Саморегуляция. Принятие первого Этического Кодекса Психолога.

О ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ

ВРЕМЕН ГЛОБАЛИЗАЦИИ.

 

О КРИЗИСЕ В ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ. О кризисе в психологии говорят столько лет, сколько она существует. И психотерапия синхронно болеет всеми болезнями психологической науки, хотя вновь и вновь поправляясь. Сегодняшний кризис психологии и психотерапии представляется самым мощным в своей недолгой истории. может быть, последним. Причина столь тяжелых предчувствий кроется в радикальном изменении жизни человека под влиянием глобализации. «Может быть» - только в том случае, если сообщество психологов и психотерапевтов сможет фундаментально проанализировать свое нынешнее состояние и сопоставить это с тем, что происходит вне этого сообщества.

Для понимания идеи настоящей статьи полезно вспомнить советы С.Л.Рубинштейна, который писал, что: «ценности не первичны. Не с них надо начинать анализ: они производны от соотношения мира и человека, выражая то, что в мире, включая и то, что создает человек в процессе истории» (). В процессе истории человек создал Глобализацию и Глобального Человека, для изучения которого и для работы с которым недостаточно той психологии, которая преподается в российских университетах. И без понимания того, что такое «глобальная взаимозависимость», обсуждать влияние глобализации на сознание, поведение человека, конечно нельзя.

«ТО, ЧТО В МИРЕ (по С.Л.Рубинштейну.)». В мире глобализация и глобальный человек, о чем психологи и психотерапевты думают недостаточно. Ученые других наук игнорируют психологию, которая не имеет своей интерпретации глобализации, ошибочно относя ее к явлениям политическим или экономическим. Человек сотворил глобализацию, и она является тем, чем является он сам. И поэтому напрасно антиглобалисты обвиняют «глобалистов» в том, что они умышленно создали инструмент борьбы меньшинства против большинства. Они не создали, они поняли глобализацию и эффективно используют ее в своих целях и с ущербом для других. Глобализация, как погода не имеет «местопребывания», субстрата. И глобализация, как погода, уже не управляется людьми, хотя это трудно понимается потому, что ничего подобного в истории человечества не было. Грандиозные возможности и масштабы глобализации не осознаны обществом, вообще, и психологами, в частности.

Глобализация – планетарная интеллектуальная машина, уходящая из под контроля человека, и осуществляющая его модификацию помимо его воли и понимания. Она ведет себя, словно другой человек, обладающий специфическими свойствами индивида, субъекта, личности, индивидуальности. Она «знает», «понимает», «умеет», «может» много больше, чем целый коллектив гениальных людей – наших современников. Глобализация материализовалась в «мировой паутине» информационных, транспортных, энергетических, культурных сетей. Эти сети вобрали в себя все достижения мировой естественной науки, но они полностью избавлены от достижений гуманитарных наук, т.е. от этических норм влияния. Она рациональна и жестока. Но из-за своей сложности, масштабности глобализация пока недоступна для «регулирования» или «отключения» силами одного или группы самых гениальных ученых современности. Человечество вынуждено «кормить» глобализацию и выполнять ее «капризы», потому что кратковременное выключение даже части информационных, энергетических, транспортных сетей грозит остановкой всей системы жизнеобеспечения общества и даже гибелью для многих.

Глобализация – самостоятельный субъект в нашей жизни, первое в истории человечества «рукотворное явление» планетарного масштаба, сравнимое с планетарным явлением естественного происхождения типа климата. Незначительные колебания климата действуют через соматические возможности человека на его выживание, так и малейшие изменения глобализации неотвратимо действует на выживание человека через его психические возможности. Глобализация уже приступила к использованию людей в своих интересах, если считать «интересом» отношение климата к участи вымораживаемых мамонтов. Она уже осуществляет своеобразную «мировую инвентаризацию», определяя, какая психика хороша, а какая плоха. Итоги глобальной инвентаризации сравнимы с последствиями мифической Всемирной революции: изменяется роль, место, цена каждой страны, каждого народа, каждого человека и каждой вещи.

