Я потерял из виду третий блейзер, тот, что поменьше, но я его слышу.

Он движется бесшумными шагами, дыша почти беззвучно позади меня.

С края арены доносится гораздо более громкий шум. Царапина

Одна из тяжелых дверей открылась. Вслед за муфтием раздались крики

Кто-то закашлялся. Шарканье сапог по камню. Такого рода шаги, в отличие от шагов моего противника, который ничего не делает, чтобы скрыть свое присутствие.

Я уворачиваюсь от очередного удара топора и делаю ложный выпад в сторону, подталкивая зверя к
выходу из равновесия. Это дает мне достаточно времени, чтобы сделать несколько
шагов между нами, достаточно времени, чтобы развернуться и рассмотреть вновь
прибывших.

Я был готов к трем, четырем, возможно, еще пяти блейзерам.
Их только двое.
И, Есику помилуй, девушка.
Ее алебастрово-бледное лицо частично скрыто кляпом, зеленые глаза широко раскрыты

со страхом над туго намотанной тканью. Волосы у нее сальные и свисают
веревками, как речные водоросли. Его можно было принять за коричневого в его грязном
состоянии, но под ним достаточно темно-рыжего, чтобы показать.

Нет, конечно, этого не может быть. Но она держится прямо, с той же
гибкой грацией человека, которого я знал из Императорской библиотеки, где она
проводила дни, балансируя на лестницах, балансируя стопками книг. Милость, которая всегда заставляла
Эсарика, обычно болтливого, как лозанский попугай, забыть все его слова.

- Ами? -
судя по ее виду, она здесь уже давно. Она гораздо худее, чем обычно.

когда я видел ее в последний раз много лун назад. Ее туника, перепачканная грязью, свисает с
тела, ключицы видны в вырезе.

Она пытается что-то сказать, но кляп заглушает слова.
Охранник справа дергает ее за руку:
"Насколько я знаю, она последняя из моих друзей в столице. Но почему

Захватить ее? Зачем привозить ее сюда, чтобы я увидел?

Я заставляю себя расслабиться. Может быть, она просто приманка.

Отвлечься, пока они торопят меня.

Но они не идут за мной,
а двое широко держат руки Ами. Третий отводит от нее свой клинок

живот к горлу, вытягивая капельку крови из шеи в
жестокой имитации Ракели в тот роковой день в тронном зале. Он
многозначительно машет кинжалом в воздухе, похотливая ухмылка скользит по его глупому лицу.

Я знаю это так же хорошо, как я знаю рассвет,
Он убьет ее,
если я не убью его первым.

И тут на меня набрасываются другие охранники.
Я ныряю под первым. Второй врезался в одну из каменных колонн.,

Мрачно удовлетворился хрустом ломающегося носа, прежде чем рухнуть на пол.

пол, на улице холодно. Остатки моего деревянного меча попадают пленителю Ами в
лоб. Это был скользящий удар, но его хватило, чтобы расколоть скальп
и кровь хлынула в глаз.

- За мной! Сейчас!”
я хватаю ее за руку, и она спотыкается, шатается и падает на пол.

Пол арены.

Дыхание Азереда, она в обмороке.
Дверь снова открывается.
Еще Блейзеры. Два. Четыре.
За каждого, кого я срубаю, его место занимает другой. Я не могу защитить ее.

Не могу. Их слишком много.

Это у них дворцовый мундир? Что здесь делает дворцовая стража
? После тронного зала, когда теневая часть меня вырвалась на свободу и
убила так много, я не могу убить еще одного императорского слугу. - Не буду. Это, должно быть
, ошибка.

Но он приближается с Блейзерами.
Должно быть, он работает с Зостар. Как ты мог? Мне хочется кричать. Ты

сражается на стороне палачей. Не только мои мучители. Дел, Ларк. У
остальных. Они на стороне причинения вреда невинным детям.

Когда я парирую очередной удар, начинается зуд. Горение вдоль линий

Чернила под моей кожей. Это ощущение разворачивания. О неминуемой разлуке.

- Нет,
пусть получают, что хотят, - говорит другой голос. Пусть они знают правду

Боль.

Глава 4

РАКЕЛЬ

Я не могу найти сон.

Даже после того, что должно было стать самой расслабляющей ванной. Эта кровать
такая вонючая мягкая, а подушки еще хуже. В те луны, которые я проводил
в основном в дороге и большую часть которых спал на открытом воздухе, я бы отдал
все на свете за немного комфорта. Теперь все это баловство означает, что я не могу
моргнуть.

По крайней мере, так я себе говорю. Легче винить мебель, чем
страх перед тем, что принесет сон – серые глаза, которых я никогда больше не увижу, ощущение безопасности
знакомого присутствия, наблюдающего за нашим лагерем, первый и последний поцелуй
, украденный через тюремные решетки.