Решительность без кровожадности, активность без агрессии

 

Возвращаясь к истории Бессонова, можно ответить еще одно качество его личности: решительность Бессонова не означала наличия у него кровожадности. Решительность не отрывалась от любви.

 

Расширить данную тему можно размышлениями о силе напряжения, называемой на греческом языке «тимос» (горю, пламенею). Сила тимос в случае страстного заражения становится гневом. В случае же победы над страстью гнева у человека появляется возможность, сохраняя силу напряжения в активном состоянии, не омрачать при пользовании ею своего ума.

В этом смысле примечателен пример святого благоверного князя Александра Невского. Он был не только непревзойденным воином, но и мудрым правителем. Его пример в первой части статьи «Три силы» противопоставляется образу берсерков, воинов, приводивших себя перед боем в состояние повышенной агрессии, неистовости и свирепости (см. главу «Стремление к цели и учение святых отцов о трех силах»).

Силу тимос можно обозначить как силу напряжения, стремления к цели, преодоления препятствий, стоящий на пути к цели. О этой силе и о том, каким образом она очищается, см. подробнее в первой части статьи, полное название которой таково: «Три силы: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)» [35].

 

Однажды красноармеец был на мушке его винтовки, но Бессонов не хотел стрелять. Стрелять от отказался не по причине неумения применять оружие или страха перед бой столкновением, стрелять он был обучен. «Несмотря на опасность, – рассказывал он, – у меня не было никакого волнения, то есть до противности. … За все время похода у меня ни разу не екнуло сердце». Стреляя, он сознательно перевел винтовку с красноармейца, и выстрелом отбил кусочек печки.

Примечателен результат: сидевшие в засаде бросились бежать. Если бы Бессонов убил бы красноармейца, то, кто знает, не приняли бы прочие красноармейцы бой. А если бы приняли, то кто знает, чем бы он закончился, ведь численный перевес был на их стороне.

Размышляя о своем поступке, Бессонов думал, что год назад он был свой поступок квалифицировал бы как мягкотелость. Его размышления с темы единичного выстрела переходят в плоскость мировоззренческую. «Что легче: стрелять или удержаться? Плюнуть на все и идти к намеченной цели или поставить себя в рамки хотя бы людских, компромиссных, но все-таки нравственных законов?

Порок или достоинство – быть с мягкой душой? Размягчать ее нужно или, наоборот, заставить ее огрубеть? Гнать всякую сентиментальность, гнать про­щение, любовь и... Бога?» И в оконцовке размышлений он все-таки решил, что не сойдет с пути, «который указал Христос».

Или – еще пример. Вот из-за кустов показалась лодка, возле которой возилось двое красноармейцев. По форме, в которую они были одеты, Бессонов узнал конвоиров дивизиона, охранявшего заключенных того отделения концлагеря, в котором Бессонов находился. Он задал себе вопрос: «Стрелять или нет?» С одной стороны, убив красноармейцев он приобрел бы оружие и патроны, в которых нуждалась группа. «Но сейчас же, – писал он, – другой голос заговорил гораздо яснее, проще и убедительнее: просто глупо убивать человека после того, что ты прошел, и неужели так мало веры в Бога, чтобы можно было из-за какой-то винтовки и 15 патронов убить человека».

Соблазн убить отпал. Наблюдая за красноармейцами, севшими в лодку и отправившихся патрулировать реку, через которую должна была перейти группа, он подумал: «Глупые, очень глупые, но все-таки милые моему сердцу русские бараны. Душа у них не потеряна, но путь их неправилен, порядка и воли у них нет» (с этими размышлениями можно сопоставить мысли, которым он предавался еще в лагерном бараке: «Ошибка оказалась в корне: Бога нет... Нет духа в человеке... Нет любви... Нет человека – и остался зверь»).