Стратификация культурного капитала и эмоциональной энергии

 

Доступ интеллектуалов к ключевому продуктивному капиталу является ограниченным. Опять-таки больше всего мы знаем об ограничивающих структурах для ученых-естественников; это дает нам возможность ясно увидеть те черты, которые стратифицируют любую интеллектуальную область.

Современное естествознание характеризуется высокой конкуренцией и стремительным движением; только тот, кто первым публикует информацию о своем открытии, получает признание. Отсюда происходит свойственная ученым-естественникам тенденция концентрироваться вокруг популярных исследовательских областей. Приз дается за скорость, за добывание ключевых результатов до того, как это сделает кто-либо другой. И преимущество здесь получают те, кто тесно связан в социальных сетях. Данные о неформальных коммуникациях, циркуляции материалов до их официальной публикации показывают, где локализована эта неформальная группа. Членство в сети социального ядра коррелирует с высокой продуктивностью отчасти потому, что оно облегчает быструю передачу культурного капитала.

Если в качестве аутсайдера полностью полагаться лишь на чтение литературы в условиях растущего изобилия статей, то все труднее узнать, где и что смотреть.

Случайный обзор литературы через просмотр журналов или, хуже того, с помощью указателей и реферативных, справочных источников (в печатном или электронном виде), которые скорее перегружают информационные каналы, чем фокусируют их, не приведет читателя к ключевому культурному капиталу, за который следовало бы ухватиться. Нужно опять-таки иметь преимущество — быть интеллектуально и социально связанным с сетевым ядром.

В эмпирических естественных науках инновация зависит от знакомства с последними исследовательскими технологиями [Price, 1986, р. 237-253]. Такое

 

* Сливки (фр.).

** Сливки сливок (фр.).

 

98 • Глава I. КОАЛИЦИИ В РАЗУМЕ

 

знание обычно неразглашаемо и неформально; оно передается скорее через личный контакт, а не через знакомство с опубликованными статьями. Это другой ресурс, монополизируемый теми, кто близок к активному ядру исследовательского сообщества.

Ведут ли эти структуры к более жесткой стратификации современных эмпирических естественных наук в сравнении с другими областями? Большое количество ученых-естественников и их зависимость от дорогих, быстро меняющихся технологий исследования нагнетают темп интеллектуальной конкуренции. Меньшая область, такая как философия, а на самом деле любая из гуманитарных дисциплин не дает таких призов за быстрый доступ к движущемуся фронту быстро устаревающей информации или исследовательского оборудования. Однако степень стратификации культурного капитала может быть приблизительно такой же, поскольку области, движущиеся медленнее, менее дифференцированы по специальностям; то, вокруг чего идет конкуренция, сфокусировано на одних и тех же центральных требованиях интеллектуальной значительности. А здесь уже начинается «давка» («crunch») — ограниченное в размере пространство внимания, которое позволяет только малому числу интеллектуальных позиций быть признанными в любой период времени.

Данные процессы воздействуют на накопление ЭЭ как положительным образом, так и отрицательным. На вершине индивиды с хорошим доступом к культурному капиталу благодаря своему прошлому опыту, наставникам и участию в ключевых социальных сетях имеют высокую ЭЭ. Они с энтузиазмом и преданностью относятся к своей области, работают очень напряженно, в полную меру используют свои возможности и получают очень высокие награды в форме признания. Такие авторы лучше остальных способны отслеживать уровень конкуренции; хотя при этом соперники могут иногда опережать их в публикации результатов, они, как показывает Хагстром, также способны одерживать победу над другими на протяжении весьма длительного времени [Hagstrom, 1965]. Такие индивиды продвигаются в сторону роста уровня ЭЭ (или постоянно поддерживают его высоким). Вот что дает им репутацию «творческих личностей».

На нижнем уровне популяция состоит из временных участников, или транзиентов.

Я бы приписал склонность к переходу, или транзиентность, их низкой ЭЭ, а ее в свою очередь — слабой структурной позиции относительно доступа к ключевому культурному капиталу. Они проявляются как тот «тип человека», у кого всегда неприятности — препятствия, разочарования, семейные и финансовые трудности, всегда, казалось бы, мешающие таким людям завершить свою работу. Это здесь мы находим знакомое блокирование письма у терпящих неудачу интеллектуалов, «вечных диссертантов» из продвинутых старшекурсников. Я истолковываю их проблему как низкий уровень ЭЭ, специфичной для успеха в данной интеллектуальной области. Конфигурации эмоциональной энергии отражают распределение культурного капитала и сетевых возможностей в окружающей их структуре. Эти люди кажутся «бедными лизами», поскольку их ЭЭ для интеллектуального производства постоянно иссякает, делая их неспособными преодолеть неинтеллектуальные трудности.

