Рассказ «Полотенце с петухом»

 

      Если человек не ездил на лошадях по глухим проселочным дорогам, то рассказывать мне ему об этом нечего: все равно он не поймет. А тому, кто ездил, и напоминать не хочу.

Скажу коротко: сорок верст, отделяющих уездный город Грачевку от Мурьевской больницы, ехали мы с возницей моим ровно сутки. <…> В два часа пять минут 17 сентября того же 17-го незабываемого года я стоял на битой, умирающей и смякшей от сентябрьского дождика траве во дворе Мурьевской больницы.

Я <…> оглянулся тоскливо на белый облупленный двухэтажный корпус, на небеленые бревенчатые стены фельдшерского домика, на свою будущую резиденцию – двухэтажный, очень чистенький дом с гробовыми загадочными окнами, протяжно вздохнул. <…> Прощай, прощай надолго, золото-красный Большой театр, Москва, витрины… ах, прощай!

<…> Направляясь в мурьевскую глушь, я, помнится, еще в Москве давал себе слово держать себя солидно. Мой юный вид отравлял мне существование на первых шагах. Каждому приходилось представляться:

– Доктор такой-то.

И каждый обязательно поднимал брови и спрашивал:

– Неужели? А я-то думал, что вы еще студент.

– Нет, я кончил, – хмуро отвечал я и думал «очки мне нужно завести, вот что». Но очки было заводить не к чему, глаза у меня были здоровые, и ясность их еще не была омрачена житейским опытом. Не имея возможности защищаться от всегдашних снисходительных и ласковых улыбок при помощи очков, я старался выработать особую, внушающую уважение, повадку. Говорить пытался размеренно и веско, порывистые движения по возможности сдержать, не бегать, как бегают люди в двадцать три года, окончившие университет, а ходить. Выходило все это, как теперь, по прошествии многих лет, понимаю, очень плохо. <…>

Я со всеми перезнакомился. Фельдшера звали Демьян Лукич, акушерок – Пелагея Ивановна и Анна Николаевна. Я успел обойти больницу и с совершеннейшей ясностью убедился в том, что инструментарий в ней богатейший. При этом с тою же ясностью я вынужден был признать (про себя, конечно), что очень многих блестящих девственно инструментов назначение мне вовсе неизвестно. Я их не только не держал в руках, но даже, откровенно признаюсь, и не видел.

– Гм, – очень многозначительно промычал я, – однако у вас инструментарий прелестный. Гм…

– Как же-с, – сладко заметил Демьян Лукич, – это все стараниями вашего предшественника Леопольда Леопольдовича. Он ведь с утра до вечера оперировал.

Тут я облился прохладным потом и тоскливо поглядел на зеркальные сияющие шкафчики.

Засим мы обошли пустые палаты, и я убедился, что в них свободно можно разместить сорок человек.

– У Леопольда Леопольдовича иногда и пятьдесят лежало, – утешал меня Демьян Лукич, а Анна Николаевна, женщина в короне поседевших волос, к чему-то сказала:

– Вы, доктор, так моложавы, так моложавы… Прямо удивительно. Вы на студента похожи.

«Фу ты, черт, – подумал я, – как сговорились, честное слово!»

И проворчал сквозь зубы, сухо:

– Гм… нет, я… то есть я… да, моложав…

Затем мы спустились в аптеку, и сразу я увидел, что в ней не было только птичьего молока. В темноватых двух комнатах крепко пахло травами, и на полках стояло все что угодно. Были даже патентованные заграничные средства, и нужно ли добавлять, что я никогда не слыхал о них ничего.

– Леопольд Леопольдович выписал, – с гордостью доложила Пелагея Ивановна.

«Прямо гениальный человек был этот Леопольд», – подумал я и проникся уважением к таинственному <…> Леопольду.

Я сидел и, как зачарованный, глядел на третье достижение легендарного Леопольда: шкаф был битком набит книгами. Одних руководств по хирургии на русском и немецком языках я насчитал бегло около тридцати томов. А терапия! Накожные чудные атласы!

Надвигался вечер, и я осваивался.