Вопреки распространенному мнению, глобализация, никому не принадлежит, никому «не повинуется», «живет для себя» и по «своим законам», не принимает во внимание переживания людей, и не делит их на своих и чужих. Глобализация ничья. Опасность глобализации заключается в том, что с ней, как с ветром, не вступить в диалог. Она везде, и она нигде – она интеллектуальный климат планеты. К сожалению, ее влияние недостаточно учитывается психологами и психиатрами. ХХ1 век начался с того, что именно глобализация, обладая грандиозной совокупностью воплощенных в ней возможностей, приступила к модификации психики людей, принуждая их обслуживать свое функционирование. Получилось так, что психологическая наука не придала должного значения предвидению С.Л.Рубинштейна изучать то «что в мире» и «включая и то, что создает человек».

 

Глобализация является реальной угрозой для человека потому, что она требует для своего обслуживания мощный естественнонаучный потенциал и «увольняет» философские знания и этические нормы. Более того, глобализация приступила к демонтажу гуманистических норм, создававшихся людьми две тысячи лет, как бесполезных. Хотя все предыдущие системы власти строились на достижениях гуманитарных наук, которые так сложны, что не могут быть формализованы в терминах технических систем: смысл, ценности, цели. Сегодня глобализация делает попытку построить систему власти на базе достижений только естественных наук: логики, математики, физики, химии, медицины - постпозитивизме. В действительности, у естественных наук нет превосходства над науками гуманитарными, в частности, психологией. Когда то В.Г.Лейбниц создал математический анализ для описания феномена сознания человека, и оказалось, что этого математического аппарата ничтожно мало для этого.

 

Дополнять глобализацию гуманитарными знаниями необходимо, потому что утрата человеком смысла, ценностей, целей жизни, означает утрату сознания. Утрачивая сознание, он утрачивает власть над своим собственным произвольным поведением. Не владея своим поведением, люди, лишенные смысла, ценностей и целей выходят из повиновения власти. В этом случае глобализация ведет к всемирному хаосу, который всегда сдерживало только сознание человека, в котором интеллект – только часть его.

Главный вопрос для психологов и психотерапевтов - сможет ли человек противостоять изменениям его психики под давлением глобализации? Или человек, совершенствуясь, внесет изменения в природу глобализации, адекватные его предназначению, истории, перспективам?

 

Здесь важно отметить снижение влияния психологов и психотерапевтов на понимание обществом того, каким должно быть человеку? Над совершенствование м естественнонаучных основ глобализации работают самые высокооплачиваемые умы человечества. Менеджеры компьютерных кампаний – баснословно богатые люди, финансирующие грандиозные исследования. А совершенствованием человека, взаимодействующего с глобализацией, занимаются энтузиасты, располагающие ничтожными ресурсами. И находящиеся в услужении глобалистов в рекламных, кадровых, избирательных, информационных кампаний, продвигающих глобализацию без философии и этики.

 

Глобалисты не хотят знать, что они всем обязаны гуманитарам Яну Коменскому (1631), Д.Локку (1689), Гельвецию (1715), Песталоцци (1746), Гербарту (1776), Дистервегу (1790), Ушинскому (1813), Макаренко (1888)…Все нынешние успехи человечества выпестованы этими и многими другими психологами и педагогами. Когда то именно они были самыми известными и влиятельными людьми – по их «рецептам» делали человека и саму жизнь! Вопрос в том, почему нынешнее поколение психологов и психотерапевтов не является законодателем моды на человека и жизнь, как это делали их великие предшественники?

 

«ТО, ЧТО СОЗДАЕТ ЧЕЛОВЕК В ПРОЦЕССЕ ИСТОРИИ» (по С.Л.Рубинштейну.)».. В процессе истории человек периодически и радикально создает новую жизнь общества, вынуждая изменяться всех своих членов. Поэтому психологам и психотерапевтам приходится адаптировать человека к бурно меняющимся реалиям времени. Психологи только в новейшей истории имели дело то с «религиозно-монархическим человеком» до 1917 года, потом с «красным» человеком», потом с «человеком советским», потом с «шестидесятниками», затем с «демократами», ныне – с «рыночниками», неважно, с какой стороны баррикады они находятся. Это психологически разные люди и живут они в принципиально разных мирах. Знают ли психологи и психотерапевты эти разные мира, к жизни в которых готовят своих клиентов? Может ли психолог и психотерапевт релаксировать, адаптировать своего клиента к реальной жизни, не изучая предварительно ее особенностей и не учитывая ее изменений? Или с точки зрения психологии при любых изменениях политической и экономической жизни сохраняется некая психологическая константа, пригодная на все времена для любых условий жизни? Т.е. психолог может работать безошибочно вне времени и пространства, опираясь на некие психологические знания, типа таблицы Менделеева, не очень заботясь о сущности того, что происходит за окном его кабинета? Достаточно ли в психологии исследований, которые равноценны, например, исследованиям литературоведов и писателей П.Вайля и А Гениса (1).