Интеллектуальные барьеры сами по себе являются существенными. Есть несколько препятствий, которые должны быть преодолены; прохождение самого низкого может показаться большим делом с нижней позиции — с точки зрения аутсайдера, но индивиды с относительно скромным культурным капиталом и эмоциональной энергией, скорее всего, оказываются деморализованы, когда обнаруживают после пройденного еще один барьер, а потом еще и еще. Публикация одной статьи делает человека признанным естествоиспытателем или ученым гуманитарием, но только среди широкого транзиентного сообщества, большинство членов которого, как правило, выпадают из активной деятельности; публикация двух или нескольких статей вводит человека во внешний круг интеллектуально активного мира. Авторы, публикующиеся на этих низких уровнях продуктивности, обычно мало цитируются (а во многих случаях вообще не цитируются); таким образом, надежда на отдачу не материализуется. Даже после публикации нескольких статей шанс получить высокое признание и большое приращение ЭЭ невелик, если человек уже не вошел в ключевые (ядерные) сети. Теперь возникают дальнейшие барьеры: публикация нескольких статей в год в течение пяти лет и, наконец, попадание в верхнюю группу знаменитых авторов. Последний барьер и является «главным убийцей», поскольку структура интеллектуального сообщества, по-видимому, гарантирует, что такие «звезды» всегда будут существовать; однако для широкого большинства уже практикующих ученых или собирающихся ими стать статус такой «звезды» является недостижимой целью. Переживание столкновения с этими барьерами — вот что вызывает высокий уровень транзиентности, выпадения из режима активной научной работы. Даже для индивидов, прорвавшихся к более высоким уровням интеллектуального успеха, борьба продолжается на более узком конкурентном пространстве. Это толкает многих, даже наилучшим образом оснащенных, к тому, чтобы отбросить свои высокие творческие притязания и осесть в роли последователя в каком-нибудь интеллектуальном лагере. Стратификация ЭЭ является более жестко ограничивающей, чем стратификация КК; именно первая превращает вершину интеллектуального мира в столь сильно заостренный пик пирамиды.

Чамблисс дает захватывающий образ различий в рангах достижения в любой состязательной области - интеллектуальной, спортивной или профессиональной [Chambliss, 1989]. Реальностью для тех, кто находится в успешном внутреннем круге, является «земное царство безупречности» («the mundanity of excellence») - гладкое рутинное использование хорошо настроенных ресурсов с надежным знанием того, как от такой деятельности получать отдачу. Тем же, кто находится во внешних кругах, даже во втором конкурирующем ранге, кажется, что обладающие успехом имеют некое таинственное качество, и это чувство различия порождает барьер тревоги, который делает преграду еще более непреодолимой.

 

Социология мышления

 

Социальная структура имеется везде, вплоть до самого нижнего микроуровня. В принципе, кто, что и кому скажет, детерминировано социальными процессами. И это означает, что существует не только социология разговора или беседы, но и социология мышления. Вербальное мышление представляет собой интериоризованный * разговор. Мышление интеллектуалов, творческое или рутинное, в особенности поддается этому виду анализа. Объясняется это тем, что в отличие от большинства обычных мыслей оно оставляет следы: как тут же, в процессе письма, так и более масштабно — в структуре интеллектуальных сетей.

Язык сам по себе является продуктом некоего всеобъемлющего естественного ритуала. Рудиментарный акт говорения включает ингредиенты, перечисленные в начале этой главы: собрание группы, обоюдный фокус внимания, общее чувство; слова — в качестве результата — являются коллективными репрезентациями, нагруженными моральной значимостью. Дюркгейм подчеркивал, что мы распознаем сакральные объекты, чувствуя, что они находятся вовне и имеют принудительный характер, а также испытывая автоматически возникающее возмущение в ответ на насилие по отношению к ним. Именно так мы себя и ведем, когда кто-то неверно употребляет слово, неправильно произносит его или нарушает грамматику, принятую в данной группе.