«Я ни в чем не виноват, – думал я упорно и мучительно, – у меня есть дом, я имею пятнадцать пятерок. Я же предупреждал еще в том большом городе, что хочу идти вторым врачом. Нет. Они улыбались и говорили: „освоитесь“. Вот тебе и освоитесь. А если грыжу привезут? Объясните, как я с ней освоюсь? И в особенности, каково будет себя чувствовать больной с грыжей у меня под руками? Освоится он на том свете (тут у меня холод по позвоночнику)…

А гнойный аппендицит? Га! А дифтерийный круп у деревенских ребят? Когда трахеотомия показана? Да и без трахеотомии будет мне не очень хорошо… А… а… роды! Роды-то забыл! Неправильные положения. Что ж я буду делать? А? Какой я легкомысленный человек! Нужно было отказаться от этого участка. Нужно было. Достали бы себе какого-нибудь Леопольда».

В тоске <…> я прошелся по кабинету. Когда поравнялся с лампой, увидал, как в безграничной тьме полей мелькнул мой бледный лик рядом с огоньками лампы в окне.

«Я похож на Лжедмитрия», – вдруг глупо подумал я и опять уселся за стол.

Часа два в одиночестве я мучил себя и домучил до тех пор, что уж больше мои нервы не выдерживали созданных мною страхов. Тут я начал успокаиваться и даже создавать некоторые планы.

Так-с… Прием, они говорят, сейчас ничтожный. В деревнях мнут лен, бездорожье… «Тут тебе грыжу и привезут, – бухнул суровый голос в мозгу, – потому что по бездорожью человек с насморком (нетрудная болезнь) не поедет, а грыжу притащат, будь покоен, дорогой коллега доктор».

Голос был неглуп, не правда ли? Я вздрогнул.

«Молчи, – сказал я голосу, – не обязательно грыжа. Что за неврастения? Взялся за гуж, не говори, что не дюж».

«Назвался груздем, полезай в кузов», – ехидно отозвался голос.

Так-с… со справочником я расставаться не буду… Если что выписать, можно, пока руки моешь, обдумать. Справочник будет раскрытым лежать прямо на книге для записей больных. Буду выписывать полезные, но нетрудные рецепты. Ну, например, natrii salicilici 0,5 по одному порошку три раза в день…

«Соду можно выписать!» – явно издеваясь, отозвался мой внутренний собеседник.

При чем тут сода? Я и ипекакуанку выпишу инфузум… на 180. Или на двести. Позвольте.

И тут же, хотя никто не требовал от меня в одиночестве у лампы ипекакуанки, я малодушно перелистал рецептурный справочник, проверил ипекакуанку, а попутно прочитал машинально и о том, что существует на свете какой-то «инсипин», он не кто иной, как «сульфат эфира хининдигликолевой кислоты"… Оказывается, вкуса хинина не имеет! Но зачем он? И как его выписать? Он что – порошок? Черт его возьми!

«Инсипин инсипином, а как же всё-таки с грыжей будет?» – упорно приставал страх в виде голоса.

«В ванну посажу, – остервенело защищался я, – в ванну. И попробую вправить».

«Ущемлённая, мой ангел! Какие тут, к черту, ванны! Ущемленная, – демонским голосом пел страх. – Резать надо».

Тут я сдался и чуть не заплакал. И моление тьме за окном послал: все, что угодно, только не ущемленную грыжу.

А усталость напевала:

«Ложись ты спать, злосчастный эскулап. Выспишься, а утром будет видно. Успокойся, юный неврастеник. Гляди – тьма за окнами покойна, спят стынущие поля, нет никакой грыжи. А утром будет видно. Освоишься… спи… Брось атлас… Все равно ни пса сейчас не разберешь. Грыжевое кольцо…»

Как он влетел, я даже не сообразил. Помнится, болт на двери загремел, Аксинья что-то пискнула. Да еще за окнами проскрипела телега.

Он без шапки, в расстегнутом полушубке, со свалявшейся бородкой, с безумными глазами.

Он перекрестился, и повалился на колени, и бухнул лбом в пол. Это мне.

«Я пропал», – тоскливо подумал я.

– Что вы, что вы, что вы! – забормотал я и потянул за серый рукав.

Лицо его перекосило, и он, захлебываясь, стал бормотать в ответ прыгающие слова:

– Господин доктор… господин… единственная, единственная… единственная! – выкрикнул он вдруг по-юношески звонко, так что дрогнул ламповый абажур.

