Космические мотивы в поэзии С. Есенина

"Космос" — (от греч. порядок, мироздание) в мифологической и мифологизированной раннефилософской традиции мироздание, понимаемое как целостная, организованная в соответствии с определенным законом вселенная.

 

Всем мифологическим системам присущ общий набор черт, определяющих космос. Он противостоит хаосу и всегда вторичен. Взаимоотношения космоса и хаоса осуществляются не только во времени, но и в пространстве. И в этом случае космос нередко представляется как нечто включенное внутрь хаоса, который окружает космос извне. Космический закон еще более тесно связывает космос и человека (макрокосм и микрокосм).

 

Космические мотивы можно встретить в творчестве многих поэтов, есть они и у Есенина. У него практически в каждом стихотворении присутствуют небесные явления, космические пейзажи. Так, например, месяц (луна) упоминается в 52 стихотворениях, солнце (10), звезды (32), небо (14).

 

Если в мифологизированных понятиях вертикальная структура космоса трехчленна и состоит из верхнего мира (небо), среднего (земля) и нижнего (подземное царство), то у С. Есенина космическая модель мира двухчленна (небо и земля). К первому — верхнему миру — относятся небесные явления (небо, солнце, луна, звезды), ко второму ярусу — среднему — относятся земля, деревья, животные, человек, жилищные и другие строения. Эти ярусы очень тесно взаимосвязаны.

У лесной поляны — в свяслах копны хлеба,
Ели, словно копья, уперлися в небо.
("Задымился вечер…", 1912 г.)

Погасло солнце. Тихо на лужке.
("Табун", 1915 г.)

Гляну в поле, гляну в небо —
И в полях и в небе рай.
("Гляну в поле…", 1917 г.)

В три звезды березняк над прудом…
("Я покинул родимый дом…", 1918 г.)

Дом, являясь центром вселенной, связан с космосом через крышу.

От луны свет большой
Прямо на нашу крышу.
("Вот уж вечер. Роса…", 1910 г.)

Луна над крышей, как злат бугор.
(" Под красным вязом крыльцо и двор…", 1915 г.)

Галочья стая на крыше
Служит вечерню звезде.
("Вот оно, глупое счастье…", 1918 г.)

Выйдя из дома и отправившись в путешествие, лирический герой также ощущает свою связь со вселенной. Здесь вступает в силу "закон микрокосма и макрокосма". Человек — своего рода микрокосм, со всеми своими ощущениями, впечатлениями. Эти впечатления он получает из взаимодействия с природой, с другими людьми, то есть из макрокосма.

Хочу концы земли измерить,
Доверясь призрачной звезде.
("Пойду в скуфье смиренным иноком…", 1914 г.)

Манит ночлег, недалеко от хаты,
Укропом вялым пахнет огород,
На грядки серые капусты волноватой
Рожок луны по капле масло льет.
("Голубень", 1916 г.)

Не гнетет немая млечность,
Не тревожит звездный страх
Полюбил я мир и вечность,
Как родительский очаг
("Не напрасно дули ветры…", 1917 г.)

Животные в произведениях Есенина также являются частью вселенной и их переживания, мироощущения также связаны с космосом. Например, в стихотворении "Песнь о собаке" автор показывает боль животного, его страдания посредством космических мотивов.

Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
(1915 г.)

Золотою лягушкой луна
Распласталась на тихой воде.
("Я покинул родимый дом…", 1918 г.)

Метафора в этих случаях возникает по форме, фигуре, силуэту. Но луна — это не только небесное тело, но еще и лунный свет, который вызывает у лирического героя различные настроения.

Свет луны, таинственный и длинный
Плачут вербы, шепчут тополя.
Но никто под окрик журавлиный

Не разлюбит отчие поля.
("Спит ковыль…", 1925 г.)

Синий туман. Снеговое раздолье,
Тонкий лимонный лунный свет.
("Синий туман…", 1925 г.)

Неуютная жидкая лунность
И тоска бесконечных равнин…
("Неуютная жидкая лунность…", 1925 г.)

Космические мотивы тесно соседствуют и с религиозными.