Слова, как и любой иной компонент культурного капитала, имеют свою историю как результат прохождения через ИР-цепочки. Слова порождаются (или предлагаются новым индивидам) в некоторых ситуациях взаимодействия и нагружаются эмоциональной значимостью, соответствующей степени солидарности в этом конкретном столкновении. Будучи присвоены человеком как часть его «репертуара», они становятся средствами переговоров в последующих ситуациях.

То, как воспринято слово, произнесенное человеком, легко или с затруднением, является способом проверки, будет ли кто-либо еще участвовать с ним в дальнейших ритуалах солидарности; слова являются «аттракторами» («притягивателями») или «отталкивателями», которые направляют человека к конкретным столкновениям или прочь от них.

То же самое касается и других аспектов языка, помимо словаря и произношения.

Координация речевых действий между беседующими, их углубляющаяся ритмическая вовлеченность в конкретное течение беседы формирует непрерывный смысл вербальных жестов от одного столкновения к другому. Микроситуационная координация происходит на нескольких уровнях: во взаимном ожидании и замысле грамматической структуры, в речевых актах, в которых эта структура социально воплощается, в эмоциональных движениях личных отношений, в познавательном измерении того, о чем говорится, в гофманианском «перестрое

 

 

* Перешедший из внешней речи во внутреннюю.

Предсказуемость разговоров • 101

 

нии», или рефрейминге*. Все это составляет социальное действие, придающее разговору смысл. Язык — это не замкнутая социальная вселенная; он может быть использован для указания на вещи или для координации практических действий. Делает он это или нет, но язык работает только потому, что содействует выработке дюркгеймианской солидарности. Это позволяет социологически интерпретировать философское различение смысла и референции [Dummett, 1978, p. 441-454]. Референция слов — это их указание на что-либо вне данной части беседы; смысл слов (а также предложений и разговора в целом) является их символической связью с социальной солидарностью, а значит, с прошлыми историями и текущим использованием в цепочках интерактивных ритуалов. Конкретные речевые акты не всегда могут иметь референцию; но речи (дискурса) вообще не может быть, если в ней нет интерактивно-ритуального смысла.

 

Предсказуемость разговоров

 

Именно потому, что язык имеет социальный смысл (а в некоторых случаях также и внешнюю референцию), разговоры в принципе предсказуемы. Я утверждаю это даже вопреки подчеркиванию Хомским бесконечных разнообразий предложений, которые могут быть сказаны и распознаны; и конечно же, есть множество практических трудностей для занятия позиции, позволяющей предсказывать то, что люди собираются сказать. Тем не менее, если бы мы знали некоторые общие характеристики культурного капитала любых двух индивидов, их эмоциональные энергии, а также позиции на рынке возможных взаимодействий, мы могли бы предсказать многое из того, что они скажут друг другу. В ситуациях, когда мы осведомлены о многих из таких элементов (например, встречи за коктейлем с коллегами по профессии, а особенно с теми из новых знакомых, которые пока не имеют ничего общего с остальными, кроме основного занятия), мы часто находим, что разговоры предсказуемо стереотипны. И это действительно так, несмотря на наше обычное ограничение знанием только собственных ритуальных ингредиентов, в то время как полная предсказуемость потребовала бы от нас такого знания относительно обеих сторон.

В целом разговор детерминирован следующим образом. Позиции индивидов на социальных рынках (их прошлый успех и текущие возможности в торге за членство в столкновениях различных социальных рангов) детерминируют, насколько сильно они привлечены к каждому конкретному столкновению, возникающему между ними, либо отвращены от этих столкновений, либо безразличны

 

* [Goffman, 1959]. См. раздел «Перестроения в ходе исполнения» в русском переводе книги: Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000. С. 231-250.

 

102 • Глава 1. КОАЛИЦИИ В РАЗУМЕ

 

по отношению к ним. Некоторые сочетания людей в итоге обоюдной мотивации продолжают то взаимодействие, которое происходило между ними в прошлый раз; некоторые люди жаждут взаимодействия с другими, особенно с людьми высокого ранга; другие пресыщены взаимодействиями и безразличны к персонам более низкого ранга. (Я не пытаюсь описать исчерпывающим образом все имеющиеся здесь структурные возможности.)

