Внутренняя жизнь сообщества интеллектуалов

 

Интеллектуальная жизнь, как и все остальное, осуществляется в ряде вложенных друг в друга уровней. Начнем с центра — человеческого тела, обладающего сознанием и заряженного эмоциями. Вокруг него имеется интеллектуальная сеть с ее динамикой, рыночные возможности для идей, которые открываются в конкретные периоды времени. Творчество возникает у индивидов, занимающих оптимальные позиции для достижения преимущества в условиях этих возможностей.

Поскольку ситуация имеет конкурентный характер, обладатели лучших шансов обретают стойкое превосходство по уровню значительности творчества; другие вынуждены становиться последователями или соперниками, выбирающими «противоположный галс» по отношению к тому, что уже взят лидерами.

Некоторые из пришедших слишком поздно остаются в роли бросающих вызов и выдавливаются «из сети» посредством этой структуры.

Окружением микроядра является организационная основа, которая предоставляет интеллектуальным сетям возможность существовать. Университеты, издатели, церкви, царственные покровители и все остальные, обеспечивающие материальными ресурсами, задают количество состязающихся на пути к интеллектуальной карьере. Организационная динамика покровительства оказывает влияние на внутреннюю форму интеллектуального поля; особенно судьбоносными являются периоды кризиса, перестраивающие каналы карьерного продвижения и вызывающие реорганизацию пространства внимания, которая становится основой величайших творческих эпох.

Наконец, есть самая большая структура — политические и экономические силы, питающие данные организации. Соответствующий наиболее внешний уровень макропричинности не столько прямо детерминирует виды создаваемых идей, сколько содействует стабильности или изменению в организациях, поддерживающих интеллектуальные карьеры, а это, в свою очередь, формирует сети внутри них.

В центре кругов, «составляющих интеллектуальную жизнь», находится творческий опыт: Гегель за своим столом ночью 12 октября 1806 г. бьется над тем, чтобы закончить «Феноменологию духа», в то время как за его спиной громыхает битва за Йену. Читающий или пишущий интеллектуал одинок, но ментально он не является одиноким. Его идеи нагружены социальной значимостью, поскольку они символизируют членство в существующих и предполагаемых в будущем коалициях интеллектуальной сети. Творческие идеи создаются как новые сочетания, или рефрейминги прежних идей; творческие интуиции интеллектуала определяются ощущениями того, к каким группам эти идеи апеллируют и каким интеллектуальным антагонистам противостоят. Сетевая структура интеллектуального мира перемещается в творческое сознание индивида. Творческие всплески суть эмоциональная энергия, поступающая из воображаемых интерактивных ритуалов.

Мышление — это разговор с воображаемыми аудиториями[14]15. В случае творческого интеллектуала это не просто какая-либо воображаемая аудитория (как «обобщенный другой» Мида в наиболее абстрактном смысле). Высокие степени интеллектуального творчества возникают из реалистической апелляции к существующим или ожидаемым в будущем интеллектуальным аудиториям, а также из предложения таких идей, которые на соответствующем «рынке» будут пользоваться наибольшим спросом. Для этого требуется, чтобы индивидуальный творец хорошо знал свою аудиторию посредством чтения и, прежде всего, путем контактов «лицом к лицу», сплетение которых образует ключевые узлы сети. Успешные интерактивные ритуалы приносят интеллектуалу повышение эмоциональной энергии, происходящее из благоприятного соотношения ресурсов между ним и собеседниками — из обладания культурным капиталом, обеспечивающим принятие интеллектуала в качестве члена группы, и, что самое важное, позволяющим ему захватить центр внимания в группе. Творческие интеллектуалы проводят такие интерактивные ритуалы в своей голове. Эмоциональная энергия успеха в этих воображаемых ритуалах - вот что составляет творческую энергию, способность к устойчивой концентрации, чувство того, что тебя увлекает притяжением потока идей. Данный процесс часто сопровождается чувством экзальтации, потому что это не просто какие-то идеи, а идеи, которые ощущаются успешными.

