поднимать наиболее острые вопросы современности.

В своей работе я рассмотрела, как влияние ближайшего окружения и семьи помогло маленькому Добролюбову в его начальном развитии, которое обнаружится потом в его первых «личных работах»- дневнике, реестре прочитанных книг и психаториуме. Однообразная, монотонная и замкнутая жизнь, чуждая развлечений, отсутствие друзей среди семинаристов, способствовало тому, что с каждым годом Добролюбов все более и более зарывался в книги. В доме отца он нашел библиотеку, состоявшую из 400 томов, в которой, помимо книг богословского или религиозно-нравственного содержания, было немало и светских. Реестр прочитанных книг, который он вел, записывая в него свои впечатления, насчитывает в 1849-1853 годах несколько тысяч названий.

Между тем шло и внутреннее развитие Добролюбова. Так, первым выходом из детской непосредственности были религиозная экзальтация и суровый аскетизм, в какие вдался Добролюбов с 17-летнего возраста. В этом сказывалось его стремление осмыслить то воспитание в духе религиозного благочестия, какое получил Добролюбов в доме своих патриархальных родителей и в семинарии. Так, по словам его первого учителя Кострова, он был самым набожным человеком в Нижнем, считал за грех напиться чаю в праздничный день до обедни, после исповеди до причастия даже воды не пил, всегда молился усердно и с глубоким чувством.

Однако, с наступлением переломного момента в его жизни, связанного с потерей обоих родителей, вся религиозность в студенте Добролюбове остывает, перемалывается в нигилизм и полное отхождение от религиозных идей и канонов, которые воспитывались в нем с раннего детства. Именно в этот момент его жизнь можно разделить на «до» и «после»: переосмысление религиозного отношения к жизни под воздействием личных переживаний приводит Добролюбова к разочарованию в действительной реальности, в которой он оказался. С одной стороны это гнет от начальства института, которое душит всевозможными обысками, наказаниями в виде карцера, выговорами, с другой - события, обратившие Россию в «темное царство», когда вся жизнь страны скованна мертвящим режимом самодержавия и крепостничества.

Стоить отметить, что несмотря на удручающую обстановку в стенах института, Добролюбов находит близких товарищей, которые поддерживали своего негласного лидера и питали к нему уважение. Именно в это время начинается бурная писательская деятельность, сначала это студенческая газета «Слухи», в которой Добролюбов использовал материалы из своей тетради дневникового характера – «Закулисные тайны русской литературы и жизни». Добролюбов пользовался и нелегальными печатными источниками – произведениями лондонской типографии Герцена. В некоторых случаях до сих пор остаются невыясненными его способы узнавания фактов. Уже позже, на последнем курсе института, Добролюбов знакомится с Н.Г. Чернышевским, который кардинально меняет его судьбу. Благодаря своему другу, ближайшему товарищу и учителю в одном лице Добролюбов выходит на поприще критической литературной деятельности и смело заявляет о себе. В первых же литературно-критических выступлениях была ясно видна его политическая целеустремленность, критическое отношение к любому вопросу, который привлекал его внимание. Приход Добролюбова в журнал «Современник» был крупным событием в жизни журнала, ведь в его лице «Современник» получил прекрасного редактора, а Чернышевский – ближайшего помощника, на которого можно было положиться. Влияние Добролюбова, как верного соратника на русскую интеллигенцию в революционном духе было весьма значительным и оставило глубокий след в развитии русской демократической мысли.

Таким образом, Добролюбов боролся за духовный мир, за философское, нравственное и социально – политическое сознание молодого поколения, которому он прежде всего и адресовал свои статьи. Добролюбов воспитывал в своих читателях идеал личности, способной быть «великим двигателем событий своего времени».