Степень сетевой привлекательности, ощущаемой индивидами, будет детерминировать выбор ими лингвистических актов. Человек выбирает слова, фразы, стиль речи, которые подходят для того типа группового членства, относительно которого он пытается вести переговоры или своего рода «социальный торг». Собеседник делает то же самое. В ходе этих переговоров каждый участник, исходя из символов, «выставляемых» остальными, узнает нечто большее о внутренней «паутине» групповых членств, которые представляются в беседе. По ходу разговора «акции членства» колеблются вверх и вниз, и это меняет сиюминутную мотивацию участников, которые могут продолжить разговор, сменить уровень эмоциональной вовлеченности или же закончить беседу.

Разговор детерминирован, поскольку индивиды выбирают те языковые акты, которые соответствуют их «рыночным» мотивациям. Каждое высказывание является тактическим ходом, предлагающим контекст группового членства, к которому оно взывает, а также уровень интимности для личных отношений.

Слушатель подхватывает то, что было предложено, чувствует какую-то степень привлечения или отторжения с учетом предшествующих ресурсов и текущей «рыночной» ситуации и выбирает ответ, который является контрпредложением в этом социальном торге. Высказывания соединены в цепочку посредством скрытого смысла групповой принадлежности и интимности; зная позицию индивида в социальных сетях и, таким образом, его мотивации, мы можем предсказать, что этот человек скажет в ответ на каждое предыдущее высказывание.

Я вовсе не имею в виду, что люди обычно вовлечены в сознательный расчет, думая о смыслах групповой принадлежности и выбирая из своего репертуара нечто подходящее тому уровню членства или интимности, которого они хотели бы достичь. Когда люди разговаривают, они сознают, главным образом, то, о чем они беседуют (т. е. референцию беседы), и только бессознательно ощущают социальные мотивации, детерминирующие, что и как они говорят (т. е ее смысл).

Лишь когда люди попадают в ситуацию, где они испытывают затруднение и в ее продолжении, и в том, чтобы из нее выпутаться, они начинают осознавать себя и преднамеренно рассчитывают, что именно сказать и какой будет социальный эффект от этого. Некоторые люди, конечно же, могут поступать так довольно часто (стеснительные подростки в сексуальных переговорах, социальные карьеристы, политики); особые сетевые позиции делают уровень их самосознания более высоким, чем обычно.

Предсказуемость мышления

 

Мышление есть, главным образом, интериоризированный разговор. То, о чем мы думаем, является отражением того, о чем мы разговариваем с другими людьми, и того, о чем мы общаемся с ними через статью или доклад. Совмещая эту предпосылку с теорией эмоциональной энергии, порожденной взаимодействием, мы можем сказать, что мыслимое человеком детерминировано интенсивностью его недавнего опыта ИР-ов, а также теми взаимодействиями, которые он ожидает в ближайшем будущем.

Мышление движимо эмоциональным грузом символов, заряженных динамикой рынков социального членства. Эмоциональная энергия индивида в любой данный момент отбирает символы, дающие ему оптимальное чувство групповой принадлежности. Мышление человека является разыгрываемой в его сознании пьесой социального членства. Это маневрирование ради наилучшей символической отдачи, которую может получить человек, используя потоки энергии, происходящие из недавних социальных взаимодействий и ожиданий будущих столкновений. Символы заряжены с различной интенсивностью, которая зависит от степени эмоциональной солидарности, реально существовавшей в ритуальной ситуации. По этой причине сразу же после интенсивного ритуального участия сознание человека остается по-прежнему полным побуждающих мыслей, символов, оставленных только что прошедшей ситуацией, которые как бы зависают в его сознании, причем запечатлеваются с необычайной силой. Потрясающий матч оставляет толпу зрителей возбужденной и готовой часами говорить об этой игре, а при отсутствии реальных разговоров заставляет людей мысленно к ней возвращаться. То же самое верно и для сильной политической речи, эмоциональной религиозной службы или, на более интимном уровне, личной беседы, которая существенно меняет динамику эмоциональной энергии человека.

Сходное влияние оказывают ожидаемые взаимодействия. Когда человек знает, что ему предстоят определенные виды столкновений, тогда мысли, пригодные для социальных отношений, о которых он хочет вести переговоры, или социальный торг, иными словами, те содержания, которые будут вызваны его рыночной мотивацией в данной ситуации, начинают прибывать в его сознание мощным потоком. Гипотеза такова: чем сильнее для индивида эмоциональная значимость ожидаемого столкновения, тем более наполнены его мысли воображаемой репетицией ожидаемого разговора. Человек обычно не осознает подобную репетицию как таковую; соответствующее содержание является просто тем, о чем он думает.