– Ах ты, господи… Ах… – Он в тоске заломил руки и опять забухал лбом в половицы, как будто хотел разбить его. – За что? За что наказанье?.. Чем прогневали?

– Что? Что случилось?! – выкрикнул я, чувствуя, что у меня холодеет лицо.

Он вскочил на ноги, метнулся и прошептал так:

– Господин доктор… что хотите… денег дам… денег берите, какие хотите. Какие хотите. Продукты будем доставлять… только чтоб не померла. Только чтоб не померла. Калекой останется – пущай. Пущай, – кричал он в потолок. - Хватит прокормить, хватит. <…>

– Что?.. Что? говорите! – выкрикнул я болезненно.

Он стих и шепотом, как будто по секрету, сказал мне, и глаза его стали бездонны:

– В мялку попала…

– В мялку… в мялку?.. – переспросил я – что это такое?

– Лен, лен мяли… господин доктор… – шепотом объяснила Аксинья, – мялка-то… лен мнут…

«Вот начало. Вот. О, зачем я приехал!» – подумал я.

– Кто?

– Дочка моя, – ответил он шепотом, а потом крикнул: – Помогите! – и вновь повалился. <…>

Лампа «молния» с покривившимся жестяным абажуром горела жарко, двумя рогами. На операционном столе, на белой, свежепахнущей клеёнке я ее увидел, и грыжа померкла у меня в памяти.

Светлые, чуть рыжеватые волосы свешивались со стола сбившимся засохшим колтуном. Коса была гигантская, и конец её касался пола. Ситцевая юбка была изорвана, и кровь на ней разного цвета – пятно бурое, пятно жирное, алое. Свет «молнии» показался мне жёлтым и живым, а её лицо бумажным, белым, нос заострен.

На белом лице у неё, как гипсовая, неподвижная, потухала действительно редкостная красота. Не всегда, не часто встретишь такое лицо.

В операционной секунд десять было полное молчание, но за закрытыми дверями слышно было, как глухо выкрикивал кто-то и бухал, все бухал головой.

«Обезумел, – думал я, – а сиделки, значит, его отпаивают… <…> Он вдовец».

– Он вдовец? – машинально шепнул я.

– Вдовец, – тихо ответа Пелагея Ивановна.

Тут Демьян Лукич резким, как бы злобным движением от края до верху разорвал юбку и сразу ее обнажил. Я глянул, и то, что я увидал, превысило мои ожидания. Левой ноги, собственно, не было. Начиная от раздробленного колена, лежала кровавая рвань, красные мятые мышцы и остро во все стороны торчали белые раздавленные кости. Правая была переломлена в голени так, что обе кости концами выскочили наружу, пробив кожу. От этого ступня её безжизненно, как бы отдельно, лежала, повернувшись набок.

– Да, – тихо молвил фельдшер и ничего больше не прибавил.

Тут я вышел из оцепенения и взялся за ее пульс. В холодной руке его не было. Лишь после нескольких секунд нашел я чуть заметную редкую волну. Она прошла… потом была пауза, во время которой я успел глянуть на синеющие крылья носа и белые губы… Хотел уже сказать: конец… по счастью, удержался… Опять прошла ниточкой волна.

«Вот как потухает изорванный человек, – подумал я, – тут уж ничего не сделаешь».

Но вдруг сурово сказал, не узнавая своего голоса:

– Камфары.

Тут Анна Николаевна склонилась к моему уху и шепнула:

– Зачем, доктор. Не мучайте. Зачем еще колоть. Сейчас отойдет… Не спасёте.

Я злобно и мрачно оглянулся на неё и сказал:

– Попрошу камфары…

Так, что Анна Николаевна с вспыхнувшим, обиженным лицом сейчас же бросилась к столику и сломала ампулу.

Фельдшер тоже, видимо, не одобрял камфары. Тем не менее он ловко и быстро взялся за шприц, и желтое масло ушло под кожу плеча.

«Умирай. Умирай скорее, – подумал я, – умирай. А то что же я буду делать с тобой?»