 

Они приводят цитату кубинского поэта Алехо Мартинеса: «Новое искусство? Новая поэзия? Новая живопись? Хорошо. А может быть, лучше, для начала поговорить о Новом Человеке? Куда девают они Нового Человека, когда утверждают эти новые ценности, которые станут действительно новыми лишь тогда, когда приведут к освобождению нового человека, обновленного новым порядком вещей?» П.Вайль и А.Генис в своей книге «60-е. Мир советского человека», достойной внимания психологов, описывают психологические изменения, происходившие с людьми на их памяти,. При этом они использую мемуары мыслителей того времени: «Жили-были» В.Шкловского, «Повесть о жизни» К.Паустовского, «Трава забвения» В.Катаева, «Люди, годы, жизнь» И.Эренбурга, который и дал тому времени именование «оттепели» своей повестью «Оттепель». Их наблюдения и выводы чрезвычайно полезны для психологов и психотерапевтов не только тех лет, но и нынешних. Опыт подготовки психологов в СПбГУ показал, что приходят новые поколения будущих психологов, которые ничего этого не читали, и, вообще, читают только психологическую литературу, чего явно недостаточно.  

 

Великими мыслителями: Эренбургом, Катаевым, Шкловским, Паустовским была предпринята отчаянная попытка: «жить гражданином не отказываясь от красного паспорта, совместить гуманизм с коммунизмом, сохранить мораль дореволюционного интеллекта не нарушая советские законы». Они добились признания Волошина, Цветаевой, Мандельштама, Андрея Белого, Ремизова, Мейерхольда, французской живописи, итальянского кино, американской прозы, видения жизни по эталонам декабристов, Чехова, Маяковского. Они положили начало новой жизни, которая требовала новых людей, и они практически сформировали нового послесталинского советского человека, которого потом исследовали психологи. Психологи исследовали – разработали проект Нового Человека другие, очень важно заметить. П.Вайль и А. Генис, а не психологи пишут, что: «Когда то отмена частной собственности, лишив человека самой идеи «своего» и тем самым уравняв с окружающими, точно так же лишенным «своего», в конечном счете повлекла за собой полное изменение структуры человека – психической, можно сказать, биологической», и что «Заповеди Морального кодекса строителя коммунизма и Священного писания имеют существенное различие: христианство апеллирует к личности, социализм – к коллективу». В качестве примера можно выбрать психологию «шестидесятников и ее связь с психологией того времени.

 

Это обоснованно, потому что расцвет отечественной психологии и психотерапии пришелся на шестидесятые-семидесятые годы, когда им пришлось иметь дело с совершенно новыми психологически людьми – «шестидесятниками». Тогда ушли одни психологические проблемы – появились новые. П.Вайль и А.Генис утверждают, что это поколение сформировалось под влиянием Хемингуэя. Внешне это грубый свитер, борода, полувоенный-полуспортивный покрой. Подчеркнутое безразличие к одежде. Отказ от стандартного костюма означал пренебрежение к внешнему лоску. Они пишут, что «советский человек очень долго жил в среде, густо насыщенной идеализмом. Идеи, а не вещи строили жизнь. ….Допотопной глупостью стали казаться торжественные собрания, кумачевые скатерти, речи по бумажке». Не читая Хемингуэя, Ремарка, Грэма Грина и т.п. психолог едва ли разберется в происхождении некоторых проблем своего клиента. Но ведь многие не читают, не говоря об отечественной классике.