Это не означает, что интеллектуалы должны осознавать, к кому их идеи будут обращены. Им вообще не нужно думать о мыслящих коллективах; они могут полностью концентрироваться на референции своих мыслей — в философии, математике, социологии, в какой-либо иной области, — и стараться вырабатывать идеи, которые кажутся им наилучшими. Тем не менее социальный смысл в их идеях присутствует, причем именно он направляет интеллектуалов при построении новых идейных комбинаций. Творческий энтузиазм — это не что иное, как эмоциональная энергия, специфическая для интеллектуалов в тех ключевых позициях, в которых они располагают культурным капиталом, апеллирующим к ключевым аудиториям. В нем выражена эмоциональная сторона ожидания того, как интеллектуальное сообщество будет себя реструктурировать в новых коалициях, используя идейные творения человека как новые символы группового членства. Говоря словам Мида, «обобщенные другие» интеллектуальных творцов наиболее жестко закреплены в ядре интеллектуального сообщества; их собственное мышление является скрытым разговором, подтверждающим существование соответствующих интересов других интеллектуалов. Творческий интеллектуал, играя различными идеями, играет, в сущности, различными перегруппировками интеллектуального сообщества, производя новых «обобщенных других» в своем разуме и надеясь на то, что данная интеллектуальная сеть реорганизует себя вокруг этих идей.

Внешняя референция идей также может существовать; я не хочу отрицать возможную реальность содержания интеллектуальных идей помимо их смысла социального членства. (Как бы я мог это сделать, не подрывая истинность моих собственных идей?) Человеческая мысль является двусторонней. Мыслитель находит наилучший доступный путь одновременно через все эти ограничения, сквозь то, что ограничивает, принуждает или привлекает. Идеи попадают в разум человека и преобразуются в аргументацию, которая представляет коалицию членства, дающую наибольшую эмоциональную энергию, доступную в данной сети; в самом этом процессе человек вырабатывает то наилучшее суждение для выражения эмпирической истины, логической аргументации, понятийной адекватности, на которое он только способен. Социальная конструкция идей гораздо глубже, чем простая дихотомия между логикой и «эмпирическими» данными, с одной стороны, и социальными ограничениями, принуждающими связями — с другой. Мы увидим, что логика глубоко социальна, она является скрытым размышлением об истории самих интеллектуальных операций.

В большей части этой книги, при исследовании истории интеллектуальных сетей, мы обычно обнаруживаем, что самые личные и интимные материалы относительно микроуровня социологии мышления недоступны; наш «телескоп» просто не дает возможности навести достаточно четкий фокус. В лучшем случае мы выхватываем долговременные контуры цепочек взаимодействий и их продукты - идеи, которые являются знаменитыми, поскольку они переносились в непрерывных формах и терминах аргументации. Слабое разрешение нашего «телескопа» позволяет легко соскользнуть в овеществление личностей, личных имен, к которым относятся как к субстанциям и которые являются обычными темами интеллектуальной историографии. Но даже там, где нам приходится вглядываться в прошлое через затемненные линзы, давайте постоянно напоминать себе, что нужно мыслить аналитически ту реальность, которая некогда была конкретными человеческими жизнями: потоком микроситуаций, являющимся темой нашего рассказа.

Существует социальная причинность творчества, даже в его потаенном ядре — в содержании новых идей, вспыхивающих в сознании интеллектуалов в творческие моменты. Течение цепочек интерактивных ритуалов детерминирует не просто кто будет творцом и когда, но также, что это будут за творения.

[1] См. теоретико-групповую модель, основанную на изучении научных сообществ молекулярных биологов и социологов в период 1930-70-х гг. [Mullins, 1973; Griffith and Mullins, 1972].

 

[2] Тибетский язык, напротив, содержит естественное различение между глаголом, означающим существование, и глаголом-связкой; это различие не столь ярко выражено в санскрите и полностью отсутствует в греческом [Halbfass, 1992, р. 39]. Дофилософская предрасположенность языка не особенно сильно коррелирует с направленностью мышления, характерной для каждого из данных регионов.