С голубизны незримой кущи
Струятся звездные псалмы.
("Не ветры осыпают пущи…", 1914 г.)

Тихо — тихо в божничном углу,
Месяц месит кутью на полу.
("Нощь и поле, и крик петухов.", 1917 г.)

В этом стихотворении "месяц" и "кутья" взаимосвязаны древними поверьями. Месяц — в народных представлениях ассоциируется с загробным миром, а кутья — блюдо, которое готовят для поминок умерших людей. Также в произведениях наряду с небесными явлениями упоминаются и "райские жители":

О матерь божья,
Спади звездой
На бездорожье,

В овраг глухой.
("О матерь божья…", 1917 г.)

"О дево Мария! —
Поют небеса.
("Октоих", 1917 г.)

Религиозные обряды и праздники:

Свечкой чисточетверговой
Над тобой горит звезда.
("Серебристая дорога", 1918 г.)

В произведениях на революционную тематику Есенин вновь обращается ко "вселенскому" пространству, пытаясь понять и переосмыслить происходящие события:

Но знайте,
Спящие глубоко:
Она загорелась

Звезда Востока!
("Певущий зов", 1917 г.)

Небо — как колокол,
Месяц — язык,
Мать моя — родина,
Я — большевик.
("Иорданская голубица", 1918 г.)

а также стихотворения "Небесный барабанщик" (1918 г.) и "Пантократор" (1919 г.). Есенин, описывая небесные светила, обращается к фольклорной тематике в отношении к небесным светилам. Например, в стихотворении "Марфа — посадница" (1914 г.).

Не сестра месяца из темного болота
В жемчуге кокошник в небо запрокинула, —
Ой, как выходила Марфа за ворота…

В фольклоре "сестра месяца" — солнце, которое противопоставлено ему как источник жизни, тепла и света.

 

Таким образом, рассмотрев лирику С. Есенина мы видим, что поэт обращается к космическим мотивам с тем, чтобы осмыслить какие-то события, понять окружающий мир.

"ДРЕВЕСНЫЕ МОТИВЫ" ЛИРИКИ С. ЕСЕНИНА

Природа — всеобъемлющая, главная стихия творчества поэта. Многие стихи раннего С. Есенина проникнуты ощущением неразрывной связи с жизнью природы (" Матушка в Купальницу …", " Не жалею, не зову, не плачу …"). Поэт постоянно обращается к природе, когда высказывает самые сокровенные мысли о себе, о своем прошлом, настоящем и будущем. В его стихах она живет богатой поэтической жизнью. Подобно человеку она рождается, растет и умирает, поет и шепчет, грустит и радуется.

 

Природа у Есенина антропоморфна: березки уподобляются девушкам, клен — подвыпившему сторожу, лирическому герою. Образ природы строится на ассоциациях из деревенского крестьянского быта, а мир человека раскрывается обычно через ассоциации с жизнью природы.

Одухотворение, очеловечивание природы свойственно народной поэзии. «Древний человек почти не знал неодушевленных предметов, — отмечает А. Афанасьев, — всюду находил он разум, и чувство и волю. В шуме лесов, в шелесте листьев ему слышались те загадочные разговоры, которые ведут между собой деревья».

 

Центральным, всеобъемлющим понятием поэтических воззрений славян, согласно, А. Афанасьеву, является образ мирового древа или "древа жизни", олицетворяющий собой мировую гармонию, единство всего сущего. Таков этот образ в народной поэзии, таков он и в поэтике Есенина, вот почему в центре многих стихотворений С. Есенина оказался образ дерева.

 

Поэт с детских лет впитал в себя это народное мировосприятие, можно сказать, что оно образовало его поэтическую индивидуальность.

 

«Все от древа — вот религия мысли нашего народа… Древо — жизнь. Вытирая лицо свое о холст с изображением древа, наш народ немо говорит о том, что он не забыл тайну древних отцов вытираться листвою, что он помнит себя семенем надмирного дерева и, прибегая под покров ветвей его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках своих хоть малую ветвь его, чтоб, подобно древу, он мог осыпать с себя шишки слов и дум и струить от ветвей рук тень-добродетель», — писал С. Есенин в своем поэтико-философском трактате «Ключи Марии».