 

Тем не менее, психологом пришлось иметь с совершенно новым миром Хемингуэя, который изобилует предметами, за которыми не стоят идеи. У Хемингуэя постоянно пьют, едят, ловят рыбу, убивают быков, ездят на машинах, занимаются любовью, воюют, охотятся. У Хемингуэя едят, потому что вкусно. С Хемингуэем в СССР пришла конкретность бытия. Спор души с телом стал решаться в пользу тела. В моде стала грубость, не только отсутствие сентиментов, но намеренное упрощение: есть то, что есть, и не больше. Престижным стал антиинтеллектуализм, появился культ романтического невежества. Но герой 60-х мог выглядеть дураком только до тех пор, пока окружающие понимали, что он валяет дурака. Этика, построенная на негативном идеале, давала огромную свободу маневра. Благодаря ей сообщество «своих» объединяло самых разных. Чужие говорили, что в жизни всегда есть место подвигу. Свои меланхолично замечали: «Я люблю, чтобы коктейле была маслина». Судя только по этим ремаркам, «шестидесятники» давали богатую пищу психологам и психотерапевтам для работы, но как было отличить культурный ряд от природного, не изучив психологию времени по литературным, политическим, художественным источникам?

 

Далее. Дружба – эмоция, оккупировавшая 60-е, – стала источником независимого общественного мнения. Неофициальный авторитет стал дороже официального, и добиться его было труднее. Тогда появилась пьянка, потому что у Хемингуэя нет принципиального различия между пьянкой и трезвой жизнью. Пьянство понималось не как порок, а как способ взаимоотношения с миром, с обществом, с друзьями. Застолье стало предполагать в собутыльнике человека, просто человека, лишенного своей социальной роли. Была выстроена модель перевернутой вселенной, в которой важно только неважное и истинно только несказанное. Естественно, что хемингуэевский идеал слился в СССР с блатным – герой 60-х остался таким же – с бородой, гитарой и стаканом. Но приглядевшись, можно было узнать в нем не Хемингуэя, а Высоцкого. Стихия приблатненной культуры захлестнула страну. Герои Высоцкого презирали книжное знание, их интересовало только материальное начало. Они презирали фальш, туфту, показуху. Они рисковали, относились к лишним людям и наслаждались положением изгоев. Блатной стал новым героем эпохи – незаконнорожденный сын русского Хемингуэя. Так вкратце пишут о 60-х и «шестидесятниках» П.Вайль и А.Генис. Но это о том, с чем имели дело психологи и психотерапевты в те годы, и это из чего выросло поколение «демократов» и «рыночников».

 

Едва ли можно было работать с подобным клиентом, не изучив основополагающие документы перестройки, похоронившие психологию советского человека вместе с психологией «шестидесятников». Изучали ли психологи и психотерапевты такие источники, как: «Осмыслить культ личности» (ред.-сост. Х.Кобо.), «Пульс реформ» (сост. Батурин Ю.М.), «В человеческом измерении» (ред.-сост. А.Г.Вишневский), «Постижение» (ред.-сост. Ф.М.Бородкин и др.) и др.? Скорее всего – нет, потому что нет таких дисциплин в подготовке психологов и психотерапевтов. В них написано про меру всех вещей, нарциссизм, самооправдание и ответственность, интеллигенцию, маргиналов,  семью, общественное здоровье, справедливость, гуманизм и т.д., которые предстали перед психологами и психотерапевтами в реальном сознании и поведении.

 

Поскольку «шестидесятники» не жили прошлым и еще не заботились о будущем, то и у их преемников – «демократов» эфемерные радости дружеского общения ценились несравненно выше реальных, но более громоздких достижений, вроде карьеры или зарплаты. Быть «своим» казалось, да и было важнее любых официальных благ. Если «шестидесятники» прикидывались, что они не знают и не понимают, то рыночники – не читают классики, а смотрят сериалы по телевизору, а если читают, то желтую прессу. Вместе с рынком пришел человек с клиповым мышлением, клиповой памятью, доминированием непроизвольного внимания, презирающий гуманизм. Были попытки сопоставить средние данные по тестам Азенка, Кеттела, Миннесоты, Равена, Розенцвейга и др. «советского человека», шестидесятника», «демократа», «рыночника», то значимых различий не обнаружили, хотя по многолетнему опыту работы известно - это принципиально разные люди. Изначально, психология – наука о душе, которую невозможно количественно измерить тестами. Она описывает гуманитарную составляющую человека и его жизни, которую решительно выдавливает глобализация. Психология, может быть, идет на поводу у глобализации, уподобляясь ей в рациональном цифровом описании человека, и при этом теряет свой основной предмет – его душу, воплощенную в смысле жизни, цели жизни, ценностях жизни?

 

«ЦЕННОСТИ ПРОИЗВОДНЫ ОТ СООТНОШЕНИЯ МИРА И ЧЕЛОВЕКА» (по С.Л.Рубинштейну.)».. Ценности соотношения мира и человека воплощены в Этическом Кодексе психолога и психотерапевта. Принципы и правила Этического Кодекса психолога образуют границу между жестоким и рациональным миром глобализации и находящимся под прессингом глобализации его клиентом. Клиент надеется на помощь и защиту психолога и психотерапевта, которые должен помочь ему найти свое место в глобальном мире. Если психолог и психотерапевт соблюдают Этический Кодекс – они на стороне клиента, если не соблюдают – на стороне глобализации. Этический Кодекс – это руководство для психолога и психотерапевта по самоконтролю, саморегуляции, самоуправлению, самовоспитанию своей деятельности.

 

САМОКОНТРОЛЬ. Освобождение психологии от контроля государства.

Как мы этим воспользовались?

О своем опыте. В самый жаркий период политических изменений в России, в 1989 году, мне удалось создать в Петербургском государственном университете кафедру политической психологии, которая стала готовить впервые в истории страны политических психологов. К этому моменту я уже имел основательный опыт участия психологов в подготовке митингов, демонстраций, избирательных кампаний и т.п. Но самое главное, я получил заказ на подготовку к политической деятельности новых государственных деятелей: Губернаторов регионов России, Представителей Президента, кандидатов в Верховный Совет СССР, а потом и в Госдуму РФ людей, совершенно в несведущих в политическом поведении. Более того, после событий 1993 года я был приглашен для работы в Москве в качестве психолога-консультанта Председателя Правительства РФ В.С.Черномырдина, с которым работал до покушения на меня в апреле 1995 года. Моя работа психолога в политике продолжалось двадцать лет, до декабря 2009 года, когда я отказался от заведования кафедрой политической психологии СПбГУ и покинул свое детище. Теперь я должен объяснить, почему я это сделал.

 

О связи судьбы российской психологии с Этическим Кодексом психолога. Должен признаться, что главной проблемой для меня была именно этика работы психолога в политике. Имея доступ к психологическим исследованиям ведущих лиц российской политики, и определяя психологическую модель их поведения, я не просто понимал, а физически ощущал, что главной проблемой для меня является не их психологические проблемы, а этические принципы моего собственного поведения. Своими действиями в контакте с этими исключительно интересными людьми, и особенно после окончания работы с ними, я мог нанести им лично, и в какой то степени всей российской политике непоправимый ущерб. Они доверялись мне, я много знал о них и о политике, и главным для меня было – не предать их, оправдать их доверие ко мне, как к психологу и к человеку. Сразу скажу, что ни разу я не злоупотребил доверием ни одного из них.

 

Обучая в стенах университета студентов – будущих политических психологов, которые должны были сменить меня, я понимал, что обязан наложить на их будущие профессиональные действия ряд ограничений, которые обеспечат безопасность их предполагаемых клиентов-политиков, да и их самих. Большинство положений Этического Кодекса были мною выстраданы и многократно проверены на практике работы психолога в политике. Поэтому я подготовил текст Этического Кодекса политического психолога, и каждый студент, начинающий обучение на кафедре политической психологии СПбГУ изучал его и подписывался под ним в знак согласия с этическими нормами своей будущей работы.

 

Надо признаться, что я работал над текстом Этического Кодекса не «с чистого листа». Еще в 70-е годы, будучи в командировке в Карловом университете в Праге, я нашел в его библиотеке Этические Кодексы психолога 10 стран мира, включая такие, которые я не мог прочитать – Австралии и Новой Зеландии, например. Потом мне довелось побывать на столетнем юбилее Американской Психологической Ассоциации в Вашингтоне, и привезти оттуда Этический Кодекс американских психологов. Иначе говоря, я был достаточно осведомлен об этических принципах работы психолога к моменту, когда начал основательно над этим работать в конце 80-х годов. Уже тогда меня поразило, что только в СССР нет Этического Кодекса психолога, и советские, а потом российские психологи делают с клиентом и с материалами исследования его личности все, что захотят.

 

Опасность отсутствия Этического Кодекса психолога была понятна только тем, кто был причастен к практике, в которой клиент часто рисковал не только своей репутацией, доверившись психологу, но часто своей жизнью. Будучи изначально специалистом по психологии экстремальных видов деятельности, я принимал участие в таких опытах над человеком, которые могли привести к его смерти. И при этом психологам, проводившим опыты, в голову не приходила мысль о том, что они от имени науки совершают действия, которые граничат с преступлением. В конце концов, участвуя в исследованиях эмоционального стресса методом «нераскрытия парашюта» у опытных парашютистов, я отказался продолжать работу и прекратил свою научную деятельность в этой области.

 

Под впечатлением такого опыта за год до распада СССР, в обстановке полной неразберихи, мне удалось на Съезде психологов СССР добиться, наконец, принятия Этического Кодекса для советских психологов. Однако, в те дни всем было не этики своей работы, потому что надвигались такие перемены, с сравнении с которыми этический кодекс почти не имел значения. Так на факультете психологии ЛГУ лишились работы более ста научных сотрудников, имевших огромный опыт исследований в инженерной, социальной психологии. Потом я встречал некоторых из них на вокзалах, где они, наподобие цыганок, за деньги тестировали всех желающих, сидя на каких то ящиках. Именно тогда психологи стали браться за любую работу, лишь бы обеспечить себя и свои семьи. Рынок же требовал в «период передела собственности» совсем не гуманистических психологических рекомендаций, а платил за психологическую разведку, методы эмоционального давления, обучения методам суггестивного воздействия и другого, чему университетские наставники не учили. Тот Этический кодекс пропал вместе с Обществом психологов СССР – всем было не до него.

 

Когда я стал специализироваться в области политической психологии, казалось бы не связанной с экстремальными исследованиями, то оказалось, что здесь ситуация еще более напряженная. Именно тогда в СССР начали активно внедрять невесть откуда взявшиеся социально-психологический тренинг (СПТ), нейро-лингвинистическое программирование (НЛП), конфликтологию и др, которые начисто уничтожили в России идею психологии, как гуманистической науки. Психологию стали энергично применять, как инструмент влияния, атаки, подавления. О какой этике или гуманизме можно было в те годы вести речь? Я был все эти годы в эпицентре т.н. политических перемен в России, участвуя в митингах Б.Н.Ельцина в Москве, в Петербурге, присутствуя на заседаниях Верховного Совета СССР, где принимались решения о ликвидации СССР, работая в Белом доме в качестве консультанта Председателя Правительства, когда он еще пах дымом от танковых снарядов 1993 года и т.д. Тогда я поразился мере ответственности исследований и рекомендаций политического психолога! Таким образом, исходя из очень жестокой практики, а отнюдь не из книжной эрудиции, я начал последовательно бороться за введение в России обязательного для психологов Этического Кодекса, ограничивающего их деятельность.

 

Вывод.

Все вышеизложенное может выглядеть неубедительным, если не проявить любознательность, и не поинтересоваться работой ближайших конкурентов психологии и психотерапии: биологии, физиологии, математики, логики. И тут выяснится, что на пути формализованного, количественного исследования рациональной части психики человека они ушли далеко вперед. Как Мерседес от Жигулей. Большинство явлений, традиционно и неопределенно описанных в психологии, с блеском объясняются, моделируются на биохимическом и нейрофизиологическом уровне. С точки зрения надежности результата и экономичности его достижения эти науки далеко опередили психологию. Фактически, они могут сделать психологию ненужной всюду, где нужно объяснить поведение человека и осуществить его регулирование: точно, быстро, доказательно, дешево.