– Сейчас помрет, – как бы угадав мою мысль, шепнул фельдшер. Он покосился на простыню, но, видимо, раздумал: жаль было кровавить простыню. Однако через несколько секунд ее пришлось прикрыть. Она лежала, как труп, но она не умерла. В голове моей вдруг стало светло, как под стеклянным потолком нашего далекого анатомического театра.

– Камфары еще, – хрипло сказал я.

И опять покорно фельдшер впрыснул масло.

«Неужели же не умрет?… – отчаянно подумал я. Неужели придется…»

Все светлело в мозгу, и вдруг без всяких учебников, без советов, без помощи, я соображал, – уверенность, что сообразил, была железной, – что сейчас мне придется в первый раз в жизни на угасшем человеке делать ампутацию. И человек этот умрет под ножом. Ах, под ножом умрет. Ведь у нее же нет крови! За десять верст вытекло все через раздробленные ноги, и неизвестно даже, чувствует ли она что-нибудь сейчас, слышит ли. Она молчит. Ах, почему она не умирает? Что скажет мне безумный отец?

– Готовьте ампутацию, – сказал я фельдшеру чужим голосом.

Акушерка посмотрела на меня дико, но у фельдшера мелькнула искра сочувствия в глазах, и он заметался у инструментов. Под руками у него взревел примус.

Прошло четверть часа. С суеверным ужасом я вглядывался в угасший глаз, подымая холодное веко. Ничего не постиг. Как может жить полутруп? Капли пота неудержимо бежали у меня по лбу из-под белого колпака, и марлей Пелагея Ивановна вытирала солёный пот. В остатках крови в жилах у девушки теперь плавал и кофеин. Нужно было его впрыскивать или нет? На бедрах Анна Николаевна, чуть-чуть касаясь, гладила бугры, набухшие от физиологического раствора. А девушка жила.

Я взял нож, стараясь подражать (раз в жизни в университете я видел ампутацию) кому-то… Я умолял теперь судьбу, чтобы уж в ближайшие полчаса она не померла… «Пусть умрет в палате, когда я окончу операцию…»

За меня работал только мой здравый смысл, подхлестнутый необычайностью обстановки. Я кругообразно и ловко, как опытный мясник, острейшим ножом полоснул бедро, и кожа разошлась, не дав ни одной росинки крови. «Сосуды начнут кровить, что я буду делать?» – думал я и, как волк, косился на груду торзионных пинцетов. Я срезал громадный кус женского мяса и один из сосудов – он был в виде беловатой трубочки, – но ни капли крови не выступило из него. Я зажал его торзионным пинцетом и двинулся дальше. Я натыкал эти торзионные пинцеты всюду, где предполагал сосуды «Артерия… артерия… как, черт, ее?…» В операционной стало похоже на клинику. Торзионные пинцеты висели гроздьями. Их марлей оттянули кверху вместе с мясом, и я стал мелкозубой ослепительной пилой пилить круглую кость. «Почему не умирает?… Это удивительно… ох, как живуч человек!»

И кость отпала. В руках у Демьяна Лукича осталось то, что было девичьей ногой. Лохмы мяса, кости! Все это отбросили в сторону, и на столе оказалась девушка, как будто укороченная на треть, с оттянутой в сторону культей. «Ещё, ещё немножко… не умирай, – вдохновенно думал я, – потерпи до палаты, дай мне выскочить благополучно из этого ужасного случая моей жизни».

Потом вязали лигатурами, потом, щелкая колленом, я стал редкими швами зашивать кожу… но остановился, осененный, сообразил… оставил сток… вложил марлевый тампон… Пот застилал мне глаза, и мне казалось, будто я в бане…

Отдулся. Тяжело посмотрел на культю, на восковое лицо. Спросил:

– Жива?

– Жива… – как беззвучное эхо, отозвались сразу и фельдшер, и Анна Николаевна.

– Еще минуточку проживет, – одними губами, без звука в ухо сказал мне фельдшер. Потом запнулся и деликатно посоветовал:

– Вторую ногу, может, и не трогать, доктор. Марлей, знаете ли, замотаем… а то не дотянет до палаты… А? Всё лучше, если не в операционной скончается.

– Гипс давайте, – сипло отозвался я, толкаемый неизвестной силой.

Весь пол был заляпан белыми пятнами, все мы были в поту. Полутруп лежал неподвижно. Правая нога была забинтована гипсом, и зияло на голени вдохновенно оставленное мною окно на месте перелома.