.

[3] Хотя я не довожу сети философов до сегодняшних поколений, в гл. 13 и 14 показаны связи многих из наших предшественников, включая Дюркгейма, Фрейда, Витгенштейна и Гуссерля.

 

[4] См. теоретико-групповую модель, основанную на изучении научных сообществ молекулярных биологов и социологов в период 1930-70-х гг. [Mullins, 1973; Griffith and Mullins, 1972].

 

[5] Данный термин принадлежит Пьеру Бурдьё [Bourdieu, 1979/1984; Bourdieu and Passeron, 1970/1977]. Между моим подходом и подходом Бурдьё существуют некоторые сходные черты. Обе наши работы исходят из эмпирических исследований влияния образования на стратификацию, а также следствий инфляционного рынка образовательных дипломов. В ранней работе я использовал термин культура статусной группы для обозначения того, что называю сейчас культурный капитал [Collins, 1971]. Тем не менее я не согласен с принципом Бурдьё, по которому интеллектуальное поле имеет ту же природу и логику, что и социальное пространство неинтеллектуалов; динамика борьбы за интеллектуальное пространство отчетливо задается законом малых чисел; культурный капитал, характерный для передовой линии интеллектуальной конкуренции,— это не просто культурный капитал образованных людей; он также не является взаимозаменяемым с экономическим капиталом ни в том ни в другом направлении.

[6] Кратковременные разрушительные эмоции лучше всего объяснить, представив их как отступления за нижнюю линию эмоциональной энергии, а значит, они определяются траекторией ЭЭ в любой конкретный период времени Полная теория эмоций должна включать оба уровня См [Collins, 1990], а также в целом о социологии эмоций [Kemper, 1990, Scheff, 1990]

[7] Стиль письма является осадком от течения эмоциональной энергии конкретного вида. Шероховатый и запутанный стиль, полный фальшстартов и сомнительных переходов, исходит из слабого и колеблющегося течения ЭЭ. Автор, который прячет голос говорящего за неприступной стеной абстракций и технических деталей, цепляется за свою принадлежность сообществу специалистов - интеллектуалов, но не в творческом ядре сообщества, а вблизи его внешней границы, заботясь главным образом о том, чтобы отличаться от внешнего округа неспециалистов. Отличительные стили успешных интеллектуалов также являются следами доминирующих у них потоков ЭЭ. Звучные периоды у Гиббона отражают его членство в том мире, где ведущие авторы могли быть парламентскими ораторами и принадлежали к блестящей и состоятельной аристократии. Социальные источники сверхдоверительных стилей Рассела и Витгенштейна анализируются в гл. 13.

[8] В Суньском Китае таковы братья Чэн, вместе обучающиеся и дискутирующие с ранних лет, а затем возглавляющие неоконфуцианское движение. Во Франции конца 1920-х гг. существовал студенческий кружок будущих выдающихся литературных и философских фигур, таких как Жан-Поль Сартр, Поль Низан, Раймон Арон, Симона де Бовуар и Морис Мерло-Понти [Cohen-Solal, 1987, р. 74-75]. В Лондоне начала 1850-х гг. группа юных друзей включала Герберта Спенсера, Т. Г. Гекели, Мэри Энн Эванс (Джорджа Элиота), Джона Тиндаля и Дж. Г. Льюиса, значимому творчеству которых еще предстояло проявиться в будущем. Дружба связывала юных Маркса и Гейне, а также Маркса и Энгельса. Столетиями раньше мы находим одноклассников Декарта и Мерсенна. Эта структура, по-видимому, пересекает границы между разными областями творчества, что вновь говорит о циркулировании здесь не столько культурного капитала, сколько эмоциональной энергии. Мы могли бы сюда добавить дружбу студентов Принстонского университета будущего романиста Ф. Скотта Фицжеральда, критика Эдмунда Уилсона и поэта Джона Пиля Бишопа [Mizener, 1959, р. 36-55]; или юный кружок «Блумсбери», который питал нарождающееся творчество в литературной, художественной и научной областях, прославленное благодаря работам Вирджинии Вулф, Литтон-Стрэчи, Джона Мейнарда Кейнса и др. [Bell, 1972].

