Замечательная работа по сокращению расстояния между нами. Де найтли рейнджерс.

Я ускоряю шаг, произнося извинения, пробираясь сквозь толпу
. Вернувшись на рыночную площадь, я резко меняю направление, оглядываясь
через плечо, чтобы убедиться, что не потеряла Ами. Она проворно следует за ним.

Когда я поворачиваюсь назад, я нос к носу с живым продавцом песка. Я бросаю
мальчику серебряную монету и открываю клетку, посылая птиц и кудахча
в толпу. Проклятия и крики удивления раздаются позади нас, и
мы пригибаемся ниже, возвращаясь на узкую дорожку от площади.

Оказавшись вне поля зрения, мы переходим на бег, пока не оказываемся на один, два,
три поворота ближе к ближайшим городским воротам. Мы останавливаемся, пытаясь отдышаться
. Я напрягаю слух, прислушиваясь к звукам погони. Ничего.

А потом мы снова оказываемся на главной улице, ведущей из города. Я
рискнул еще раз оглянуться. Четверо рейнджеров спорят с вдвое большим числом
афорианских стражей. Местные не сдвинулись с места. Я не собираюсь торчать здесь
, чтобы посмотреть, как долго они смогут продержаться.

Мы проскальзываем в ворота.

Это напряженная прогулка до лагеря торговцев за стенами Афораи, но
охранник, кажется, сказал правду. Аварийная монета Эсарика тянется к
старой верблюжьей кляче, чтобы Ами поехала. Идя рядом со зверем, я
стараюсь не постоянно оглядываться через плечо.

Покинув город, мои мысли вскоре обращаются к тому, что мы будем делать, когда наши
запасы закончатся. Умолять? Наняться в наемники? Рано или поздно меня
узнают и…

Я переключаю свое внимание на дневную жару, заземляясь здесь
и сейчас. Здесь жарко, как в пяти адах вместе взятых, но я не возражаю. После
нескольких лун, проведенных взаперти в камере, возможность пользоваться своим телом все еще ощущается как долгожданная
свобода.

Дорога к оазису почти пустынна. Когда мы путешествовали
вместе, Ракель часто жаловалась, что ее деревня находится “на пути в
никуда". Я думал, что она, по крайней мере, отчасти говорит гуративно, но,
кажется, это не было преувеличением. В конце концов мы проходим мимо одного человека и его
маленького сына с тремя верблюдами, нагруженными торговыми вьюками, но не видим никаких других
признаков человеческой жизни.

В лагере в тот вечер мы не слышали ничего, кроме редких звуков насекомых. Ночь
тихая, и, хотя воздух пустыни без солнца холоден, это
не так уж неприятно. Я беру первую вахту. В последний раз, когда я был здесь, мы с Ракель
путешествовали по звездам. Я и забыла, какие они раскаленные. Что бы я
сделала за молитвенную косу и священные масла для каждого из богов. Если
они когда-нибудь и услышат молитву, то только под таким небом.

Милосердный Азеред. Проводишь меня обратно к ней?
Я позволил Ами поспать за несколько часов до рассвета. Мы путешествуем в прохладе ночи.

утром укрыться в полнолуние до позднего вечера. Уже смеркается, когда
мы попадаем в поле зрения глинобитных домов, окружающих оазисный бассейн, как стадо
скота, собирающееся вокруг берега, чтобы напиться. Там есть скальные деревья
, о которых говорила Ракель, и огромный валун, больше любого из
жилищ, на краю воды. На первый взгляд я думаю
, что он испещрен краской, пока не понимаю, что пятна-это черепахи с бледным панцирем, впитывающие
последнее тепло.

- Откуда мы знаем, какой дом принадлежит ей?” Ами тащит ее рукав поперек

Ее лоб.

- Я знаю, что у двери рос розмарин.”

- Этого будет недостаточно, чтобы сузить круг подозреваемых. Какие еще подробности

она дала тебе?”

Ее старательный подход еще раз напоминает мне об Эсарике, о том, как они
были бы вместе, если бы перед ними простиралась полная жизнь.
Из-за меня.

Я осматриваю каждое жилище. Может быть, они и сложены из простого глинобитного кирпича, но
в хорошем состоянии-черта афорианской архитектуры, которую я не заметил
в прошлый раз, когда приезжал в провинцию. У большинства
на крыльце стоят глиняные урны с травами, а над дверями некоторых вьются розы.

- Вот.” Я указываю на то место, где широкоплечий мужчина бросается на лошадь,
огромную серую с закрученными отметинами, похожими на облака или дым, в круглом загоне;
одна рука держит свинцовую веревку в расслабленном захвате, другая-хлыст, которым он слегка
подпрыгивает за крупом лошади в такт стуку ее копыт.
Под мышкой у него костыль, нога забинтована
, но он держится прямо. Солдатская выправка.

Отец Ракель. Конечно.
Я киваю Ами и иду по пыли,
но мужчина никак не показывает, что заметил наше приближение, вместо этого заканчивает

встаньте вместе с лошадью и высыпайте зерно в кормушку для животных. Он
исчезает между домом и глинобитной конюшней.