 

В древних мифах образ дерева был многозначен.

 

Древо, в частности, символизировало жизнь и смерть (цветущее или сухое), древние представления о вселенной (верх — небо, низ — подземное царство, середина — земля), древо в целом могло сопоставляться с человеком (голова — вершина, уходящая в небо, ноги — корни, ощущающие крепость в земле, раскинутые руки, подобно ветвям, обнимают мир вокруг). Итак, древо — мифологический символ, обозначающий вселенную, гармонию вселенной.

 

Впрочем, для Есенина уподобление человека дереву больше, чем «религия мысли»: он не просто веровал в существование узловой завязи человека с миром природы, он сам себя чувствовал частью этой природы.

 

Есенинский мотив «древесного романа», выделенный М. Эпштейном, восходит к традиционному мотиву уподобления человека природе. Опираясь на традиционный троп «человек-растение», Есенин создает «древесный роман», герои которого — клен, березы и ивы.

 

Очеловеченные образы деревьев обрастают «портретными» подробностями: у березы — «стан, бедра, груди, ножка, прическа, подол, косы», у клена — «нога, голова».

Так и хочется руки сомкнуть
Над древесными бедрами ив.
("Я по первому снегу бреду…", 1917 г.)

Зеленая прическа,
Девическая грудь,
О тонкая березка,
Что загляделась в пруд?
("Зеленая прическа", 1918 г.)

Я не скоро, не скоро вернусь!
Долго петь и звенеть пурге.
Стережет голубую Русь
Старый клен на одной ноге.
("Я покинул родимый дом…", 1918 г.)

По словам М. Эпштейна, «береза во многом благодаря Есенину стала национальным поэтическим символом России. Другие излюбленные растения — липа, рябина, черемуха».

 

Из рассмотренных 339 стихотворений С. Есенина в 199 стихотворениях есть упоминание того или иного дерева.

 

Береза наиболее часто становится героиней его произведений — 47. Далее идут ель (17), клен (15), черемуха, ива, сосна (14), липа (11), тополь, осина(10), рябина (9), верба (8), яблоня (7), сирень (6), ракита (5), калина (4), дуб (3), ветла (3), ольха и кедр (1).

 

Самые сюжетно протяженные, самые значимые в поэзии Есенина это все же березы и клен.

Береза в русской народной и классической поэзии является национальным символом России. Это одно из наиболее почитаемых у славян деревьев. В древних языческих обрядах береза часто служила «майским деревом», символом весны.

 

Есенин при описании народных весенних праздников, упоминает березу в значении этого символа в стихотворениях "Троицыно утро…" (1914 г.) и "Зашумели над затоном тростники…" (1914 г.)

Троицыно утро, утренний канон,
В роще по березкам белый перезвон.

В стихотворении "Зашумели над затоном тростники" идет речь о важном и увлекательном действе семицко–троицкой недели — гадании на венках.

Погадала красна девица в семик.
Расплела волна венок из повилик.

Девушки плели венки и бросали их в реку. По далеко уплывшему, прибившемуся к берегу, остановившемуся или потонувшему венку судили об ожидавшей их участи (дальнее или ближнее замужество, девичество, смерть суженого).

Ах, не выйти в жены девушке весной,
Запугал ее приметами лесной.

Радостная встреча весны омрачена предчувствием приближающейся смерти "на березке пообъедена кора". Дерево без коры погибает, а здесь ассоциация "березка — девушка". Мотив несчастья усиливается использованием таких образов как "мыши", "ель", "саван".

 

В стихотворении "Зеленая прическа" (1918 г.) очеловечивание облика березы в творчестве Есенина достигает полного развития. Береза становится похожей на женщину.

Зеленая прическа,
Девическая грудь,
О тонкая березка,
Что загляделась в пруд?

Читатель так и не узнает, о ком это стихотворение — о березке или о девушке. Потому что человек здесь уподоблен дереву, а дерево человеку.