– Живёт… – удивленно хрипнул фельдшер.

Затем её стали подымать, и под простыней бы виден гигантский провал – треть её тела мы оставили в операционной. <…>

В операционной я мыл окровавленные по локоть руки.

– Вы, доктор, вероятно, много делали ампутаций? – вдруг спросила Анна Николаевна. – Очень, очень хорошо… Не хуже Леопольда…

В ее устах слово «Леопольд» неизменно звучало, как «Дуайен».

Я исподлобья взглянул на лица. И у всех – и у Демьяна Лукича, и у Пелагеи Ивановны – заметил в глазах уважение и удивление.

– Кхм… я… Я только два раза делал, видите ли…

Зачем я солгал? Теперь мне это непонятно.

В больнице стихло. Совсем.

– Когда умрет, обязательно пришлите за мной, – вполголоса приказ я фельдшеру, и он почему-то вместо «хорошо» ответил почтительно:

– Слушаю-с…

Через несколько минут я был у зелёной лампы в кабинете докторской квартиры. Дом молчал.

Бледное лицо отражалось в чернейшем стекле.

«Нет, я не похож на Дмитрия Самозванца, и я, видите ли, постарел как-то… Складка над переносицей… Сейчас постучат… Скажут «умерла»…

Да, пойду я и погляжу в последний раз… Сейчас раздастся стук…

 

* * *

В дверь постучали. Это было через два с половиной месяца. В окне сиял один из первых зимних дней.

Вошел он; я его разглядел только тогда. Да, действительно черты лица правильные. Лет сорока пяти. Глаза искрятся.

Затем шелест… на двух костылях впрыгнула очаровательной красоты одноногая девушка в широчайшей юбке, обшитой по подолу красной каймой.

Она поглядела на меня, и щеки ее замело розовой краской.

– В Москве… в Москве… – И я стал писать адрес, – там устроят протез, искусственную ногу.

– Руку поцелуй, – вдруг неожиданно сказал отец.

Я до того растерялся, что вместо губ поцеловал её в нос.

Тогда она, обвисая на костылях, развернула сверток, и выпало длинное снежно-белое полотенце с безыскусственным красным вышитым петухом. Так вот что она прятала под подушку на осмотрах. То-то, я помню, нитки лежали на столике.

– Не возьму, – сурово сказал я и даже головой замотал. Но у нее стало такое лицо, такие глаза, что я взял…

И много лет оно висело у меня в спальне в Мурьеве, потом странствовало со мной. Наконец обветшало, стёрлось, продырявилось и исчезло, как стираются и исчезают воспоминания.

 ПРАКТИКУМ

Задание 1. Прочитайтекомментарий к тексту.

Возница – лицо, управляющее упряжными лошадьми; кучер;

засим – наречие (книжн., устар.). Затем, после этого. Засим мы обошли пустые палаты;

Дуайен, Евгений (1859-1916), знаменитый французский хирург;

торзионный (торсионный) пинцет. Torsion – вращательный, скручивающий;

ипекуанка – растение, рвотный корень, применяемый в медицине.

Задание 2. Прочитайте отрывокрассказа (со слов «Направляясь в мурьевскую глушь…» до «…Грыжевое кольцо»), повествующий о знакомстве начинающего врача с больницей, о его страхах и сомнениях. Ответьте на вопросы.

     1. От чьего имени ведётся повествование в рассказе? Что, по мнению юного врача, могло придать ему солидности и значимости?

    2. В какой больнице и кем предстоит работать начинающему врачу? Кто ещё работает в больнице?

     3. Какое впечатление произвела больница на доктора? Почему он «проникся уважением» к своему предшественнику Леопольду Леопольдовичу?

     4. Какие страхи перед будущей врачебной практикой мучают вчерашнего студента? Каких врачебных случаев он особенно боится?

      5. Почему «внутренний собеседник» доктора называет его «злосчастным эскулапом» и «юным неврастеником»?

Задание 3. Прочитайте отрывок из текста, в котором описывается характер травмы пострадавшей (от слов «Лампа «молния» с покривившимся жестяным абажуром» до «…тут уж ничего не сделаешь»)

А. Подберите к выделенным словам медицинские термины.