 

В какой то момент психологическая наука потеряла свое направление исследований, и фактически остановилась в своем развитии. Если сравнивать скачок развития в области информационных технологий, средств связи, фармакологии, появления компьютерной томографии и магнитно-резонансной диагностики – психология стоит на месте. Выживает она лишь за счет манипулирования сознанием человека суггестивными методами в рекламе, в ТВ-пропаганде, в управлении персоналом, но это далеко уходит от ее гуманистической направленности и далеко расходится с ожиданиями общества. Фактически, психология после Б.Г.Ананьева и А.Н.Леонтьева, потеряла направление и стала «играть на чужих полях»: социологии, физиологии ВНД, нейрофизиологии, биологии поведения, логики, математического программирования и т.д. И проиграла все. Призвана же была психология обществом для описания не рационального, и так понятного без нее, а иррационального, чем не занимается никто – души человека, которая не измеряется позитивистскими методами. Совесть, долг, честь, справедливость, любовь, верность, смысл и цель и многое другое признавались «непсихологическими понятиями», хотя именно в них воплощена гуманистическая составляющая психики человека, уничтожаемая рациональной и расчетной глобализацией.

 

Единственный способ вернуть психологии психологическое – руководствоваться Этическим Кодексом. В ситуации, которая сегодня сложилась в российской психологии, засоренной околопсихологическими самозванцами, отставшей от времени и часто руководимой околонаучными бюрократами, Этический Кодекс не потерял своего значения, а напротив – является началом решения всех накопившихся в психологической науке проблем. Текст Этического Кодекса, принятого на 3 съезде Российского общества психологов в Петербурге в 2003 году, не является совершенством и нуждается в серьезной доработке. Причем в его доработке должно принимать участие все психологическое сообщество. И только тогда, когда этот важнейший научный документ будет принят консенсусом, можно говорить о лицензировании и прочих административных действиях, которые должны выполнять сами психологи на его основании. Поэтому, я считаю полезным вернуться к этому тексту, с которого должно начаться возвращение психологии ее законного места и влияния в российском обществе.

 

СПб, 160810

Принят

На 3 съезде психологов РФ

В Санкт-Петербурге

В июне 2003 года

(в версии проф. Юрьева А.И.)

 

 

Этический Кодекс

О ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ

ВРЕМЕН ГЛОБАЛИЗАЦИИ.

 

О КРИЗИСЕ В ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ. О кризисе в психологии говорят столько лет, сколько она существует. И психотерапия синхронно болеет всеми болезнями психологической науки, хотя вновь и вновь поправляясь. Сегодняшний кризис психологии и психотерапии представляется самым мощным в своей недолгой истории. может быть, последним. Причина столь тяжелых предчувствий кроется в радикальном изменении жизни человека под влиянием глобализации. «Может быть» - только в том случае, если сообщество психологов и психотерапевтов сможет фундаментально проанализировать свое нынешнее состояние и сопоставить это с тем, что происходит вне этого сообщества.

Для понимания идеи настоящей статьи полезно вспомнить советы С.Л.Рубинштейна, который писал, что: «ценности не первичны. Не с них надо начинать анализ: они производны от соотношения мира и человека, выражая то, что в мире, включая и то, что создает человек в процессе истории» (). В процессе истории человек создал Глобализацию и Глобального Человека, для изучения которого и для работы с которым недостаточно той психологии, которая преподается в российских университетах. И без понимания того, что такое «глобальная взаимозависимость», обсуждать влияние глобализации на сознание, поведение человека, конечно нельзя.

«ТО, ЧТО В МИРЕ (по С.Л.Рубинштейну.)». В мире глобализация и глобальный человек, о чем психологи и психотерапевты думают недостаточно. Ученые других наук игнорируют психологию, которая не имеет своей интерпретации глобализации, ошибочно относя ее к явлениям политическим или экономическим. Человек сотворил глобализацию, и она является тем, чем является он сам. И поэтому напрасно антиглобалисты обвиняют «глобалистов» в том, что они умышленно создали инструмент борьбы меньшинства против большинства. Они не создали, они поняли глобализацию и эффективно используют ее в своих целях и с ущербом для других. Глобализация, как погода не имеет «местопребывания», субстрата. И глобализация, как погода, уже не управляется людьми, хотя это трудно понимается потому, что ничего подобного в истории человечества не было. Грандиозные возможности и масштабы глобализации не осознаны обществом, вообще, и психологами, в частности.