 

В таких стихотворениях, как "Не жалею, не зову, не плачу…" (1921 г.) и "Отговорила роща золотая…" (1924 г.), лирический герой размышляет о прожитой жизни, о молодости:

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
…И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

"Яблонь дым" — цветение деревьев весной, когда все вокруг возрождается к новой жизни. "Яблоня", "яблоки" — в народной поэзии это символ молодости — "молодильные яблоки", а "дым" — символ зыбкости, мимолетности, призрачности. В сочетании они означают мимолетность счастья, юности. К этому же значению примыкает и береза – символ весны. "Страна березового ситца" — это "страна" детства, пора самого прекрасного. Недаром Есенин пишет "шляться босиком", можно провести параллель с выражением "босоногое детство".

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

Перед нами символ скоротечности человеческой жизни. В основе символа лежит троп: «жизнь — пора цветения», увядание — приближение смерти. В природе все неизбежно возвращается, повторяется и заново зацветает. Человек, в отличие от природы, однократен, и его цикл, совпадая с природным, уже неповторим.

С образом березы тесно переплетается и тема Родины. Каждая есенинская строка согрета чувством безграничной любви к России. Сила лирики поэта заключается в том, что в ней чувство любви к Родине выражается не отвлеченно, а конкретно, в зримых образах, через картины родного пейзажа.

Это можно увидеть в таких стихотворениях как "Белая береза" (1913 г.), «Возвращение на Родину» (1924 г.), "Неуютная жидкая лунность" (1925 г.).

Клен, в отличие от других деревьев, не имеет столь определенного, сформированного образного ядра в русской поэзии. В фольклорных традициях, связанных с древними языческими ритуалами, он не играл значительной роли. Поэтические воззрения на него в русской классической литературе в основном складываются в 20 веке и поэтому еще не приобрели ясных очертаний.

Образ клена наиболее сформирован в поэзии С. Есенина, где он выступает как своего рода лирический герой «древесного романа». Клен — это разудалый, слегка разухабистый парень, с буйной копной непричесанных волос, так как у него круглая крона, похожая на копну волос или на шапку. Отсюда и мотив уподобления, то первичное сходство, из которого развился образ лирического героя.

Оттого что тот старый клен
Головой на меня похож.
("Я покинул родимый дом …", 1918 г.)

В стихотворении "Сукин сын" (1924 г.) лирический герой грустит об ушедшей юности, которая «отшумела»,

Как подгнивший под окнами клен.

В народной поэзии гнилое или засохшее дерево это символ горя, потери чего-то дорогого, что уже не вернуть.

Герой вспоминает свою юношескую любовь. Символом любви здесь выступает калина, с ее "горькой" семантикой, она сочетается к тому же с "желтым прудом". Желтый цвет в суевериях народа является символом разлуки, горя. Поэтому можно сказать, что расставание с любимой девушкой уже было предначертано самой судьбой.

Клен или явор в этнологических преданиях славян дерево, в которое превращен человек ("заклят"). С. Есенин также антропоморфизирует клен, он предстает как человек со всеми присущими ему душевными состояниями и периодами жизни. В стихотворении «Клен ты мой опавший…» (1925 г.) лирический герой подобен клену своей разудалостью, он проводит параллель между собой и кленом:

И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.

Даже не всегда понятно о ком идет речь в этом стихотворении - о человеке или дереве.

Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.
Сам себе казался я таким же кленом…

Напоминая клен своей «беззаботно-кудрявой головой», тополь вместе тем аристократически «строен и прям». Эта стройность, устремленность ввысь является отличительной чертой тополя, вплоть до поэзии наших дней.

В стихотворении «Село» (1914 г.) С. Есенин сравнивает листья тополя с шелком:

В шелковых листьях тополя.

Это сравнение стало возможным от того, что у тополя листья имеют двойную структуру: снаружи листья блестяще-зеленые, будто отполированные, с внутренней стороны – матово-серебристые. Шелковая ткань тоже имеет двойную расцветку: правая сторона блестящая, гладкая, а левая — матовая и невыразительная. Когда шелк переливается, то оттенки цвета могут меняться, так же и листья тополя при ветре переливаются зеленовато-серебристым цветом.