Я глянул, и то, что я увидал, превысило мои ожидания. Левой ноги, собственно, не было. Начиная от раздробленного колена, лежала кровавая рвань, красные мятые мышцы и остро во все стороны торчали белые раздавленные кости. Правая была переломлена в голени так, что обе кости концами выскочили наружу, пробив кожу. От этого ступня ее безжизненно, как бы отдельно, лежала, повернувшись набок.

Слова для справок: открытый перелом костей правой голени, рваная рана в области нижних конечностей, перелом кости и поражение мышц в области коленного сустава, раздробление костей коленного сустава.

Б. Расскажите о характере травмы больной, используя язык медицины.

 

Задание 4. Прочитайте отрывок из текста, описывающий состояние, в котором была доставлена в больницу пострадавшая.

      А. Объясните значение выделенных слов, подобрав к ним медицинские термины.

Свет «молнии» показался мне желтым и живым, а её лицо бумажным, белым, нос заострен. <…> Тут я вышел из оцепенения и взялся за ее пульс. В холодной руке его не было. Лишь после нескольких секунд нашел я чуть заметную редкую волну. Она прошла… потом была пауза, во время которой я успел глянуть на синеющие крылья носа и белые губы … Хотел уже сказать: конец… по счастью, удержался… Опять прошла ниточкой волна.

«Вот как потухает изорванный человек, – подумал я, – тут уж ничего не сделаешь».

Слова для справок: нитевидный пульс, пульс слабого наполнения, бледность кожных покровов, заостренный нос, большая кровопотеря, цианоз лица, понижение температуры кожных покровов. 

Б. Расскажите о состоянии больной, используя язык медицины.

 

Задание 5. Найдите в тексте отрывок, повествующий о подготовке к ампутации, об операции ампутации и о наложении гипсовой повязки. Ответьте на вопросы и выполните задания.

     1. Что и почему советовали доктору акушерка и фельдшер перед ампутацией и перед наложением гипса на правую ногу?

     2. Почему доктор, несмотря на советы опытных помощников и собственное убеждение («тут уж ничего не сделаешь»), начинает подготовку к операции? О чём в это время он мысленно просит пострадавшую и почему?

3. Как бы вы оценили действия врача: как уверенные или неуверенные, профессиональные или беспомощные? Докажите свою точку зрения, используя текст рассказа.

 

 Задание 6. Найдите словосочетания, употреблённые в переносном значении. Подберите к ним близкие по значению словосочетания.

     1. Бумажная салфетка, бумажное лицо. 2. Потухающий огонь, потухшие надежды, потухшие глаза, потухающий человек. 3. Изорванная душа, изорванная одежда, изорванный человек. 4. Ослепительный металл, ослепительный свет, ослепительная красота. 5. Вспыхнувшее чувство, вспыхнувшая спичка, вспыхнувшее лицо. 6. Не дотянет до палаты, не дотянет руку по полки.

 

Задание 7. Прочитайте отрывок из рассказа. Объясните, в каких значениях употребляется глагол «освоиться».

Они улыбались и говорили: „освоитесь“. Вот тебе и освоитесь. А если грыжу привезут? Объясните, как я с ней освоюсь? И в особенности, каково будет себя чувствовать больной с грыжей у меня под руками? Освоится он на том свете (тут у меня холод по позвоночнику).

Задание 8. С помощью каких пословици поговорок можно охарактеризовать состояние молодого доктора до и во время операции?

«Без труда не выловишь рыбку из пруда»; «У страха глаза велики»; «На вкус и на цвет товарищей нет»; «Дело мастера боится»; «Страшно видится, а сделается – слюбиться»; «Волков бояться – в лес не ходить».

Задание 9. Прочитайте отрывок из текста, описывающий поведение и состояние молодого врача во время операции (со слов «Я взял нож, стараясь подражать…» до «…треть её тела мы оставили в операционной»). Выпишите изобразительно-выразительные средства (сравнение, метафора, эпитеты) и определите их роль в создании характера главного героя.

Задание 10. Перепишите текст. Вставьте пропущенные буквы, раскройте скобки, расставьте знаки препинания.