Глобализация – планетарная интеллектуальная машина, уходящая из под контроля человека, и осуществляющая его модификацию помимо его воли и понимания. Она ведет себя, словно другой человек, обладающий специфическими свойствами индивида, субъекта, личности, индивидуальности. Она «знает», «понимает», «умеет», «может» много больше, чем целый коллектив гениальных людей – наших современников. Глобализация материализовалась в «мировой паутине» информационных, транспортных, энергетических, культурных сетей. Эти сети вобрали в себя все достижения мировой естественной науки, но они полностью избавлены от достижений гуманитарных наук, т.е. от этических норм влияния. Она рациональна и жестока. Но из-за своей сложности, масштабности глобализация пока недоступна для «регулирования» или «отключения» силами одного или группы самых гениальных ученых современности. Человечество вынуждено «кормить» глобализацию и выполнять ее «капризы», потому что кратковременное выключение даже части информационных, энергетических, транспортных сетей грозит остановкой всей системы жизнеобеспечения общества и даже гибелью для многих.

Глобализация – самостоятельный субъект в нашей жизни, первое в истории человечества «рукотворное явление» планетарного масштаба, сравнимое с планетарным явлением естественного происхождения типа климата. Незначительные колебания климата действуют через соматические возможности человека на его выживание, так и малейшие изменения глобализации неотвратимо действует на выживание человека через его психические возможности. Глобализация уже приступила к использованию людей в своих интересах, если считать «интересом» отношение климата к участи вымораживаемых мамонтов. Она уже осуществляет своеобразную «мировую инвентаризацию», определяя, какая психика хороша, а какая плоха. Итоги глобальной инвентаризации сравнимы с последствиями мифической Всемирной революции: изменяется роль, место, цена каждой страны, каждого народа, каждого человека и каждой вещи.

Вопреки распространенному мнению, глобализация, никому не принадлежит, никому «не повинуется», «живет для себя» и по «своим законам», не принимает во внимание переживания людей, и не делит их на своих и чужих. Глобализация ничья. Опасность глобализации заключается в том, что с ней, как с ветром, не вступить в диалог. Она везде, и она нигде – она интеллектуальный климат планеты. К сожалению, ее влияние недостаточно учитывается психологами и психиатрами. ХХ1 век начался с того, что именно глобализация, обладая грандиозной совокупностью воплощенных в ней возможностей, приступила к модификации психики людей, принуждая их обслуживать свое функционирование. Получилось так, что психологическая наука не придала должного значения предвидению С.Л.Рубинштейна изучать то «что в мире» и «включая и то, что создает человек».

 

Глобализация является реальной угрозой для человека потому, что она требует для своего обслуживания мощный естественнонаучный потенциал и «увольняет» философские знания и этические нормы. Более того, глобализация приступила к демонтажу гуманистических норм, создававшихся людьми две тысячи лет, как бесполезных. Хотя все предыдущие системы власти строились на достижениях гуманитарных наук, которые так сложны, что не могут быть формализованы в терминах технических систем: смысл, ценности, цели. Сегодня глобализация делает попытку построить систему власти на базе достижений только естественных наук: логики, математики, физики, химии, медицины - постпозитивизме. В действительности, у естественных наук нет превосходства над науками гуманитарными, в частности, психологией. Когда то В.Г.Лейбниц создал математический анализ для описания феномена сознания человека, и оказалось, что этого математического аппарата ничтожно мало для этого.

 

Дополнять глобализацию гуманитарными знаниями необходимо, потому что утрата человеком смысла, ценностей, целей жизни, означает утрату сознания. Утрачивая сознание, он утрачивает власть над своим собственным произвольным поведением. Не владея своим поведением, люди, лишенные смысла, ценностей и целей выходят из повиновения власти. В этом случае глобализация ведет к всемирному хаосу, который всегда сдерживало только сознание человека, в котором интеллект – только часть его.

Главный вопрос для психологов и психотерапевтов - сможет ли человек противостоять изменениям его психики под давлением глобализации? Или человек, совершенствуясь, внесет изменения в природу глобализации, адекватные его предназначению, истории, перспективам?