Чтобы понять силу этой социальной причинности, давайте представим конструирование такого искусственного интеллекта (ИИ), который мыслил бы как человек. Вместо заполнения его программами для информационного процессора мы начнем работу извне вовнутрь. Ключевой способностью теперь будет осуществление интерактивных ритуалов. Наш социологический ИИ (назовем его ИР-ИИ) должен быть обеспечен элементарной способностью фокусировать внимание и разделять общие эмоциональные настроения, затем сохранять результаты каждого сильно фокусированного взаимодействия в качестве маркеров социального членства. Такой ИИ должен представлять собой нечто большее, чем компьютер с монитором и клавиатурой; у него должно быть некоторого рода тело, способное распознавать и продуцировать эмоции. Наиболее естественный способ сделать это — снабдить его электронным ухом и голосовым прибором, способным настраиваться на ритмические узоры, или паттерны, человеческой речи, и имитировать их. Тогда вначале наш ИР-ИИ будет осуществлять ИР-ы на наиболее элементарном уровне, синхронизируя голосовые ритмы с его собеседником Фокусом внимания в ИРе будет просто сама вокальная координация, содержание тех паттернов, ритмический резонанс с которыми был достигнут наилучшим образом, было бы сохранено в качестве символов этого момента социальной солидарности. Такой ИР-ИИ можно представить как «ребенка», ритмически аукающего при взаимодействии со своими родителями-людьми[13]14.

Цель такого младенческого ИР-ИИ состоит в выстраивании разговорного репертуара, следующего ритуальной координации очередности высказываний в беседе. Способность говорить и вербальный репертуар ИР-ИИ будут не запрограммированы, но выстроены через его историю ИР-ов. Наш ИР-ИИ будет сохранять речевые паттерны в памяти, ранжируя каждый соответственно его ЭЭ нагруженности, т. е некоторому числу, варьирующему вместе с интенсивностью ритмической координации во взаимодействии. Это и был бы его «культурный капитал». В точности так же, как у людей в их ИР-ах, ЭЭ-нагруженность символов является наибольшей в тот момент, когда происходит ИР, затем она постепенно угасает в последующие дни и недели, если не используется вновь в другом успешном ИР-е Элементы памяти, которые не сопровождаются непрерывными социальными эмоциями, блекнут и исчезают.

Последуем в нашем мыслительном эксперименте к той точке, в которой наш ИР-ИИ способен к полноценному разговору Прыжок к мышлению заключается просто в том, чтобы оставить этот ИР-ИИ в уединении, без человеческих контактов, и заставить его осуществлять беседы с самим собой. Он запрограммирован на поиск в памяти партнеров, с которыми недавно разговаривал, и «вытягивает» тех, у кого наивысшая ЭЭ, измеряемая уровнем успешной ритмической координации в этих беседах. В своем репертуаре он ищет культурный капитал для таких тем, которые приносили бы наилучшую ЭЭ-отдачу, и использует их для построения высказываний в своей внутренней беседе.

Такой ИР-ИИ был бы полностью открытым. Любой из разговоров, которые он ведет с другими людьми, и любая из внутренних бесед, которыми он занят в качестве собственного мышления, может заполнить любую вариацию из громадного разнообразия человеческой речи. То, о чем он говорит, и то, о чем он думает, будет зависеть от того, с кем он взаимодействует. Чтобы стать философом, он должен беседовать с философами; чтобы стать социологом, он должен беседовать с социологами. Каким образом он мог бы стать первоклассным творческим интеллектуалом? Тем же способом, что и человек: он должен был бы вступить в сетевой контакт с ключевыми кружками предыдущего поколения творческих интеллектуалов, будучи введенным в центральные линии аргументации в спорах между соперничающими группами. Он должен ухватить смысл точек кристаллизации в этой сети, играя на законе малых чисел и учитывая смещение фокуса пространства внимания. Он делал бы это не с помощью какой-либо формы особо изощренного расчета сетевых позиций, но будучи частью этой сети, настраиваясь на изменчивые уровни ЭЭ в единицах КК, которые составляют поток этой энергии в разговорах. Наш социологический искусственный интеллект творит, конструируя новую беседу, сочетающую культурный капитал нескольких групп так, чтобы максимизировать уровень ЭЭ каждой, объединяя отдельные разговорные ритуалы в один мощно сфокусированный ритуал, управляющий вниманием сети.

Он творит, создавая новую коалицию в разуме.