Героиня ра(с/сс)каза в знак пр…знательности за спасе(н/нн)ую жизнь дарит врачу белое полотенце с вышитым красным петухом. Почему име(н/нн)о эта птица украша…т полотенце? (Во)первых с образом петуха связа(н/нн)а символика воскресения из мёртвых и возр…ждения жизни перехода из одного состояния в другое. Так молодой врач сделав ампутацию спасает ум…рающую девушку. Кроме того с пр…одоления внутре(н/нн)его страха и (не)увере(н/нн)ости в себе начинает…ся пр…обретение профессионального опыта и становление врача. 

(Во)вторых в полотенце соедине(н,нн)ы белый и красный цвета. Белый смерть болезнь страдания. Красный кровь в ней сила без неё человек ум…рает. Можно сказать что это дом…нирующие цвета медицины. Колор медицинской символики проявляется во многих деталях белое полотенце с красным петухом окровавле(н/нн)ые марлевые т…мпоны белые перевязочные материалы белый гипс "кровь с молоком" как формула здоровья.

 

Задания для самостоятельной работы

 

Задание 11. Напишите сочинение на тему: «Почему доктор после проведённой операции сделал вывод: “Нет, я не похож на Дмитрия Самозванца, и я, видите ли, постарел как-то…”?» (Обратите внимание на то, что думал молодой доктор о своих знаниях и способностях врача, когда приехал в больницу; как он проявил себя во время операции; как оценили действия врача его коллеги).

Контрольные задания

Задание 1. Какие чувства и состояние доктора и его помощников выражают выделенные слова автора:

А. Об изменившемся голосе: 1. Но вдруг сурово сказал, не узнавая своего голоса: «Камфары». 2. «Камфары еще», – хрипло сказал я. 3. «Готовьте ампутацию», – сказал я фельдшеру чужим голосом. 4. «Гипс давайте, - сипло отозвался я, толкаемый неизвестной силой». 5. «Живёт…», - удивлённо хрипнул фельдшер;

Б. О выражении лица, глаз: 1. Я злобно и мрачно оглянулся на нее и сказал: «Попрошу камфары…» 2. Анна Николаевна с вспыхнувшим, обиженным лицом сейчас же бросилась к столику и сломала ампулу. 3. «Неужели же не умрет?… – отчаянно подумал я. – Неужели придется…» 4. Акушерка посмотрела на меня дико, но у фельдшера мелькнула искра сочувствия в глазах, и он заметался у инструментов. 5. С суеверным ужасом я вглядывался в угасший глаз, подымая холодное веко. Ничего не постиг. Как может жить полутруп? 6. Я исподлобья взглянул на лица. И у всех – и у Демьяна Лукича, и у Пелагеи Ивановны – заметил в глазах уважение и удивление.

Задание 2. Объясните значение следующих пословиц и поговорок, опираясь на содержание рассказа:

«Назвался груздем – полезай в кузов»; «Ни пса сейчас не разберешь»; «Взялся за гуж, не говори, что не дюж».

Задание 3. Докажите, что поведение молодого врача можно охарактеризовать пословицей «Глаза боятся, а руки делают». (Обратите внимание на то, какие мысли и чувства овладели неопытным доктором; как в нем живут и борются «два человека»: один боится, а другой действует; как он ведет себя до и во время операции).

Задание 4. Перепишите текст, вставьте пропущенные буквы и знаки препинания.

Скажу коротко сорок верст отделяющих уез…ный город Грачевку от Мурьевской больницы ехали мы с возницей моим ровно сутки. И 17 сентября 17-го (не)забываемого года я стоял на битой ум…рающей траве во дворе Мурьевской больницы. Стоял я в таком виде ноги окост…нели и (на)столько что я смутно тут(же) во дворе мысле(н/нн)о перелистывал страницы учебников тупо стараясь пр…помнить существует ли действительно или мне это пом…рещилось во вчерашнем сне в деревне Грабиловке болезнь при которой у человека окост…невают мышцы? Как её проклятую зовут (по)латыни? Каждая из мышц этих болела (не)стерпимой болью напоминающей зубную боль. О пальцах ног говорить не приходи(ть/т)ся они уже не шевелились в сапогах и были похожи на деревя(н/нн)ые культяпки. Сознаюсь что в порыве малодушия я прокл…нал ш…потом медицину и свое заявление пода(нн/н)ое пять лет тому назад ректору университета. (С)верху в это время се…ло как сквозь сито. Пальто мое набухло как губка. Пальцами правой руки я тщетно пытался ухвати(ть/т)ся за ручку чемодана и (на)конец плюнул на мокрую траву. Пальцы мои (ни/не)чего не могли хватать и опять мне начинё(нн/н)ому всякими знаниями из интересных медицинских книжек вспомнилась болезнь паралич….