 

[9] 9 Строго говоря, для успешного ИРа участникам следует состязаться в сходных КК так, чтобы у них было о чем говорить. Для творческих интеллектуалов КК не могут быть совершенно одинаковы, но должны в достаточной степени перекрываться так, чтобы тот или иной участник мог предложить новый КК другим и КК могли быть перекомбинированы для производства новых идей В уровнях ЭЭ участники не состязаются таким же образом. Для успешного ИРа необходимо как раз то, чтобы относительно высокая ЭЭ была по крайней мере у одного человека, позволяя ему взять инициативу обеспечения самого протекания взаимодействия и вынесения доступного КК на обсуждение Согласно закону малых чисел существует тенденция получения наибольшего внимания одной персоной в каждой интеллектуальной группе; две персоны с очень высокими ЭЭ были бы склонны нивелировать «влияние» друг друга, соревнуясь за внимание Формула для успешного ИРа такова: состязающиеся КК, дополнительные ЭЭ. 

 

[10] 10 Мы можем сделать даже более определенное суждение. Расчет является особым видом сознательного мышления. Поскольку мысль сама по себе определена культурным капиталом КК, эмоциональной энергией ЭЭ и окружающими сетевыми возможностями, существуют структурные условия, в которых через умы индивидов будут проходить такие предложения, как «Что случится, если я это сделаю? Не будет ли лучше, если я...» Мы могли бы также специфицировать условия, в которых индивиды ничего в таком роде не думают, но просто увлечены потоком действия. При течении постоянной энергии, высокой либо низкой, люди склонны следовать своему пути, не размышляя об этом. Вот когда из-за особенностей сетевых позиций потоки энергии становятся остро противоречивыми, тянут в ту и другую сторону, тогда сознательный расчет более вероятен. В пределе, низкий успех в ИР-ах, ведущий к низкой ЭЭ, в сочетании со множественностью непривлекательных возможностей взаимодействия, может парализовать самоотчет. Модель ИР-цепочек, развитая в этом направлении, составила бы социологическую психиатрию.

 

[11]   11 В Соединенных Штатах количество авторов, публикующих коммерческие (продаваемые) книги, составляет ок. 45 000 [Kingstone and Cole, 1986, p. 36]

[12]   12 В теории Куна утверждается наличие фундаментальных различий между теми областями знания, в которых имеются парадигмы (т. е. точными и естественными науками), и теми, в которых их нет (т. е. гуманитарными и социальными «науками») Однако во всех областях оказывается весьма сходной стратификация по творчеству и признанию. Анализ, указывающий на сходные структуры, которые лежат в основе карьер в художественном мире, в работе: [White, 1993], см также. [Kaufer and Carley, 1993], о математиках и социологах см.: [Crane, 1972].

[13] 14 Данный набросок «беседующего искусственного интеллекта» развит в книге [Collins, 1992] Об уровнях ритмической координации в беседе см [Sacks, Schegloff, and Jefferson, 1974, Gregory, 1994]

 

 

[14] 15Это не следует принимать слишком буквально. Мышление производится идеями, исходящими из прошлых разговоров; эти идеи приходят в сознание в той мере, в какой они несут эмоциональную нагрузку, исходящую из социальной солидарности, с которой они были ассоциированы в прошлых беседах. Вербальное мышление не зависит от визуализации кого-либо, говорящего перед аудиторией.

Не следует предполагать, что у некоторых людей (скажем, «интеллектуалов») есть живое воображение, в то время как большинство из нас прозаически совершает свое дело мышления без представления аудитории. Социальный смысл идей — вот что составляет саму возможность человеческого мышления.