Тополя растут вдоль дорог и поэтому они иногда ассоциируются с босоногими странниками. Эта тема странничества отражена в стихотворении «Без шапки, с лыковой котомкой…» (1916 г.).

Лирический герой — странник «бредет» «под тихий шелест тополей». Здесь странник-человек и странник-дерево перекликаются, дополняют друг друга для достижения большей тонкости в раскрытии темы.

В произведениях Есенина тополя тоже знак Родины, как и береза.

Прощаясь с домом, уезжая в чужие края, герой грустит о том, что

Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
("Да! Теперь решено…", 1922 г.)

Иву называют «плакучей». Образ ивы более однозначен и имеет семантику меланхоличности.

В русской народной поэзии ива — символ не только любовной, но и всякой разлуки, горя матерей, расстающихся со своими сыновьями.

В поэзии С. Есенина образ ивы традиционно ассоциируется с грустью, одиночеством, с разлукой. Эта грусть по прошедшей юности, по утере любимого человека, от расставания с родиной.

Например, в стихотворении «Нощь и поле, и крик петухов…» (1917 г.)

Здесь все так же, как было тогда,
Те же реки и те же стада.
Только ивы над красным бугром
Обветшалым трясут подолом.

 

«Обветшалый подол ив» — прошлое, старое время, то, что очень дорого, но то, что больше никогда не вернется. Разрушенная, исковерканная жизнь народа, страны.

В этом же стихотворении упоминается и осина. Она подчеркивает горечь, одиночество, так как в народной поэзии всегда является символом печали.

В других стихотворениях ива, как и береза, является героиней, девушкой.

И вызванивают в четки
Ивы — кроткие монашки.
("Край любимый…", 1914 г.)

Так и хочется руки сомкнуть
Над древесными бедрами ив.
("Я по первому снегу бреду…", 1917 г.)

Лирический герой, вспоминая свою юность, грустя о ней, также обращается к образу ивы.

И мне в окошко постучал
Сентябрь багряной веткой ивы,
Чтоб я готов был и встречал
Его приход неприхотливый.
(«Пускай ты выпита другим…», 1923 г.)

Сентябрь — это осень, а осень жизни это скорый приход зимы — старости. Этот "возраст осени" герой встречает спокойно, хотя и с небольшой грустью об "озорной и непокорной отваге", потому что к этому времени он приобрел жизненный опыт и на окружающий его мир смотрит уже с высоты прожитых лет.

Все то, чем дерево выделяется среди других форм растительности (крепость ствола, могучая крона), выделяет дуб среди других деревьев, делая как бы царем древесного царства. Он олицетворяет собой высшую степень твердости, мужества, силы, величия.

Высокий, могучий, цветущий — характерные эпитеты дуба, который у поэтов выступает как образ жизненной мощи.

В поэзии С. Есенина дуб не такой постоянный герой, как береза и клен. Дуб упоминается всего в трех стихотворениях ("Богатырский посвист", 1914 г.; «Октоих» 1917 г.; «Несказанное, синее, нежное…» 1925 г.)

В стихотворении «Октоих» упоминается Маврикийский дуб. Есенин впоследствии объяснял значение этого образа в своем трактате "Ключи Марии" (1918 г.) "… то символическое древо, которое означает "семью", совсем не важно, что в Иудее это древо носило имя Маврикийского дуба…"

Под Маврикийским дубом
Сидит мой рыжий дед…

Введение образа Маврикийского дуба в это стихотворение не случайно, так как в нем говорится о родине:

О родина, счастливый
И неисходный час!

о родных —

" мой рыжий дед ".

Этот дуб как бы обобщает все то, о чем хотел написать поэт в этом произведении, то, что семья — это самое главное, что может быть у человека.

Образ "семьи" здесь дан в более широком смысле: это и "отчий край", и "родные могилы", и "отчий дом", то есть все, что связывает человека с этой землей.

В стихотворении "Богатырский посвист" Есенин вводит образ дуба, чтобы показать мощь и силу России, ее народа. Это произведение можно поставить в один ряд с русскими былинами о богатырях. Илья Муромец и другие богатыри, шутя, играючи валили дубы. В этом стихотворении мужик тоже "насвистывает", и от его свиста

задрожали дубы столетние,
На дубах от свиста листья валятся.

Хвойные деревья передают иное настроение и несут иной смысл, чем лиственные: не радость и грусть, не различные эмоциональные порывы, но скорее таинственное молчание, оцепенение, погруженность в себя.

Сосны и ели представляют собой часть угрюмого, сурового пейзажа, вокруг них царит глушь, сумрак, тишина. Несменяемая зелень вызывает ассоциации хвойных деревьев с вечным покоем, глубоким сном, над которым не властно время, круговорот природы.

Эти деревья упоминаются в таких стихотворениях 1914 года, как "Не ветры осыпают пущи…", "Сохнет стаявшая глина", "Чую радуницу божью…", "Ус", "Туча кружево в роще связала" (1915 г.).

В стихотворении Есенина "Пороша" (1914 г.) главная героиня — сосна выступает как "старушка":

Словно белою косынкой
Подвязалася сосна.
Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку…

Лес, где живет героиня, сказочный, волшебный, тоже живой, как и она.

Заколдован невидимкой,
Дремлет лес под сказку сна…

С другим сказочным, волшебным лесом мы встречаемся в стихотворении "Колдунья" (1915 г.). Но этот лес уже не светлый, радостный, а наоборот грозный ("Роща грозится еловыми пиками"), мрачный, суровый.

Ели и сосны здесь олицетворяют злое, недоброжелательное пространство, нечистую силу, живущую в этой глуши. Пейзаж написан темными красками:

Темная ночь молчаливо пугается,
Шалями тучек луна закрывается.
Ветер – певун с завываньем кликуш…

Рассмотрев стихотворения, где встречаются образы деревьев, мы видим, что стихи С. Есенина проникнуты ощущением неразрывной связи с жизнью природы. Она неотделима от человека, от его мыслей и чувств. Образ древа в поэзии Есенина предстает в том же значении, что и в народной поэзии. Авторский мотив "древесного романа" восходит к традиционному мотиву уподобления человека природе, опирается на традиционный троп "человек — растение".

Рисуя природу, поэт вводит в рассказ описание человеческого быта, праздников, которые так или иначе связаны с животным и растительным миром. Есенин как бы переплетает эти два мира, создает один гармоничный и взаимопроникающий мир. Он часто прибегает к приему олицетворения. Природа — это не застывший пейзажный фон: она горячо реагирует на судьбы людей, события истории. Она любимый герой поэта.

3. Выразительное чтение наизусть отрывка из оды М.В. Ломоносова (по выбору обучающегося из программы 9-го класса).

Билет № 10

1.Жанр баллады в творчестве В.А. Жуковского (на примере баллады «Светлана»).

Выдающийся человек своей эпохи, В. А. Жуковский придал своим романтическим стихотворениям глубоко личный характер. Он считал, что «жизнь и поэзия – одно». Лирические стихотворения поэт писал всю жизнь, но славу ему принесли более 20 баллад. С появлением в русской поэзии этого жанра связывали начало эпохи романтизма. Несколько баллад были написаны предшественниками Жуковского, но только он сумел создать новые, «душевные» баллады, которые сразу нашли путь к сердцам читателей.

Балладе «Светлана» автор придает типично русский колорит. Сюжет почти тот же, но концовка другая. Эту балладу Жуковского вспомнил Пушкин, когда писал сон Татьяны:

Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали…

Действие баллады разворачивается во время гаданья сельских девушек на суженого. Сидя перед горящей свечой и зеркалом в темной комнате, Светлана, обмирая от страха, видит в зеркале своего жениха, пропавшего год назад. Ровно в полночь является жених Светланы и зовет ее немедленно ехать венчаться. Кони несут санки сквозь вьюгу, бледный и унылый жених не говорит ни слова. Ворон, кружась над ними, предвещает печаль. Наконец, у небольшой хижины сани остановились и исчезли разом кони, сани и жених. Оставшись одна, Светлана, шепча молитвы, рискнула войти в хижину, где увидела гроб. Под белым полотном зашевелился мертвец. Белый голубок, символизирующий крепкую веру, охраняет Светлану, не дает покойнику дотянуться до нее. Светлана узнает в мертвеце своего жениха и… просыпается. Автор снова рисует героиню в комнате перед зеркалом, но в окне уже утренний свет. Девушка расстроена ужасным сном, но тут слышит звон колокольчика. Это вернулся ее жених, он по-прежнему любит Светлану. Концовка баллады пронизана солнцем, светом, счастьем влюбленных. В заключительных словах баллады Жуковский формулирует нравственный закон:

Здесь несчастье – лживый сон;
Счастье – пробужденье.

Автор желает своей героине, чтобы ее миновали грусть, печаль, беды жизни, а дни ее были бы полны весельем и радостью. Главная мысль этой баллады – торжество любви над смертью.

Жуковский своим романтическим творчеством подготовил появление в русской литературе гения Пушкина. Поэт внес огромный вклад в развитие русской лирики.

Основная тема его баллад – преступление и наказание. Жуковский обличал различные проявления эгоцентризма. Постоянный герой его баллад – сильная личность, сбросившая с себя нравственные ограничения и выполняющая личную волю, направленную на достижение сугубо эгоистической цели. Варвик (из одноименной баллады) захватил престол, погубив своего племянника, законного престолонаследника, ведь Варвик хочет царствовать. Жадный епископ Гаттон («Божий суд над епископом») не делится хлебом с голодающим народом. Рыцарь Адельстан, как новый Фауст, связывается с дьяволом, страшной ценой покупая у него личную красоту, рыцарскую доблесть и любовь красавицы. Разбойники убивают безоружного поэта Ивика в лесу. Поэт указал и на аморальность в семейных отношениях: когда муж-барон участвует в сражениях, жена изменяет ему с тем, кто тоже называется рыцарем. Но он убивает своего соперника не в честном поединке, не по-рыцарски, из-за угла, тайно, трусливо, оберегая себя самого от опасности. Каждый думает только о себе, только о своем благе.

Среди баллад Жуковского особое место занимает цикл о любви: «Людмила», «Светлана», «Ленора», «Алина и Альсим», «Эльвина и Эдвин», «Эолова арфа», «Рыцарь Тогенбург». Жуковский формировал ту теорию романтической любви, от которой отталкивались другие поэты: романтики развивали ее, углубляли, обогащали или показывали образцы романтических антитез; реалисты пародировали, возражали, опровергали. Но Жуковскому принадлежала заслуга создания определенного этического эталона.

Природа в балладах Жуковского справедлива, и она сама берет на себя функцию мести за преступление: река Авон, в которой был потоплен маленький престолонаследник, вышла из своих берегов, разлилась, и в яростных волнах потонул преступный Вар-вик; мыши открыли войну против епископа Гаттона и загрызли его; журавли одним своим видом дали знак об убийцах Ивика, а к преступному Адельстану, который ценой жизни сына покупал успех и любовь богатой и знатной красавицы, наказание пришло из самой воды, из нее высунулись страшные лапы, в которые он упал. В балладном мире природа не хочет вбирать в себя зло, сохранять его, она выбрасывает его из жизни и поглощает, как бы пожирает. У Жуковского получается: преступление совершается, никто не сумел остановить преступника или помешать ему, да и некому было это сделать. Никто часто и не знает о черных его замыслах. Зло будто бы торжествует, и все говорит за то, что оно остается безнаказанным.

Согласно Жуковскому, преступление вызвано индивидуалистическими страстями – честолюбием, жадностью, ревностью, эгоистическим самоутверждением. Человек не сумел обуздать себя, поддался страстям, и его нравственное сознание оказалось ослабленным. Под влиянием страстей человек забывает свой нравственный долг. Но главное в балладах – все же не сам акт преступления, а его последствия – наказание человека.