Задание 5. Ответьте письменно на вопрос: В чем смысл названия рассказа М. А. Булгакова «Полотенце с петухом»? (Обратите внимание на связь с мифологическим сюжетом; на символический смысл цвета и на характер подарка – полотенце).

Задания в тестовой форме

1. В какую больницу приехал на работу молодой врач?

а) Мурьевскую
б) Мурановскую
в) Звенигородскую

 

2. Что, по мнению юного врача, могло придать ему солидности и значимости?
а) очки
б) трость
в) портфель

 

3. Какие чувства испытывает молодой врач, приехав работать в деревню?
а) неуверенность и страх
б) восторг и уверенность в себе
в) равнодушие и нежелание работать

 

4. Чего боялся молодой врач перед операцией?
а) девушка останется калекой
б) девушка не выдержит боли          

 в) девушка умрет под ножом на операционном столе

 

5.  Кто был предшественником юного врача?
а) Демьян Лукич
б) Михаил Афанасьевич
в) Леопольд Леопольдович

 

6. Что удивило молодого доктора в деревенской больнице?
а) разнообразие инструментария
б) переполненные пациентами палаты
в) хорошая библиотека медицинской литературы

 

7. Молодой врач боялся, если привезут больного

а) с гнойным аппендицитом

б) с ущемленной грыжей

в) с насморком

8. При каких обстоятельствах получила травмы нижних конечностей девушка?

а) попала под лошадь

б) упала с лошади

в) попала в мялку 

 

9. Как с помощью языка медицины описать действие молодого врача:«Я кругообразно и ловко, как опытный мясник, острейшим ножом полоснул бедро, и кожа разошлась»?

а) разрезать кожу на бедре

б) сделать разрез в области бедра
в) сделать круговой надрез на бедре

 

10. О чем подумал молодой врач, осмотрев пострадавшую девушку?
а) «случай сложный, но спасти можно»
б) «тут уж ничего не сделаешь»
в) «ничего страшного нет»

 

11.  Как с помощью языка медицины описать действие молодого врача: «Я срезал громадный кус женского мяса»?
а) удаление тканей
б) срезание тканей
в) вырезание тканей

 

12.  «Потом, щёлкая колленом, я стал редкими швами зашивать кожу…»: что такое коллен на медицинском сленге?
а) скальпель
б) ранорасширитель
в) реберные ножницы  

 

13.  «Потом вязали лигатурами…»: что такое лигатура?

а) марлевая повязка

б) хирургическая игла

в) нить, используемая для перевязки сосудов и трубчатых органов

 

14.  «Лишь после нескольких секунд нашел я чуть заметную редкую волну», «опять прошла ниточкой волна»: о чем говорит врач?
а) о пульсе
б) о дыхании
в) о движении тела

 

15.  С каким историческим персонажем сравнил себя молодой врач?

а) с Дмитрием Самозванцем

б) с Иваном Сусаниным 

в) с Наполеоном

 

16.  C какой книгой обещал себе не расставаться молодой врач?

а) анатомический атлас

б) руководство по хирургии

в) рецептурный справочник 

 

17.  Что после операции заметил доктор в глазах своих помощников?

а) зависть и злость

б) уважение и удивление

в) разочарование и осуждение

 

18. Сколько раз до ампутации конечностей девушке молодой доктор делал подобную операцию?

а) ни разу

б) два раза

в) один раз

 

19. С кем сравнила Анна Николаевна молодого доктора после операции?

а) с Леопольдом Леопольдовичем

б) с Пироговым

в) с Дуайеном

 

20. О чём напоминало врачу подаренное ему полотенце с вышитым петухом?

а) о победе над собственным страхом

б) о первой самостоятельной операции

в) о важном этапе в профессиональной жизни молодого врача

Тема 3. Профессиональное становление начинающего врача: